Александр ЛАЗАРЕВ: «Поклонницы попадались, увы, сумасшедшие — и фары разбивали, и заднее стекло кирпичом, и веники дарили, и бутылки в меня вместо букетов летели — всяко бывало»

Часть II

(Продолжение. Начало в № 19)

«ПОХВАЛИТЬ АКТЕРА ДЛЯ ГОНЧАРОВА БЫЛО ВСЕ РАВНО ЧТО СЪЕСТЬ ЕЖА»

- Театр Маяковского, в котором вы много лет служите, никогда не принадлежал к числу культовых, модных, его нельзя было сравнить с Таганкой или «Современником», тем не менее десятилетие на стыке 70-х и 80-х годов - золотое, на мой взгляд, десятилетие Маяковки, потому что один за другим там выходили мощные спектакли с настоящим созвездием актеров. За счет чего это происходило? Предпосылки какие-то были?

- Видимо, да, ну а вообще-то, когда меня спрашивают: «Вы всю жизнь в одном театре?», отвечаю: «Нет, в трех». - «Как это?». - «Да, сначала служил в театре Охлопкова, потом несколько десятилетий - у Гончарова, а сейчас работаю с Арцибашевым».

- Это три разных театра?

- Абсолютно, просто находятся в одном помещении, которое называется Театром имени Маяковского. Есть, безусловно, традиции, но они минимальны, потому что и Охлопков, и Гончаров, и Арцибашев настолько самобытные режиссеры, что свой создавали театр.

Предпосылки? Наверное, это от самого Андрея Александровича Гончарова шло - главного режиссера и художественного руководителя нашего театра в 70-80-е годы. Вы правы: в то время что ни спектакль - то откровение, и интерес к театру был очень большой. Может, мы не считались такими знаковыми, какими в свое время были Таганка, «Современник» или «Ленком», но я знаю огромное число людей, которые говорили: «Я хожу только в Маяковку». Для них наш театр был главным, и действительно, в те годы можно и нужно было туда ходить.

Помню окончание многих рецензий: «Идите и смотрите этот спектакль!». При Гончарове шли «Трамвай «Желание», «Человек из Ламанчи», «Беседы с Сократом»,  «Леди Макбет Мценского уезда», «Да здравствует королева, виват!», «Театр времен Нерона и Сенеки». Каждый спектакль...

- ...хит!..

- ...и поскольку они так гремели, мы считаем этот период нашим золотым веком. При Андрее Александровиче жили мы трудно...

- ...но без него - еще труднее...

- Да, и сейчас понимаем: режиссером он был настоящим. Гончаров задал нам, актерам, которые с ним работали, очень высокую планку понимания того, что происходит на сцене: ему все не нравилось!

- Ужас!

- Да, практически все - на нас он просто не мог смотреть!

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- И никого не хвалил?

- Похвалить актера для него было все равно что съесть ежа, хотя однажды, правда, я услышал от него доброе слово - после того, как уговорил его посмотреть фильм «Село Степанчиково и его обитатели» по Достоевскому, снятый на Ленинградском телевидении. На следующий день он произнес: «Ну, хорошо...» - и достаточно! (Смеется). Я был счастлив - такой комплимент высокий! Он буквально выдавил из себя эти слова...

- ...и съел ежа...

- Съел! (Смеется). Трудно нам всем пришлось, потому что это был человек с очень сложным характером, шумный, громкий...

- ...и актеров своих, говорят, унижал, оскорблял...

- Да, поэтому многие, при нем пришедшие, при нем же из театра ушли.

- Кричал на них сильно?

- Ну, к крику его мы привыкли, крик - это ладно, он уже шел как фон. Была какая-то оскорбительная манера общения, неуважение к личности.

- И терпели?

- Терпели, а почему - объясню. Актеры - люди зависимые, профессия эта вторичная. Не терпишь, не нравится - ради Бога, двери открыты, поэтому мы - в частности, я и группа моих коллег - все тысячу раз взвесили и обдумали. Ну что же нам, уходить из театра, где уже сложилась какая-то жизнь? Идти в другой коллектив и начинать там с нуля?

- Подождите, но вы-то со Светланой Немоляевой - люди самодостаточные...

С Евгением Леоновым в спектакле Андрея Гончарова (Театр имени Маяковского) «Человек из Ламанчи», 1972 год. «Режиссером Гончаров был настоящим, но с очень сложным характером»

- ...безусловно...

- Много снимались в кино, вас повсюду любили, знали...

- И что?

- Он же почти не задействовал вас в постановках...

- Я тем не менее в спектаклях играл всегда - не у него, так у других режиссеров.

- Сам Гончаров, однако, насколько я знаю, демонстративно внимания на вас не обращал...

- Был такой период - когда я заступился за собственное достоинство, позволил себе спросить: «Почему вы так со мной разговариваете?». После этого начались холодные отношения, он перестал брать меня в свои постановки, однако, повторюсь, я был задействован у других.

- И все равно желания уйти не возникало?

- Нет. Мы понимали, что идти к мягкому, интеллигентному, доброму, вежливому, но не создающему шедевров режиссеру другого театра не имеет смысла - лучше уж это хамство перетерпим, наступим на горло собственной песне, зато продолжим выходить на сцену в спектаклях, которые будут вызывать огромный интерес у москвичей.

«КТО-ТО ОБИЖАЛСЯ: «Я С ЭТИМ ХАМОМ РАБОТАТЬ НЕ БУДУ!», А Я СКАЗАЛ СЕБЕ: «Я ЭТО ПЕРЕЖИВУ» - И ПЕРЕЖИЛ. И ВЫИГРАЛ...»

- Не чувствовали себя беспомощными куклами в руках у Карабаса Барабаса?

Александра и Светлану долгую совместную жизнь связывало многое: «И любовь, и привычка, и дружба, а еще понимание, что самое главное — это понять-простить»

- Конечно, в какой-то степени Андрей Александрович был Карабасом Барабасом, и шутки с ним были плохи, но мы сознавали: то, что он предлагает актеру, правильно. Нам казалось: а как иначе? Иначе и быть не может - только так, и хотя все это подавалось в форме, в нормальных человеческих отношениях неприемлемой, опять-таки: что же лучше? Приходилось выбирать. Кто-то обижался: «Я с этим хамом работать не буду!», и Гончаров говорил: «Пожалуйста, я никого не держу», а я сказал себе: «Я это переживу», и пережил. И выиграл.

- Как оказалось...

- ...потому что по-прежнему я актер, служу в этом театре, много играю - до сих пор. Режиссер говорит: «Ты только не болей, у меня такие на тебя планы!». Я отмахиваюсь: «Слушайте, я уже не могу такое количество спектаклей играть - это перебор!».

- Сколько у вас их сейчас?

- До 13-ти в месяц - для моего возраста это много, а мы же еще репетируем.

- Это и не для вашего возраста много...

- Нет, ну когда-то, простите, мы по 25 спектаклей играли - в молодости. 25 в месяц - это было нормально. Роли там были маленькие, большие - разные, а если на гастроли выезжали, театр зачастую работал на двух площадках одновременно. Ну, например, месяц в Киеве - в Театре Франко и Жовтневом дворце, и некоторые актеры, если заняты были в двух спектаклях в один вечер, из одного помещения перебегали в другое (смеется).

- Перебежчики!

- Еще те! Потом - такой же месяц в Днепропетровске, а сейчас два-три дня - и один спектакль, только говорим: «О, мы на гастроли едем...». 13, 11, даже 10 спектаклей для меня уже перебор, и одни в результате страдают оттого, что мало работы, а другие - что меры нет.

- Лучше все-таки от перебора страдать - мне так кажется...

«Я играл в «Еще раз про любовь», и в это время у нас со Светланой родился сын Шурка, так я убегал со съемок домой, потому что там гораздо интереснее было»

- Видимо, да. Мне иногда не верят: «Ну перестань, не кокетничай, не ханжи! Другие вон ничего не играют, а ты плачешь, потому что работы много». Я говорю: «Да понимаю я, понимаю...», но когда приходишь каждый день с языком на плече от усталости, уже и врачи советуют: «Александр Сергеевич, поберегите себя!». Ну а как я буду себя беречь? Сяду сейчас и беречь начну - что это такое? Работаю - и работаю: могу, конечно, от чего-нибудь отказаться, но потом думаю: «А может, не стоит, надо бы продолжать?».

- Последние лет 10-15, когда на телеканалах идет множество сериалов и появляется много новых актеров, секс-символов развелось - хоть пруд пруди, а вот в советские годы, когда вы снимались в своих лучших картинах, их очень мало...

- ... да и названия такого не было...

- Не было, но это подразумевалось, и вы, безусловно, были секс-символом, потому что красавец-мужчина...

- Красавец! (С ударением на последнем слоге. - Д. Г.). (Смеется).

- Как в этом статусе вам жилось? Вы-то все про себя понимали...

- Думаю, мое счастье в том как раз и заключается, что не понимал.

- Кокетничаете?

- Нет, действительно так считаю. Это причем говорят мне моя жена, сын, внуки и мое окружение, потому что, если бы я «все про себя понимал», то, может, вел бы себя иначе, а так... Меня спрашивают: «Ты еще ходишь по улицам?», и я отвечаю: «А что, плаваю, что ли? И по улицам хожу, и в магазин».

«Когда уже сын состоялся, я подумал: «Слава Богу, что он стал актером!», но когда неизвестность какая-то... Это самое мучительное для родителей — благословлять ребенка на зыбкий, тернистый путь...»

- Дамы оглядываются?

- Да - ну и что? Кто-то помнит, кто-то уже нет - я настолько просто к этому отношусь, что вообще не замечаю. Поэтому и сказал, что, может, в этом мое счастье: ничего не ощущаю! Никакого панциря, никакой брони - как снимался, так и снимаюсь. Играл вот с Татьяной Васильевной Дорониной в «Еще раз про любовь», и в это время у нас со Светланой родился сын - Шурка, так я убегал со съемок, где были любовные сцены, домой, потому что там гораздо интереснее было.

- Правда?

- Конечно! Это характер, наверное, а может, в этом вся суть актерской профессии.

- Видно, Татьяна Васильевна не в вашем была вкусе...

- (Улыбается). Вы меня провоцируете?

- Разумеется...

- Нет, ну что значит «не в моем»? Мы с ней в прекрасных отношениях были, окончили одну Школу-студию, одного актерского поля ягоды... Конечно, я уже был женат, у меня появился ребенок, но надо было какое-то правдоподобие все-таки создать.

Мы играли любовь, а это самое прекрасное, что актеру дано играть в жизни. Если сможешь, конечно: это очень тяжело, но показать какой-то душевный или духовный стриптиз, выложить кишки на стол и рассказать про себя все - самое интересное. Гончаров говорил: «Запомните: вы, только вы, и никто другой в этих обстоятельствах! Не персонаж, не Иван Иваныч Пупкин - вы, потому что ваша реакция на эту ситуацию будет одна, а у другого человека - другая...».

- И это самое правильное, наверное?

- Самое трудное прежде всего. Нам кажется: «Ну как в этой ситуации я буду самим собой? - я же неинтересный. Вот персонаж мой, Иван Иваныч, будет смотреться лучше», а Гончаров твердил: «Вы, и только вы!».

«Актерские браки недолговечны»? Я знаю массу прекрасных актерских семей — массу!»

- Здорово!

- Вернее, он говорил так: «Вы с вашим донным использованием собственного я», поэтому самое интересное для меня - вот этот душевный, духовный стриптиз. Попробуйте выполнить - не всем удается. Высший пилотаж!

- Что-то, наверное, надо иметь за душой...

- Конечно, а мы все время стараемся что-то показать, изобразить, сымитировать, но попробовать быть самим собой, я повторюсь, - самое интересное.

«ОДНА БАЛЕРИНА СКАЗАЛА: «ОЙ, САНЬКА, ТАКОЙ ТЫ НЕЛЮБОПЫТНЫЙ!»... НЕТ, Я НОРМАЛЬНЫЙ, ПРОСТО СЧИТАЮ, ЧТО СЕМЬЯ - ОСНОВА ВСЕГО»

- В одном из интервью ваша супруга - народная артистка России Светлана Немоляева в шутку заметила: «Мы слиплись, как сиамские близнецы», и действительно, своим прочным успешным союзом вы напрочь опровергли утверждение, что актерские браки недолговечны, - как это получилось?

- Cтоит спросить, как получилось,  что существует такая формулировка : «Актерские браки недолговечны»? (Смеется). Потому что я знаю массу прекрасных актерских семей - массу! Перечислять не буду, это смешно, но во всех театрах есть свои пары, и когда мы пришли в Театр Маяковского, здесь тоже были прекрасные многолетние семьи. У тех же Свердлина, Охлопкова, Штрауха...

- ...у корифеев...

- ...а как получилось? Господь Бог, видно, решил: «Вы будете жить так, вы - вот так, а вы - эдак». Так мы и живем...

- На эту тему анекдот есть: «Убить - да, хотелось, а развестись - нет». У вас ничего подобного не было?

- Естественно, мы нормальные люди, и всяко бывало, но убить не хотелось, нет.

- Вы признались однажды: «Иногда мы, как кошка с собакой». Искры летят?

В роли Петра I с Михаем Волонтиром в картине «Дмитрий Кантемир», 1973 год

- Да, тем не менее мы со Светланой находим возможность и необходимость быстренько помириться, потому что все это - шелуха, которая рано или поздно уйдет. Все взвешиваем и тут же приходим к выводу: «Ну что, из-за такой ерунды разбежимся? Глупости!».

- Неужели в поисках новых впечатлений вам никогда не хотелось завести другую семью или хотя бы попробовать отношения на стороне?

- Ой, нет (смеется), такого желания не было - это я совершенно искренне говорю. Даже не рассуждал об этом.

- Вы, очевидно, нелюбопытный...

- Вот точно так же обо мне одна балерина сказала: «Ой, Санька, такой ты нелюбопытный!». (Улыбается). Нет, я нормальный, просто считаю, что семья - основа всего.

- Вы до сих пор со Светланой Владимировной друг друга любите?

- Это пусть скажут другие, которые нас со стороны видят, а я смотрю на Светлану, детей, внуков и понимаю: без них моей жизни нет. Как же я буду их обижать, оскорблять какими-то своими мыслями или поступками? Не надо мне этого, не надо!

- Что же вас больше связывает: любовь, дружба, привычка?

- Все вместе, наверное: и любовь, и привычка, и дружба, а еще понимание, что самое главное - это понять-простить. Понять - значит, попытаться встать на сторону другого человека.

- Золотое правило!

- Ну, не встань, но попытайся хотя бы, а если попытаешься и удастся, сможешь разобраться, в чем, собственно, правота и неправота. Это, конечно, требует работы внутренней, усилий, напряженки ума и сердца, но люди в противном случае разбегаются.

- Сегодня актеру нужно играть любовь с одной актрисой, завтра - с другой и то же самое дома произносить в адрес супруги... Были моменты, когда, видя, как Светлана Владимировна играет сцену любви с кем-либо в театре или кино, вы чувствовали себя нехорошо - мучила жуткая ревность?

«Смотрю на Светлану, детей, внуков и понимаю: без них моей жизни нет». Александр Лазарев и Светлана Немоляева с сыном Александром и невесткой Алиной

- Нет, не было.

- Никогда?

- Ну, просто я сам актер и понимаю, что это такое.

- Подождите, но вашу жену обнимал, целовал в губы кто-то другой...

- Ну и что? Это профессия, и если так к этому относиться, надо в историко-архивный или рыбный какой-нибудь идти институт.

- Вам не хотелось порой, чтобы жена была из историко-архивного?

- Нет, актерская профессия, я считаю, потрясающая, потому что дает возможность прожить много разных жизней одновременно. Иногда вот слышать приходится: «Посмотри, нашей знакомой всего 50 лет, а этой актрисе 70, но она выглядит моложе», и очень часто такое бывает, потому что у актрисы организм все время в работе - голова, сердце в тренаже постоянном: ей стареть некогда.

- Где же та грань, чтобы понять: настоящий поцелуй или нет? Вы это распознаете?

- Вы, Дмитрий, как врач меня спрашиваете... Бывает, конечно, что, репетируя или играя, актеры действительно увлекаются друг другом, после чего влюбляются, женятся, потом расходятся и снова женятся...

- Вы это как врач понимаете?

- Да, но не понимаю, где грань. Я, например, на сцене осознаю, что спустя три минуты это закончится и я пойду домой, но стараюсь все делать правдоподобно и даже искренне, потому что профессия обязывает. Зритель ведь обязательно скажет: «А, изображает, имитирует - значит, все это несерьезно».

- Я где-то читал, что, когда вы играли с Дорониной ту самую «эротическую» сцену, залезли под одеяло чуть ли не в брюках и ботинках. Доронина легла в постель в одной рубашоночке, а вы, чуть подняв одеяло, ее попросили: «Татьяна Васильевна, подвиньтесь, пожалуйста»....

С Дмитрием Гордоном. «Я не идеалист и даже не фаталист, но думаю, что у каждого есть судьба» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Наверное, так и было, но, честно говоря, я уже это забыл. Это Натансон Георгий Григорьевич все время эту тему муссирует, а я так считал: с чего это мне раздеваться, если мы до сих пор (проводит рукой по шее) под одеялом лежим? Два лица снимают, два крупных плана, а я разденусь и буду в другом виде лежать? Подробности я уж не помню - вы ведь спрашиваете про картину, которая 43 года назад снималась. Целая жизнь с тех пор прошла: у меня было столько разных работ, столько партнеров, партнерш, режиссеров, родился сын, появились внуки - очень много воды утекло.

- По слухам, вас полчища поклонниц преследовали, и если вы не отвечали взаимностью, вам даже били в машине стекла...

- Ну, полчища или нет, не знаю...

- ...но про стекла хоть правда?

- Попадались, увы, сумасшедшие, которые и фары разбивали, и заднее стекло кирпичом, причем кирпич этот в машине потом лежал... И веники мне дарили, и бутылки в меня вместо букетов летели - всяко бывало.

- Из-за того, что не отвечали взаимностью?

- Да, разумеется.

- Не проще ли было ответить - возникает вопрос?

- А что же я должен был делать? Не понимаю, и потом, поклонницы бывают разные. Одна из них, Тамара Лялякина, стала почти членом нашей семьи - была сперва просто поклонницей, но настолько уважительной...

- ...тактичной...

Похороны Александра Лазарева 5 мая 2011 года. У гроба — Светлана Немоляева, сын Александр и невестка Алина

- ...ненавязчивой! Мало того, она и Шурку нашего знает с пеленок, всю биографию его снимала, а некоторые навязывались: «Я провожу вас». Да не надо мне, чтобы ты ходила меня провожать, хочу один пройтись, но такой отказ вызывал гнев, и это было ужасно.

- Как ваша жена к поклонницам относилась?

- Спокойно.

- С пониманием?

- Да, и потом, я же их в основном гнал. Ни к чему это было мне, понимаете? - это дешевка, которая ничего не давала.

- Размениваться не хотелось...

- Абсолютно!

«КОГДА СЫН РОДИЛСЯ, ВРАЧ МНЕ СКАЗАЛ: «НУ, САША, ТЫ И ОТПЕЧАТАЛ!»

- Сына вы Сашей назвали - я так понимаю, не догадывались, что он станет актером и появится Александр Лазарев-младший...

- Конечно же, не догадывался.

- Но почему Сашей?

- Вообще-то, когда к родам готовились, собирались другое дать ему имя (нравилось, например, Петр - хотели Петрушу), но когда сын родился, врач мне сказал: «Ну, Саша, ты и отпечатал!». Малыш был так на меня похож! - слепок, только маленький.

- Да он и большой - слепок...

- Потом он менялся: и на Светлану похож был, и цвет волос был то темный, то светлый, то снова темный... Сейчас тоже, в общем, похож на меня, но когда появился на свет, мы решили: «Чего уж тут думать? Пускай тоже будет Александром!». В семье он как Шурка идет, Шурик.

- Сходство у вас поразительное, а недоразумения на этой почве бывали? Никогда вас не путали - где старший, а где младший?

- Только по голосам: были смешные истории, когда по телефону я разговаривал с девчонками сына, и они думали, что беседуют с ним. Потом я признавался: «Вы знаете, это Александр Сергеевич». - (Тоненьким голоском). «Ой-ой-ой, извините, ради Бога!», а однажды мы были на спектакле в «Ленкоме», и рядом со мной Армен Джигарханян сидел («Женитьба Фигаро» шла, что ли?), так вот, Армен сказал: «Слушай, не понимаю: ты рядом, и ты - на сцене...». - «Да, но только там молодой, а здесь уже в возрасте». Он согласился: «И впрямь похож!», хотя внешне вроде не очень...

- Очень!

- Да? А мне кажется, мои только голос, манера...

- Александр, на ваш взгляд, хороший актер, он состоялся?

- Считаю, что да, и у нас уже забота о нем отпала.

- А была?

- Естественно - ну а как же?! Вот внучка Полина на третьем учится курсе, так у нас от беспокойства за нее голова пухнет: как закончит, как актерская судьба ее сложится? По поводу Шуры то же самое было, а вот теперь - нет. Он уже и народного получил, и премий у него в два раза больше, чем у меня, и снимается из картины в картину, правда, сейчас чуть поменьше.

- Кризис?

- Да, и когда спрашиваю: «Шурик, что у тебя в кино?», отвечает: «Ничего, никаких предложений». Привык просто из фильма в фильм переходить.

- Вы ему советовали что-либо - как профессионал?

- Конечно.

- Не говорил он вам: «Папа, брось, ничего ты не понимаешь»?

- Никогда.

- Обычно актеры категорически не хотят, чтобы дети по их стопам шли...

- Ну, когда уже сын состоялся, я подумал: «Слава Богу, что он стал актером!», но когда неизвестность какая-то... Это же самое мучительное для родителей - отправлять, благословлять ребенка на зыбкий, тернистый путь. Вдруг он будет всю жизнь в массовке стоять или говорить: «Кушать подано», а для мужчины - красивого, рослого - это позор, стыд: как в семье появляться, как ее содержать?

- Тем более фактурный такой парень, как ваш...

- ...видный. Из профессии мало актеров уходит, но я знаю двух-трех человек из нашего театра, которые именно так и поступили.

- Не захотели ждать?

- «Я, - один мне сказал, - не могу все время играть в массовке и какие-то 70 рублей домой приносить» (в советское время столько мы получали).

- И это можно понять...

- Абсолютно, так вот, у сына все - слава Богу: в кино снимается, на сцене играет, поэтому мы со Светланой за него спокойны.

- Знаете, вы удивительный человек: один театр на всю жизнь, одна жена... Символ Театра Маяковского, образцово-показательный отец, дедушка...

- Да какой образцово-показательный?  (Смеется). Я вас умоляю - чему удивляться?

- Удивительному постоянству!

- Вы знаете, я где-то фразу одну прочитал: «Не выпивать так же хорошо, как и выпивать», и наоборот - так и в этой вот ситуации. Когда обожаешь свою семью и считаешь ее самым главным в жизни, это хорошо, а может, кому-то совсем другое по душе - разнообразие ощущений и так далее. Ради Бога, кому как уготовано. Я не скажу, что идеалист, и даже не фаталист - ни в коем случае, но думаю, что у каждого есть судьба. Впрочем, мы со Светланой сами над собой поработали.

- Еще как поработали!

- Чтобы отношения сохранить, понимаете? Я ведь говорил уже, что это требует работы, напряжения, мужества.

«РАНЬШЕ УБИВАЛИ ДРУГ ДРУГА ПАЛКАМИ, А СЕЙЧАС - ПУЛЯМИ, А ТО И ПРОСТО СЛОВОМ - ВОТ И ВСЯ РАЗНИЦА»

- В кино вы несколько раз сыграли Петра Первого...

- Трижды.

- Ну, рост, я понимаю, какое-то, может быть, сходство...

- ...грим, очевидно...

- А вы в этот образ вживались? Что чувствовали, играя Петра?

- Петрушу, как я его называл, государя императора... Я вообще историю очень люблю, увлекался и увлекаюсь ей до сих пор. В тех фильмах, в которых в этой роли снимался (в двух, во всяком случае, из трех), возможности глубоко покопаться в характере не было. Довольно схематичные были сценарии, а вот одна картина - «Демидовы»...

- ...классная!..

- Да. Там у Петра и жесткость, и мягкость, и доброта - скажем, когда он про сына говорит: «Он меня целовал сюда» (слегка к губам прикасается), а потом в истерику впадает, и так далее. Мне, если честно, нравились и время, и персонаж - он очень разный ведь, Петр. Я знал, что там все на крови построено, что быт страшный был, что вседозволенность повсюду царила - все, что хотели, делали, особенно при дворе, но как актеру мне было интересно в этом копаться, а если еще и сценарий такую возможность дает, тогда это замечательно. Увы, в двух из трех фильмов, повторюсь, возможности не было. Одна картина... Господи, как же она называлась, Боже ты мой? Мы там с Михаем Волонтиром снимались, Молдова ее совместно с «Ленфильмом» делала... О Кантемире - а, «Дмитрий Кантемир», а другая, «Тайный посол», о том, как из Туркмении к Петру посол был отправлен.

- Газ продавать...

- Точно! (Смеется). Там у меня большой эпизод, а вот в «Демидовых» действительно что сыграть было, и думаю, в какой-то степени у меня получилось.

- Кстати, насчет газа. С лицедеем, считаю, о политике говорить не следует (хотя политика сродни актерству), тем не менее именно артисты могут внести огромный вклад в развитие дружбы между народами...

- Конечно - актеры ведь почти дипломаты.

- Знаю, вы работаете сейчас над спектаклем по Гоголю...

- Наш театр вообще пора в Театр имени Гоголя переименовывать (улыбается).

- А что же с Театром Гоголя делать?

- В Театр транспорта переименовать, как раньше он назывался. У нас и «Женитьба» идет, и «Мертвые души», и «Ревизор», и во всех этих спектаклях я занят: в «Ревизоре» играю Городничего, в «Мертвых душах» - Ноздрева, в «Женитьбе» - Анучкина.

- Звезда Театра имени Гоголя!

- Ну вот (смеется), а сейчас мы репетируем «Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Спектакль будет называться «Как поссорились...» - очень красочный, яркий, с прекрасными украинскими песнями, замечательным оформлением, костюмами, но очень грустный - это очевидно, потому, что поссорились ни на чем!

- Упрямые...

- И упрямые, и никто поработать мозгами не хочет, признать: «Это же глупость!». К нам люди приходят, смотрят и говорят: «Слушайте, какая-то невольная ассоциация возникает с сегодняшним днем, с отношениями России и Украины!». Я отвечаю: «Специально мы этого не делаем - так получается». Это очень грустная, печальная история, когда люди не дают возможности поработать своим мозгам и душам, задать себе вопрос: «Зачем мы так поступаем?», взвесить и определить, что в жизни дороже.

- Вот вам и классика!

- Ну, она потому и классика, что вечная.

- Видите: современных авторов мало...

- ...мало, да...

- ...вообще практически нет, а Гоголь с Островским не сходят с афиш и по-прежнему актуальны...

- Естественно, потому что там извечные проблемы отношений между людьми затронуты. Они как в доисторические времена существовали, так и в цивилизованном мире остались, только раньше убивали друг друга палками, а сейчас - пулями, а то и просто словом, понимаете? - вот и вся разница. Суть человеческая не изменилась, для этого миллионы лет понадобятся, и пока мы такие же, только по-другому одеты.

«КАКОЙ УДАР, КАКОЙ НОКАУТ МЫ ПОЛУЧИЛИ, ЧТО, БУДУЧИ ДОСТАТОЧНО ВЗРОСЛЫМИ УЖЕ РЕБЯТАМИ, ШЛИ И ПЛАКАЛИ?»

- В одном из интервью вы сказали: «У меня сейчас такое внутреннее состояние, когда не хочется большие роли играть: и устал, и возраст уже не тот, и наигрался достаточно»...

- В общем-то, да, это так. Конечно, когда-то мечтал: «Хорошо бы Ричарда III сыграть, Гамлета или Федю Протасова в «Живом трупе» - большие, глобальные роли, но, во-первых, сейчас никто их в силу возраста не предложит, а во-вторых, даже если кто-то с ума сойдет и решится, попросту откажусь, потому что такую работу не вытяну, она требует очень большой психофизической нагрузки. Ну что вы, в некоторых ролях один текст проговорить - уже язык на плече от усталости будет, а еще надо вложить туда себя, свои эмоции, поэтому даже в кино от больших ролей отказываюсь. Сейчас предложений, естественно, мало, но все-таки бывают - я вот и в Киев ездил...

- ...к Илье Ноябреву?..

- Да, сыграл у него в фильме «Тринадцать месяцев», а четыре года назад снялся у ныне покойной Тани Магар в хорошем телевизионном сериале - забыл, как называется, Господи... Ладно, вспомню потом... («Когда ее совсем не ждешь». - Д. Г.). Мы со Светланой играли пожилых актеров в доме отдыха, но это не важно, я сейчас о другом. Когда по поводу работы звонят, всегда спрашиваю: «На сколько роль?». Понимаю, что мне хотят сделать приятное, поэтому отвечают: «Достаточно большая - дней, знаете ли, на 7, 10, 12...». Я сразу: «Не-е-ет, не могу». Они встревоженно: «Что такое?», и я объясняю, что согласился бы на день-два, чтобы спокойно обдумать и сыграть эпизод. «А-а-а, ну, по правде говоря, эта роль как раз на два дня». Я: «Вот и прекрасно, давайте я почитаю сценарий», и потом уже соглашаюсь или нет. Поймите меня правильно: мне сейчас это уже не нужно. И когда на телевидение в какую-то передачу зовут, я спрашиваю обычно: «Зачем?». - «Ну, это же для вас реклама...». - «Да не нужна она мне!».

- Понятное дело...

- Не понимают люди, и я их не осуждаю - просто констатирую факт. У меня свое место есть  в театральном мире и даже в киношном, своя ниша, к тому же я очень занят в театре, много работаю - более чем достаточно, поэтому больших ролей не хочу, все уже...

- Александр Сергеевич, в 70-е-80-е годы в политической жизни Союза был полный застой, зато в искусстве - мощный порыв. Столько талантливых людей появилось!

- О, безусловно!

- Ну а сейчас множество фильмов, сериалов снимается (до кризиса, во всяком случае, снималось), а ведь актеров такого масштаба, как тогда, нет. Или есть?

- Вы знаете, интересные попадаются, но это, как говорится, штучный товар - на пальцах одной руки пересчитать можно.

- Кто вам особенно нравится?

- Я не могу сказать, что кто-то уж так нравится.

- Ну хорошо, люди уровня Смоктуновского, Евстигнеева, Табакова сейчас появляются?

- Да что-то не знаю... Есть, безусловно, особенные, но это какой-то другой уровень.

- Что же является тут причиной: недообразованность, спешка?

- Сразу и не ответишь... (Пауза). Не хочу никого обвинять и боюсь кого-то обидеть, поэтому и сказать коллегам: «Ну, ты же не Табаков» или «Ты, к сожалению, не Смоктуновский» не могу.

- Иначе спрошу: но от чьей-то игры сердце хоть раз забилось? Имею в виду из молодых?

- Не помню... А нет, забилось, и, как это ни странно, от работы моего сына Шурки в сериале «Честь имею» о гибели псковского ОМОНа. Вот там да, но это щемящая история, и он действительно лихо сыграл. Сколько писем потом ему от военных с благодарностью приходило, ой! Даже строители нам говорили: «Если бы не ваш сын и не его роль в «Честь имею», мы бы вам этот ремонт не делали». (Смеется).

- Это ли не счастье?

- Пожалуй, да.

- В молодости театральных потрясений было побольше?

- Помню, когда еще в Школе-студии МХАТ учился, мы с ребятами шли пешком с проезда Художественного театра до Рижского вокзала, на Трифоновку, где наше общежитие находилось, и плакали, потому что спектакль «Три сестры» посмотрели. Мы не стеснялись своих слез, соплей...

- Спектакль этот во МХАТе шел?

- Да, он был уже возобновленный и тем не менее вызывал такие эмоции. Что это было? Какой удар, какой нокаут мы получили, что, будучи достаточно взрослыми уже ребятами, шли и плакали? Там замечательные актеры играли, все звезды Художественного театра, и еще я так плакал, когда смотрел фильм «Мост Ватерлоо». Может, я сентиментальный, хотя нет, не думаю...

- А для чего же тогда искусство?

- Вот-вот, да и сентиментальность - прекрасное качество.

- Значит, душа не черствая...

- (Кивает). Безусловно, но сейчас, чтобы от какой-то постановки или картины у меня защемило сердце - увы...

«ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО - КАКУЮ ТЕЛЕГРАММУ МЫ ПОСЫЛАЕМ В ЗАЛ»

- Хочу в заключение поблагодарить вас за прекрасное интервью, пожелать, конечно же, еще много хороших ролей, а нашим читателям - чтобы они, во-первых, были способны от спектакля заплакать, а во-вторых, чтобы кто-то поставил такой спектакль, после которого они могли бы расплакаться...

- Думаю, можно, наверное, и сегодня такой посмотреть, когда защемит сердце и перехватит горло от спазмов, но для этого нужен талант, дарование, которое в состоянии выразить, передать сильные чувства.

- А иначе зачем, правда?

- Конечно - в этом и заключается предназначение искусства вообще и театра в частности. Если ты холодный сидишь, как собачий нос, и просто разгадываешь режиссерские ребусы: «О, как здорово, как интересно...

- ...но что же он хотел этим сказать?»...

- ...да, то суть происходящего мимо идет, потому что не тем занимаешься: «Смотри, как придумал, а? Вот здорово!». Вспоминаю постановку легендарного уже литовского режиссера Някрошюса...

- В Вильнюсе?

- Нет, они в Питер приехали, мы тоже на гастролях там были, и я посмотрел спектакль «Отелло». Вообразите: сцена после удушения Дездемоны - лежит на полу в таком, я уже не помню, гробике или не гробике, героиня, вокруг нее горшки с цветами стоят... Герой сидит рядом. Долго сидит. Потом встает, переставляет один горшочек к ее ногам, второй - в другое место, и еще какое-то время на нее смотрит, долго-долго - я уже начинаю скучать. Гончаров наш сказал бы уже с нетерпением: «Ну ладно, я это понял. Дальше! Что дальше?», но здесь Гончарова нет, все происходит...

- ...неторопливо...

- ...очень уж медленно! Сижу я, короче, и думаю: что это означает? Какая-то метафора, а может, символ? В чем скрытый смысл? Суть происходящего между тем (лежит удушенная женщина) мимо меня проходит - я занимаюсь разгадыванием схемы.

- И вам оно надо?

- То-то же (смеется), поэтому и говорю: пусть спектакль будет попроще, но чтобы меня зацепило. Самое главное - чтобы из этой позиции (откидывается на спинку кресла) я сел вот в эту (наклоняется вперед, внимательно и напряженно что-то разглядывая), понимаете? Чтобы не было ситуации, когда по темному переулку после спектакля идут муж с женой и долго не разговаривают. Идут, идут, а потом он не выдерживает: «Это все ты: «Пойдем, пойдем...». (Хохочет). Молчать по другому поводу надо: от эмоционального удара - шокирующего, нокаутирующего, когда сопоставишь себя с героем или, наоборот, скажешь, глядя на происходящее: «Нет, это не про меня...

- ...и горшочки я бы так не переставлял»...

- В Маяковке вот был спектакль «Человек из Ламанчи», где я играл две роли - Дон Кихота и Сервантеса, и многие умозрительно рассуждали: «Ну что он, этот герой, ко всем со своими нравоучениями лезет? Люди живут так, как им хочется, как нравится, как удобно, - чего ты суешься, одергиваешь: «Вы неправильно поступаете, делайте так-то и так-то», зачем?». Его бьют, подвешивают на мельницу, он попадает в другие неприятные ситуации, но, как говорил Гончаров, если хоть один человек ночью под одеялом скажет себе: «Вот это правильно мужик заявлял!» - уже хорошо!

- Ради этого стоит игру затевать...

- Да, безусловно! Я вспоминаю 1963 год и наши гастроли в ГДР (театром тогда Охлопков руководил) - мы «Иркутскую историю» ставили.

- Прекрасный спектакль - классика!

- Замечательный, я согласен. Ой, нет, не в ГДР это было - в Румынии, прошу прощения.

- Ну, одно и то же почти...

- В то время - да, не имело значения, так вот, нам рассказывали, что после просмотра один местный актер пришел домой, накрылся одеялом, подушкой и три дня с семьей не разговаривал!

- Зацепило!

- Потом мы со Светланой играли другой спектакль, и одна уважаемая актриса пришла к нам за кулисы: «Ребята, не понимаю, как вы играете! Я народная артистка, 30 лет в театре. Объясните, что происходит: вы живете, чувствуете, показываете, изображаете?». Это был такой комплимент, но я не о том сказать хочу, какие мы хорошие, а о том, как важно, проникла твоя игра в сердце зрительское или нет.

Задача ведь какая стоит? Гончаров все время спрашивал: «Зачем и почему мы сегодня выходим на сцену? Для чего? Чтобы текст проговорить? Так возьми пьесу, прочитай ее просто - удовольствия, может, больше получишь», но для чего-то же мы стоим на полтора метра выше зрительного зала - наверное, чтобы словами своих героев высказать собственное миропонимание, мироощущение. Это очень важно - какую телеграмму мы посылаем в зал.

- Срочную...

- Правильно, поэтому, когда «Человека из Ламанчи» играли, эти идеи донкихотовские и мысли его расцветали, как говорится, махровым цветом, зал вставал и стоя нам аплодировал. Только стоя, каждый спектакль, а некоторые признавались впоследствии: «Единственное мое упущение в жизни - то, что я не видел в вашем театре «Трамвай «Желание». Поверьте мне на слово, где бы мы ни были - в России, Америке, где-то в Австралии (мы много объездили стран), - в какой-то самой невероятной ситуации находился хотя бы один человек, который говорил Светлане: «Слушайте, я вас в «Трамвае «Желание» видел!». Прошло уже 40 лет, и Света удивляется: «Поразительно! Когда вспоминаю, у меня все начинает дрожать», потому что так выстроен был Гончаровым этот спектакль.

Вот она, задача искусства, - чтобы человек говорил: «Какое упущение, что я этого не видел, и до сих пор меня это волнует».

Киев - Москва - Киев

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter