Жить грешно и умереть смешно
Никогда не забуду, как я, совсем молодой писатель, впервые попавший в Ирпень, где находился Дом творчества Союза писателей Украины, глядел на двух классиков родимой литературы, надравшихся до полного охренения.
Классики что-то орали, мешая слова, используемые в печатных текстах, с непечатными. С тех пор прошло много лет, и, увы, я повидал немало подобных зрелищ. Как следствие — перестал читать некоторых писателей-современников, которых слишком часто наблюдал в непотребном состоянии. Ничего не могу поделать: не в силах убедить себя, что человек, напоминающий не самое лучшее из млекопитающих, способен написать хорошую книгу.
Это неправильно. Книги пишутся людьми, имеющими право выпить, — такое же право есть у всех остальных. Все зависит от дозы — некоторые стаканы в английских барах размечены, и у отметки, обозначающей предельную дозу, нарисован поросенок. То есть права на приватность никто не оспаривает, но пьющий должен сам знать предел, до которого можно «отпустить вожжи».
Если он такого предела не ведает, то становится опасен, как автомобиль без тормозов. В общем, лучше не разглядывать любимых актеров, когда они не на сцене и не загримированы, не надо запоминать писателей, несущих разную ерунду. Не надо помнить, что Тарас Шевченко страдал запоями, а Федор Достоевский проигрывался до последнего, занимал деньги без отдачи и обижал супругу. Как-то я начитался всякой чепухи о Гоголе, моем любимом писателе, о том, как ему ставили пиявок на длинный нос и как противно он при этом выглядел. Не надо было в такое вникать, в дальнейшем это мешает восторженному восприятию гениальных книг Николая Васильевича.
Как писал Есенин: «Лицом к лицу лица не увидать»... Однажды мне довелось обнаружить в знаменитом калифорнийском Гуверовском фонде, в собрании документов о жизни нашей страны в XX веке, целый пакет воспоминаний о Сергее Есенине. Были записи о том, как он продавал одно и то же стихотворение в несколько газет сразу, как обижал влюбленных в него женщин, как дебоширил. Я скопировал все бумаги, достоверность которых сомнения не вызывала, а затем понял, что никогда не стану это публиковать. Зачем? Надо хранить интимную сторону жизни людей, которых мы любим, так же старательно, как мы оберегаем собственные секреты. Тем более что ушедшие от нас великие беззащитны и не могут уже ни перед кем оправдаться.
Впрочем, бывают случаи, когда писатели сами хотят выставить себя напоказ в необычном виде. Тогда другое дело. Иван Барков, которому приписывают авторство непристойной поэмы «Лука Мудищев», прочитанной большинством из нас еще в школе, где ее передавали под партами, завершил — по пересказам — свой жизненный путь странным поступком. Барков разделся догола, натопил камин, затем закрыл вьюшку, чтобы было больше угара, и сунул в камин голову. В задницу себе он вставил записку: «Жил грешно и умер смешно». Но это был его собственный выбор.