Скрипка грає!

Юлия ПЯТЕЦКАЯ. «Бульвар Гордона» 14 Июня, 2005 00:00

То, что в Театре Франко, представлявшем недавно свою премьеру, будет аншлаг, стало ясно уже за полчаса до начала. Проект с украинским рок-лидером Олегом Скрипкой был заявлен заблаговременно, все его ждали и наконец-то дождались.

Ясно было и то, что именно Скрипка планировался как основная приманка для зрителя, а отнюдь не наш выдающийся драматург Иван Котляревский, по пьесе которого московский режиссер Александр Ануров поставил "музично-драматичне рококо".

Актерские способности Скрипки давно уже ни у кого не вызывают сомнений. Олег регулярно участвует в новогодних телемюзиклах, да и на сцене чувствует себя вполне органично.

Другое дело, что сцены-то разные, не говоря уж о телевизоре. Драматический театр - это всегда испытание даже для актеров со специальным образованием и опытом: здесь на одной фактуре, вокальных данных и мелодекламации не выедешь.

Но постановка, видимо, изначально планировалась как некий компромисс между драмой и недрамой. Компромисс удался. Драма - нет. Собственно, как и комедия.

Зато есть музыкальная концепция Олега Скрипки при участии другого нашего известного соотечественника - выдающегося композитора Миколы Лысенко, есть сам Скрипка, играющий выборного Макогоненко, и актеры Театра Франко, которые пляшут и поют. Между прочим, хорошо. Ну а единственной заметной актерской работой в этом разухабистом карнавале стал Возный, теє-то, як його, Тетерваковский в исполнении Петра Панчука, который своим здоровым драматизмом откровенно проваливал всю музыкальную концепцию.

С появлением Возного-Панчука на сцене тут же возникал ироничный, тонкий Иван Петрович Котляревский - классик, ныне полузабытый. Не столько, на мой взгляд, в силу своей неактуальности, сколько излишней европейской игривости. Известно, что Иван Петрович был хорошо образован, хотя писал по-малоросски, много шутил и резвился, насмехаясь надо всеми подряд, включая самого Вергилия, и как-то подозрительно мало страдал. За что и поплатился.

В нынешнем "музыкальном рококо", предложенном Ануровым, места Котляревскому тоже практически не нашлось. Его заглушили, затопали и запрыгали веселые нарядные люди, которые по сюжету вроде бы должны грустить и печалиться, но это как-то не очень заметно, да и несущественно.

Главное, чтобы национальный костюмчик сидел. А костюмчики, надо сказать, отменные получились.

По большому счету, в музыкальной развлекухе текст и сюжет не столь важны. Может, даже совсем не важны. Но некоторая логика хотя бы на визуальном уровне присутствовать все-таки должна.

На этот раз украинская деревня начала 19 века в изложении художника Андрея Александровича-Дочевского предстала в таком поэтическом глянце, что хоть на стенку вешай. Тут тебе и травка зеленеет, и солнышко блестит, и аккуратные уточки дивной целлулоидной красоты, и кораблик в волнах, и соборчик на холме... Сплошная пастораль!

В принципе, никто не запретит художнику иметь авторскую позицию в видении украинского села. Тем более что рококо - стиль легкий, декоративный, но неглубокий. Поэтому гламурные уточки здесь куда уместнее скучных волов или свиней. Но Дочевский так чересчур далеко ушел за своей фантазией, что мое зрительское воображение за ним не поспевало.

Первый раз я растерялась, когда живущие в злыднях Наталка (Татьяна Михина) и ее мать, горемычная вдова Терпылыха (Лариса Руснак), сидя на белых стульях с золочеными вкраплениями и прелестными тканевыми седушками, принялись обсуждать свое незавидное будущее. Дескать, если Наталка не бросит думать о неведомо где пропадающем Петре (Павел Пискун) и не выйдет замуж за приличного человека, они просто помрут от голода. "Така бiднiсть, таке убожество", - то и дело сокрушалась Терпылыха, ерзая на стуле, которому явно неоткуда было взяться в украинской деревне 19 века. Да и в городе 19, 20 и даже 21 века на таких стульях далеко не всякий поерзает. Не говоря уж о том, что сама Наталка и ее мать с большим трудом смахивали не только на нищих и обездоленных, но и на людей, испытывающих хоть какую-то нужду. А вот кто действительно производил впечатление остро нуждающегося, так это Тетерваковский - человек, теє-то, як його, зажиточный.

Через некоторое время к стульям добавился такой же симпатичный, салонного вида столик, появился Скрипка, взял гитару с красным бантом (типичный атрибут украинского патриархального быта) и под причитания Терпылыхи запел нечто жизнеутверждающее.

Пока он пел, меня, как человека, испорченного цивилизацией, не покидала мысль: почему, если уж така бiднiсть и така любов у Наталки к этому проклятущему Петру, взять да и не продать стулья вместе со столиком, чтобы потом на вырученные деньги, ни в чем себе не отказывая до самой старости, поджидать хрустальную мечту своей жизни? Подход, конечно, несколько коммерческий... Ну так, извините, музыка навеяла.

Вообще, декорации поражали размахом и избыточностью, идущими вразрез не только с первоисточником, но и со здравым смыслом. Я долго не могла понять, что символизирует скульптурный лев, притаившийся в сочной траве украинского села и сильно смахивающий на великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Если чью-то богатую усадьбу, то где она, а если ничего не символизирует, то что он тут делает напротив убогого Наталкиного дома? Все выяснилось во втором акте. За львом прятался вернувшийся из дальних странствий Петро, прежде чем предстать пред ясны Наталкины очи.

Наверное, можно предположить, что художник концептуально пошутил - в конце концов, не одному Котляревскому ерничать. Но очень уж непоследовательно. Как бiднiсть показать - так позолоченный стул, а как українську пiсню заспiвати, так почему-то в шароварах?

Где-то ближе к финалу у меня возникло стойкое ощущение, что я нахожусь на новогодней елке, только в роли Деда Мороза Олег Скрипка. А Дед Мороз глубоко обижал меня еще в детстве, поскольку своей синтетической бородой убивал веру в чудо.

Чуда не вышло. Вместо него вышел однозначно коммерческий проект, рассчитанный на широкую зрительскую аудиторию. Кстати, аудитория, наполовину состоящая из поклонников "ВВ", пришла в полный восторг от увиденного. Что и требовалось доказать. Поэтому вместо того, чтобы злобствовать, поздравим лучше наш прославленный театр с очередным рококо. Или теє-то, як його - з прэмьерой!