Прямо из кабинета на Старой площади Аркадия РАЙКИНА увезли с обширным инфарктом в больницу. Когда после длительного лечения артист вышел снова на сцену, все ахнули: его черная как смоль шевелюра стала белой

Аркадий Райкин говорил, что идет на сцену, как на фронт, на передовую. В его устах это звучало непафосно, потому что было сущей правдой. Из разных концов зала в него стреляли колючими взглядами. Со сцены он видел своих недоброжелателей: «Костюмы одинаковые, блокноты одинаковые, глаза одинаковые, лица непроницаемые... Все пишут, пишут... Какая тут, к черту, сатира? Какой юмор?».

Он не ставил перед собой задачу поколебать устои, разрушить строй, но был слишком честен, чтобы молчать о том, что видел и чувствовал. Его главными врагами были не бюрократы, бракоделы и взяточники, а прежде всего невежды. Это их темная агрессия ускорила его уход.

Аркадий Райкин редко гостил в Ук­ра­и­не. Здешнее руководство традиционно отличалось литературно-художественным невежеством и отсутствием чувства юмора. После одного из особенно не понравившихся Петру Шелесту концертов дорогу на украинские сцены артисту перекрыли.

Конец этой истории можно по крупицам собрать из разных печатных источников. Недавно автору этой статьи удалось обнаружить в архивах бывшего КГБ Украины ее завязку. Эти документы публикуются впер­вые.

«ВОЖДИ, ВОЖДИ - НАРОДЕЦ НЕНАДЕЖНЫЙ»

Весна 1969 года одарила харьковскую интеллигенцию двумя запоминающимися событиями. В конце марта-начале апреля несколько концертов дал Аркадий Райкин, через две недели поэтессы Римма Казакова и Инна Кашежева читали свои «нестадионные», но оттого едва ли не более гражданственные стихи.

Еще не забылись «оттепельные» хрущевские годы, пусть и короткий, но умопомрачительный глоток свободы. В застойном украинском болоте, схваченном корочкой брежневских «заморозков», гастроли московских звезд были угольками догорающего костра. Столица империи по каким-то неясным причинам еще позволяла некоторые вольности. В отличие от Украины. Недаром тогда грустно шутили: если в Москве рубят палец, то в Киеве - руку.

Из «Информационного сообщения» председателя украинского КГБ В. Никитченко на имя первого секретаря ЦК КПУ П. Шелеста:

«Секретно. 25 апреля 1969 года. № 283/н.

По поступившим в КГБ при Совете Министров Украинской ССР данным, в республику на гастроли приезжают отдельные представители творческой интеллигенции, в программах которых исполняются произведения, имеющие тенденциозную направленность и идейную не­чет­кость.

Так, 16-17 ап­реля сего года перед харьковской молодежью выступили московские поэтессы Римма Казакова и Инна Кашежева с чтением своих стихотворений, в том числе и идейно порочных».

К документу Никитченко приложил «Выписку из докладной записки», где процитированы (похоже, записанные на слух) «идейно порочные» стихи Инны Кашежевой и Риммы Казаковой. В каждом из стихотворений Петр Ефимович отчеркнул красной ручкой по две строфы. У Кашежевой:

Главный идеолог СССР «серый кардинал» Михаил Суслов Аркадия Райкина откровенно недолюбливал — люди вроде Суслова юмор вообще воспринимали как серьезную угрозу

Не от того я нервная и резкая,
Что вспомнила про родичей своих.
Вовеки не текла в них кровь еврейская,
И репрессированных нет средь них....
Мы умирали всюду, настрадались,
Намаялись вперед на сотню лет.
А почему? Ответ среди анкет.
Пункт пятый - ничего короче нет.
У Казаковой:
Смогли без Бога - сможем без вождя.
Вожди, вожди - народец ненадежный,
Попробуй угадай,
какая там под хвост вожжа,
Когда опять натягивают вожжи...
Я, может быть, не так еще живу,
Но верю в совесть. По ее закону
Я больше лба себе не расшибу
Ни об одну державную икону.

Но вернемся к «Информационному сообщению» В. Никитченко:

«С 29 марта по 1 апреля с. г. в г. Харькове гастролировал с концертом народный артист Союза ССР Райкин А. И.

