Сергей ЮРСКИЙ: "Идя на встречу с Солженицыным, я понимал, что переступаю опасную черту в отношениях с властью"

37 лет отделяют сегодняшнего Юрского от того, который когда-то блестяще сыграл Остапа Бендера в "Золотом теленке". 37 лет прошло, а ему все так же с завидным упорством предлагают вернуться на эту роль в новых экранизациях романов Ильфа и Петрова, непрестанно высылают курьером с пометкой: "Лично в руки" увесистые папки со сценариями "Остап Бендер. 30 лет спустя". "И они искренне верят, что я буду ломать эту комедию?!" - негодует Сергей Юрьевич, отсылая пакеты обратно непрочитанными. Когда Юрскому был всего год от роду, его отца репрессировали и сослали. Еще через год, в 37-м, случилась "малая реабилитация" (Берия отпустил часть последних жертв Ежова), и Юрий Юрский попал в число освобожденных счастливчиков. В 1943 году он, сын священника, а в ту пору художественный руководитель Союзгосцирка, вступил в компартию, из которой его исключили шесть лет спустя... Сын своего отца, Сергей Юрский никогда не поступался своими принципами. Придя в Большой драматический к Товстоногову студентом третьего курса, сразу же сыграв несколько главных ролей и обретя раннюю славу, он не побоялся пойти против режиссерского авторитета и поставить свой спектакль - "Мольер" по Михаилу Булгакову. Товстоногов тогда выразился резко: "Мне нужен хороший Юрский-артист, а не средний Юрский-режиссер". Сергей Юрьевич ушел из театра. В никуда... Он уехал в Москву, начав жизнь с чистого листа. Будучи не без оговорок принятым в Театр имени Моссовета, реализовал-таки здесь свою мечту о режиссуре, ежегодно снимался в двух-трех кинофильмах, а потом случился "Золотой теленок", принесший звание заслуженного артиста, всесоюзную славу и непреходящую любовь зрителей. Тем не менее негласным условием нашей беседы было: "Ни слова про Остапа Бендера".

"ПОСЛЕ ПОЕЗДКИ В ЧЕХОСЛОВАКИЮ МЕНЯ ВЫЗВАЛИ В КГБ И СКАЗАЛИ, ЧТО ТАКОГО АКТЕРА БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ"

- Сергей Юрьевич, вы часто вспоминаете о своем советском прошлом, когда пришлось вкусить и славу, и гонения?

- Я вспоминаю о тех временах лишь тогда, когда об этом спрашивают журналисты. Чтобы реже спрашивали, я даже написал несколько повестей... Сегодня мне уже кажется, что гонения эти были весьма нестрашные. Я же не сидел в тюрьме! Все было похоже на запрет на работу или что-то в этом роде.

Мое состояние тех лет - угнетенное, временами даже испуганное - я выразил в повести "Чернов", а потом и в фильме, снятом по этой повести. После чего я это прошлое из себя изъял. Сейчас я уж никак не живу этим!

- Вы рассказали о том, что звание народного артиста сами попросили в ЦК. Часто приходилось так просить за себя?

- Нет, не часто. Но всегда оказывалось, что делать это очень легко, только переступи и попроси. Переступать трудно, а просить легко.

Шучу! И тогда шутил, и сейчас с вами шучу. Думаете, можно прийти, попросить - и сразу дадут... Вы поверили?

- Когда в 1968 году вы уезжали в Чехословакию накануне ввода советских танков в Прагу, Зиновий Гердт, напутствуя вас, сказал: "Прощайте, Сережа! Ведите себя там хорошо и не продавайте родину! Дешево!".

- Рассказывая теперь об этом, я просто храню память об остроумии Зямы. Может быть, вам представляется, что люди в то время боялись рот открыть или ходили, как описано у Оруэлла? Так вовсе не было!

Люди и тогда шутили, рассказывая друг другу политические анекдоты. Да, иногда имели из-за этого неприятности. Но чаще всего не имели их. За анекдоты ведь сажали в 30-е годы. А в 60-е только вызывали в соответствующие инстанции. Поэтому и было много юмора в нашей жизни, поэтому и блистал Зиновий Ефимович Гердт.

Вскоре после поездки в Чехословакию меня вызвали в КГБ и сообщили, что такого актера - Сергей Юрский - больше не существует. Потому что он "дискредитировал высокое звание советского человека". Поступил приказ сверху, и передо мной мгновенно закрылись все двери на "Ленфильме", радио, телевидении. Мне пришлось уйти из БДТ. Меня вынудили уехать из Питера в Москву. Но не взяли во МХАТ, потом в "Ленком"... Да и в Театр Моссовета приняли с жутким скрипом.

- Вы как-то признались, что в то время нередко утешали себя фразой: "Во всех случаях не надо отчаиваться!". Отчаивались ли вы позже так же сильно, как тогда?

- Я откровенно написал об этом в книжке "Жест": там есть целый цикл "Ритмы отчаяния"... Действительно, период отчаяния, захватив начало перестройки, продолжался довольно долго, и я очень трудно выходил из него. Виной тому была и Прага, где я увидел не только унижение, но и предательство чехов по отношению друг к другу. Я много нехорошего видел...

И теперь каким-то образом компенсирую увиденное, поскольку сейчас мы играем на сцене МХАТа чешскую пьесу Павла Когоута как раз о шестидесятниках и о том времени. Я играю человека моего нынешнего возраста, который, пережив все эти 40 лет, в конце концов оказался просто нулем. Пьеса так и называется - "Нули".

- Вам было страшно идти на встречу с Солженицыным, когда ему уже присудили Нобелевскую премию и он считался опальным писателем в Союзе?

- Идя на встречу с Солженицыным, я понимал, что переступаю опасную черту в отношениях с властью. Думал: "Черт, как сердце колотится-то с непривычки!". Пройти, что ли, мимо парадной, посмотреть, как обстановка за углом? Или еще хуже получится - пошел, вернулся, значит - боится.

"МОЯ БОРЬБА В ТОМ, ЧТО Я ЕЩЕ НЕ БРОСИЛ СВОЮ ПРОФЕССИЮ"

- Была какая-нибудь особенность той вашей жизни, которая теперь исчезла?

- Страх... Можно еще вспомнить слово "тревога". Но это разные понятия. Страха больше было.

- Современная жизнь не кажется вам пресной?

- Нет, она очень интересна! Но абсолютно чужда! Мне кажется, сегодня имеет место не просто измененная, а совершенно перевернутая с ног на голову шкала ценностей - она неверна по отношению к человеческой природе.

Деньги всегда играли громадную роль в жизни человечества, насилие, война присутствовали во все эпохи. Но чтобы они заняли целиком все наше внимание и все наше жизненное пространство - такого еще не было!

- По-вашему, когда начался этот переворот в сознании?

- Я думаю, на стыке веков: не в сам Новый год - 31 декабря, но примерно в миллениум. И ХХ век этот переворот подготовил. В этой ситуации меня ничего не возмущает - меня тревожит! "Возмущает" - значит, я должен устроить скандал, а это совершенно бессмысленно. Моя борьба в том, что я все еще не бросил свою профессию, хотя, признаюсь, мне уже трудновато выдерживать тот уровень работы, который требует сцена. Но я ее не бросаю - и в этом мое противостояние.

- Свои вышедшие два года назад мемуары вы назвали "Игра в жизнь". Вам не кажется, что сегодня все человечество как раз и ведет эту игру, причем очень опасную?

- Совершенно справедливое предположение! Когда я давал такое название книге, то вкладывал в него именно тот смысл, о котором вы сейчас упомянули. Оглянитесь: вокруг нас игровое кино, игровой стиль жизни, игра в семью, в политику. Про действия политиков говорят - "их игра стала непредсказуемой", про войну в Ираке или Чечне - "игра пошла по новым правилам". И это совершенно употребительные в нашей жизни формулировки!

Жизнь и смерть для нас стали игрой, все надели маски и стали актерами. Живешь - играешь, умер - проиграл. Профессия актера сегодня исчезла, потому что телевидение выпустило на экран людей публичных, и они все сами собой не являются - надели маски и играют... В политиков, в ораторов, в певцов...

- Вам удается не играть в жизнь?

- Этого я вам не скажу. Это интимный вопрос: вопрос моей совести, внутренний диалог с моим "я".

Вообще, меня интересует как раз сегодняшний день. Мне кажется, что мое поколение родившихся в 30-40-е годы чувствует себя сегодня людьми, отставшими от жизни. У меня даже есть такое подозрение, что и молодежь, родившаяся в 80-90-е годы, тоже живет с ощущением как бы на скользком льду, а не на твердой почве. Сама общественная ситуация, технологический объем, который нас окружает, нами же созданный, вышел из-под нашего контроля. Это предсказывали футуристы и пророки вроде Чапека или Ибсена. Оно и случилось! Техника вышла из-под контроля. Сейчас люди, может быть, и хотели бы жить иначе, но не получается.

- Вы думаете, извечный призыв идеалистов: "Назад к природе!" мог бы спасти человечество?

- Мог бы. Но человечество уничтожило природу, и уже некуда возвращаться. Этого пути уже нет...

По Евангелию, будет Апокалипсис. Не нам знать, когда наступит конец. Но он придет! Тут даже ни наука, ни религия, а простая логика ведет к мысли о том, что того количества железа, извлекаемого из земли и превращаемого в оружие и автомобили, которые потом не знают, куда девать, этого мусора всех видов нагромождается на планете столько, что конец света неминуем. Всему есть предел. Я уж не говорю о простой вещи, которая сейчас у всех на слуху: атомные отходы составляют такое количество, что их захоронение может привести к страшной болезни или даже к гибели всей планеты.

- Похоже, вы пессимист...

- К сожалению, я становлюсь пессимистом. Тут есть моменты уныния, повешенный нос и отсутствие юмора. Борюсь с унынием и, надеюсь, не стал мрачным человеком. Другое дело, бывает, что унылые и мрачные люди при этом умудряются оставаться оптимистами: мол, все сейчас плохо, но потом все будет хорошо. А у меня обратная ситуация: мне не кажется, что все будет хорошо. Мне очень тревожно смотреть на этот мир: все плохо кончится...

- Но, может быть, на смену нам все же придут новые люди, которые будут другими - разумнее и лучше нас?

- Другими - да, лучше - не уверен. Совсем маленькие дети, которым сегодня два-три года, - это люди XXI века в действительности. Я разглядываю своего внука и уже удивляюсь. Мне нравится мой внук, я люблю его, но я вижу, что его развитие уже очень отличается от развития моей дочери, рожденной 30 лет назад. Совсем другое! Меня поражает его невероятная определенность, четкое осознание, чего он хочет. Он еще не разговаривает, но уже совершенно ясно дает нам понять, чего хочет и как это желаемое получить. Я удивляюсь! Я потрясен! Это другой человек.

"НИКОЛАЙ СИМОНОВ СКАЗАЛ МОЛОДОМУ АКТЕРУ: "НЕ ПО ТАЛАНТУ ПЬЕШЬ!"

- Гений и злодейство - вечная тема. Вы согласны, что таланту дозволено злодействовать?

- Есть мнение, что талант - это некая опухоль, а гений - раковая опухоль, которая вредит всему вокруг. Это явление активно изучал Зощенко, которого я сейчас перечитываю. Он прослеживает жизни множества людей, которые были чрезвычайно талантливы, но при этом отличались всевозможными пороками...

Я полагаю, что человек свободен быть плохим. Я против формулы "кто талантлив - тот порочен" и постулата "кто подлец - тот и талант". Это утверждение постепенно становится лозунгом. И многие молодые люди ступают на этот путь, думая, что именно он приведет их к славе.

Как попадались в мое время на удочку пьянства? Видя, что зачастую гениальные актеры - пьяницы, многие начинали путь в актерство с пьянства. В этой связи мне нравится знаменитая фраза Николая Константиновича Симонова, который грешил выпивкой, но когда один из молодых актеров пришел с ним побрататься и выразить свои восторги, Симонов сказал ему: "Не по таланту пьешь!".

На мой взгляд, талант - такой же инструмент, как молоток для забивания гвоздей. Не цель, а средство. А нужно о целях говорить. Конечно, зло от таланта еще опаснее, чем зло без таланта.

- Эта мысль очень перекликается с темой вашего эссе "Гедда Габлер и современный терроризм", написанного несколько лет назад. Как сегодня вы реагируете на проявления терроризма?

- "Терроризм" - одно из самых употребительных слов сегодня. Эта грозовая туча, которая нависла над человечеством, кажется мне отражением всеобщей варваризации. Сегодня люди позволяют себе творить такое зло, которое еще полвека назад не допускали даже в мыслях. Я не могу не упомянуть феномен шахидов, самого факта появления множества людей, которые по малоизвестным нам причинам готовы разорвать себя на куски с целью разорвать на куски окружающих. Это новинка в человеческой истории!

Мне кажется, что XXI век переломил время, переломил отношения людей друг к другу, к смыслу жизни, к Богу. Для меня это чуждо и страшно. Нас завлекают в зло фильмами, наполненными кровью, смертями. Я с трудом заставил себя досмотреть до конца фильм Квентина Тарантино "Убить Билла-2". По-моему, мещанский, пошлый, сусальный фильм, который почему-то вдруг объявили эталоном мирового кинематографа. Все же догадываюсь, почему он ценится: у нас уже выработалась привычка такое смотреть.

Мы наркотизированы насилием. Без зла и смерти в главной роли уже не можем ни читать, ни смотреть. Вряд ли, даже расплатившись за все наши грехи, сможем когда-нибудь начать с чистого листа...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter