Дым Отечества

Юлия ПЯТЕЦКАЯ. «Бульвар Гордона» 26 Июля, 2005 00:00

В отличие от прошлогодних скоротечных булгаковских чтений, темой которых был роман "Мастер и Маргарита", нынешние, посвященные "Белой гвардии", растянулись почти на месяц. Возможно, не в последнюю очередь потому, что этот самый киевский роман писателя вобрал в себя максимум впечатлений о его любимом городе. Вернее, Городе.

Правда, первый фестивальный спектакль, показанный Краковским театром имени Юлиуша Словацкого, рассказывал о московском периоде жизни Мастера. МХАТ, НКВД, интриги, слежка, обыски, сосланный Эрдман, умирающий Булгаков, плотный страшный колпак советской власти... Сам Михаил Афанасьевич на сцене так и не появился. Он присутствовал незримо, но тем сильнее ощущение тотального ужаса.

Сегодня Булгакова делят. Россия с Украиной вступила в негласное соревнование, и счет, как в скучном матче, пока 0:0. Москва посмеивается над нашими патриотами, которые пытаются втиснуть не признававшего украинскую культуру Булгакова в эту же украинскую культуру, а мы смеемся над Москвой, потому что Булгаков у нас родился, женился, получил высшее образование и написал про наш Город эссе, роман, а потом еще пьесу, и вообще у нас музей есть, а в музее диван и книги...

На пресс-конференции, предваряющей фестиваль, много говорилось о любви Булгакова к родине, при этом почему-то совершенно игнорировался тот факт, что родиной для Михаила Афанасьевича была Российская империя. Он присягал на верность ей и государю и клятвы этой не нарушал. Ее нарушило время.

Он родился в Киеве на Воздвиженской улице и жил в разных домах, в том числе на Андреевском спуске, 13, где сегодня расположен единственный в мире музей его имени и куда Булгаков поселил своих Турбиных. Его крестили на Подоле в Крестовоздвиженской церкви, и там традиционной панихидой открывался нынешний фестиваль. Интересно все-таки спросить у какого-нибудь батюшки, что он думает о православном писателе, сделавшем Сатану едва ли не главным положительным героем.

Писателем Булгаков стал в Москве. В Киеве он учился на медика, и этой стороне его биографии был отведен целый фестивальный день. Действо разворачивалось в нынешнем Музее медицины, бывшем анатомическом театре на улице Фундуклеевской (теперь Богдана Хмельницкого), где юный Миша Булгаков постигал медицинские азы. Предельно насыщенная программа включала также посещение легендарного киевского морга, прилегающего к музею, - в этом подвале по сюжету "Белой гвардии" Николка искал тело полковника Най-Турса.

"Старайтесь ни к чему не прикасаться, - предупредил сопровождавший нас актер Театра на Подоле. - Сами понимаете, ремонт здесь не делался давно...".

Характерный, так и не выветрившийся запах, осклизлые стены, сырость и мрак... Ступая с благоговейным трепетом по каменной щербатой лестнице, штопором уходящей в огромную кладовку, где в прошлом веке хранили мертвых людей, я вспомнила, что Николка со сторожем опускались туда на лифте.

"Платформа стала. Николка мутно видел то, чего он никогда не видел. Как дрова в штабелях, одни на других, лежали голые, источающие несносный, душащий смрад, человеческие тела. Ноги, закоченевшие или расслабленные, торчали ступнями. Женские головы лежали со взбившимися и разметанными волосами, а груди их были мятыми, жеваными, в синяках".

Стоя в мутной рыжеватой жиже, текущей непонятно откуда и куда, и глядя на подозрительно узкие проржавевшие многоярусные ячейки (неужели наши несчастные предки были так тщедушны?), я боролась с навязчивым желанием броситься "экскурсоводу" на шею, поджать под себя ноги и прошептать низким трагическим голосом: "Довольно!".

"Холодильников тогда не было, помещение изнутри обкладывалось льдом, тела сгружались на лифте, и санитары управлялись с ними при помощи специальных крюков. На самом деле трупов здесь не видели лет 50-60... Правда, кое-что еще осталось..." - интригующе заметил наш провожатый и указал на пожелтевшие человеческие кости в одной из ячеек. "Останки освящены и в ближайшее время будут преданы земле".

Художественная часть медицинского фестивального дня оказалась ничуть не менее "интересной" - она посвящалась морфинизму писателя, и Театр на Подоле показывал свой репертуарный спектакль "Сложи слово "Вечность" по мотивам булгаковской повести "Морфий".

"Дом постройки изумительной" на Андреевском спуске, 13, где жила семья Булгаковых, он же дом на "Алексеевском спуске, 13", где жила семья Турбиных

То ли подвал на меня так подействовал, то ли слово "вечность", но к концу дня я чувствовала себя безнадежно больной. Причем всеми существующими на свете болезнями cразу. Включая морфинизм.

Приблизительно с 1916 по 1919 год Михаил Афанасьевич плотно сидел на игле. Его наркотическое безумие началось, когда он работал в жуткой глухомани земским врачом (молодой Булгаков не только лечил больных лекарствами, но и оперировал, ампутировал, принимал роды), и закончилось совершенно чудесным образом во многом благодаря его первой жене Татьяне Лаппе...

После медицинского дня наступил день французский - и вновь постановка Театра на Подоле по пьесе Булгакова "Полоумный Журден" (кстати, худрук театра Виталий Малахов - главный инициатор и организатор фестиваля).

Ближе к финалу стали съезжаться звезды. Александр Филиппенко, Игорь Дмитриев... На этот раз Дмитриев не только принял участие в чтениях романа, но и презентовал свой проект "Мелодекламации Серебряного века".

Если кто не знает, мелодекламации - это когда актер читает стихи в музыкальном сопровождении. Петербуржец до мозга костей, столь органично вписавшийся в старинный киевский особняк на Ярославовом Валу (бывшие буржуйские апартаменты, ныне театр "Сузiр’я"), два часа под аккомпанемент гитары и фортепиано приобщал киевлян к русской культуре.

"Да, мне нравилась девушка в белом, но теперь я люблю в голубом", - мечтательно выводил Игорь Борисович, попутно сокрушаясь, что мелодекламация умерла и виною всему большевики, которым этот жанр почему-то не понравился.

Вообще, булгаковский фестиваль изначально задумывался эдаким пиром на весь мир, цель которого - показать, что мы тоже можем рожать "собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов". Судя по всему, мир отнесся к этому с пониманием и любопытством. Почитать роман Булгакова приехали из России, Грузии, Польши, Канады и даже Великобритании - преподаватель королевского колледжа Уэльса Дэвид Бриттен, переведший по заказу Би-би-си "Белую гвардию", представил свою инсценировку одной из глав.

В последний день пошли почести: грамоты от городского головы Александра Омельченко, под патронатом которого проводился фестиваль, поздравительная телеграмма от министра культуры Оксаны Билозир...

Слушая про "безпрецедентний культурний спадок" и "внесок у розвиток", я думала о том, как сложилась бы судьба Михаила Афанасьевича, останься он в Киеве.

Скорее всего, он бы здесь не остался. Его бы раздражали вывески "Їдальня" и "Перукарня" ("Никогда на таком языке никакой дьявол не говорил. Это его ваш Винниченко выдумал"), автокефальная церковь, мало и лениво читающая публика, тень Петлюры, гетмана и роковых дней 1918 года "по Рождестве Христовом".

Он безумно любил "зелень своей Родины", днепровские кручи, переулки, церкви, фонтаны, трамваи и "дом постройки изумительной" на Андреевском спуске, 13, но какою-то немножко странною, почти топографической любовью. И эта любовь не отменяет его глумливого отношения к Украине, часть которой веками разговаривала на несуществующем языке. А уж о том, что Украина может превратиться в отдельное государство, ему даже в голову не приходило. Да, Булгакова невероятно трудно пристраивать на пьедестал. Он с него падает.

"Я человек таков, - язвительно заметил как-то Михаил Афанасьевич, - что могу и не послушаться!". Он и не слушался, с поразительным достоинством и интеллигентским высокомерием прожив значительную часть жизни в чужой и недостойной его стране, подружиться с которой у него так и не получилось.

"В СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя", - напишет Булгаков Сталину в 1931 году. Сталин его не тронет, просто не даст больше напечатать ни строки. Писатель умрет сам, через девять лет, вызывающе не по-советски - от наследственной болезни почек, доставшейся ему от отца Афанасия Ивановича, профессора Киевской духовной академии.