Выступления Райкина, Казаковой и Кашежевой вызвали отрицательную реакцию среди некоторой части интеллигенции и молодежи города...

В КГБ при СМ СССР сообщено.

В. Никитченко».

Леонид Ильич всегда симпатизировал Аркадию Исааковичу и помнил его с 1941 года, с несостоявшихся гастролей Райкина в Днепропетровске. 22 июня Брежнев организовал эвакуацию райкинского театра

В начале 90-х приходилось читать панегирики Петру Шелесту, чуть ли не светлому лучу демократии в темном царстве партократов. У него и впрямь бывали проблески поблажливого отношения к некоторым писателям. Но, как сказала Римма Казакова, «вожди - народец не­на­дежный».

«ЗАЧЕМ МНЕ УЧИТЬСЯ, КОГДА Я МОГУ УЧИТЬ ДРУГИХ?»

В начале января 1969 года Шелест записал в своем дневнике: «Много распространяется литературы, листовок, писем по политическим, национальным правам человека, свободе слова, печати, демократии и другим вопросам. Но наши органы не могут найти «корни», откуда все это идет. Москва тоже пока мечется и ничего не может сделать по пресечению этого явления».

И вот - случай показать, что Москва не может, а он смог. И корень нашел, и пресек. На первой странице доноса Петр Ефимович той же красной ручкой, что и на стихах, собственноручно начертал резолюцию: «Ср. написать инф. в ЦК КПСС. Репертуар снять. Кто пригласил в Харьков? П. Шелест. Ф. Д., доложите».

Ф. Д. - это Федор Данилович Овчаренко, академик, образованный человек с обходительными манерами, с 1968 года - кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПУ, отвечавший за культуру, науку, искусство в Украине. Говорят, перейти в ЦК его дружно уговаривали Шелест, Брежнев и главный идеолог страны Суслов. И вот его уже не уговаривают, ему приказывают: «Ф. Д., доложите».

У тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Украины Петра Шелеста крайне негативные впечатления о Райкине сложились после единственного концерта, который артист дал в Киеве. «Кто смотрел этот репертуар? — возмущался Шелест после выступления. — Кто его пригласил?»

В основу «телеги» Никитченко на имя Шелеста легла докладная записка начальника Управления КГБ по Харьковской области Петра Фещенко. Герой Советского Союза, до войны он окончил девять классов сельской школы, в ускоренном темпе был принят в Харьковский учительский институт. Этому товарищу должен был активно не нравиться райкинский персонаж Федор Гаврилович Пантюхов из пьесы Александра Хазина «Юбилей» с его крылатой иронией: «Зачем мне учиться, когда я могу учить других?».

Бдительные граждане, мобилизованные Петром Васильевичем Фещенко в качестве народных рецензентов, тоже сплошь из образованного сословия:

«Выступление А. Райкина с программой, которую он показывал в Харькове, вызвало неодобрение со стороны части зрителей.

Приводим наиболее характерные выска­зывания:

Студентка пятого курса филологического факультета Государственного университета Ирина Ш-ет (по этическим соображения фамилии осведомителей даются в сокращенном виде. - Авт.): «Выступление Райкина у меня оставило тягостное впечатление».

Преподаватель Педагогического института им. Г. С. Сковороды Ф-ко Л. В.: «Мы знаем, что в нашей жизни есть недостатки. С болью переживаем и боремся с ними. Но бороться так, как это злопыхательски делает Райкин, значит искажать нашу действительность и давать лишние козыри нашим зарубежным и внутренним недругам».

Заведующий кафедрой марксизма-ленинизма Института культуры Б-ко П. Н.: «Райкин в своем концерте некоторые вещи смакует и преподносит их с явным удовольствием. Это не способствует воспитанию молодежи, а, скорее, наоборот».

В 1968 году Анатолий Корниенко был секретарем Киевского обкома комсомола. «Когда я пригласил Аркадия Исааковича, он вначале отказался — был за что-то обижен на киевских руководителей и 20 лет в Киев не приезжал» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Преподаватель этого же института С-ов И. И.: «На концерте присутствуют почти лишь одни евреи, которые с умилением слушают, как русского Ваньку и Степку Райкин разделывает со сцены. Удивлен, что ему разрешают выступать с такой программой».

Студент Института искусств Т-ий С. С.: «Некоторые вещи Райкина весьма тенденциозны. И эта тенденциозность усиливается еще и актерским исполнением».

Артист Симфонического оркестра Государственной филармонии С-ян Л. С.: «Со­мне­ваюсь, что данную программу, с которой выступил Райкин, так уж необходимо показывать со сцены».

Необходимо отметить, что на всех концертах А. Райкина в зрительном зале присутствовало примерно 3/4 лиц еврейской национальности, которые весьма бурно реагировали на тенденциозные моменты выступления А. Райкина.

10.4.69 г.».

Начальник харьковского УКГБ знал, на каких струнках сыграть, чтобы вызвать резонанс в вышестоящих сердцах.

Итак, первоначально инициатива наказать поэтесс и артиста исходила как будто из Харькова. Это была имитация, как тогда говорили, «критики с мест».

Однако маловероятно, чтобы в иерархической системе того времени и того ведомства провинциальные чекисты самостоятельно покатили бочку на Аркадия Райкина. За несколько месяцев до этого он был удостоен звания народного артиста СССР. С триумфом прошла серия заграничных гастролей райкинской труппы. Популярность артиста была такой, что поклонники прорывались в залы, где он выступал, ломая железные ограждения. Рассказывали, что, кажется, в Грузии, кто-то прорыл подземный туннель к месту выс­туп­ления Райкина и проводил по нему безбилетников.

«А ТЕПЕРЬ Я САМЫЙ-САМЫЙ. НИ ХРЕНА НЕ ДЕЛАЮ И НА ВСЕХ ПЛЮЮ»

Человек, который смешил и вразумлял толпы, разделял бешеную популярность того времени с Юрием Гагариным

Нет, при всей идеологической бдительности харьковских чекистов вряд ли они затеяли склоку против Райкина по собственному почину. Кроме того, она могла спокойно идти по каналам КГБ: пусть бы комитетчики разбирались с дис­сидентствующими интеллигентами.

Но Петр Ефимович взвалил это бремя на себя. Подобно тому, как в 1965-м он взялся за рецензирование поэмы Евгения Евтушенко «Братская ГЭС». Среди его критических замечаний есть и такое: «В поэме также повторяются ошибки, которые имели место в стихотворении «Бабий Яр». Это стихотворение подверглось в свое время резкой критике со стороны общественности, но автор не учел ее и опять пытается в разделе «Диспетчер света» выделить еврейскую национальность в особую, которая в силу чуть ли не исторических причин и страданий, особенно во время Великой Отечественной войны, призвана не к созидательным функциям, а больше к распределительным во всем...». Петр Ефимович называл себя интернационалистом.

В своей резолюции на выступление Рай­кина Шелест грозно не­до­умевал: «Кто пригласил в Харьков?». И, очевидно, получил ответ: выступление Риммы Казаковой и Инны Кашежевой организовал отдел пропаганды Союза писателей СССР, Аркадия Райкина - Министерство культуры СССР.

За два года до харьковского концерта Петр Ефимович Шелест уже составил негативное мнение об Аркадии Исааковиче Райкине. Тогда артист приезжал в Киев на один-единственный концерт. Это событие запало в душу многих киевлян. Особенно оно памятно Анатолию Ивановичу Корниенко, впоследствии первому секретарю ЦК ЛКСМУ, а в то время секретарю Киевского обкома комсомола. Вот что он рассказал «Бульвару Гор­до­на»:

- На 1968 год было намечено проведение Всемирного фестиваля молодежи в Алжире, впервые на Африканском континенте. За несколько лет до этого страна получила независимость от Франции, провозгласила курс на социалистическое строительство, укрепила связи с СССР. Но там наступила нестабильность, и фестиваль решили перенести в Софию.

Для его проведения ЦК ВЛКСМ создал фонд, куда поступали средства в том числе и от гастрольных концертов. Средства от киевского концерта Райкина должны были пойти в этот фонд. Организовать его приезд поручили Киевскому обкому комсомола.

Аркадий Райкин раздает автографы, слева — его лучший автор Михаил Жванецкий, начало 70-х

Когда я пригласил Аркадия Исааковича, он вначале отказался. Был за что-то обижен на киевских руководителей и 20 лет в Киев не приезжал. Потом смягчился и ради фестиваля сделал исключение.

Поселили мы его на Крещатике, в не так давно построенной гостинице «Днепр». Номер - просторный люкс, даже телефон шведский - у него наборный диск был вмонтирован в трубку-подставку. Райкин, как ребенок, рассматривал его, восхищался. Чтобы сделать ему приятное, я решил раздобыть такой же. Позвонил киевскому начальнику связи: «Хоть из-под земли, но достаньте такой же, как в «Днепре». Но такого же не было, и мы купили в магазине обыкновенный аппарат, поставили его в номере, а Райкину отдали с собой шведский.

Еще запомнилось, как заказали завтрак для него и сопровождающих. Ресторан старался, готовил, а Райкин тихим голосом сказал: «Мне бы вареной свеколки, больше ничего не надо». На кухне ее не оказалось. Пока искали, варили, мы его кормили салатиком и поили кефиром.

Поразила меня его репетиция. Та тщательность, детализация, с которой он готовился к каждому номеру. Мне казалось: что, кроме микрофона, нужно такому мастеру? Оказалось, Райкин выверял каждый шаг на сцене. Мелком он размечал, где встать, где повернуться. И так в каждом номере. Репетиция длилась часа три-четыре.

А надо сказать, что дня за два до выс­туп­­­ления во Дворце спорта мне пришлось буквально скрываться от желающих попасть на единственный концерт Райкина. Через кассы мы распространили 10 тысяч билетов. В резерве оставили еще полтысячи. И те разлетелись в момент. А мне все звонили и звонили, просили билетик. Из ЦК, из Совмина.

На концерте был такой наплыв народа - конец света! Политбюро заняло правительственную ложу, рангом поменьше - в восьмом секторе. Яблоку негде упасть. Люди хохотали, аплодировали, успех был полный.

Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов ненависть к Райкину принял, как эстафетную палочку, при этом ни одного выступления артиста своим посещением не удостоил

Все шло прекрасно до того номера, где Райкин-«завскладом» поставил на сцене большой стол, встал на него - и вот он уже начальник над заведующими складами, водрузил на стол столик поменьше - он уже замминистра, влез повыше - уже министр. В конце концов на самом высоком стульчике он сказал: «А теперь я самый-самый. Ни хрена не делаю и на всех плюю».

Петр Ефимович Шелест возмутился: «Кто смотрел этот репертуар? Кто его пригласил?!».

До утра я писал объяснительную, кто и зачем пригласил. К счастью, удалось найти документ, в котором говорилось, что репертуар - в частности, монолог о завскладом - утвержден Госконцертом СССР. Вопрос был снят, хотя мозги мне попудрили.

«ГОВОРЯТ ИЗ ЦК КПСС, ПРИЕМНОЙ ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА БРЕЖНЕВА»

Так совпало, что в тот год, когда Райкин приезжал в Киев, Шелест посетил его родной город Ленинград и пообщался с главным тогдашним гонителем Аркадия Исааковича - первым секретарем Ленинградского обкома партии Василием Сергеевичем Толстиковым. Бывало, партбосс доходил до оскорблений артиста, до обвинений его в клоунстве и фиглярстве. Райкин за словом в карман не лез и именовал первое лицо области «ретроградом» и «держимордой».

С Петром Шелестом у Василия Толстикова отношения были куда более конструктивными. Он организовал для украинского коллеги две недели роскошного отдыха в домике лесничего на Ладожском озере. Петр Ефимович от души порыбачил и поохотился на лосей. Потом съездил в город, побывал на заводе «Серп и молот», где до войны работал главным инженером. Когда заметил, что между Толстиковым и Романовым, тогда еще секретарем горкома и будущим сменщиком Василия Сергеевича, пробежала черная кошка, принял сторону Толстикова. Об этом, наверное, доложили Брежневу. Так что Подгорный, как записал Шелест в дневнике, «снова дал мне понять, чтобы я с Л. Брежневым был настороже, потому что у него большая «ревнивая реакция» на мою активную деятельность... Он болезненно переживает, когда ко мне хорошо и с вниманием относится партийный актив, известные советские и хозяйственные работники».

Отношение Брежнева к Шелесту испортилось в тот момент, когда, казалось, он должен был стать его пожизненным должником. В конце 1966 года Петр Ефимович по­сетил Тернополь и узнал, что до него здесь побывала группа московских чекистов. Изучая на месте ситуацию с наплывом из мест заключения бывших оуновцев, москвичи разболтались с тернопольскими коллегами. При этом наговорили о Брежневе нелицеприятные вещи: что он попал в генсеки в результате дворцового переворота, что в свое время его исключали из комсомола за моральное, бытовое разложение, а сам он профан, интриган, артист для провинциальных подмостков, власто- и корыстолюбец, пьяница, бабник и развратник.

Выведав фамилию одного из болтливых москвичей, Шелест счел необходимым доложить о тернопольской истории Брежневу. И, как записал в своем дневнике, генсек «изменился в лице, губы посинели». Шелест понял, что совершил непростительную ошибку: «исподволь началось отчуждение и охлаждение отношений, и все больше оно нарастало».

Мало-помалу Шелест и сам начал давать Брежневу нелестные характеристики. Он пренебрежительно называл его то «Леней», то «профаном-зазнайкой». Переживал: Брежнев готовит ему замену. И кем?! Этим «сухарем, чурбаном, иезуитом», «невоспитанным человеком в партийном отношении, малокультурным, грубым и дерзким». Такие характеристики относятся в дневнике Шелеста к Щербицкому.

В его неприятии Аркадия Райкина сфокусировалось все - от провинциального пре­ду­беждения к сатире до опасений быть позорно смещенным Брежневым, который, как известно, покровительствовал Райкину.

Леонид Ильич помнил Аркадия Исааковича с 1941 года, с его несостоявшихся гастролей в Днепропетровске. Сек­ретарь обкома Брежнев не мог не знать, что на своем банкете по случаю 60-летия Сталин 14 раз стоя аплодировал молодому Райкину и поднял за него тост. В его глазах артист должен был выглядеть фигурой, приближенной к небожителю.

Райкин потом шутил: не известно, как фюрер узнал о его приезде в Днепропетровск, но именно в этот день он начал бомбить город. 22 июня Леонид Брежнев организовал эвакуацию райкинского театра.

Потом будущий генсек смотрел выступления Райкина перед красноармейцами на Малой Земле. По некоторым свидетельствам, Райкин и Брежнев были даже на ты.

Артист Владимир Ляховицкий, много лет работавший в труппе Райкина, вспоминал:

«В 1964 году мы готовились к поездке в Англию и разучивали наши миниатюры, сценки и монологи на английском языке. Это происходило в номере гостиницы «Москва» на 12 этаже, в котором Райкин постоянно останавливался... Я сижу у окна, на своем излюбленном месте, рядом с телефоном. И отвечаю на все телефонные звонки. Иногда с шутками-прибаутками. Конечно, это отвлекало от работы. Аркадий Исаакович сердится: «Слушай, Володя, больше ты трубку не снимаешь. Надоело». Я с юмором говорю: «Хорошо, даже если сам Брежнев позвонит». И тут раздается звонок. Я снимаю трубку: «Здравствуйте». - «Здравствуйте». - «Говорят из ЦК КПСС, из приемной Леонида Ильича Брежнева. Не могли бы мы поговорить с Аркадием Исааковичем Райкиным?». Я зажимаю рукой трубку и говорю: «Аркадий Исаакович, точно, от Брежнева». Он на меня: «Перестань дурачиться! Сейчас же положи трубку! Если ты не положишь, я положу». Я говорю шепотом: «Аркадий Исаакович, точно - от Брежнева». Он тогда берет трубку и своим тихим голосом: «Алло, слушаю вас. Приеду, обязательно приеду». Оказывается, его приглашают к Генеральному секретарю».

Из дневника Шелеста: «Брежнев при попустительстве членов Политбюро, подхалимстве и лести многих из его окружения и аппарата допускает много «чудачеств», а это далеко не на пользу нашей партии и делу». Под «чудачества» Брежнева вполне подпадало и его дружелюбное отношение к Райкину.

«ПАРТИЯ УЧИТ НАС, ЧТО ПРИ НАГРЕВАНИИ ГАЗЫ РАСШИРЯЮТСЯ»

По законам закулисного жанра писать в1968 году жалобу в Москву после просмотра концерта в Киеве Шелесту было нельзя. Не царское это дело. Может, и вре­мя еще не пришло. А в апреле 69-го после харьковских гастролей как раз пришло. Брежнев все чаще выражал Петру Ефимовичу недовольство, за спиной он все отчетливее слышал дыхание Щербицкого.

Понимал ли интригу Федор Данилович Овчаренко, бывший химик, ставший большой партноменклатурной единицей? Райкинские скетчи могли не нравиться и ему. Например, в одном из них директор химического НИИ (исполнитель - Аркадий Райкин) отдает рукопись своей диссертации на редактирование сотруднице (исполнительница - жена Райкина Рома). Прочитав директорский опус, подчиненная приходит в ужас: «Что за нелепость вы тут написали: «Партия учит нас, что при нагревании газы расширяются»?!

Но, похоже, действовал Овчаренко все же не по своей воле. Несмотря на приказ «Ср. написать инф. в ЦК КПСС», прошло почти три недели, прежде чем он отправил письмо в Москву. Еще спустя шесть дней приписал под резолюцией Шелеста: «Інформація надіслана. 19.V.69 р.». При этом информация написана стилистически и фактологически небрежно. В середине 90-х ее раскопал в архиве ЦК КПСС известный московский журналист, сотрудник «Литературной газеты» Анатолий Рубинов:

«В последнее время в республику на гастроли приезжают отдельные представители творческой интеллигенции, исполняющие в концертном исполнении произведения, имеющие тенденциозную направленность и идейную нечеткость.

Так, в апреле сего года в Харькове выступали московские поэтессы Римма Казакова и Инна Кашежева с чтением своих стихов, в том числе и идейно порочных. С 29 марта по 1 апреля сего года в Харькове гастролировал народный артист СССР Райкин А. И., в концертах литератор Михаил Званицкий (так в документе обозвали Жванецкого. - Авт.) и другие исполняли ряд интермедий, искажающих нашу действительность.

Выступления концертной группы А. Райкина, Р. Казаковой, И. Кашежевой не могли не вызвать отрицательной реакции среди слушателей. Присутствовавшие на концертах А. Райкина говорили о тягостном впечатлении, которое они оставляют, высказывали удивление тенденциозно-злопыхательским характером отдельных номеров программы, оскорбляющих достоинство советских людей.

Стихотворения Р. Казаковой и И. Кашежевой, исполнявшиеся перед молодежной аудиторией, проникнуты чувством неверия, разочарования. Сложные периоды нашей истории освещены в них крайне односторонне. В отдельных стихотворениях утверждаются идеи космополитизма.

Считаем, что Министерству культуры СССР, Союзу писателей и другим творческим организациям необходимо усилить контроль за репертуаром, предназначенным для исполнения перед широкой аудиторией.

Секретарь ЦК КПУ Украины Ф. Овчаренко.

12 мая 1969 г.».

«ЗАЧЕМ ХВАТАТЬ ЗА РУКУ ВОРА? ВДРУГ ОН СТАНЕТ БОЛЬШИМ ЧЕЛОВЕКОМ?»

Человек, который смешил и вразумлял толпы, разделял, по оценкам социологов того времени, бешеную популярность с Юрием Гагариным, был, можно сказать, инвалидом. Он тяжело болел с 13 лет. Перенес ревматизм с осложнением на сердце, и, когда ему исполнилось 23 года, врачи сказали, что операцию делать бессмысленно: долго он не протянет. Но отец Аркадия Исааковича настоял и тем самым спас сыну жизнь. Время от времени артист ложился в больницу под капельницы, чтобы поддержать сердце.

Известный в свое время режиссер правительственных концертов Иоаким Шароев рассказывал в своих мемуарах, как за секунды до выхода на авансцену Райкин глотает из бутылочки гремучую смесь нитроглицерина и валерьянки и «нет, не делает шаг на сцену, он - взлетает: тело его становится легким, стремительным, приобретает какую-то полетную пластику. Это уже не руки, а взмах крыльев, еще миг - и он уст­ремляется в полет, счастливый, открытый, улыбчивый, человек-птица, парящий над землею...».

А еще Шароев вспоминал, как в 80-е годы правительственные чиновники ни за что не хотели принимать особенно острый монолог Аркадия Райкина. Шароев пытался склонить его к уступкам, но сдался после фразы: «А знаете, Кимушка, почему я получил Героя? Потому что не боялся. Никого и никогда».

И вот выступление прошло на ура, председатель КГБ СССР Андропов и его окружение дружно аплодировали. Райкин с победной улыбкой улетел за кулисы и там с сердечным приступом свалился на руки артистов.

Парадоксальная ситуация: Брежнев и Андропов симпатизируют Райкину, а номенклатура нижних уровней ненавидит. Почти одновременно с киевской «телегой» в ЦК КПСС полетела еще одна - из Волгоградского обкома. Вот тогда Аркадий Исаакович и подумал: «Какая тут, к черту, сатира? Какой юмор?».

Киевские недруги Райкина не успокаивались, нашли письмо члена партии с 1925 года по фамилии Кабанько и приложили его к пакету, отправленному в Москву. Эта беспардонная кляуза члена партии была состряпана за четыре года до описываемых событий. Наконец сгодилась. Кабанько смотрел Райкина по телевизору, был всем возмущен и спрашивал: «Какую он приносит пользу народу?». Почти как в райкинском монологе, где не­веж­да предлагает подключить к ноге балерины динамо-машину, чтобы она приносила народу пользу.

Добавил свое компетентное мнение и секретарь Харьковского обкома партии Юрий Скляров:

«В этом году в Харькове состоялся ряд гастролей мастеров искусств, органи­зованных Министерст­вом культуры СССР, а также выступления поэтов по путевкам Союза писателей СССР.

Считаем необходимым информировать ЦК КПСС о содержании и идейно-художественной направленности отдельных программ, которые, на наш взгляд, не способствуют правильному политическому и эстетическому воспитанию трудящихся.

Так, программа выступавшего народного артиста СССР А. Райкина, гастролировавшего с 29 марта по 1 апреля, была подобрана тенденциозно. Она состояла из разнообразных фрагментов, монологов и интермедий из спектакля Ленинградского театра миниатюр, которые в общем искаженно представляют отдельные явления жизни нашего общества.

В монологе о светофоре (программу «Све­тофор» Аркадий Райкин поставил в 1969 году вместе с Михаилом Жванецким, в ней прозвучали миниатюры «Авас», «Дефицит», «Век техники». - Авт.) А. Райкин средствами актерской выразительности выделяет следующее: «Почему так часто приходится просить? Почему так часто приходится унижаться? Куда ни взглянешь - все на личных отношениях»...

А. Райкин призывает чаще вспоминать слова, которые были в первых советских учебниках: «Мы - не рабы!».

В интермедии «Телеграмма из минис­тер­с­тва» А. Райкин и его партнеры акцентируют внимание зрителей на том, что якобы путаница, беспорядок и очковтирательство приобрели у нас систему, охватывающую все сферы производства.

Выступавший вместе с А. Райкиным некто Михаил Живаницкий (фамилии Жванецкого не повезло снова. - Авт.) прочитал, как он выразился, «три монолога отрицательных персонажей из будущей программы театра».

В первом монологе Живаницкий проводит мысль, что «молчание - золото», а посему все разговоры о недостатках должны вестись в семейном кругу, так как «недостатков много, а здоровье одно». Поэтому автор призывает жить по принципу «ничего не видел и не слышал - глухонемые».

Во втором отделении Живаницкий советует: «...зачем хватать за руку вора? Вдруг он станет большим человеком?».

Нездоровая тенденциозность программы, стремление сыграть на обывательских и мещанских вкусах, выпячивание отрицательных персонажей одной национальности и воспевание добродетелей другой - все это вызвало недоумение и справедливое осуждение со стороны рабочих и интеллигенции города...

Секретарь обкома КП Украины Ю. Скляров».

Похоже, это сочинение на заданную тему и убеждение Юрия Александровича в том, что в сатирической программе все персонажи должны быть положительными, особенно понравились Михаилу Суслову. Осенью того же года он перевел Склярова на должность заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Спустя несколько лет пос­ле обкатки в этой «горячей точке» Склярова сделали первым замом главного редактора газеты «Правда», еще через несколько - шеф-редактором журнала «Проблемы мира и социализма». При Горбачеве Скляров возглавил отдел пропаганды ЦК КПСС, пока не был с почетом отправлен на пенсию.

«ЧТО ТАМ «ГОЛОС АМЕРИКИ» ИЛИ БИ-БИ-СИ? СТОИТ В ЦЕНТРЕ МОСКВЫ ЧЕЛОВЕК И НЕСЕТ АНТИСОВЕТЧИНУ»

Канцелярия ЦК КПСС зарегистрировала письмо Овчаренко 13 мая 1969 года. На письме появилась резолюция, адресованная заведующему отделом культуры ЦК КПСС Василию Шауро: «Просьба обратить внимание. М. Суслов. 14 мая».

Об отношениях Суслова и Райкина можно судить по такому эпизоду. На концерте, где Михаил Андреевич сидел в правительственной ложе, Райкин произнес слова сатирического монолога «Вот он нам поможет» (намек на «Вот приедет барин, барин нам поможет») и выразительно посмотрел в сторону ложи. Публика покатилась со смеху, а взбешенный Суслов покинул зал.

Что же до Василия Шауро, то Аркадий Исаакович поминал его недобрым словом во многих своих интервью, а также в мемуарах: «Шауро сказал, глядя мне прямо в глаза:

- Что там «Голос Америки» или Би-би-си! Стоит в центре Москвы человек и несет антисоветчину!

В той критической ситуации, когда он обвинил меня в антисоветчине (хорошо еще не назвал врагом народа), стало ясно, что продолжать работу трудно, если не невозможно. Вот тогда-то прямо из его кабинета на Старой площади меня увезли в больницу с тяжелым инфарктом».

Когда артиста уносили на носилках, никто, кроме вахтерши, не выразил никакого сочувствия. После обширного инфаркта Аркадий Исаакович очень нескоро показался перед зрителями. Все ахнули: до этого черная как смоль его шевелюра стала белой.

Инне Кашежевой и Римме Казаковой со всем тщанием перемыли косточки в Союзе писателей. Райкина же оставили в покое, возможно, решили, что инфаркта достаточно.

Но удар, нанесенный украинскими «То­ва­рищами», вполне возможно, чуть не по­гу­бил всю труппу.

Что, если упоминание в киевских и харьковских доносах Званицкого-Живаницкого привело к внезапному расставанию Аркадия Райкина с одним из своих лучших авторов Михаилом Жванецким? Ведь случилось это вскоре после харь­ковского скандала. Правда, и Аркадий Исаакович, и Михаил Михайлович объяс­няли этот тяжелый момент каждый по-своему. Но вдруг изгнание литератора было условием сохранения райкинского театра?

Петру Ефимовичу Шелесту не удалось перешибить плетью обуха и избежать отставки. Утешительный приз - пост зампреда Совмина СССР - он сам поменял на куда менее заметную должность начальника конструкторского бюро на подмосковном авиазаводе.

Отставка постигла ленинградца Толстикова. Незадолго до снятия Шелеста его отправили послом в Китай. Правда, пришедший на смену царь всея Ленинградской области Григорий Романов принял, как эстафетную палочку, ненависть к Аркадию Райкину.

Сам Романов ни разу не удостоил спектакли Райкина своим посещением. Зато ленинградское УКГБ не спускало с артиста глаз. В одном из интервью Григорий Васильевич, проживший до 2008 года, признался: «А что Райкин? Пытался изображать из себя самостоятельного, в пасквили свои постоянно дух антисоветчины вносил... С проявлениями антисоветских настроений я действительно боролся. 5-е Управление КГБ мне помогало... Я был прав - евреи тогда стояли на антисоветских позициях, и мы должны были препятствовать их деятельности».

Сегодня, спустя четверть века после ухода Аркадия Райкина со сцены жизни, его вспоминают только хорошо. Мертвый лев лучше живой собаки. Но кому, если говорить по совести, и сегодня понравилось бы, если бы со сцены открытым текстом рубили, как когда-то Райкин: «Зачем хватать за руку вора? Вдруг он станет большим человеком?»...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter