Олег МИТЯЕВ: «Двуглавые прикованы к башенкам Кремля орлы. А спросишь их, что нового, только лишь: курлы-курлы»
«Я к вам как ни приеду, то у вас выборы, то революция, - рассуждал Олег Григорьевич. - Прямо вестник перемен каких-то, честное слово. Ну, дай Бог, чтобы все перемены всегда были к лучшему!». После этих слов собравшиеся в столичном Октябрьском дворце одобрительно захлопали, а вскоре и «браво!» стали кричать - на песне о Беклемишевской башне Кремля, а точнее, на самой острой и актуальной ее строчке: «Это еще нету пока опричников, окна не забиты поверх наличников...».
«Вижу, близка вам эта тема, - констатировал Митяев, - понимаете, о чем пою. Хотя лучше бы не понимали, конечно: ничего хорошего здесь нет. История, которая легла в основу этой песни, произошла при Василии Третьем, отце Ивана Грозного. Был такой боярин московский - Беклемишев, который однажды скромно так, издалека, поинтересовался: «А чего это вы, царь-батюшка, в одиночку-то решения принимаете, нас, бояр, не спрашиваете, как встарь?». Ну, царь-батюшка послушал да и принял еще одно решение - голову боярину отрубить: «За высокоумие». А острог, куда его из дому забрали, стал Беклемишевской башней».
Последние строки песни: «Двуглавые прикованы к башенкам Кремля орлы. А спросишь их, что нового, только лишь: курлы-курлы» - вызвали овации. Похоже, песня у Митяева, никогда прежде не протестовавшего против Кремля, получилась очень даже революционная. Интересно, умышленно или бессознательно, не нарочно?
«Ну, что я все про Москву да про Москву, - спохватился бард, - давайте, чередовать буду: то про Россию, то про Европу, как там наши люди мучаются, страдают и тоскуют по Родине». И запел свою знаменитую «Француженку» - о москвичке, ставшей парижанкой: «Неровность вычурная крыш течет за горизонт. Семнадцатый квартал. Париж. Чуть вздрагивает зонт. И женщина французская, серьезна и мила, спешит сквозь утро тусклое: должно быть, проспала...». А потом и вовсе на иностранный язык перешел - но не французский, а немецкий. «В Германии недавно вышли мои стихи, - объяснил Олег Григорьевич. - Их там, наверное, лет 20 переводили, но все же труд закончили на каком-то этапе и выпустили сборничек, что мне, конечно же, приятно и весьма лестно».
Лестных отзывов о Митяеве и его творчестве было немало и во время концерта: казалось, коробочки для записок именно для того и поставлены по краям сцены, чтобы публика без конца писала артисту хвалебные оды, в том числе заставляющие краснеть... «Всем спасибо за добрые слова, - сказал 57-летний Олег Григорьевич, - но все зачитывать, вы уж извините, не буду. Я люблю вспоминать один случай из своей студенческой жизни, когда мы с приятелем пригласили к себе двух девчонок. Девчонки были супер, высший класс, и с одной из них мой приятель вышел на лестничную площадку покурить. Я услышал, как он говорил ей: «Слушай, ну ты такая, такая... Я таких, как ты, вообще не встречал, красивых!». На что барышня ответила: «Это ты меня еще голой не видел...». Так вот, когда меня хвалить начинают, мне хочется сказать примерно то же - остроумный был ответ, согласитесь».
Остроумие Митяев ценит в людях едва ли больше всех других положительных качеств, потому уже много лет собирает и включает в свои книги зрительские записки - от коротеньких посланий, как, например, «И дались мне эти чертовы ножи! Игорь» или «А чуть выше градус оптимизма слабо?», до житейских историй, как вот эта: «Олег! О вашем выступлении узнала от дочки. Она сказала: «Мам, будет выступать мужик твой любимый, у которого все время вытекает пиво то ли из ведра, то ли из сетки». Я сразу поняла, что это вы!». Или вот такая, трагическая, в стихах:
И вновь себя я ненавижу,
С собой сражаться нету сил!
Забыл очки - и вас не вижу.
Не слышу - аппарат забыл...
«Видимо, пора приезжать с концертом, на котором только записки читать буду, - грозится Олег Митяев. - Но боюсь, без «Соседки», «Лета», «Француженки» и «Как здорово...» меня со сцены все равно не отпустят...