В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Ищите женщину!

Легендарная «пани Моника» Ольга АРОСЕВА: «Раньше мне безумно Ален Делон нравился, и мы всегда с Пельтцер спорили: она предпочитала Жана Габена»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 9 Апреля, 2010 00:00
Часть III
Дмитрий ГОРДОН

(Окончание. Начало в № 12, №13)

 

«МЕМУАРЫ ЕГОРОВОЙ ОБ АНДРЕЕ МИРОНОВЕ - НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА: ТАКИЕ МОГЛА НАПИСАТЬ ПОЛОВИНА АКТРИС ТЕАТРА»

- В свое время я внимательно прочитал скандальную книгу в прошлом актрисы вашего театра Татьяны Егоровой, посвященную ее многолетнему роману с Андреем Мироновым. С моей читательской точки зрения, написала она превосходно...

- Согласна.

- Ответьте как очевидец: изложенное в книге действительности соответствует?

- Я вам скажу, что тоже считаю Егорову незаурядной, и книга ее талантлива, но существует такой жанр - научная фантастика. Ее сочинение можно, скорее, к этой области отнести, потому что описано там то, чего Татьяне хотелось. Она мечтала, чтобы такие отношения с Андреем у нее были, но со стороны они выглядели иначе.

- Иначе - это как?

- Куда хуже, чем она себе вообразила. Не спорю: женщина имеет право себя обманывать и считать, что было так, а не иначе, но мои претензии к ней по другому поводу: нельзя было в этих «мемуарах» так оскорблять...

- ...коллег?

- Да, нельзя! У всех семьи, дети, понимаете? - так не делают. Извините, я себя приведу в пример, свою книгу. У меня ситуации бывали почище, чем у Тани Егоровой, но зачем это выносить на всеобщее обозрение? Писать интересно о том, что произвело впечатление на тебя как на актрису, дало твоему уму какую-то пищу, пробудило какие-то мысли, а она не состоялась ни как актриса, ни как жена, ни как мать, вот и появляются такие откровения: мол, посмотрите, какая я. Мне ее даже жалко.

- Актрисой Егорова хорошей была?

- Она мало играла, почти ничего, но человек, безусловно, талантливый, и на книге это сказалось, а Андрей... Такие мемуары могла написать половина актрис театра.

- Так он молодец был?

- Да, но хотя мы все хорошо к нему относились, преданно он любил только профессию...

- ...и маму, наверное?

Первая любовь — актер Владимир Сошальский

- Маму он больше боялся.

- Да вы что?

- Правда, и та же Егорова написала в своей книге, что он боялся Бога, маму и меня.

- Вас-то почему?

- Это мне неизвестно - я все хочу ее как-нибудь встретить и спросить. Он совершенно меня не боялся, да и с какой стати?

- Мария Владимировна Миронова суровой была?

- О да - человек-деспот.

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Когда умер Александр Семенович Менакер, симпатичный и одаренный, очень музыкальный эстрадный артист, которого заслоняла на подмостках яркая и властная Мария Владимировна Миронова, она осталась без партнера и, может, не прочь была поработать в нашем театре. Как-то я в шутку сказала: «Вот, Андрюша, придет твоя знаменитая мать, ты введешь ее на мои роли - и буду я без работы сидеть...». Ответил он очень серьезно: «Ольга Александровна, я сделаю все, чтобы мать здесь работала, если она этого захочет, потому что она - моя мать, но самым несчастным человеком после этого стану я: жизни она мне не даст»...

Миронов был женат дважды, у него росла дочка, но настоящей семейной жизни он, видимо, не имел. Не знаю, кого еще женщины так любили, как его, кто был так достоин любви и так по любви тосковал. Однажды спрашиваю: «Андрей, что ты с женщинами делаешь? Почему они все после тебя чокнутые?». Он улыбнулся: «А вы, Ольга Александровна, попробуйте - вот и узнаете»...

Такой легкий и гармоничный на сцене, Андрюша был очень болен. Каждое движение причиняло ему муку, но об этом знали только самые близкие люди... В то лето в Риге он жил в работе, концертах и личных метаниях, как, впрочем, жил всегда: мама - в Кемери, супруга, Лариса Голубкина, - в Юрмале, бывшая жена, Катя Градова, с дочкой - еще где-то (по мелочам я не считаю)... Он говорил, что едет к одной, а ехал к другой, и так врал всю жизнь - по природе правдивый, искренний...».

- В своей книге Татьяна Егорова написала, что на знаменитом диване художественного руководителя Театра сатиры Плучека перебывала вся женская половина театра - это правда?

- Ну, при этом я не присутствовала, но супруга Плучека Зинаида была очень одиозной фигурой. Он как-то вызвал меня в кабинет: «Слушай, что там обо мне Танька пишет? Зинка читать не дает - она там меня ругает?». - «Валентин Николаевич, - ответила я, - вы должны приплатить ей огромные деньги за рекламу. Егорова пишет о вас как о невероятном мужчине, вот только очень досадует, что у вас с ней чего-то не получилось, вы не смогли вовремя что-то сделать».

У юной Ольги Аросевой был бурный роман с известным советским драматургом Алексеем Арбузовым. «Он писал мне письма, и я считаю, что это лучшие его произведения»

Он возмутился: «Пусть не врет - я всегда все успевал делать вовремя». Вот и все, а что там и как у них было, не знаю. Конечно, он бабник был, ему нравились женщины. В одну актрису - Таню Васильеву - Плучек влюблен был все время, что не мешало ему увлекаться другими - он этого не скрывал.

- Какая у них с Васильевой разница в возрасте?

- Приличная. Ну, если Таньке было, к примеру, 20, то ему - 70 (на самом деле Плучек 1909 года рождения, а Васильева 1947-го. - Д. Г.).

- Красавец!

- Да, он влюблялся, причем отчаянно - читал стихи...

- Еще и спектакли успевал ставить...

- Успевал. И властью не злоупотреблял. Если, скажем, ухаживал и что-то у него не получалось: кто-то там не слишком охотно соглашался, - не мстил.

- Соглашались, выходит, все, но некоторые не слишком охотно?

- Некоторые (смеется) не соглашались совсем - это я могу вам сказать точно.

«ПОКЛОННИКИ ЗАЛЕЗАЛИ КО МНЕ В ГОСТИНИЦУ ПО ДЕРЕВУ НА ЧЕТВЕРТЫЙ ЭТАЖ»

- Вы такая красивая, эффектная женщина, и наверняка у вас было много поклонников. Безумные поступки они ради вас совершали?

- Хм, а что такое «безумные поступки»? Конечно, достоевщины такой, чтобы кидать в камин деньги, не водилось, но обожатели, которые ездили за мной на съемки или залезали в гостиницу по дереву на четвертый этаж, были. По-разному это выглядело...

- Говорят, вы предпочитали голубоглазых блондинов?

- Врут! Все наоборот - люблю как раз темные волосы и зеленые глаза.

- Замуж вы выходили четырежды - это были счастливые браки?

- Как вам сказать? В общем-то, да, потому что никогда ни с кем из мужей я не расставалась враждебно, с разделом имущества, вилок-ложек. Мы всегда оставались друзьями, всегда!

- Мужей всех любили?

- Да, а вы знаете, есть такой режиссер украинский Андрей Бенкендорф?

«Любители статистики вычислили, сколько мы в «Кабачке» чашек кофе выпили, а можно прикинуть и сколько шляп я там надевала. Дважды в одной и той же сниматься себе не позволяла»

- Конечно...

- Вот он - сын моего мужа, как я всегда говорю. Его мать Элечка Бенкендорф - моя подруга, но долгое время мне было невдомек, что она родила ребенка от человека, за которого я потом вышла замуж. Разные истории были, хитрые довольно коллизии...

- Мне рассказывали, что у вас был сумасшедший роман с выдающимся драматургом Алексеем Николаевичем Арбузовым...

- Это у него был сумасшедший роман, а я как раз сохраняла очень трезвый взгляд на его «осаду».

- В чем выражалось его сумасшествие?

- Он писал мне письма (некоторые у меня в книге приведены), и я считаю, что это лучшие его литературные произведения. Он был сентиментальный романтик и действительно был влюблен.

- Вы отвечали ему взаимностью?

- До какой-то степени. Мне было 20 лет, и на меня этот напор произвел дикое впечатление.

- Сам Арбузов взаимности добивается...

- Ну да... Я с детских лет ходила на спектакль «Таня», на Марию Бабанову смотрела...

- ...для которой и была эта роль написана...

- Мне эти люди казались какими-то небожителями, и вдруг письма, которые звучали ну просто как сонеты Шекспира.

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Арбузов мог делиться восхищением от новых стихов Пастернака, рассуждать о футболе, сетовать на бездушие «социалистического романтизма», иронизировать над самим собой, ввязавшимся в драку под Новый год...

«Что вы любите, от чего приходите в ярость, чего хотите? Не знаю, не знаю. Почему же весь день думаю о вас? Какого черта пишу эти длинные дурацкие письма? Мне следовало бы подать на вас в суд за наваждение. Вы, вероятно, хитрая, злая, скверная, но как бы я хотел положить свою голову вам на колени, как бы хотел забыть обо всем!».

«Я глядел тогда на вас и удивлялся мгновенно возникшей близости - и удивлялся, и страшился, сам еще не зная чего. И осенняя ночь, когда мы шли по пустынному, освещенному луной Ленинграду, мост через Фонтанку, ваши теплые руки и трижды проклятая улица, та, на которой вы живете...

Пан профессор, пан директор, пани Моника и другие в самой популярной советской телепередаче эпохи Брежнева «Кабачок «13 стульев»

10 часов 10 минут. И ваши губы, ваши дрожащие влажные губы. 10 часов 15 минут. Ваша милая рука, которая гладит мою голову. Что происходило в мире в эти мгновения? Не было ничего, кроме вас. Я чувствовал ваше сердце, ничего не помнил и сходил с ума...».

Арбузов бомбардировал меня письмами семь месяцев. В последних посланиях называл своей единственной небесной и земной любовью, доходил до исступленного отчаяния: «Чем ближе ночь, тем страшнее, когда вспоминаю о Ленинграде. Да полно. Существуешь ли ты на свете, моя проклятая выдумка?!».

Лишь теперь, в автобиографической книге, я осмелилась объяснить свое молчание человеку, который уже не в силах меня услышать.

«Дорогой Алексей Николаевич!

Прошло всего полвека, и наконец-то я решилась вам ответить. Почему не сделала этого раньше, хотя вы так об этом просили? Вы обрушили на мой неподготовленный 20-летний разум такой шквал бурных чувств в таком высокохудожественном изложении, что каждый раз, берясь за перо, я понимала, каким убожеством будут выглядеть мои косноязычные признания, а главное, по молодости я была, очевидно, очень рассудительна. Не то что я не верила в искренность ваших чувств, но они, думалось мне, не очень надежны, и оказалась права. Ведь не побоялись же вы через какое-то время уехать от меня - не умерли, не сошли с ума, и то, как сложилась дальнейшая ваша да и моя жизнь, подтвердило, что мы прекрасно и интересно ее прожили с другими людьми.

Да, наверное, нам было бы хорошо вместе, но ненадолго, а теперь вы останетесь со мной в ваших письмах навсегда. Когда мне приходится бывать в Ленинграде, теперь уже в Санкт-Петербурге, я хожу по «нашим» местам и помню каждый день, проведенный с вами, - их было так немного... Знаю, что чувство к вам было самым сильным и самым красивым в моей жизни.

Прощайте, теперь уже - до свидания. Оля Аросева».

- У вас не возникала шальная мысль выйти за него замуж?

- У него возникала.

- А вы не хотели?

- Я ужасно сопротивлялась.

- Он же обеспеченный был, известный...

- Вот-вот. Будь Арбузов не таким состоятельным, я, может, и вышла бы, но всегда ужасно боялась, что он или другие подумают, будто на кубышку польстилась, замуж пошла по расчету... Это у меня пунктик какой-то, поэтому все мои мужчины были нищие - во всяком случае, не обеспеченные.

«КОГДА МЕНЯ СПРАШИВАЛИ О РУНГЕ: «БОРИС ВАСИЛЬЕВИЧ ВАШ МУЖ?» - Я ОТВЕЧАЛА: «БОЛЬШЕ, ЧЕМ МУЖ, - ОН МОЙ ПАРТНЕР»

- По жизни у вас сложился замечательный тандем с актером Театра сатиры Борисом Рунге, игравшим в «Кабачке «13 стульев» пана Профессора...

- (Вздыхает).

- Вы где-то сказали: «Смерть Рунге для меня и сейчас остается самой страшной и горькой потерей. Он заменял мне семью и мужа, был нежнейшим другом, был всем на свете, и иногда мне казалось, что у нас общая кровеносная система»...

- Да, это правда. Во-первых, он учился со мной - хоть и пришел в Московское городское театральное училище позднее, поскольку воевал. У нас был общий педагог - артист МХАТа Владимир Васильевич Готовцев, и вообще вся жизнь прошла вместе с Борей. Утро у меня начиналось с того, что я звонила ему, а он звонил мне, и тем же заканчивался вечер. Мы никогда не были мужем и женой, любовниками, но мы дружили...

Со своим самым любимым партнером и на сцене, и в жизни — Борисом Рунге

- ...а друзья - это порой больше, чем муж, жена или любовники...

- Да, и когда меня спрашивали: «Борис Васильевич ваш муж?» - я отвечала: «Больше, чем муж, - он мой партнер». Может, потому и не требовалось ни ему, ни мне, так сказать, спутников жизни, что мы имели друг друга. Он был изумительный, нежный, какой-то антикварный прямо-таки человек...

- Интеллектуал?

- Не слишком, хотя по сравнению с теми, кого сейчас звездами величают... Да, но не чересчур. Боря был очень живым и конкретным: и картежник, и выпить любил, понимаете? В быту он мало напоминал профессора-чудака, которого играл на телевидении, - на самом деле он был разгильдяем, но очень хорошим и добрым.

- В 70-е годы телепрограмма «Кабачок «13 стульев» пользовалась в Советском Союзе фантастической популярностью, и все 15 долгих лет, что она выходила, вы были фактически ее главной звездой. На созданном вами образе пани Моники программа держалась, и, помню, колхозники даже писали, что от одного вашего голоса «куры несут золотые яйца». Такой успех - это счастье?

- С одной стороны, да, безусловно, и до сих пор, завидев меня на улице, люди старшего поколения улыбаются. Телевидение привело меня в народ, сделало своей для миллионов. Все-таки столько лет ежемесячно выходить в эфир - это удача, но с точки зрения карьерной «Кабачок» мне, конечно, мешал.

- Клеймо, да?

- Да, поэтому после «Берегись автомобиля» в картину «Старики-разбойники» Рязанов уже меня брал с опаской. «Эльдар, - говорила я, - но другим-то это совсем не мешает. Играет Спартак Мишулин, скажем, в «Белом солнце пустыни» и одновременно пана Директора-идиота: мы же актеры». В ответ он бурчал: «В тебе я не сомневаюсь, ты с ролью справишься, но зритель не сможет тебя воспринять». Понимаете?

- Ну ничего, воспринял...

- И слава Богу!

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Фильм «Старики-разбойники» закончился для меня серьезными неприятностями, к искусству никакого отношения не имевшими. Стояла поздняя осень, во Львове шли дожди, а Рязанову позарез нужен был снежок, серенький зимний рассвет, в который уходят и там растворяются наши старики. Имелся у нас и ветродуй, и специальная пушка, но не было снега. Рязанов и оператор пробовали разнообразные заменители: заряжали пушку манной крупой, мелкими макаронами-звездочками, но иллюзии не получалось.

В ожидании снега мы улетели в Москву, и тут же, как назло, начались повсеместные снегопады и метели... Прилетев во Львов, мы все быстро отсняли, вернулись в гостиницу и решили отпраздновать завершение работы. В восемь утра ресторан был еще закрыт, но нам его отперли, вчерашней холодной закуски на стол накидали, бутылки с водкой поставили... Женя Евстигнеев увидел на эстраде оставленные музыкантами инструменты и сел за барабан и тарелки - вот тут-то я впервые услышала, какой он был потрясающий джазовый ударник...

В Москву возвратились под самый Новый год, и вдруг из какой-то газеты пришел ко мне корреспондент брать интервью с шуточными поздравлениями и пожеланиями. По простодушию я о нашей «манно-макаронной» эпопее и рассказала. Что тут началось! В газете «Правда» вышла разгромная статья «Не стреляйте макаронами!» о том, что в стране тяжелое положение с продуктами, а наглые и циничные киношники выпуливают в воздух, бросают себе под ноги хлеб насущный советских людей...

Раздался звонок от Рязанова: «Что ты наделала? Меня в ЦК партии вызывают!». Я стала оправдываться: «Эльдар, вы им скажите, что это фантазия, сказочное обобщение...». Он: «Ты меня не учи, что говорить! Прошу: больше за перо не берись, никогда в жизни! Обещаю, что буду снимать тебя во всех своих фильмах, только ничего и нигде не пиши!»

...Рязанова вызывал на ковер для дачи показаний сам Кощей Бессмертный брежневского Политбюро Суслов, а от меня потребовали объяснительную записку, что все это мне привиделось на съемках, как сон... В ЦК Эльдар сказал: ну чего требовать от дуры-актрисы, да к тому же еще малограмотной?.. Картину на полку не положили, Эльдара с «Мосфильма» не выгнали, и что еще удивительнее: в следующую свою работу «Невероятные приключения итальянцев в России» он меня таки взял».

«БРЕЖНЕВ СПРОСИЛ ЛАПИНА: «ЧТО У ТЕБЯ ПРОИСХОДИТ? ГДЕ ПАНИ МОНИКА?»

- Говорят, «Кабачок «13 стульев» очень любил Брежнев - с ним вы никогда не встречались?

- Нет, но однажды, когда болела, прибежал в съемочную группу обеспокоенный Лапин: «А почему нет Аросевой?». Оказывается, Леонид Ильич спросил у него: «Что там у тебя происходит? Где пани Моника?».

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Я с этим живу уже 30 лет и благодарю за это судьбу. Что значит в сравнении с этой великой и простодушной любовью хвала или хула изощренных наших критиков? Или восторженные всхлипы знакомых и родственников после спектакля: «Олечка! Смотрели тебя! Ты так хорошо играла! Лучше всех...». Я говорю о другом и о других, и помню каждого, даже безымянных. Какого-нибудь моряка во Владивостоке, который два месяца не сходил на берег и вдруг, как с корабля на бал, попал к нам на концерт... Шофера, который в страшную стужу вез нас по бесконечному магаданскому тракту сквозь белое безмолвие и не мешал мне думать о тьмах и тьмах таких же обреченных на гибель, как мой отец... Я вспоминаю прекрасные молодые лица строителей Усть-Илимска и бамовской Тынды, и мне горько думать о том, что в этих городах надежды сегодня царствует запустение и тишина... Я очень люблю Москву, мой родной, мой единственный город, но там, далеко на окраинах, я особенно остро чувствовала, что такое моя страна и мой народ.

Терпеть не могу, когда после концерта какие-нибудь богатые люди, из «новых», персоны местного масштаба, являются по-хозяйски за кулисы и приглашают отужинать в их обществе. Зовут, словно ничего и не изменилось со времен «Талантов и поклонников» Островского, в полной уверенности, что ты не откажешься и повеселишь, что, раз ты «артистка», «комедиантка», откинешь пару веселеньких номеров, расскажешь анекдотец или поведаешь, кто и с кем в столице живет. Я в таких случаях зверею, злобею, но говорю о других поклонниках и о другой любви.

Не верю актерам, которые стонут и жалуются, что устали от славы, что им неприятно, когда их узнают. Мне кажется, они притворяются или лицемерят, и хотя популярность и доставляет некоторые неудобства, лучше с ней, чем без нее. Скажу даже больше: популярность и слава нужны актеру как подтверждение того, что трудное, нервное его дело небезразлично людям».

- Подозреваю, что в театре и Плучек, и многие актеры к телевизионному успеху вас ревновали. Все-таки одно дело - выходить на сцену, где на тебя смотрит тысяча-полторы человек, и другое - многомиллионная аудитория...

- Конечно, все было... Помню, приехали в Киев, а пригласили нас на гастроли с условием, что параллельно в Октябрьском дворце будем играть «Кабачок» и снимать в телестудии на Крещатике очередной выпуск. Меня, чтобы не только на концерт везти, специально ввели в «Интервенцию» на роль хозяйки швейной мастерской - когда открыли занавес и я вышла, были такие овации... Все остальное время зрители ждали, когда появлюсь снова, а у меня там было две реплики.

Эльдар Рязанов, Иннокентий Смоктуновский, Ольга Аросева и другие на кинофестивале в Чехословакии, 70-е

- Коллеги за вас порадовались?

- «Посуровели опять лица товарищей» (смеется). Ой, когда мы с паном Профессором играли сценки в концертах, принимали нас потрясающе - так было всегда и везде. Когда приезжал Герек, например, или Ярузельский из Польши, сразу: «Где же наши паны? Как их можно увидеть?»... Наше правительство тоже не отставало: время от времени кто-то интересовался: «Где тот театр? Как посмотреть пани Монику?». Конечно, Плучека это раздражало, но когда ему нужно было куда-то в больницу устроиться, он говорил: «Поедем со мной - попроси, чтобы отдельную палату мне дали».

- Валентин Николаевич тем не менее не часто баловал вас премьерами, а в конце 60-х вообще, по слухам, не замечал...

- Да, у нас был разрыв на 10 лет.

- Из-за чего?

- Думаю, из-за ревности. В «Сатире» тогда служил Женя Весник, мой давний товарищ: мы познакомились, когда мне было три года, а ему пять, к тому же приятельствовали наши родители. Женя у нас в театре стал ставить спектакль, а Плучек очень ревниво к этому относился (как и к тому, что я там занята). В конце концов предъявил ультиматум: «Выбирай: или он, или я». - «Я не могу ему отказать, - сказала, - он мой друг детства». Дальше больше: Женя выступил против худрука на собрании, я его поддержала... Закончилось это тем, что Весник ушел в Малый театр, а я осталась, но Валентин Николаевич перестал мне давать роли. Какой-то период играла на Бронной, хотя числилась в Театре сатиры, потом вернулась... Со временем мы помирились, и он занял меня в михалковской «Пене».

- Отличная пьеса...

- За этот спектакль мы получили Государственную премию СССР, и Плучеку я сказала: «Вот видите, сколько бы вы имели, если бы меня задействовали, а так на 10 лет оставили себя без наград». Потом все было нормально...

- Вы, я знаю, знатная преферансистка...

- Жаль, мы не у меня дома, а то бы я показала вам книгу «Русский преферанс» - она вышла несколько лет назад. Там перечислены все крупные отечественные преферансисты, и подобралась неплохая компания: Лев Толстой, Достоевский, из современных Евтушенко, Арканов, а из женщин лишь я. Книжка очень интересная, потому что там разбираются всякие партии, но вам этого не понять, потому что сами вы не преферансист.

- Откуда вам это известно?

В джазе только девушки! Маша Распутина и Ольга Аросева

- Опыт, мой дорогой, опыт, а как получилось, что в этой книге и я оказалась? Просто меня пригласили на телевидение - на показательную игру, и я всех обыграла, но учителя у меня были действительно потрясающие.

- Кто?

- Валентина Георгиевна Токарская, например, которая почти всю войну пробыла у немцев в плену...

- ...за что отсидела потом...

- ...в Воркуте, но где бы она ни была, в преферанс всех обыгрывала. Токарская дожила до 90 лет, и все эти годы не расставалась с картами, а вот Татьяна Ивановна Пельтцер понятия в игре не имела. Она все время проигрывала, но преферанс обожала. Ей можно было позвонить в четыре утра: «Татьяна Ивановна, «пулечку»?» - и она радостно соглашалась. Поиздержавшись, наши ребята (особенно на гастролях, когда заканчивались суточные) говорили: «Надо к Татьяне идти сразиться».

- Вы с ней, я слышал, ночи напролет играли под коньячок да лимончик.

- И водка была... Ее домработница Аннушка ночью пекла пирожки, и если особенно сильная шла игра, подсадка (то есть кто-нибудь на большую сумму подсаживался), объявлялось: «Все, перерыв, пойдемте к столу».

- С Пельтцер вы ведь дружили - интересная личность была?

- Тоже со своими причудами, но жизнь у нее была невероятная. В четыре года Татьяна уже стояла на сцене, играла Сережу в «Анне Карениной», а папа у нее антрепризы держал - первый заслуженный артист республики (а потом народный артист Союза), лауреат Сталинской премии Иван Романович Пельтцер.

- Она немка?

- По отцу да, а по маме еврейка.

- Какая гремучая смесь!

- Причем еврейка крещеная, потому что Иван Романович, человек бешеного темперамента, заставил ее креститься.

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Когда я пришла в Московский театр сатиры, Татьяне Ивановне Пельтцер было около 45 лет, и мгновенно мы подружились. Тогда у нее был роман с актером Б. Своего избранника Пельтцер обожала и моментально загрузила меня поручениями: то записку этому самому Б. снести, то по телефону ему позвонить, то встретиться с ним и передать что-то - от ее романа я буквально обалдевала!

Пельтцер имела вздорный характер, и перед спектаклем ей обязательно нужно было с кем-нибудь поскандалить. Она нарочно себя распаляла, кричала за кулисами на весь женский этаж: «За что вы зарплату тут получаете? Развелось вас... всяких бездельниц, гримеров-костюмеров! Куда вы подевались, дармоедки?!». Пока на всех не наорет, не пошлет куда подальше - не успокоится, но все понимали, что человек она очень добрый - любому в театре помогала, в том числе и деньгами, особенно неимущим молодым актерам».

«ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ТАТЬЯНА ИВАНОВНА ПЕЛЬТЦЕР ПРОВЕЛА В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ»

- Еще до войны у нее же был громкий роман с немцем...

- Не роман - она была замужем за Гансом Тойбнером, немецким коммунистом-антифашистом. Познакомились они, когда он учился здесь в Школе Коминтерна: Татьяна уехала с ним в Германию, а потом вернулась.

- Без него?

- Ганс остался там, потом началась война... Спустя много лет, уже в мирное время, мы с Пельтцер часто ездили в Карловы Вары пить лечебную воду, а там рядом Германия, и вот этот «муж ее молодости» приезжал туда в гостиницу, какие-то подарки ей привозил. Помню, мы с Галей Волчек - она тоже там отдыхала! - уселись в парке на скамеечке, откуда был виден Татьянин балкон. Они, двое немолодых людей, вышли, как в «Большом вальсе»: «Боже, - всплеснули руками мы, - какая романтическая картина».

Пельтцер предупредила: «К нам не приходите - я вам с балкона махну, когда будет можно». Когда подала сигнал, мы, набрав вина и закусок, пришли. Бывший муж оказался очень симпатичным: высокий, худой, европейского вида старик с густой шевелюрой. «Ганс, - говорю, - вы такая красивая пара: как ужасно, что гитлеровская власть вас разлучила»... Тойбнер сказал: «Ты знаешь, Оля, Гитлер много плохого сделал, но в этом он не виноват - я у Тани нашел записку, где она назначала свидание моему другу». Я к Пельтцер: «Так вы, оказывается, просто легкомысленная дама, а не жертва фашизма. Что же вы нам тут мозги пудрите?». Она подскочила: «Ты что, дурак старый», - и такая пошла перепалка...

- Чувства остались?

- Ну, раз он приезжал и в 70 лет страдал из-за того, что Татьяна ему изменяла, да и она с такой страстью доказывала, что записку ту не писала... Можно было подумать, что ссорится молодая пара.

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«Пельтцер была очень самоотверженной подругой - я это на себе испытала. На БАМе, куда она единственная из наших стариков поехала вместе с молодежью на гастроли, в сильнейший мороз я страшно простудилась, и Татьяна Ивановна всю ночь возле меня, бредившей от жара, просидела, ухаживая...

Потеря моя была невосполнима, когда их пустяковая ссора с Плучеком переросла в грандиозный скандал и она ушла из «Сатиры» к Марку Захарову в «Ленком». Это стало ее страшной, роковой ошибкой... Захаров Татьяну Ивановну любил, называл «нашей бабушкой», но интересной работы, по масштабу выдающейся актрисы, не давал. У него она стала совсем другая: чего-то боялась, непривычно робела...

После спектакля «Три девушки в голубом», который я пришла посмотреть, Татьяна Ивановна познакомила меня с автором, драматургом Людмилой Петрушевской. Я сказала: «Одна Татьяна Ивановна играет в правильном ключе, в вашем ритме...», а Пельтцер дернула меня за рукав, испуганно прошептала: «Оля, замолчи, не хвали меня! Пойдем лучше сигарет стрельнем, покурим». Спустились в курилку. Пельтцер внезапно замерла: «Нет-нет, здесь Люлечка Фадеева сидит. Пойди сама, попроси сигареты - только не говори, для кого: тут меня все ненавидят». Может быть, подозрительность эта была началом ее старческой болезни?

Она сходила с ума, а театры - и наш, и «Ленком» - были на гастролях. Из дома ее на «скорой помощи» отвезли в психбольницу имени Ганнушкина и поместили - народную артистку СССР, знаменитую Пельтцер! - в палату душевнобольных на 15 человек».

- Татьяна Ивановна так и умерла в психиатрической клинике?

- Да, последние годы она провела в сумасшедшем доме - я ее там навестила.

- Она вас узнала?

- Свидание разрешили очень неохотно, но я все-таки главврача упросила: «Вы покажите мне, как она содержится». Он сдался: «Ну, так и быть»... Даже с нами пошел: «Мне самому интересно, узнает она вас или нет». Татьяна бросилась ко мне, обняла... Он спросил: «Татьяна Ивановна, кто это к вам пришел?». Она думала, думала, а потом воскликнула: «Друг мой пришел!» - и заплакала. Видеть это было невыносимо.

«МАТЬ ТВОЮ, ТАК ЭТО ЖЕ ПАНИ МОНИКА!»

- Вы, насколько я знаю, цените все радости жизни: любите парную...

- ...люблю...

- ...курите «Мальборо»...

- ...от этой привычки уже давно отказалась...

- ...а в бассейне плаваете до сих пор?

- Да, и даже на даче себе бассейн сделала. Это мне необходимо: у меня артроз коленных суставов, и врач сказал, что вода - главное мое лечение.

- Говорят, вы умеете изысканно объясняться с помощью настоящего русского мата...

- (Смеется). Только не требуйте от меня доказательств. Поверьте на слово: да!

- В интеллектуальных кругах с помощью ядреного словца приходилось общаться?

- Видите ли, сейчас стерлись грани, и именно мат, по-моему, стал для интеллектуалов просто родным языком, наречием каким-то этого круга. Конечно, нецензурную брань в буквальном смысле я не приемлю, но если на сцене не вовремя дали занавес или еще что-то по нерасторопности или небрежности не так сделали, то...

- ...«Черт побери!», конечно, сорвется...

- Да, тут не скажешь: «Голубчик, зачем же так?», - а выразишься как-то иначе.

- Мне рассказывали, что вы обожаете украшения, но только настоящие - бижутерию не признаете. Их у вас много?

- Нет: я человек небогатый и никаких наследств ни от кого не получала - только то имею, что сама заработала. Самая дорогая вещь - этот вот изумруд (показывает перстень на пальце)...

- ...очень красивый...

- ...а цацки дешевые не люблю. Если есть одно бриллиантовое кольцо... (Грозно). Вы что, жуликов навести на меня хотите?

- Боже упаси, просто вы в книге признались, что в прошлой жизни были тайским ювелиром...

- Когда была в Таиланде, увидела ряды витрин, где рубины валяются, изумруды, и меня это немножко заворожило. Я поняла, что, может...

- ...жизнь впустую прошла...

- Ну, в общем-то, да...

- Золота-бриллиантов вы не скопили, зато коллекция шляп у вас впечатляющая... Сколько в ней головных уборов, никогда не подсчитывали?

- Нет, но если любители статистики вычислили, сколько мы в «Кабачке» чашечек кофе выпили, можно прикинуть и сколько шляп я там надевала, поскольку в каждом выпуске была в новой. Дважды в одной и той же сниматься себе не позволяла.

- Вы, значит, модница?

- Только в смысле шляп, потому что водрузить что-то на голову куда легче, чем волосы крутить-завивать: надел - и дело в шляпе.

У меня в Америке была замечательная история. Пошла я на Пятую авеню в очень дорогой магазин «Сакс», а там на первом этаже шляпный отдел. Я туда, а по-английски не говорю плюс целый день бродила по городу - вид усталый, обтрепанный. Тычу пальцем: «Тиз... Плиз... Вот из ис...». Нет, не эту - другую... Продавщица меня холодным взглядом окинула: ну ладно, мол, меряй, а когда я надела шляпу, вдруг на чистом русском произнесла: «Мать твою, так это же пани Моника!». Я в ответ: «Так дело в шляпе?». Она меня только в ней узнала...

Я шляпы люблю - они мне идут и избавляют от куаферов.

- С 1950 года, страшно представить, вы служите в Театре сатиры уже... 60 лет...

- Ужас!

- Вы до сих пор на сцену выходите?

- Да, в спектакле «Как пришить старушку».

- Играть легко?

- Очень, хотя в прошлом сезоне я на сцене упала - не в этом, в другом спектакле. Пол был скользкий, а я на высоких каблуках - вот и споткнулась. В результате перелом малой берцовой кости в двух местах: и ходить устаю, и долго сидеть - еще и артроз мой все усугубил... У нас интервью не медицинское, поэтому в подробности вдаваться не буду, но только на сцене все как рукой снимает.

- Так это не миф, что сцена большого артиста лечит?

- Не знаю, как там большого артиста, но у меня, например, все проходит, и я знаю случаи, когда коллеги ломали себе руку и доигрывали, а потом выходили за кулисы и падали в обморок. Сказывается, очевидно, какая-то сосредоточенность на другом, во всяком случае, на сцене я свою ногу не чувствую, а в жизни она иногда устает, прихрамывает.

- Глядя на вас, заядлые театралки, и не только они, наверняка думают: «Как же она за собой ухаживает, что делает, что так замечательно выглядит?». Какие-то секреты профессиональные у вас есть?

- Обожаю высказывание Черчилля, который говорил: «Я всегда следовал правилу: не беги, если можешь идти; не стой, если можешь сидеть; не сиди, если можешь лежать». Стараюсь никогда себя не утруждать, чтобы пребывание на этой земле было мне в удовольствие. Не люблю опаздывать и догонять, поскольку человека это очень нервирует, не люблю ссориться, хотя могу иногда накричать (правда, по делу и только в театре). Это мне тоже жизнь облегчает: выплеснула эмоции и успокоилась. Я не мстительный человек и не задумываюсь потом, как там да что...

Слышали анекдот о том, чем отличается пессимист от оптимиста? Пессимист вздыхает: «Так плохо, что хуже и быть не может», а оптимист говорит: «Может, может!», так вот, я оптимист: стараюсь не погружать себя в какие-то мрачные переживания.

Конечно, существует много вещей, которые удручают, мешают жить и портят здоровье, но надо их обходить. Мне кажется, чтобы хорошо выглядеть, надо держаться подальше от неприятностей - это основное условие, а не те чудодейственные кремы, которые реклама расхваливает. Рекламистов послушать, так достаточно выполнять все, что они советуют, и старость вообще не наступит, но снадобья никогда еще никому не помогали, если человек не умеет себя избавить от лишних стрессов.

«МОЛОДЫЕ МУЖЧИНЫ - НЕТ: МЕНЯ СТАРЫЕ БУДОРАЖАТ»

- Вы как-то возраст свой ощущаете?

- Нет.

- На сколько же лет сейчас себя чувствуете?

- Понимаете, я себя чувствую в своем амплуа - такой, какой была раньше. Все те же во мне интересы, я так же обожаю застолья (могу хорошо приготовить, собрать за столом гостей), так же люблю репетировать и уставать от репетиций, придумывать костюмы, порой даже выпендриться - хорошо одеться (не каждый день, но иногда).

- Простите, если мой вопрос покажется вам бестактным... Когда вы видите в театре или на экране молодого человека лет 25-30-ти, он как-то вас будоражит?

- Молодые мужчины - нет. Меня старые будоражат, моего возраста.

Ольга Аросева: «Мне хорошо было с вами: во-первых, вы умеете слушать, а во-вторых, умеете спрашивать»

- И что, мысли мелькают разные?

- Ну, нет, не скажу, чтобы я в них погружалась. Если мужчина понравился, думаю: «Вот с ним бы пошла в ресторан, посидела бы...».

- Он может даже присниться в каком-нибудь эротическом сне?

- Нет, это уже проехали, но фантазии - не сексуального, а, скорее, человеческого плана! - возможны. Допустим, если мне симпатичен высокий мужчина, я представляю: хорошо бы, к примеру, пройтись с ним рядом. Мне кажется, на его фоне я лучше выгляжу.

- Кто из актеров сегодняшних вам нравится как мужчина?

- Да, пожалуй, никто...

- Измельчали?

- Ох, измельчали - не на кого глаз положить, а раньше безумно нравился Ален Делон...

- ...тот, что не пьет одеколон...

- Да, и мы всегда с Пельтцер спорили: она предпочитала Жана Габена.

- Он, по-моему, женщин как раз не любил...

- Ну, этого я не знала. И она, слава Богу, тоже.

- Ольга Александровна, кстати, а в кино вы еще сняться хотите?

- Знаете, я недавно снялась в картине, которая называлась «Самая красивая-2». Сначала была просто «Самая красивая» - там у меня эпизод, а вот во втором фильме - большая роль. Я там сыграла жену профессора словесности, которая занимается устройством своей внучки и идет в ногу со временем. По версии авторов, она приблатненной какой-то стала и разговаривает на сленге...

- Современная роль...

- Да, но играла ее, отталкиваясь от образа старой профессорской жены: это о том, как время меняет людей. С тех пор два года прошло... Видите ли, для меня очень трудно найти подходящую роль - кино ведь сейчас из чего состоит? Из проституток - на эти роли я не гожусь, стара, из хорошеньких молодых следователей - тоже не мое амплуа, из убийц - а женщин моего возраста ими не делают. Там уже все распределено: если персонаж хороший, то без сучка без задоринки, если плохой, то во всем. Из картины в картину переходят как следователи, так и преступники...

- ...а проститутки тем более...

- Они уже все свои ниши заняли и шпарят по 20 серий подряд, так что люди не успевают опомниться. Я вот включаю телевизор и не могу понять, какой фильм идет. Знаю уже, что сейчас этот персонаж убьет того, будет погоня, - понимаете? - поэтому в кино нынче меня не зовут: нет такого сюжета, где пригодиться могла бы. Тем не менее в каких-то телевизионных проектах иногда занимают. Жаль, конечно, что не совсем в моем амплуа: все-таки актриса я комедийная...

«В КОМПАНИИ МОГУ ПРИВЛЕЧЬ ВСЕ ВНИМАНИЕ К СЕБЕ И УВЕСТИ ЗА СОБОЙ ЛЮБОГО. ТАК, ВПРОЧЕМ, НЕ РАЗ И СЛУЧАЛОСЬ»

- В том-то и дело: комедий хороших нет - все в 60-е годы сняты. Где современные «Берегись автомобиля», где «Джентльмены удачи»?

- И передач таких нет - ничего, похожего на наш «Кабачок», поэтому остается театр, но сцену я и люблю больше всего.

Из книги Ольги Аросевой «Без грима на бис».

«...По соседству со мной, в одном подъезде, жил Михаил Аркадьевич Светлов (знаменитый советский поэт, автор «Гренады» и «Песни о Каховке». - Д. Г.). Двери его почти пустой однокомнатной квартиры, где он обитал после развода с женой, не закрывались: вести нехитрое хозяйство помогали лифтерши, которые его очень любили...

Иной раз стою у лифта, чтобы подняться наверх, и вдруг слышу шум открывающейся двери. Выглядывает из своей квартиры Светлов: «Старуха, ты умеешь готовить? Я с детских лет мечтал, чтобы на столе появилась жареная утка и чтобы она целиком так лежала, не кусками...». Потом я его пригласила, и эту утку он увидел у меня целиком - был страшно доволен.

Часами просиживал он у окна своей квартиры, выглядывая на улицу. Спрашиваю: «Михаил Аркадьевич, что вы так сидите?», а он отвечает: «Я жду - вдруг что-нибудь произойдет...». Как-то сказал мне: «Знаешь, на этом доме когда-нибудь будет висеть мемориальная доска и на ней будет написано: «Здесь жил и никогда не работал Светлов»...

Последние свои годы он очень много болел, говорил: «Когда я умру...». Я как-то перебила: «Ну что вы, Михаил Аркадьевич?», а он: «Какой-то вирус нашли, и знаешь, что меня больше всего мучает? Не могу к этому слову рифму подобрать». Подумав, я предложила: «Один проклятый вирус под микроскопом вырос - так можно сказать?». Он искренне восхитился: «Старуха, это гениально!».

Однажды к нему пришел из Литфонда человек, который занимался похоронными делами. Светлов вдруг спросил: «Слушай, а как меня хоронить будут?». - «Ну, Михаил Аркадьевич, что за разговор?!». - «Нет, ну какой порядок?». Человек говорит: «Есть разные категории. Первая - 600 рублей, вторая - 300, третья - 100». - «А я по какой?». - «Вас будут по первой, естественно, категории». - «Пусть по третьей хоронят, а разницу в 500 рублей принесите сейчас!».

...Горько терять друзей - они уходят, и остается пустота... Ушедших уже гораздо больше, чем ныне здравствующих, но я рада, что память мне и сегодня не изменяет, что мое прошлое живет со мной».

«Люблю просыпаться по утрам, когда за окном солнце и когда то ли дождь, то ли ранний, легкий, белый снег. Думаю, что я вообще умею радоваться жизни. Не люблю нытиков, которые на простой вопрос: «Как поживаешь?» - отвечают многословным повествованием о собственных болячках.

Я живу в небольшой двухкомнатной квартире. Друзья уговаривают ее поменять, увеличить в размере, но я думаю: зачем? Моя семья - это я сама и нечасто собирающиеся под моей крышей друзья. Детей у меня нет, есть любимые племянники - чем могу, стараюсь им помочь. Я люблю, чтобы в доме было чисто и просторно, чтобы меня окружали немногие удобные, привычные вещи и книги - только избранные и любимые. Люблю растворенные настежь окна...

Наверное, мое жилище могло быть более изысканным и стильным, но на это - собирание, коллекционирование, реставрацию антикварных вещей - у меня просто не хватает времени. Даже ковер я купила только после того, как сестра Елена, приехав из Омска, укорила меня: «Известная актриса, а ни единого ковра в доме нет...».

С ранней весны каждый свободный час, которых у меня немного, провожу на своей внуковской даче. Какое это наслаждение знать, что недалеко от Москвы есть кусок земли, деревья, кустарники, трава, цветы - твое собственное место! Какое наслаждение - в летний день босыми ступнями чувствовать землю и какой покой, какое отдохновение - вырвавшись из городской суеты, закинув голову, как в детстве, наблюдать неспешный и вечный ход облаков в высоком небе!

Я несколько раз была замужем и всегда по-хорошему расставалась со своими мужьями. Подруги и сестры считали, что достойного избранника я не дождалась. Не знаю, может, и вправду мои мужья были слабее меня, но они мне нравились. Все до единого обладали прекрасной мужской внешностью и мужским благородством - некрасивых, невзрачных я не любила, - а ума мне хватало собственного. Уходя, я никогда ничего от своих мужчин не брала, и потому наши дружеские отношения продолжались или возобновлялись, как только притуплялась острота расставания».

«Моя жизнь несколько раз начиналась с нуля, мне очень долго не давали почетного звания. В графе «образование» у меня стоял прочерк, так как училище оставила за два года до окончания. Следовательно, указание на профессию отсутствовало, а рядом значится, что я - народная артистка России. Впрочем, и тогда, в молодости, и теперь все это мало меня волновало. Наверное, потому, что я достаточно сильный и независимый человек.

Ни красавицей, ни покорительницей мужских сердец, ни властительницей моды я никогда себя не считала - думала, что в лучшем случае я хорошенькая. Были периоды, и в Ленинграде, и в Москве, когда ходила рвань рванью и нисколько от этого не страдала. Женскими комплексами природа меня, к счастью, не наделила: я была уверена, что, если только всерьез понадобится, могу в компании привлечь все внимание к себе и увести за собой любого, кто пришелся по вкусу. Так, впрочем, не раз и случалось...».

«Я не чувствую старости и очень люблю людей, которых, несмотря на возраст, никак не назовешь стариками. В жизни мне многое до сих пор интересно и не меньше, чем в молодости, я хочу играть на сцене».

«Я люблю общество. Молодых - больше, чем своих сверстников. Мне с новым поколением интересно, и я сама чувствую себя моложе. Люблю веселое застолье, вкусно поесть, но еще больше люблю остроумную и просто умную беседу за столом. Стараюсь не появляться в компании незнакомых, случайных людей. Очень ценю в человеке талант, но еще больше - непосредственность, оригинальность, свободу, отсутствие комплексов, острый ум и дар острого слова».

«Отыграв «Как пришить старушку», любимый нами спектакль нынешнего репертуара Театра сатиры, мы никогда не расходимся - ужинаем вместе в моей гримерной. Едим картошку, квашеную капусту, селедку, холодное мясо, умеренно выпиваем, чтобы сбросить напряжение, и нам, участникам спектакля, всегда приятно, интересно друг с другом.

Деньги ценю постольку, поскольку они дают мне независимость. Прежде всего - возможность путешествовать по миру и еще ремонтировать мою любимую дачу.

Считаю для себя законом не обижать людей больше того, чем они заслуживают, и никогда не обижать ниже стоящих. Считаю также, что помогать, пользуясь своим именем и известностью, надо не тогда, когда тебя об этом попросят (просить человеку вообще очень трудно), а гораздо раньше, как только увидишь человеческое несчастье и нужду.

Не прощаю одного - предательства, к несчастью, на собственном опыте узнав, что это такое. В силу сложных обстоятельств театральной работы иногда вынуждена общаться и с предателями, но все равно помню о том, кто есть кто.

В себе самой не люблю несдержанности, резкости по пустякам, своего ядовитого языка (хотя всегда говорю прямо в лоб, ни в коем случае не за спиной и не за глаза). Резкости свои объясняю не только генами, подарившими мне трудный характер, но и тем, что, рано начав жить самостоятельно, чего-то недобрала в воспитании. Тем более восхищаюсь воспитанными и выдержанными людьми - и не очень говорливыми тоже».

«Я не верю в жизненную и творческую удачу тех, кто сидит сложа руки и ждет, когда улыбнется судьба и жареный блин упадет прямо на нос. В театре так не бывает, и актерская профессия вовсе не такая зависимая, как это принято считать, - она требует ежедневных усилий, деяний, вызова судьбе.

Я очень люблю путешествовать и в этом похожа на пожилых дам Европы и Америки, которые только и начинают по-настоящему жить, когда выходят на пенсию. Пробую странствовать, на пенсию не выходя, и если хватит сил, здоровья и, конечно же, средств, я еще поезжу, посмотрю белый свет и людей.

Я рада, что моя память и сегодня не изменяет мне, что мое прошлое живет со мной и я его вижу. Молодое, мужественное, страстное, с яркими зелеными глазами лицо моего отца и прелестный, тающий в дымке лет, образ моей матери. Когда уже без нее я играла швею в «Мистерии-буфф» Маяковского, я попросила в точности повторить милое выпускное мамино платье - с прошивками и белой вставкой на груди.

Я помню туман над Елагиным островом, каменных львов у самой кромки невской воды, дальнюю петербургскую панораму и то, как, волнуясь, читал мне влюбленный Арбузов любовную лирику Блока.

Я люблю своих друзей. Свято чту всех ушедших (увы, их куда больше, чем ныне здравствующих). Живые могут сказать о себе лучше, чем я, но воспользуюсь случаем и все-таки хоть кратко, но скажу о них».

- Ольга Александровна, я благодарен вам за беседу. Здоровья вам, новых ролей, и дай Бог, чтобы ваши прекрасные глаза так же ярко блестели!

- Взаимно. Мне хорошо было с вами: во-первых, вы умеете слушать, а во-вторых, умеете спрашивать...

Киев - Москва - Киев



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось