Заместитель министра юстиции Украины, отвечающий за пенитенциарную систему, Денис ЧЕРНЫШОВ: «Все колонии и СИЗО в Украине курируют два криминальных авторитета»

«Люди, которые вошли в конфликт с законом, очень часто продолжают конфликтовать с ним, отбывая наказание»

— У нас сегодня все темы как на под­бор: сложные и важные. Недавно из одесского СИЗО, проломив стену, сбежали трое заключенных, среди которых один педофил. Где они сегодня?

— Их уже задержали... Это, безусловно, говорит о том (я повторяю это каждый раз), что нам нужно финансировать пенитенциарную систему, необходимо обновлять наши основные фонды, в том числе и периметры. Согласитесь, нормальный забор проломить довольно сложно. В Одессе у нас куст из четырех учреждений (в том числе одесского СИЗО), которые требуют постоянного обновления. Эта си­туация показывает еще раз, что нам не­об­ходимо обращать внимание на пенитенциарную систему. А то, что мы в течение дня при помощи Национальной полиции задержали сразу двоих, — это отличный результат. И я хотел бы поблагодарить наших коллег, которые нам помогали.

— Кто-то понесет наказание за эту ситуацию? Например, руководство СИЗО?

---

---

— Они сбежали не из СИЗО — из колонии. Отвечать будут дежурные, которые находились на посту. Но хочу вам сказать, что опыт, который мы перенимаем у зарубежных коллег, говорит, что не всегда несут наказание руководители и персонал учреждения. Делаются выводы, идет работа над ошибками. Забор проломали, но не они же на заборе стояли, в конце концов.

— Год назад в одесском СИЗО произошла еще одна страшная история: 39-летний заключенный зарезал сотрудницу изолятора, расчленил тело и выбросил в мусорный бак. После этого сотрудники вытащили в коридор всех заключенных и избивали их, что было зафиксировано камерами видеонаблюдения. Вы отрицали, что избиение было, пока это видео не было опубликовано Генпрокуратурой. Позже в интервью ин­тернет-изданию «ГОРДОН» вы говорили, что вам так доложили, не указав, что избиение было. Прошел год — люди, которые фактически ввели вас в заблуждение, понесли какое-то наказание и работают ли они на своих должностях?

— Те люди, которые сделали официальный доклад (это не просто какая-то записочка на бумажечке, это официальное сообщение, которое содержит всю информацию о событиях, произошедших за последние сутки)... Более 10 человек понесли наказание в той или иной степени, восемь человек уволены, некоторые из них пребывают под следствием...

— Мы можем назвать фамилии и должности?

— Во-первых, был уволен руководитель СИЗО. Те люди, которые непосредственно отвечали за режим, те люди, которые отвечали за режимные мероприятия по региональному управлению... То есть была проведена работа, в том числе следствие, по поводу самого убийства, которое привело к тем событиям. Следствие еще не закончено, суд не состоялся, все выводы следователями не сделаны... Хочу вам сказать, что история очень страшная. Я не могу озвучивать, какие мероприятия проводятся, до каких выводов уже докопались следователи, но подоплека этого преступления действительно очень страшная.

— Какая подоплека?

— Еще раз повторюсь: идет следствие, я не могу озвучивать...

— Те сотрудники, которые непосредственно готовили докладную записку и которые вас как замминистра юстиции обманули, — что с ними?

— Уволены. Еще раз повторюсь: восемь сотрудников уволено.

— Это именно ваши сотрудники?

— Сотрудники пенитенциарной системы.

— И те, кто вам записку готовил, и те, кто имел отношение к произошедшему в СИЗО?

— Да, совершенно верно.

— Я бы хотела, чтобы мы сегодня телезрителям не чиновничьим языком, а простыми, понятными словами объяснили, как устроена пенитенциарная система Украины. Например: есть заключенные, среди них — так на­зываемые смотрящие (те же преступники, которые вместе с другими отбывают наказание, или криминальные авторитеты, «воры в законе»), и есть администрация колонии или СИЗО. Смотрящие либо подчиняются началь­нику колонии, либо (не знаю, мож­но ли так сегодня сказать) наоборот — на­чальники СИЗО или колонии подчиняются смотрящим. Объясните, как это работает.

— В силу того что я по образованию и по основной работе, которой посвятил большую часть жизни, не тюремщик, то я для себя писал это все с чистого листа и точно такие же вопросы задавал... Безусловно, все очень непросто. Люди, которые вошли в конфликт с законом, очень часто продолжают конфликтовать с ним, отбывая наказание. Явно или неявно. Что касается авторитетов, о которых вы говорите, смотрящие-не смотрящие: я для себя это понимание упрощал и экстраполировал на обыденную жизнь. На школу, например. Были у нас (не знаю, застали ли вы) старосты, председатель совета отряда...

— То есть смотрящий — это такой себе староста?

— Нет. Вспомните: не всегда формальные и неформальные лидеры совпадали. Я могу таким образом объяснить нашим телезрителям: да, есть неформальные лидеры. Можно закрывать глаза на то, что они существуют, но это самообман. Лучше использовать практики, которые существуют в мире. Мы сегодня начинаем активно развивать такое понятие, как динамическая безопасность. Это звучит очень по-научному, но в чем на самом деле заключается динамическая без­опасность? Это постоянное общение и держание руки на пульсе. Постоянный мониторинг того, что происходит в учреждении...

«Есть морально слабые руководители пенитенциарных учреждений, и там заключенные «раскачивают режим»

— Вы лично общаетесь со смотрящими, чтобы порядок в СИЗО и колониях был?

— (Улыбается). Это, конечно, громко сказано. Но если я приезжаю в учреждение, стараюсь общаться, по крайней мере, с несколькими заключенными... Например, я всегда общаюсь с пожизненниками (если колония того режима, где они содержатся). Стараюсь общаться и с такими неформальными лидерами... необязательно они — смотрящие так называемые... В моем понимании это люди, которые могут донести, в чем есть проблемы, где недоработки... На начало прошлого года, когда я только приступил к работе, у нас было 148 учреждений. Понятно, что руководство неоднородное, все разные. Кто-то морально слабее (вы спрашивали: кто над кем).

— Говорят, что в последнее время есть такая проблема: не начальник колонии или СИЗО руководит учреждением, а смотрящий диктует им свою волю.

— Это, скажем так, ложная информация. Особенно, что касается фразы «в последнее время». Но, повторюсь, я не могу сказать, что везде все однородно или что везде нет давления со стороны лиц, отбывающих наказание. Есть морально слабые руководители, и в их учреждениях «раскачивают режим». Причем под разными соусами...

— Что могут сделать заключенные? Устроить бунт? Как может смотрящий вставлять палки в колеса начальнику?

— Ну... Давайте я не буду давать подсказки в эфире (смеется)...

— Поверьте, все все знают. Особенно в этом сегменте.

— Тем не менее (улыбается). Зачем давать лишнюю почву? Поверьте, есть много возможностей влиять, по крайней мере, на психологическое состояние руководства учреждения. У нас есть одно учреждение, которое по просьбам и ходатайствам заключенных за год проверили более 130 раз. То есть раз в три дня. Можно и с ума сойти...

— Это какое-то примерно-показа­те­ль­ное учреждение? (Улыбается).

— Среднее, не лучшее и не худшее. Но, согласитесь, это довольно сложно морально, когда к тебе приезжают депутаты, представители средств массовой информации. Одно дело, когда есть желание понять проблему, помочь в ее решении...

— Встречали ли вы криминальных авторитетов, которые бы у вас вызывали уважение характером или принципами?

— Да.

— Кто?

— Я не буду озвучивать...

— Давайте без имен.

— Понимаете, часто... И кстати, в этом есть проблема. Мои коллеги из силовых структур говорят: «Денис, ты общаешься с преступниками». — «И что мне, на работу не ходить? Там все преступники». Но иногда, чтобы понять проблему, нужно посмотреть на нее и с другой стороны. Иногда, чтобы обсудить какой-то вопрос, нужно сказать: «Ребята, давайте вместе проблему решать...».

— Была ли у вас история с человеком, который вас поразил? Без имен.

— Вы так спрашиваете, будто я с ними постоянно общаюсь или дружу...

— Но вы же на работу ходите.

— Хожу, но у меня работа больше офисная... Чтобы поразило — наверное, нет...

— Может, что-то зацепило?

— Была одна история, которая произошла задолго до моего прихода в Министерство юстиции. У меня был товарищ (он давно уехал и живет в другой стране), у него тоже был товарищ, которого я знал, мы общались... очень эрудированный человек, глубокий, можно сказать мудрый. У моего товарища был день рождения, и он пригласил нас к себе. Было лето. Мы посидели у стола, а потом товарищ предложил сыграть в водное поло. Мы собрались у бассейна, начали снимать верхнюю одежду. И этот товарищ тоже снял.

— Наколки?

— (Кивает). Я начал вспоминать все, что говорил, когда с ним общался... Подошел к нему: «Слушай, может, я что-то не то сказал — ты меня уж прости»... Он говорит: «Денис, успокойся. Я же понимаю, что ты человек совершенно из другого мира. Поэтому не напрягайся». Потом я узнал, что начинал он как политический заключенный, а затем «сошел» в криминал. В итоге его «стаж» — 18 лет...

— «Вор в законе»?

— Нет, он не был «вором в законе». Тем не менее могу сказать, что он был очень эрудированный и по-житейски мудрый человек. Вот это меня действительно поразило.

— Вы с ним сталкивались на нынешней работе?

— Нет, не сталкивался.

— Помните, в фильме «Джентльмены удачи» герои составляли словарь воровских терминов?

— Ну конечно!

— Какие новые слова вы выучили за два года, пока курируете пенитенциарную службу?

— А я, знаете, не иду по течению. Я, на­оборот, пытаюсь вносить свой вокабуляр.

«Я несколько раз наблюдал очень неприятные картины, когда трудно отличить сотрудника пенитенциарной системы от заключенного»

— Но если вы пытаетесь разобраться, то вам однозначно нужно это вы­учить.

— Выучить, знать и употреблять — это же разные вещи.

— Так вот, я у вас и спрашиваю: какие слова выучили?

— Ой... Мы займем весь эфир...

— Давайте за 30 секунд набросаем самого колоритного.

— Даже на ум не приходит ничего такого...

— Давайте. А то зрители не поверят, что вы каждый день на работу ходите.

— Повторюсь, я пытаюсь привнести свой вокабуляр. Я не то что запрещаю (это было бы некорректно и непедагогично), но в своем окружении уже не слышу такой аббревиатуры, как ЗК. Мы их называем клиенты.

— «Нехороший человек — редиска».

— Даже «редиску» не употребляем! (Смеется). Даже само настроение, даже сами аббревиатуры... Например, как называли (и называют) работников пенитенциарной системы? Вертухаи. Само слово отвратительное...

— Может, какие работники — такое и слово?

— Знаете, есть разные работники. И у некоторых профессиональная деформация...

— Не произошла?

— Произошла. Просто колоссальная. В чем тут проблема? Человек, который вошел в конфликт с законом, отсидел и вышел. А работник находится там все время. И если человек слаб, то он скатывается...

— Это понятно.

— Я несколько раз наблюдал очень не­при­ятные картины, когда трудно отличить сотрудника пенитенциарной системы от заключенного...

— И почему после этого он не вертухай?

— Если человеку каждый день говорить, что он дурак, то он и станет дураком...

— А как вы их называете?

— Честно, я сам их называю «кашкеты».

— Почему?

— Ну как... В фуражках (улыбается). По-моему, это более симпатично. И не обидно.

— Хорошо. Еще один «экзамен». Вы как человек, который полностью в теме, должны знать, кто из криминальных авторитетов какие колонии и СИЗО курирует. Назовите несколько фамилий.

— (Улыбается). Не скажу. Знаю, но не скажу.

— Кто же вам поверит, что знаете?!

— Не надо верить.

— Почему не скажете?

— Потому что это информация, в том чис­­ле оперативная.

— Понятно. Сколько их на всю Украину? Основных.

— Основных — двое-трое.

— Которые влияют...

— Которые, скажем так, ассоциируют себя с влиянием на учреждения пенитенциарной системы.

— Так двое или трое?

— Основных — двое. А считать себя таковыми могут и пятеро.

— Они на свободе находятся?

— Да.

— Не в тюрьме?

— Нет. Если суд решит, они будут сидеть. Но сейчас они отбыли свое наказание и находятся на свободе.

— В интервью интернет-изданию «ГОРДОН» бывший глава пенитенциарной службы и экс-начальник Лукьяновского СИЗО Сергей Старенький сказал: «По моим подсчетам, на сегодняшний день воровской общак Лукьяновского СИЗО составляет около 500 тысяч долларов. Общак нужен в первую очередь для коррумпирования и подкупа администрации колоний и СИЗО. Кроме того, деньги идут на финансирование преступных бизнесов — наркотики, алкоголь, проституция. Начальник СИЗО из общака получает 30 тысяч долларов в месяц. Сколько из них он отдает наверх руководству — не знаю». Так сколько же отдается наверх руководству?

— Знаете, честно говоря, я брезгливо отношусь к цитатам этого человека... Я в системе новый. Он в системе проработал всю жизнь...

— Поэтому он знает, о чем говорит.

— Он, наверное, какие-то правила и установил, да? Если он говорит, что это через него передают... Он на кассовом аппарате сидит?

— Он знает от людей, с которыми общается...

— Если человек, зная о преступлении, о нем не сообщает, то это преступление...

— Он это сказал в интервью. То есть сообщил.

— Он же юрист. Он должен подать заявление в компетентные органы. А если не подал, то, во-первых, он сам преступник, а во-вторых, он пустослов.

— Вы в пенитенциарной системе человек новый, но ведь наличие общака для вас не новость?

— Не новость. Но мы же понимаем контекст этого сообщения? Что из общака кор­мятся.

— Каковы размеры этих общаков? Реально ли у СИЗО, например Лукьяновского, может быть общак в полмиллиона долларов?

— Это как в анекдоте: «Ну вот, мы уже торгуемся». Мне об этом неизвестно. Если бы было известно, в этом отношении уже бы работали органы...

— То есть о том, что общак есть, вы знаете, но не знаете размер?

— Скажу так: всем известно, что у преступников есть какие-то так называемые общаки (или, как они их еще называют, кас­сы взаимопомощи). Какие они, где они?.. Я, мягко говоря, подвергаю сомнению эту информацию...

— С начальниками колоний, СИЗО из этого общака никто ничем не делится?

— Еще раз: если бы я об этом знал, то в отношении этих лиц уже бы шли расследования. В прошлом году у нас более 100 сотрудников были задержаны правоохранительными органами совместно с нашими оперативниками. В этом году эта практика продолжается. То есть мы сами с этим боремся...

«Зачем криминальные авторитеты посещали Насирова в СИЗО? Кто его знает. Например, бывшие руководители ГСЧС уже восстановились в должностях. Может, Роман Михайлович тоже восстановится...»

— Заявление человека, который знает, о чем он говорит, который работал в системе, — для вас это не повод разобраться?

— Для меня это повод в очередной раз увидеть, что человеку, наверное, нечем заняться, раз он до сих пор себя ассоциирует с этой системой. Ведь он был начальником Лукьяновского СИЗО. Это он установил такие порядки?

— Хотя вы и критически относитесь к этому эксперту, но он не боится говорить...

— Он об этом говорит, потому что с него как с гуся вода, потому что он — никто. А я должен контролировать свои слова.

— То есть если бы не контролировали, сказали бы больше интересного? (Улыбается).

— Просто я к нему отношусь как к очень несерьезному человеку.

— Мы сейчас не его обсуждаем, а серьезные факты, которые он озвучил.

— Я его не считаю экспертом и к его словам отношусь несерьезно.

— Процитирую его еще раз: «Криминальные авторитеты пришли к Насирову в камеру и попросили: мол, мы тебе уважение оказываем, но и ты должен братве уважение показать, например, дать 50 тысяч долларов. И он дал». Это правда?

— Я Роман Насиров?

— Если вы контролируете ситуацию, тем более при таком громком скандале, вы должны быть в курсе до мелочей. Кроме того, если помните, была опубликована фотография, на которой Насиров в окружении криминальных авторитетов.

— Во-первых, фотография сделана не в его камере. Во-вторых, если человек участвовал в передаче денег, то вопрос к нему: почему он не заявил в органы?

— По его словам, ему об этом рассказали.

— Мне тоже многое рассказывали.

— О чем?

— Что он брал миллионные взятки.

— Когда, у кого, сколько?

— Понимаете, это такой разговор... Еще раз повторю: я как замминистра юстиции должен контролировать свои слова, а если кто-то, как на базаре, что-то несет, то это его проблемы...

— Мы опять скатываемся к обсуждению Сергея Старенького...

— Вы ведь приводите его цитаты...

— Потому что он говорит в отличие от других людей. Чтобы закончить с фотографией: объясните, зачем эти люди (назовем их условно криминальными авторитетами) пришли к Насирову, сфотографировались с ним, как они к нему попали?

— Попали куда?

— Расскажите.

— Первый посыл: фотография была сделана не в его камере. Мы провели расследование, были наказаны дежурные... Фотография была сделана в адвокатской комнате. И одних, и других туда привели...

— Для чего?

— Для чего? Познакомиться, пообщаться... Утверждать не буду, потому что не знаю. Я у Романа Михайловича спрашивал, все ли в порядке (в Лукьяновском СИЗО я бываю практически каждую неделю и посещаю заключенных в разных корпусах), есть ли какие-то проблемы, давление. Он ответил, что все в порядке.

— Что он вам сказал? Зачем они приходили? Просто познакомиться и с известным человеком селфи сделать?

— Познакомиться, пообщаться... Но! Да, возможно, он не все сказал. Моя задача какая? Выяснить, есть ли претензии. У него претензий в отношении тех людей, которые, наверное, за неправомерную выгоду их провели в эту комнату, не было...

— Он не испугался, когда к нему пришли?..

— Не пришли. Они там встретились...

— Ну вот, приходит он в комнату, а там не адвокат, а эти ребята, не самые нежные, так сказать.

— Возможно, он не испытывал приятных эмоций. Но вопрос, наверное, не мне нужно адресовать... Повторюсь: я с Романом Михайловичем общаюсь, несколько раз задавал ему этот вопрос... Он говорит: «Пообщались».

— Автограф взяли.

— Кто его знает. Например, бывшие руководители ГСЧС уже восстановились в должностях. Может быть, Роман Михайлович тоже восстановится, можно потом будет приходить...

«В тюремных правилах внутреннего распорядка до сих пор есть запрет на цветные карандаши. Оказывается, в Советском Союзе боялись, что заключенные будут подделывать рубли. Как в «Джентльменах удачи»: «Десятку за ночь так нарисует...»

— Удачное знакомство на будущее! Какие нормы или правила, существующие в пенитенциарной системе, по-вашему, являются избыточными, устаревшими или вообще неправильными и лично вас бесят?

— Ой, вы знаете, во многих аспектах тут мы еще живем в Советском Союзе, а в не­которых — нам передают привет из Авст­ро-Венгерской империи или царских времен.

— Давайте самые основные назовем.

— Начиная с правил внутреннего распорядка, в которых до сих пор есть запрет на цветные карандаши.

— Почему?

— Оказывается, в Советском Союзе боялись, что заключенные будут подделывать рубли. Помните, как в «Джентльменах удачи»: «Десятку за ночь так нарисует...». Ну бред же! Есть ограничения по поводу гигиены, особенно в отношении женщин, которые современному человеку на голову не налезают.

— Например.

— Например, по поводу сушки белья. Вы же девушка, понимаете, какие бывают проблемы каждый месяц у женщин. И если нет предметов гигиены, чего мы добиваемся и при помощи тех же международных организаций практически обеспечиваем всех (хотя есть, конечно, и в этом пробелы)...

— Вы хотите сказать, что прокладок нет?

— Нет, прокладки есть. Но иногда, когда надо чаще постирать...

— А нельзя?

— Например, сушить на батареях нельзя.

— А где сушить?

— Ну вот. Есть абсолютно бредовые вещи, которые уже настолько устарели...

— Что еще?

— Прогресс движется, и появилась куча приспособлений, к примеру кухонных, которых еще 10 лет назад не было. А все, что не прописано в правилах, запрещено. Например, появились мультиварки — а их в правилах внутреннего распорядка нет. Запрещено.

— Вы уже что-то из этого поменяли?

— Мелочи поменяли. В дальнейшем мы будем проводить большую встречу с международными экспертами...

— Что вам мешает по прошествии двух лет принять новое постановление?

— Постановление, во-первых, принимает Кабмин...

— Ну вот вам и карты в руки!

— Я же не Кабмин в одном лице...

— Например, вы приходите к Владимиру Гройсману, рассказываете ему, как мне, и он, наверное, тоже скажет: ну конечно, это дурдом какой-то, давай сейчас все сделаем...

— Я бы хотел, чтобы мы для читателей не утрировали, что Чернышов взял — оп! — пришел к Гройсману и говорит: «Господин Гройсман, а давай...».

— А как, если вы реформы пришли делать?

— А не так!

— Два года прошло!

— Возьмем, к примеру, питание. С 1992 года нормы питания не менялись. В прошлом году еще мы сделали предложение по нормам питания, но, оказывается, в этом участвуют еще и Минздрав, и Минобороны, и Нацполиция, не говоря уже о Минфине. Всех оббежать и со всеми утряс­ти — это какая-то архисложная задача.

— Каждый хочет что-то поиметь? В этом все дело?

— Я не хочу все приводить к огульному обвинению коллег, но часто бывает, что нас не слышат, считают, что пенитенциарная система не в приоритете. Вообще, у нас в обществе пенитенциарная система — это нечто такое, чего мы не хотим ни слышать, ни видеть, ни касаться. И коллеги по Кабмину, к сожалению, не исключение.

— Я прочла несколько ваших интервью, и сегодня вы уже повторили эту мысль: главная проблема, из-за которой не удается реформировать отрасль, — в бюджете нет денег. Все мы видели фотографии из наших СИЗО, тюрем — в основном это просто жуть...

— Совершенно верно.

— Прошло два года. К сожалению, при вас ситуация кардинально не поменялась. Если вы говорите, что не хватает денег, почему вы не возьмете статью доходов, которая, по-моему, могла бы тут же наполнить бюджет и помогла бы сделать ремонт во всех камерах и сами тюрьмы реконструировать? Не секрет, что практически каждое СИЗО имеет свой личный магазинчик (или интернет-магазин), где родственники заключенных могут купить им продукты. Но прибыль от этих магазинов (таких «свеч­ных заводиков») идет не государству, не колонии, а куда-то налево. Я не хочу сейчас тыкать пальцем, но понятно, кто в этом участвует. Почему не легализовать эти потоки и не освободить эти деньги?

— Я не хочу, чтобы сложилось мнение, будто там какие-то миллиарды... Вы понимаете объем прибыли (не оборота, а прибыли), которая проходит через такие магазинчики?

— Расскажите. Вы же наверняка занимались этим вопросом...

— Я им не занимался, а интересовался. Вы говорите, что можно направить этот поток — и сразу все можно будет сделать...

«За Юлией Тимошенко очень тщательно следили во время ее пребывания в колонии, но передавалось ли видео Януковичу — меня эти грязные подробности не интересовали, и я ни у кого не спрашивал»

— Я просто видела очереди из людей, которые пытаются попасть на свидание со своими родными, близкими или друзьями, чтобы что-то им передать и как-то облегчить их жизнь, и понимаю, что каждый из них оставляет такую сумму...

— Какую?

— Разные. Но суммы достаточно внушительные. И это происходит каждый день. Я думаю, что это было бы хорошим подспорьем.

— Экономика, откуда я пришел в Минис­терство юстиции, таких категорий, как «хорошее подспорье»...

— Вы мне не вопросы задавайте, а расскажите то, чего я и читатель не знаем. Это реально важная тема.

— Так чтобы вы понимали... Самое большое СИЗО у нас — это Лукьяновка, две с половиной тысячи заключенных. Понятно, что не у всех состоятельные родственники, которые придут и купят в магазине при СИЗО. Кто-то приносит с собой, кто-то покупает рядом, на Лукьяновском рынке. Эмпирически я могу сказать, что такой интернет-магазин в год может сгенерировать прибыли несколько сот тысяч гривен. Всего. А построить новое СИЗО (если мы говорим о СИЗО с такой наполняемостью, как в Лукьяновке) — около 25-30 миллионов долларов.

— Хотя бы лекарства или те же прокладки можно было бы закупить.

— С лекарствами у нас все нормально... Но мы же обсуждаем ремонты и стройку. Это освоить точно невозможно.

— Почему эти магазины до сих пор работают, вместо того чтобы их легализовать и направить...

— Подождите секундочку: они абсолютно легальны, это — налогоплательщики...

— Я имею в виду, чтобы на этом зарабатывала сама колония.

— Такие магазины есть даже при некоторых следственных изоляторах, где государственное предприятие такой магазинчик открыло, получило лицензию. В прошлом году мы смеялись, когда такое госпредприятие вышло на ProZorro покупать какие-то продукты, которые потом продавались в этом магазинчике. Это зависит в том числе и от работников этого государственного предприятия: кто-то более инициативный, кто-то менее.

— Вы с ними проводите беседы по этому поводу?

— Министерство курирует работу, направляет, но вмешиваться в деятельность предприятий мы не можем.

— Можно я вам еще один вопрос по поводу источников дохода задам как неспециалист специалисту? Процитирую (последний раз, честно!) Сергея Старенького: «Мы сделали в Лукьяновском СИЗО vip-камеры по 300 долларов в месяц. Оплата шла официально. Сейчас камеры стоят от 500 долларов, оплата идет напрямую в карман администрации».

— Ну, понимаете, опять... Наверное, я буду инициировать вопрос в отношении этого гражданина... Если он стоит там на кассовом аппарате, то вопросы к нему... Вы же общаетесь с Романом Михайловичем Насировым? Спросите, он платил за камеру? Спросите у господина Лавриновича. Он у нас, к сожалению, несколько дней был («к сожалению» — потому что он вообще к нам попал). Он платил? Это просто очернение коллег, которые с ним работали. Мне стыдно за него.

— Правда ли, что когда в тюрьме сидела Юлия Тимошенко, абсолютно все ее пространство, вплоть до душа, было в видеокамерах, и видео самых интересных (по его мнению) моментов требовал Виктор Янукович?

— Ну я в те времена не работал... Что я знаю: за Юлией Владимировной очень тщательно следили во время ее пребывания в колонии. Но передавалось ли видео Януковичу — меня эти грязные подробнос­ти не интересовали, и я ни у кого не спрашивал.

— Среди известных руководителей пенитенциарной системы можно назвать Владимира Левочкина, это отец Сергея Левочкина.

— Да.

— Какие итоги его работы вы можете назвать?

— Между нами по количеству человек, которые руководили системой, — мягко говоря, пропасть. Наверное, человек пять точно...

— Но отзывы есть...

— Знаете, все отзываются о нем как об очень монолитном человеке, серьезном, который вызывал уважение как со стороны клиентов, так и со стороны работников системы. Говорят, что его вклад был довольно весомым. У меня даже на столе лежит книга, которую написали Левочкин и Штанько. А вступительное слово написал (поэтому я вообще ее держу у себя) тогдашний замминистра внутренних дел, некто Чернышов. Хотя он мне не родственник, просто однофамилец. Но ситуация забавная. Повторюсь: отзывы очень уважительные. Хотя столько лет прошло, старожилы помнят.

«Последние два года предпочитаю носить самые простые часы, потому что все обращают внимание. Ну зачем раздражать людей?»

— Я просмотрела вашу декларацию. У вас восемь дорогих часов стоимостью от одной тысячи долларов до 15 тысяч долларов. Самые дорогие часы вы сами себе купили или это подарок?

— Самые дорогие часы... они, правда, стоили не 15 тысяч долларов, а больше, потому что цена приводилась в гривне, а курс, понятное дело, у нас за последние годы менялся. Самые дорогие часы мне подарил отец на день рождения.

— Какая марка?

— Jaque Droz.

— Вы вообще любите носить часы?

— Скажем так, последние два года предпочитаю носить самые простые.

— Почему?

— Потому что все обращают внимание. Не надо давать повода тем, кто его ищет. Ну зачем раздражать людей?

— В декларации официально указано, что вы — небедный человек...

— Но не надо этим кичиться и выпячивать это... Я езжу на простой машине...

— На какой?

— В основном я езжу на Volkswagen Amarok объемом два литра.

— Сами водите?

— Да.

— Нравится водить?

— Почему бы и нет? Не надо отвыкать. То есть по выходным я сам вожу машину...

— Ваша дочка — студентка.

— Да.

— Она учится в Великобритании?

— Да.

— Какой вуз и почему она выбрала?

— Выбирали мы вместе, советовались. Это Манчестерский университет (потому что она и колледж там оканчивала), специальность — архитектура.

— То есть она будет архитектором?

— Надеюсь, хорошим.

— Она собирается там работать или ее тянет домой?

— Я считаю и рекомендую всем родителям придерживаться этой концепции: в нынешнем мире дети должны быть космополитами и выбирать профессию, которая может быть конвертирована в любой стране мира. То есть мы выбирали профессию, которую можно в любой точке мира, скажем так, продать.

— Вы еще не обсуждали, где работать?

— Она взрослый человек, окончила бакалавратуру, по нашим меркам — с красным дипломом.

— Отлично.

— Наверное, она будет тяготеть к тем местам, где можно будет реализовать профессиональные навыки, которые она получила во время учебы.

— Желаю нам с вами и всем телезрителям, чтобы в Украине было побольше таких мест. Спасибо вам за интервью.

— Спасибо вам.

Записал Дмитрий НЕЙМЫРОК

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter