Сын экс-первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева Сергей ХРУЩЕВ: «Помочь уйти на тот свет соратники Сталину не могли — умер он от инсульта и от того, что никто не оказал помощь. К лежащему на полу обоссанному вождю всех народов боялись даже подойти — в дверную щелку заглядывали и говорили: «Да он спит, не трогайте его, не будите»

Часть IV

«БЕРИЯ НЕ МОГ СТАЛИНА ОТРАВИТЬ, ХОТЯ НЕНАВИДЕЛ ЕГО И БОЯЛСЯ»

— Эдуард Шеварднадзе сказал мне, что Берия Сталина отравил, — вы утверждаете, что этого быть не могло. Не знаю, кто из вас прав, но интересно, при каких обстоятельствах умер вождь, какими были его последние дни?

— Понимаете, версию о том, что Сталину подсыпали яду, выдумали в Америке. Был здесь один эмигрант-чеченец — я уже запамятовал его фамилию — из сталинского окружения, так вот, он это придумал, потому что давно уже был оторван от кремлевских реалий. Лаврентий Павлович не мог отравить Сталина, хотя ненавидел его и боялся.

— Ненавидел?

— Вождь начал уже его убирать — так же, как до него Ягоду, Ежова, и, конечно же, Берия хотел любым способом выжить, но как, спрашивается, он мог Сталина ликвидировать? Допустим, как сейчас говорят, решил ему что-то подсыпать, однако Иосиф Виссарионович — это все подтверждали — всего опасался. Ночевал в разных комнатах, за столом ничего не ел первым... Вот он сидит со своими соратниками, а на тарелке цыплята лежат. «Никита, — говорит, — смотри, какие аппетитные, что же ты не попробуешь?». — «Я, — рассказывал отец, — уже знал, что ему цыпленка хочется. Беру. «Да, Иосиф Виссарионович, — говорю, — очень вкусно», а он минут 10 еще подождет и тоже есть начинает».

Микоян с Берией были главными экспертами по вину. Сталин им говорил: «Вы кавказцы, в этом толк понимаете» — и никогда до них даже глотка не выпил: все вина они открывали и сами их пробовали. Микоян потом объяснил, почему: «Берия отвечал за НКВД, а я — за пищевую промышленность — значит, у нас был к этим винам доступ».

Подсыпать в таких условиях яд, конечно же, невозможно, а когда говорят: Берии была подконтрольна охрана... Во-первых, личная охрана Сталина никому, кроме него, не подчинялась...

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— ...и была ему преданна, да?

— Разумеется: как все умные диктаторы, хитрый горец делал так, чтобы окружение, от которого он зависел, его любило. Если вы почитаете воспоминания охранников Сталина, увидите, что они его боготворили. Да, вождь арестовал тысячу раз, казалось, проверенного Власика — вместо него на должность начальника охраны был назначен полковник Хрусталев, но представьте себе, что Берия приходит к нему и говорит: «Надо!». Во-первых, Хрусталев понимает: «Если я это сделаю, завтра меня не будет», а во-вторых, осознает: если сейчас доложит об этом Иосифу Виссарионовичу, через пару минут Берию арестуют, а он будет уже не полковником, а генерал-полковником. Если же Хрусталев вдруг настолько глуп, что попробует этот приказ выполнить, любой лейтенант или подавальщица, которая, как говорят, была к тому же со Сталиным еще и близка (может, да, может, нет — это слухи), его поймают, схватят. Представляете, какая опасность?

Повторяю: Берия был человеком умным, он никогда ни к какому Хрусталеву с таким не пошел бы, а еще все они были, в общем-то, Сталиным задавлены, отношения у них были, как у удава и кролика. Кролик может убежать, но... «Может, — они думали, — нас сия чаша минет, может, он кого-то другого выберет...».

Из книги Никиты Хрущева «Воспоминания».

«Сталин говорил нам в узком кругу, что подозревает Ворошилова как английского агента — невероятные, конечно, глупости, а Молотова он как-то «заподозрил» в моем присутствии. Я находился на даче у Сталина, кажется, в Новом Афоне, и вдруг ему взбрело в голову, что Молотов является агентом американского империализма, продался американцам, потому что в 1945 году ездил через США по делам ООН в железнодорожном салон-вагоне. Значит, имеет свой вагон, продался! Мы разъясняли, что у Молотова никаких своих вагонов быть не могло — там все принадлежит частной компании. Вот какие затмения находили на Сталина в последние месяцы его жизни».

«СТАЛИН УПАЛ И ОБОССАЛСЯ, А СОРАТНИКИ ПРОСТО НЕ ЗНАЛИ: МОЖЕТ, ОН ВЫПИЛ ЛИШНЕГО ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОНИ УЕХАЛИ»

— То есть скончался Иосиф Виссарионович все-таки от инсульта?

— Приближенные, повторяю, помочь ему уйти на тот свет не могли — умер он от инсульта и от того, что никто не оказал ему помощь.

21 декабря 1949 года, торжественное заседание в Большом театре по случаю 70-летия Иосифа Виссарионовича. В президиуме: Лазарь Каганович, Андрей Громыко, Мао Цзэдун, Иосиф Сталин, Никита Хрущев, Долорес Ибаррури и другие

— Боялись к нему войти?

— Не просто боялись... Сталин упал и обоссался, а соратники просто не знали: может, он лежит потому, что выпил лишнего после того, как они уехали, — Иосиф Виссарионович был в тот вечер сильно навеселе. Ну а теперь представьте: к обоссанному вождю всех времен и народов подходят Берия с Маленковым, поднимают его, несут на диван, и вдруг он просыпается. Тогда точно ничего хорошего с ними не будет.

— Кошмар!

— Сталин умер от этой своей изоляции, из-за того, что всех до смерти перепугал. Они же все: и Берия с Маленковым, и потом Берия с Маленковым и Хрущевым — в дверную щелку заглядывали и говорили: «Да он спит, не трогайте его, не будите».

Из книги Никиты Хрущева «Воспоминания».

«Как-то в субботу от Сталина позвонили, чтобы мы пришли в Кремль — он пригласил туда персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Он: «Давайте посмотрим кино». Посмотрели. Потом предложил: «Поедемте, покушаем на ближней даче». Поехали, поужинали. Ужин затянулся (Сталин называл такой вечерний, очень поздний ужин обедом). Кончили мы его, наверное, в пять или шесть утра — обычное время, когда кончались его «обеды». Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа, и ничто не свидетельствовало, что может случиться какая-то неожиданность.

Когда выходили в вестибюль, Сталин, как обычно, пошел нас проводить. Он много шутил, замахнулся, вроде бы пальцем, и ткнул меня в живот, назвав Микитой (когда на душе у него было спокойно, всегда называл меня по-украински Микитой). Мы тоже уехали в хорошем настроении, потому что ничего плохого за обедом не случилось, а не всегда обеды кончались в таком добром тоне.

Разъехались по домам. Я ожидал, что, поскольку завтра выходной, Сталин обязательно нас вызовет, поэтому целый день не обедал — думал, может, он позовет пораньше. Потом все же поел. Нет и нет звонка! Я не верил, что выходной может быть пожертвован им в нашу пользу, такого почти не происходило, но нет!

9 марта 1953 года, Москва, Колонный зал Дома Союзов, похороны вождя. В почетном карауле у гроба с телом Сталина (cлева направо): Николай Булганин, Никита Хрущев, Лазарь Каганович, Анастас Микоян

Уже было поздно, я разделся и лег в постель, как вдруг звонит Маленков: «Сейчас позвонили ребята от Сталина (он назвал их фамилии), чекисты, и тревожно сообщили, будто что-то со Сталиным произошло. Надо будет срочно туда выехать. Я известил Берию и Булганина — отправляйся прямо туда».

Я сейчас же вызвал машину, быстро оделся, приехал — все это заняло минут 15. Условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным. Зашли туда, спросили: «В чем дело?». Они: «Обычно товарищ Сталин в такое время, часов в 11 вечера, обязательно звонит, вызывает и просит чаю. Иной раз и кушает, а сейчас этого не было».

Послали мы на разведку Матрену Петровну — подавальщицу, немолодую женщину, много лет проработавшую у Сталина: ограниченную, но честную и преданную ему женщину. Чекисты нам сообщили, что уже посылали ее посмотреть, что там такое. Она сказала, что товарищ Сталин лежит на полу, спит, а под ним подмочено. Чекисты подняли его, положили на кушетку в малой столовой (там были малая столовая и большая).

Сталин лежал на полу в большой столовой — следовательно, поднялся с постели, вышел в столовую, там упал и подмочился. Когда нас известили, что произошел такой случай и теперь он как будто спит, мы посчитали, что неудобно нам появляться у него и фиксировать свое присутствие, раз он находится в столь неблаговидном положении, и разъехались по домам.

Прошло небольшое время, и снова слышу звонок. Вновь Маленков: «Опять звонили ребята от товарища Сталина — говорят, все-таки с ним что-то не так. Хотя Матрена Петровна и сказала, что он спокойно спит, но это необычный сон — надо еще раз съездить». Мы условились, что Маленков позвонит всем другим членам Бюро, включая Ворошилова и Кагановича, которые отсутствовали на обеде и в первый раз на дачу не приезжали. Договорились также, что вызовем и врачей.

Снова приехали мы в дежурку. Прибыли Каганович, Ворошилов, врачи. Из врачей помню известного кардиолога профессора Лукомского, а с ним появился еще кто-то из медиков. Зашли мы в комнату. Сталин лежал на кушетке. Мы сказали врачам, чтобы они приступили к своему делу и обследовали, в каком состоянии находится товарищ Сталин. Первым к нему подошел Лукомский — очень осторожно, и я его понимал. Он прикасался к руке Сталина, как к горячему железу, подергиваясь даже. Берия грубовато сказал: «Вы врач, так берите как следует».

Гроб с телом Сталина несут его верные соратники (слева направо): Лаврентий Берия, Климент Ворошилов, Никита Хрущев, Анастас Микоян и Михаил Суслов

Лукомский заявил, что правая рука у Сталина не действует. Парализована также левая нога, и он не в состоянии говорить, состояние тяжелое. Тут ему сразу разрезали костюм, переодели и перенесли в большую столовую — там положили на кушетку, где он спал и где побольше воздуха. Тогда же решили установить рядом с ним дежурство врачей. Мы, члены Бюро Президиума, тоже установили свое постоянное дежурство. Распределились так: Берия и Маленков вдвоем дежурят, Каганович и Ворошилов, я и Булганин. Главными «определяющими» были Маленков и Берия — они взяли для себя дневное время, а нам с Булганиным выпало ночное.

Я очень волновался и, признаюсь, жалел, что можем потерять Сталина, который оставался в крайне тяжелом положении. Врачи сказали, что после такого почти никто не возвращался к труду. Человек мог еще жить, но что он останется трудоспособным, маловероятно: чаще всего такие заболевания непродолжительны и кончаются катастрофой.

Мы видели, что Сталин лежит без сознания: не сознает, в каком он состоянии. Стали кормить его с ложечки, давали бульон и сладкий чай. Врачи откачивали у него мочу — он же без движения оставался. Я заметил, что при откачке он старался как бы прикрыться, чувствуя неловкость. Значит, что-то сознавал.

Днем (не помню уже, какого числа) Сталин пришел в сознание — это было видно по выражению его лица, но говорить не мог, а поднял левую руку и начал показывать не то на потолок, не то на стену. На губах у него появилось что-то вроде улыбки, а потом стал жать нам руки. Я ему подал свою, и он пожал ее левой рукой — правая не действовала. Пожатием он передавал свои чувства. Я сказал: «Знаете, почему он показывает нам рукой? На стене висит вырезанная из «Огонька» репродукция с картины какого-то художника. Там девочка кормит из рожка ягненка, а мы поим товарища Сталина с ложечки, и он, показывая нам на картину пальцем, видимо, улыбается: мол, посмотрите, я в таком же состоянии, как этот ягненок».

Когда Сталин свалился, Берия в открытую стал пылать против него злобой. И ругал его, и издевался над ним — просто невозможно было его слушать! Интересно, впрочем, что как только Сталин пришел в чувство и дал понять, что может выздороветь, Берия бросился к нему, встал на колени, схватил его руку и начал ее целовать, но когда Сталин опять потерял сознание и закрыл глаза, поднялся на ноги и плюнул на пол. Вот истинный Берия! Коварный даже в отношении Сталина, которого вроде бы возносил и боготворил.

Скорбная процессия за гробом отца народов. Справа в первом ряду: Никита Хрущев и Лаврентий Берия

Наступило наше дежурство с Булганиным — мы с ним и днем приезжали к Сталину, когда появлялись профессора, и ночью дежурили. Тогда я с Булганиным больше был откровенен, чем с остальными, доверял ему самые сокровенные мысли и сказал: «Николай Александрович, видимо, Сталин вскоре умрет. Он явно не выживет, да и врачи говорят, что не выживет, а ты знаешь, какой пост наметил себе Берия?». — «Какой?». — «Министра госбезопасности, а нам никак нельзя этого допустить. Если Берия получит госбезопасность — это будет началом нашего конца: он возьмет этот пост для того, чтобы уничтожить всех нас, и он это сделает!».

Булганин со мной согласился, и мы стали обсуждать, как будем действовать. Я ему: «Поговорю с Маленковым. Думаю, Маленков такого же мнения, он ведь должен все понимать. Надо что-то делать, иначе для партии катастрофа наступит». Этот вопрос касался не только нас, но и всей страны, хотя и нам, конечно, не хотелось попасть под нож Берии. Получится, думали мы, возврат к 1937-1938 годам, а может, даже похуже. У меня к тому же имелись сомнения: я не считал Берию коммунистом и полагал, что он просто пролез в партию. Всплывали в сознании слова бывшего наркома здравоохранения СССР Каминского, что Берия был чужим агентом, что это волк в овечьей шкуре, влезший в доверие к Сталину и занявший высокое положение. Сам Сталин им тяготился, и мне казалось, что были дни, когда Сталин боялся Берии.

На подобные мысли наталкивал меня и такой инцидент — хочу о нем рассказать. Как-то мы сидели у Сталина, и вдруг он смотрит на Берию и говорит: «Почему у меня окружение целиком грузинское? Откуда оно взялось?». Берия: «Это верные вам, преданные люди». — «Но отчего это только грузины верны и преданны — русские что, не преданны и не верны? Убрать!» — и моментально этих людей как рукой сняло.

Берия был способен через своих сообщников сделать со Сталиным то, что проделывал с другими по поручению того же Сталина: уничтожать, травить и прочее, поэтому Сталин, видимо (если рассуждать за него), хорошо это понимал. Значит, рассуждал, очевидно, он, надо убрать окружение, через которое Берия имеет доступ и в покои, и к кухне.

Москва, Красная площадь, перед входом в Мавзолей — гроб с забальзамированным телом вождя. В советском саркофаге одно время лежали две мумии: первый сокол — Ленин, второй сокол — Сталин

Существовали и другие факты, которые свидетельствовали о вероломстве Берии, о недоверии к нему Сталина — об этом и о многом другом мы поговорили с Булганиным, а когда кончилось наше дежурство, я уехал домой.

Хотел поспать (долго не спал), принял снотворное, лег, но еще не уснув, услышал звонок Маленкова: «Срочно приезжай, у Сталина произошло ухудшение». Я сейчас же вызвал машину.

Действительно, Сталин был в очень плохом состоянии. Приехали и другие — все видели, что Сталин умирает. Медики нам сказали, что началась агония. Он перестал дышать, стали делать ему искусственное дыхание, появился какой-то огромный мужчина, начал его тискать, совершать манипуляции. Мне, признаться, было очень жалко Сталина, так тот его терзал, и я сказал: «Послушайте, бросьте это, пожалуйста. Умер же человек — чего вы хотите? К жизни его не вернуть». Он был мертв, но больно было смотреть, как его треплют. Ненужные манипуляции прекратили...

Как только Сталин умер, Берия тотчас сел в свою машину и умчался в Москву. Мы решили вызвать всех членов Бюро или, если получится, Президиума ЦК партии, а пока они ехали, Маленков расхаживал по комнате, волновался. Я решил с ним поговорить. «Егор, — сказал, — мне надо с тобой побеседовать». — «О чем?» — холодно спросил он. «Сталин умер. Как будем жить дальше?». — «А что сейчас говорить? Съедутся все, и будем решать — для этого и собираемся». Казалось бы, демократический ответ, но я по-другому понял — так, что давно уже все вопросы оговорены им с Берией, давно все обсуждено. «Ну, ладно, — ответил, — поговорим потом».

...Вот все собрались — тоже увидели, что Сталин умер. Приехала и Светлана, я ее встретил. Когда встречал, сильно разволновался, заплакал, не смог сдержаться. Мне было искренне жаль Сталина, его детей, я душой оплакивал его смерть, волновался за будущее партии, всей страны. Чувствовал, что сейчас Берия начнет заправлять всем и последует начало конца, подготовленного этим мясником, этим убийцей».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter