Лидер «Национального корпуса» Андрей БИЛЕЦКИЙ: «Половина людей, которые воевали за Украину, разговаривает на русском языке»

«Нацкорпус» выводил под 20 тысяч человек»

— Спрошу вас как харьковчанка харьковчанина и как выпускница Харьковского национального университета име­ни Каразина с красным дипломом выпускника Харьковского национального университета имени Каразина, и тоже с красным дипломом. Вы готовы к честному, неконъюнктурному, неполитическому разговору?

— (Улыбаясь). Как минимум, попытаемся.

— Я ожидала другого ответа, более утвердительного. Ну ладно.

— Но вышло более честно.

— Поехали! Если возникнет необходимость, сколько ребят лично вы сможете организованно вывести на какую-либо акцию?

---

---

— Ну, если мы говорим про общественную деятельность...

— ...про любую...

— ...уличную, политическую, то мы выводили и под 20 тысяч человек. Учитывая, что сейчас достаточно быстрый рост идет по регионам. «Национальный корпус», националистическое движение охватывают большие города, мы идем в меньшие города и даже в села. В ближайшее время, думаю, и цифра будет, соответственно, больше.

— Значит, 20 тысяч у вас по всей Ук­ра­ине?

— Это реальный актив, если вы спрашиваете о военной составляющей.

— Кто эти люди? Воины АТО, военнослужащие, полицейские, студенты?

— Разумеется, не полицейские.

— Может, экс-полицейские?

— Если говорить о тех, кто составляет большинство членов партии и движения, то, наверное, это в первую очередь украинская молодежь. Работающая и студенческая. Много сегодняшних ветеранов, а вчерашних бойцов с востока.

— Какой примерно процент бойцов АТО из этих 20 тысяч?

— Не менее 15-20 процентов. В руководящем составе — немногим более половины.

— Если бы вы были президентом Ук­ра­ины, какие первые три шага вы бы сделали?

— Понимаете, любые разговоры о «трех шагах» во многом профанация.

— Но они показательные и важные!

— Ок. Тогда первый вопрос, безусловно, экономический. Налог на выведенный капитал. Государство нуждается в деньгах, которые нужно вливать в экономику. Сейчас мы их получаем под фантастические проценты через государственные заимствования или кредиты МВФ.

— Объясните людям, что бы вы сделали. Вы скажете: «Олигархи, давайте возвращать все свои сбережения из-за рубежа в Украину, инвестировать?». Так это выглядит?

— Говорю для людей. Ежегодно 20 миллиардов долларов вымывается из Украины по нескольким схемам. Офшоры либо экспортно-импортные операции, которые проводят олигархи.

— Либо кеш, который просто вывозится чартерными самолетами.

— Все же это меньшая часть. В первую очередь это такие наполовину прозрачные схемы. Положив им конец, мы как раз получим те деньги, финансы, которые можно влить в экономику Украины. Зачем их вливать? Нужны большие инфраструктурные проекты, которые дадут возможность...

— Для чего — понятно. Но как сделать, чтобы эти деньги вернулись? Что вы скажете олигархам?

— Они — граждане Украины.

— (Смеется). Не факт.

— Формально. Если есть сильный президент, то у него сильная вертикаль. Ему не нужно собирать этих людей и говорить с ними по отдельности. Будет проведен закон, который лишит возможности выводить деньги или обяжет платить большой налог за вывод денег.

— Как завести деньги назад, как стимулировать?

— Давайте начнем с простого. Чтобы финансы оставались в стране. Сейчас они вымываются.

— Второй шаг?

— Второе. Эти деньги нужно будет во что-либо вкладывать. Считаю, что в первую очередь в крупные инфраструктурные проекты, потому что они дадут большое количество рабочих мест с нормальными зарплатами. И это вернет сотни тысяч, миллионы...

— ...людей, которые выезжают...

— ...тех, кто сейчас за рубежом. Третий вопрос — это международная ситуация, положение на Донбассе. Надо прекратить играться в минскую площадку, абсолютно себя изжившую. Необходимо переходить, скажем, к будапештской площадке.

«Мне будет сложно разговаривать с Путиным, учитывая, что я терял на этой войне не воображаемых людей, а своих друзей»

— Как вы, будучи президентом, убедите президента США Дональда Трампа и премьер-министра Великобритании Терезу Мэй сесть рядом с президентом России Владимиром Путиным и с вами?

— У Украины есть, на самом деле, простой механизм. Украина отдавала ядерное оружие. Ей не просто так пообещали неприкосновенность ее границ, верно? Ей обещали под что-то, и она отдала ядерное оружие. Если Соединенные Штаты Америки и Великобритания как подписанты не хотят возвращения к будапештскому формату и меморандуму, то Украина де-юре имеет все права и обязанности перед собственным народом возвратить ядерный статус.

— Возможностей нет.

— Бросьте! Пока что есть. Поверьте мне, одна мысль о расширении «ядерного клуба», причем абсолютно официальном и законном, вынудит и Трампа, и Мэй сесть за стол переговоров и значительно серьезнее давить на Россию. Минск — абсурдный формат. Мы разговариваем непонятно с кем и непонятно почему. Он ни к чему не привел более чем за три года.

— Задам вам вопрос, который часто задаю своим гостям. Представьте, что вы в одной комнате с Владимиром Путиным, смотрите ему в глаза. Что вы ему скажете?

— (Задумался). Мне будет довольно сложно разговаривать с этим человеком, учитывая...

— ...уточню: а что вы сделаете?..

— ...что я терял не воображаемых людей на этой войне, а своих друзей по подразделению. Так что будет, безусловно, непросто. Говорить с ним просто так нет смысла. Нужно иметь карты на руках. А это — и США, и Британия, которых нужно вынудить...

— Эмоции у вас есть? Какой была бы первая эмоциональная реакция?

— Конечно, есть. Злость. Но мы политики. Мы должны думать о конкретных вещах, о том, чего мы хотим добиться. Должна быть четкая задача. Для начала — решение вопроса Донбасса. По возможности — дипломатическим путем через будапештский формат.

— Вы пойдете в президенты Украины?

— Много раз за последние два месяца отвечал на этот вопрос.

— Но ответ мог и измениться?!

— Мог. Постараюсь четко и кратко изложить свое отношение к вопросу о президентстве. Я верю, что должен быть выдвинут единый кандидат от националистических сил. Верю, что это вопрос переговоров. Это может сыграть.

— Давайте пересчитаем националистические силы, кто это?

— Партийные структуры?

— Да.

— «Национальный корпус», «Правый сектор», ВО «Свобода».

— И все?

— На данную минуту это все националистические политсилы.

— А С14?

— Это точно не политическая партия.

«Националисты, постоянно утверждающие, что нация должна быть внутренне единой, не могут, к сожалению, выставить единый фронт на выборы»

— Переформулирую вопрос. Вы хотели бы стать президентом Украины? На собраниях, где обсуждается единый кандидат, вы свою кандидатуру предлагаете?

— Обсуждать процесс переговоров на телевидении — не совсем правильно. Это будет выглядеть нехорошо. Если вы спрашиваете меня, считаю ли я себя готовым? Да, считаю, что готов. Потому что чувствую, что могу нести ответственность. Понимаю, что такое ответственность. Не теоретическая или политическая, а военная, фронтовая.

— Вы заявляли, что не позже 14 октября этот кандидат станет известен.

— Это правда.

— Уже декабрь. Что помешало назвать имя?

— Переговоры затянулись.

— Кто их затягивает? Назовите имя.

— Вопрос не в том, кто их затягивает, а...

— ...как раз чаще всего — именно в этом.

— Нет. Здесь вопрос — почему они затянуты. У нас различное видение создания единого националистического фронта и выдвижения единого националистического кандидата. Я вижу это следующим образом. Нет смысла выдвигать единого националистического кандидата, если не делаются шаги по созданию единой националистической партии, которая в 2019 году должна идти на выборы и побеждать. Две, три, четыре колонны националистов — это абсурд.

— Хотите сказать, что сперва из националистических партий надо сделать одну партию или блок и после этого сказать: вот есть единый кандидат? А «Свобода» что говорит? Каково ее видение?

— К большому сожалению, многим бренд сейчас важнее, чем вопрос единства. Понимаю, бренд существует много лет, иногда десятилетий, это история нескольких фамилий... Но ведь это путь в никуда, абсолютно. Националисты, постоянно утверждающие, что нация должна быть внутренне единой, не могут, к сожалению, выставить единый фронт.

— То есть «Свобода» говорит, что у нас есть Руслан Кошулинский, а не Билецкий?

— Еще раз: вопрос не в фамилии.

— Или в фамилии?

— Нет. (Качает головой). Открою не­большую тайну. В мае 2018 года я согласился, невзирая на собственные амбиции и амбиции «Национального корпуса», во многом обоснованные успехами на фронте, на единого кандидата от «Свободы». Тогда им был Олег Тягнибок. Потом он снялся. Не считаю, что это правильно, потому что это уничтожает принцип лидерст­ва.

— Почему, кстати, снялся? Уж вы-то знаете?

— Лучше у них спросить. Возможно, просто устал... То есть тогда, в мае, мы согласились поддержать кандидата от «Свободы». Но должны были быть предприняты практические шаги, создана дорожная карта по учреждению единой партии. Ни один шаг на данную минуту не сделан.

— Сколько процентов вы оставляете на то, что все-таки будет единый кандидат, а не два: вы от «Нацкорпуса» и Кошулинский от «Свободы»? Сколько процентов на то, что договоритесь?

— Не стану подсчитывать проценты. Не хочу. Этого просто нужно добиться. Буду заниматься этим.

— Вы заявляли, что ваши активисты, «нацдружины», ежедневно выходят на патрулирование улиц украинских городов и борются с наркоторговлей и, цитирую, «алкогольным геноцидом украинского народа». Хотела бы, чтобы вы конкретизировали. Какие города Ук­ра­ины патрулируют ваши активисты, сколько этих активистов? К примеру, в Киеве, в Харькове, во Львове?

— Что такое «национальные дружины»? Это общественные формирования, созданные парнями, там много ветеранов...

— ...а девушки есть?

— Есть. Конечно. И спортивные проекты «национальных дружин» очень активно привлекают девушек. Не только силовые единоборства. Сейчас они хотят попробовать открыть в Киеве танцевальную студию. Вот такие неожиданные «национальные дружины»! (Усмехается). Так вот, они созданы именно ветеранами АТО. Я это, конечно, поддерживаю. В руководстве немало моих друзей или боевых товарищей. Насчет их борьбы с наркоторговлей, алкоточками и так далее. Мы помним, сколько после марша «нацдружин» было разговоров, страхов, пересудов...

— ...поговорим еще на эту тему...

— ...о том, как они могут быть использованы. Прошел почти год. Только в Киеве закрыли больше 100 «наливаек», которые действовали незаконно. А наркоточки вообще серьезная, совершенно несмешная тема.

— Объясните мне механизм, это важно. Ваши дружинники выходят на улицу днем... Или вечером? Когда патрулирование происходит?

— И днем, и вечером. И ночью.

— Вот группа выходит. Она знает, что вот там — «наливайка». Приходит в эту «наливайку». А дальше что?

— Я быстро закончу про наркоточки, и перейдем к механизму. Война с украинской наркомафией — огромная история. Мы много сейчас говорим о нападениях на активистов. В Павлограде не так давно нашего активиста из «национальных дружин» наркоторговцы из Запорожья поломали, искалечили, он находится в реанимации. Этот человек еще до создания «национальных дружин» занимал активную общественную позицию по вопросу наркоторговли. И подобное постоянно происходит. Но заслуги громадные. После этого случая в Павлоград съехались сотни ребят со всей Украины. Там уже две недели невозможно купить наркотики! Никак, ни в каком виде! Ни соли, ни амфетамины, ничего. Это временная победа, небольшая, но она есть.

— Вернемся к конкретике.

— Если говорить о практической плоскости, как все происходит. Во-первых, надо понимать, что это ведь не полиция. Ребята занимаются этим в свободное от работы и учебы время.

— Они где-то работают? Вы говорите, что и днем, и ночью ходят. Когда же успевают работать?

— Конечно, работают. Они не патрулируют, как полиция, рабочий день, восемь часов.

— Это их хобби?

— Безусловно.

— За которое они не получают денег?

— Не получают ничего. Сами покупают снаряжение, самостоятельно тренируются. Они получают коллектив единомышленников.

— И вот коллектив приходит в «наливайку»...

— Как это работает? Обычно сначала происходит разведка района. В прямом смысле слова. Обнаруживаются «наливайки», наркоточки, такого рода язвы общества. С «наливайками» и «игровухами» все крайне просто. Заходит 17-летний юноша, покупает там это все, фиксирует всю историю. Вызывается полиция. Далее — два варианта. Либо полиция закроет «наливайку» или наркоточку, либо никак не отреагирует. Из трех случаев в двух она никак не реагирует и только в одном — закрывает. Это идеальный вариант: ребята выполнили задание, точки нет, больше не надо ничего делать. А если полиция не реагирует, то после написания второго заявления точка физически закрывается. Просто запирается. Чаще всего — при поддержке местных жителей.

— Как полиция реагирует на то, что пришли какие-то люди и частную собственность закрывают?

— Там нет частной собственности. В квартире не может быть притона. Кроме того, написано несколько заявлений о преступлении, но на них нет реакции полиции. Поэтому обычно, когда фактическое закрытие произошло, когда справедливость ребятами восстановлена, полиция все это фиксирует, забирает нелегальный метиловый спирт или прекурсоры для наркотиков. Де-факто все произошло — и она начинает это де-юре оформлять.

«У губернаторов после создания муниципальных гвардий появились частные полувоенные структуры. У каждого полууголовного бизнесмена, авторитета есть крупные полукриминальные группировки»

— Когда в центре Киева состоялся парад «национальных дружин», это вызвало огромный резонанс в украинском обществе. Многие говорили, что правом на насилие должно обладать исключительно государство. Многие испытали страх... Министр внутренних дел Арсен Аваков выступил с заявлением: «Моя личная позиция совпадает с официальной. МВД не станет терпеть никаких парамилитарных образований. Говорю это всем, в частности Андрею Билецкому. Как министр внутренних дел никогда не позволю, чтобы монополия на насилие не принадлежала государству, чтобы порядок на улицах регулировал кто-либо, кроме государства». У вас был тогда разговор с Арсеном Аваковым?

— Ну, видите, он озвучил все эти вещи в Facebook или на каком-то канале.

— Да, журналистам сказал.

— Политики обычно говорят через телекамеры. О чем с ним разговаривать? Прошел год.

— Был разговор, что он вам говорил?

— Не было никакого разговора.

— Не было?

— Нет.

— Он сказал журналистам, что беседовал с вами, а на самом деле?

— Он обратился через телекамеру ко всем, в том числе к Андрею Билецкому, насколько я понял из текста, и заявил, что не допустит парамилитарных образований.

— Из контекста следовало, что он с вами разговаривал.

— Скажу то, что, возможно, удивит Арсена Авакова. У губернаторов путем создания муниципальных гвардий появились частные полувоенные структуры. У каждого наполовину уголовного бизнесмена, авторитета есть крупные полукриминальные структуры. Их деятельность не публичная, они не являются общественными организациями, не ставят четких целей, например, бороться с наркотиками.

— Вооруженные?

— Абсолютно точно.

— Это вам известно?

— (Кивает). Эти банды существуют в каждой области нашей страны. У контрабандистов есть громадные силовые группировки.

— Вы готовы написать заявление Ава­кову, в котором расписали бы конкретно людей, которые содержат карманные армии?

— Полагаете, что Аваков и милиция настолько не владеют ситуацией в стране?

— Вам виднее.

— Подозреваю, что это не так.

— Но заявление готовы написать?

— Каждый подобный факт, о котором мы узнаем, мы обнародуем. Мы боремся с такими структурами. И в Харькове такое происходило, и в Сумах...

— К примеру, назовите, у кого есть такие армии?

— Нужны фамилии?

— Давайте.

— Давайте подумаем. Губернатор Николаевщины однозначно имеет собственные группировки. Из уголовных авторитетов. Лера Сумской, например. Его группировки контролируют громадный участок украинско-российской границы. У них оружие, их много. Вот уже две фамилии... Мы с этим активно боремся.

— Как?

— По-разному.

— Реально, как вы можете это делать?

— (Улыбаясь). В частности, законными методами. Пытаемся обратить внимание на это. В областях наши структуры этим занимаются. Банды, парамилитарные группировки существуют, и, поверьте, они меньше всего похожи на общественные организации. У них нет целей, и они ни в коем случае не собираются светиться. У политика Виктора Медведчука, между прочим, кроме канала «112», есть в Киеве охранное агентство. «Сварог» называется, если мне память не изменяет. На самом деле, оно является спортивной, полукриминальной, хорошо вооруженной бандой. Его можно назвать парамилитарной структурой. Так что давайте не искать того, чего нет, в «национальных дружинах». Ветераны, студенты, рабочие, взрослые разумные люди желают навести порядок там, где полиция не наводит. А те «конторки» существуют...

— Андрей, поймите, не все милитаризованные организации ходят по Крещатику, демонстрируя свои возможности и силу.

— Тот, кто ходит по Крещатику, как минимум, показывает, что у него нет ничего темного за душой. Он открыт, он демонстрирует себя.

— Но вы наверняка замечали, что в обществе пока, кроме страха, это ничего не вызывает.

— Думаю, это совершенно не так.

«Если все стены в городе разрисованы рекламой наркотиков и тысячи людей делают закладки, не может быть, чтобы другие, как овцы, просто смотрели на полный беспредел»

— Я общалась с разными людьми. Не только с журналистами и политиками, которым тоже страшно. Вы утверждаете, что создали «дружины», чтобы защищать. А люди говорят: мы хотим, чтобы нас государство защищало. Вы не являетесь государством, вы не министр внутренних дел, не президент. Государство не возлагало на вас подобных функций. Люди боятся, и вы должны это понимать, очевидно.

— На 100 процентов с вами соглашусь. Теоретически государство обладает абсолютной монополией на насилие. Теоретически. Однако эта монополия не просто так у него появилась, да? Общественный договор и тому подобное. Государство объясняет свою монополию принципом справедливости. Что люди будут защищены...

— ...законы должны работать...

— ...что границы будут железные, нерушимые. Если принцип справедливости нарушен... Как вы думаете, почему полиция в двух из трех случаев не реагирует на наркоточки?

— Почему?

— Потому что полиция получает от этих наркоточек отступные. Это единственная причина, по которой она не реагирует на беззаконие. Если сложилась такая ситуация, если все стены в городе разрисованы рекламой наркотиков и тысячи людей делают закладки, то, простите, не может быть, чтобы другие, как овцы, просто смотрели на полный беспредел. Обычные ребята, пришедшие с войны, студенты, которые хотят что-то дать своей стране. Давайте вспомним 2014 год. Теоретически никакие добробаты не могли быть созданы. Нельзя было создавать партизанские отряды. Но на самом деле первыми начали воевать и давать отпор в 2014 году гражданские люди. Мы в Харькове, затем — на Донбассе, появились добробаты. Не выполняло тогда государство силовых функций, верно? Поэтому людям пришлось реагировать. Сейчас то же самое.

Что касается «нацдружин», то тогда возник настоящий шабаш. Власть демонизировала их по всем возможным каналам, потом это подхватили... Но прошел год. И оказалось, что «национальные дружины» были первыми в Калиновке или Ичне. Когда взрывались склады, «национальные дружины» появлялись быстрее и эвакуировали людей из самых страшных мест. И в Калиновке, и в Ичне это отлично помнят.

— Что вы думаете об Арсене Авакове?

— Что это министр внутренних дел.

— Случались ситуации, когда он удивил вас чем-либо?

— Ну, давайте так. Мои взгляды на Авакова разделены на две совершенно разные плоскости. Я считаю, что Аваков был большой молодец, когда разрешил создание добровольческих батальонов и активно помогал им, введя большую их часть в правовое поле, обеспечив хоть каким-то оружием. Раньше было просто издевательство. В ВСУ запретили решением президента Петра Порошенко создавать подобные структуры. Десятки тысяч человек нашли себя в МВД. В этом плане — его позитивный кейс, он с ним останется. А что касается Министерства внутренних дел... (Пожимает плечами). Не считаю, что оно работает эффективно и что была эффективно проведена полицейская реформа. Это мое мнение.

— То есть вам Арсен Борисович как министр внутренних дел не нравится?

— Я не в восторге ни от политической концепции, ни от идеологии (если она вообще там есть) «Народного фронта» и Министерства внутренних дел.

— Как и когда вы познакомились с Аваковым?

— Примерно в конце лета 2014 года. На тот момент я возглавлял батальон «Азов». Уже после взятия Мариуполя и Марьинки.

— Он вам позвонил? Или как это было?

— Нет. Тогда все мотались по разным вопросам. В основном решали вопросы вооружения, экипировки. Периодически, раз в две недели, я ездил в Киев. В один из таких приездов мы, несколько командиров батальонов, и познакомились с Аваковым.

— Кто вас познакомил и о чем был разговор, помните?

— Если честно, не совсем хорошо помню. Не могу сказать, что это событие стало знаковым для меня. Слухи о том, что я, будучи харьковчанином, водил знакомство с Аваковым до войны, смешны. Это неправда. Как харьковчанка вы можете подтвердить, что не все в Харькове знакомы друг с другом.

«Сейчас мы обсуждаем с Порошенко и Аваковым вывод добровольческих подразделений Нацгвардии на фронт»

— В кулуарах ходят слухи, что Арсен Аваков влияет лично на вас и на «Нацкорпус». Вы в комментариях всегда говорите, что это неправда. Однако слухи не исчезают. Даже Bellingcat, авторитетная расследовательская группа, писала, что связь есть.

— Bellingcat периодически пишет абсолютную ахинею. Например, о том, что они назвали противотанковыми комплексами.

— Но у них есть расследование о российском «Буке», и о «солсберецких» они делали. Так что я думаю...

— ...И в то же время история о противотанковых комплексах была совершенным абсурдом, от первой до последней буквы.

— А почему эти слухи возникли? Дыма ведь без огня не бывает.

— Все очень просто, мне кажется, если говорить об этой условной связи. Я создал батальон, потом полк. Сейчас он — одна из наиболее боеспособных украинских час­тей, самое крупное добровольческое под­разделение в стране. Более тысячи бойцов сейчас служит. Он входит в структуру МВД. Вернее, в Национальную гвардию Украины, которая входит в структуру МВД. Так же, как батальоны «Донбасс», «Днепр» и другие. Это произошло не потому, что так хотелось, а потому, что в 2014 году, после «Айдара», в Вооруженных силах запретили создание добровольческих подразделений. Исключительно из-за этого. Вертикаль Национальной гвардии подчинена Авакову. Секрет Полишинеля. Не вижу здесь сложностей, понятная ситуация.

— Когда вы последний раз общались?

— Последний раз не так давно. Сейчас обсуждается с Порошенко и Аваковым вывод добровольческих подразделений Нацгвардии на фронт.

— С фронта или на фронт?

— На фронт. Официальный вывод.

— Чего вы добиваетесь?

— Чтобы одни из самых боеспособных подразделений, укомплектованные мотивированными людьми, которые из-за политических игр отстранены от выполнения непосредственных задач или выполняют их, скажем так, неформально, выезжая к своим товарищам в Вооруженные силы, вышли на передовую. Чтобы вновь вернулись к выполнению конкретных задач.

— И что вам отвечают Аваков и Порошенко?

— Давайте некоторое время подождем. Лучше за них скажут их дела, а не слова.

— Вы сказали, что вам не очень нравится Аваков как министр внутренних дел. У вас есть лучшая кандидатура на этот пост?

— Давайте перед обсуждением кандидатур на пост министра внутренних дел вернемся к Авакову. Почему мне сложно отвечать на вопрос о нем? Если бы его хоть раз мне задали с каким-либо фактом, можно было бы о чем-то говорить.

— Но, говоря о карманных армиях губернаторов, вы тоже фактов не приводите. Только: «Я точно знаю, что там и там...». И в этом случае так же. Могу процитировать не слухи из кулуаров, а вашего коллегу (депутата Верховной Рады от Блока Петра Порошенко Сергея Каплина), который об этом говорит. Идут постоянно какие-то заявления.

— Так и я говорю: это факты или просто слова ни о чем?

— Хорошо, проехали. Кто, на ваш взгляд, будет лучше, чем Аваков, как министр внутренних дел?

— Постоянно в Украине все упирается в фамилии.

— Но так ведь и есть.

— Нет.

— Роль личности в истории, мировой и украинской.

— (Улыбаясь). Она была осуждена не помню на каком съезде Коммунистической партии, роль личности.

— Коммунистическая партия — не наш рулевой, зачем на нее смотреть?

— Все-таки я подхожу иначе. Нормальные страны функционируют по общим принципам, а не от личности до личности. Талантливая личность или нет, грязная или честная — их нужно загонять в правила. Я считаю, что должности генерального прокурора, руководителя Службы безопасности не могут быть предметами политического торга. Просто-напросто надо выбирать из профессионалов.

— Например, из кого?

— Послушайте, я не знаток профессионалов из системы МВД.

— Вы же полковник полиции, кажется?

— Я подполковник Национальной гвардии.

— А я вас повысила уже! Будете полковником!

— Существенно повысили и перевели в другое ведомство. У меня военное звание, а не специальное полицейское.

— Процитирую вашего коллегу —­ лидера Радикальной партии Олега Ляшко. Он сказал: «Я автор закона об освобождении Андрея Билецкого из тюрьмы. Это я освободил его, когда он сидел два с половиной года в Харькове, в камере-одиночке». Вы благодарны Олегу Валерьевичу?

— (Задумался). Нет.

— Вы что, неблагодарный человек?

— Поясню почему. Это по-человечески нехорошее заявление. Да, Олег Валерьевич поставил свою подпись под этим законопроектом. Но тогда под Верховную Раду пришла не одна тысяча ребят, футбольных фанатов, которые требовали закона об освобождении политических заключенных. Не было давления со стороны Олега Валерьевича.

— Вы ему потом говорили, что все было не совсем так, как он утверждает?

— Неоднократно говорил.

— И что он вам отвечал?

— То же самое, что и вы сказали. «Вы неблагодарные люди». Своим легендарным голосом. Мы, тогдашние политзаключенные, которые вышли на свободу по этому закону, намного больше благодарны всему огромному количеству людей, стоявших на Майдане, ребятам, которые не забывали о нас, проводили марши, выходили под Верховную Раду с требованиями. Частично — Олегу Валерьевичу. Но Олег Валерьевич тоже должен быть очень благодарен тем же людям. Именно те политзаключенные создали батальон «Азов». Проценты Ляшко в 2014 году во многом зависели от толерантного отношения тех ребят, которые позволяли ему носить ук­ра­ин­ское знамя по освобожденным украинским городам.

— Поняла, теперь он должен быть вам благодарен. Перебросили... Предлагаю далее полублиц. Вы уже лет 15 возглавляете националистические партии или формирования.

— Исключительно общественные организации. Последние два года — партию.

— Хорошо. Давайте назовем фамилии ваших спонсоров за все эти годы. Кто давал деньги на вашу деятельность? Кто те люди, которых вы можете публично поблагодарить?

— Конечно, есть люди, которые помогают с 2014 года.

— Фамилий пять назовете?

— Могу назвать человека, который едва ли не больше всех нам помог. Это... Кстати, его фамилии я так и не узнал. Это Алекс, собственник прекрасной сети «Милитарист», где одевается половина украинской армии. С 2014 года он сверхактивно помогал нам всем, чем мог. Формой, обувью, многим другим.

— Кто еще?

— Из больших, по-настоящему, людей, это все, наверное.

— Давайте о не таких больших.

— Есть еще юридические фирмы. Но мне сложно обо всех упомянуть. Вся волонтерская помощь подразделениям, которую партия сейчас получает, отражена на сайте НАПК. Мы отчетность сдаем регулярно, и к нам никогда нет вопросов. Пример я вам привел человека, создавшего собственный отличный украинский бизнес.

«Можно носить вышиванку, разговаривать по-украински, громче всех кричать: «Слава Украине!», что сейчас и делают политики, но при этом просто грабить страну»

— Ясно. В последнее время немало ваших коллег по националистическому лагерю говорят, что украинец, разговаривающий на русском языке, является врагом. Как националист и как человек, прекрасно знающий русский язык, вы тоже считаете русскоязычного украинца врагом?

— Я не верю, что так считает значительное число националистов.

— Но те, кто так считает, очень громко об этом говорят. И из-за этого создается ощущение, что все остальные националисты тоже так думают.

— Убежден, что все украиноориентированные люди, все патриоты этой страны считают украинский язык безальтернативным государственным языком. Разумеется, мы боремся и всячески способствуем его максимальному распространению, тому, чтобы он стал языком абсолютного большинства населения. Но не языковой фактор определяет отношение человека к его стране. Это отношение определяется делами человека. Можно носить вышиванку, разговаривать по-украински, громче всех кричать: «Слава Украине!», что сейчас и делают политики, но при этом просто грабить страну.

— Для вас русскоязычный украинец не враг?

— Половина тех людей, которые воевали...

— ...ответьте на вопрос!..

— ...за эту страну, разговаривают на русском языке.

— Сейчас вы потеряли популярность в глазах некоторых ваших коллег-националистов. Не выберут они вас единым кандидатом.

— Здесь правда важнее ложной популярности. Половина разговаривает по-русски. Следовательно, в первую очередь — поступки, что ты вложил в страну, готов ли бороться за нее. Это определяет патриота и националиста.

— Исторически так сложилось, что националистические движения в различных странах создавались либо контролировались спецслужбами. Своей страны или другой. Вас как лидера национального движения пытались завербовать спецслужбы России? А может, других стран? Удалось ли им это?

— А какие примеры вы имеете в виду? Какие националистические движения? Точно так же я могу сказать, что большинство левых или либеральных партий созданы или поддерживаются спецслужбами.

— Да или нет?

— Безусловно, нет. Забавный вопрос, не более того.

— Не забавный, к сожалению. Дополню. Как украинский националист вы же понимаете, что многие акции и заявления ваших коллег — не будем их называть, чтобы не создавать им популярность и славу, — выглядят провокациями, играющими на руку Кремлю. В принципе, создается впечатление, что эти люди либо являются агентами влияния Кремля, получают оттуда деньги, либо они агенты ФСБ России или даже КГБ СССР. Эти люди, их заявления и акции дискредитируют все то, что вы делаете, разве нет?

— Я отвечаю за «Национальный корпус». Возглавляю сейчас партию, полностью за нее отвечаю. Акции и действия «Национального корпуса», я убежден, идут на пользу Украине.

— Но проблему, существующую в вашем лагере, вы осознаете?

— Другие могут отвечать за себя и за свои действия.

— Ваше отношение к некоторым подобным поступкам и заявлениям?

— Опять-таки говорим слишком эфемерно. К каким поступкам? Пример приведите.

— Я не хочу никого популяризировать. Жена кандидата в президенты, которого предлагает партия «Свобода», сделала множество такого рода заявлений. Они ну точно не на пользу Украине и украинцам.

— Не знаю, о каких заявлениях речь, потому тяжело комментировать.

— Да перестаньте, Андрей.

— Серьезно, не знаю. Не очень активно за этим слежу.

— Приведу вам еще одну цитату. В британской газете The Telegraph летом 2014 года вышла статья, в которой были ваши слова: «Историческая миссия нашего народа в этот критический момент состоит в том, чтобы возглавить белые расы мира в финальном крестовом походе для их выживания. Крестовый поход против возглавляемого семитами недочеловечества». Отсюда два вопроса. Являетесь ли вы антисемитом и расистом? А если вы этого не говорили, то подали ли вы иск в суд на The Telegraph?

— (Усмехаясь). Я даже позволил вам дочитать. Хотя с самого начала понял, о чем речь.

— Ну, цитата такая, что нельзя не дочитать.

— Прямо улыбаюсь.

— Это ведь не Russia Today, понимаете?

— Отвечаю на первый, второй и третий вопросы.

— Третьего не было, но все равно отвечайте!

— Являюсь ли я приверженцем расизма и антисемитизма? Нет, не являюсь. Более того, если вы спросите, какие страны я считаю примерами для развития Украины в ближайшие 20 лет, то это в первую очередь Израиль и Япония. Следовательно, отпадают как расизм, так и антисемитизм. Теперь о цитате и о The Telegraph, на самом деле — весьма желтой газете.

— Одна из старейших в Британии.

— Там она считается желтой. Откуда она взяла эту цитату, и почему я не собираюсь ее комментировать? Нет записи, где я это говорю, этой фразы нет в моем Facebook, которого у меня тогда и не было.

— Откуда же она появилась?

— Это заявление прозвучало во время одного из международных форумов из уст Сергея Лаврова, министра иностранных дел Российской Федерации. Он первый произнес эту ахинею, даже не объясняя, где он это взял. И все потом начали на нее ссылаться. Происхождение этой фразы вообще непонятно. Нет ни одного источника. Это сказал Лавров, так что, извините, это его цитата, а не моя. Ко мне она отношения не имеет.

— Но в суд не подаете?

— На кого? На Лаврова? Они его цитировали.

— Короткий лирический вопрос. СМИ писали, что в 2016 году вы развелись. Сегодня Андрей Билецкий — завидный жених?

— Не завидный. Просто неженатый человек.

— Девушки в Facebook пишут? Популярность есть в этом плане?

— Facebook веду, но почти не читаю, что там пишут. На ответы времени не хватает.

— Спасибо вам за интервью!

— И вам спасибо!

Записал Николай ПОДДУБНЫЙ

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter