В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Все та же школьница

Золушка советской эстрады, звезда 80-х Катя СЕМЕНОВА: «Бывший муж в Киев на озвучку фильма приехал и сказал: «Что вы ее здесь скрываете? — эту ненормальную все дурдомы Москвы ищут. Сейчас весна, у нее как раз обострение...»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 2 Апреля, 2014 00:00
Часть III
Дмитрий ГОРДОН
(Продолжение. Начало в № 11, в № 12)

«ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ ПОСЛЕ ЗНАКОМСТВА Я БЫВШЕМУ МУЖУ САМА ПРЕДЛОЖЕНИЕ СДЕЛАЛА. «АНДРЮХА, — СКАЗАЛА ЕМУ, —  С ТОБОЙ ТАК КЛЕВО: А ДАВАЙ ПОЖЕНИМСЯ!»

— Для исполнителей, согласись, глав­ное — тембр...

— ...да, наверное...

— ...но когда ты начинала, многие не понимали, кто, собственно, поет: Пугачева — не Пугачева. Очень похоже было, а ты подражать ей пыталась?

— Да ну, не похоже. Кстати, я говорила, что Миша старые-старые песни переписал, так вот, среди них первая оказалась, которую в Останкино я записывала, — когда услышала ее, чуть не прослезилась. Тогда Александр Морозов на конкурсе меня услышал и позвонил, песню свою предложил. Я в Останкино приехала и минут 30 вокруг телебашни ходила, недоумевая: почему меня никто не встречает, — он же сказал, что администратор меня будет ждать. Потом из останкинских «ног» какой-то человек вышел: «Девочка, а что ты здесь ищешь?». — «Я петь при­ехала» — отвечаю, а он: «Это не сюда» — и я еще две остановки на троллейбусе до телестудии ехала, где в первом тон-ателье меня записали.

Все эти бредовые разговоры: «Ах, Пугачева! Ах, похожа!» я не люблю — ну ничего общего! Тоненькая, нежненькая — ну вообще: у меня просто кусок полудетского репертуара случился...

— ...который и Пугачева могла бы спеть?

— Да кто угодно на самом деле мог бы... Меня гениальный ваш композитор Володя Быстряков хорошо охарактеризовал: «В принципе, — сказал, — ничего особенного, но тембр очень наглый».

— Несколько раз ты в «Рождественских встречах» Аллы Борисовны участвовала — с ее стороны какое отношение к тебе было?

В 1986 году Катя со своим первым мужем — музыкантом и композитором Андреем Батуриным (в центре) — создали группу «Алло»

— Нормальное...

— И никакого покровительственного похлопывания по плечу?

— Нет, очень по-простому она ко мне относилась, без всяких там: «Милочка, подите сюда...». Просто в свиту к ней я не набиваюсь и вообще не люблю дружб...

— ...по расчету, по необходимости...

— ...просто потому что надо.

— С твоим первым мужем Андреем Батуриным, который руководил группой «Алло», через месяц после встречи вы поженились...

— Нет, через месяц я ему предложение сделала.

— Сама? Почему?

— А фиг его знает! Познакомились мы, когда у Антонова я работала, то есть мужиков-музыкантов уже навидалась и поняла, что тпр-р-у!

— ...с ними каши не сваришь...

— Вот именно. Мне тут же на месячные гастроли в Киев уехать пришлось — у вас фестиваль «Киевская весна» тогда шел (я даже на нашем концерте живого Карела Готта видела — он приходил к Антонову в гости)... Мы очень долго там пробыли, и все это время свои гонорары копеечные на телефонные разговоры из гостиницы «Ук­ра­ина» с Андрюшей тратила, и так было здо­рово и клево с ним болтать.

— То есть он в душу запал?

— Ага, и вот уже завтра в Москву воз­вращаюсь, и он предложил: «Хочешь, я тебя встречу?». — «Давай», — согласилась, а мне раньше казалось, что если я во Дворце спорта пою, лицо мое должно быть из последнего ряда хорошо видно: я как на тропу войны выкрашивалась, а поскольку на вокзал сразу с концерта бежала, в поезд в таком состоянии и влетела. В плацкарте неумытая ехала — короче, когда из вагона во всем этом великолепии вышла, Андрей на перроне стоял, но меня не узнал. Я вплотную уже подошла, а он девушку своей мечты все выглядывал: где она? С вокзала домой мы приехали, колбасы какой-то купили — отношений у нас не было...

— ...и тогда случилось не­по­правимое...

— Нет, еще не случилось — я просто сказала ему: «Андрюха, с тобой так клево — а давай поженимся!». Так и сделали.

«ДОЛЖНА В КРИМИНАЛЕ ПРИЗНАТЬСЯ: НИ В ПЕРВОМ, НИ ВО ВТОРОМ БРАКЕ НИ ОДНОГО РОМАНА, НИКАКИХ ИЗМЕН У МЕНЯ НЕ БЫЛО»

— Восемь лет кряду ты с Вячеславом Малежиком суперпопулярную в СССР телепрограмму «Шире круг» вела...

— Угу!

— Слухов о вас тогда очень много ходило, и чаще всего молва роман вам приписывала, а ты согласна, что дыма без огня не бывает?

— Нет, конечно, и вообще, должна тебе в криминале признаться: я второй раз замужем, и ни в первом, ни во втором браке ни одного романа, никаких измен у меня не было.

— Я же говорю — ненастоящая артистка!..

— Просто девушка, очень себя уважающая, — я же не с помойки...

— Тем не ме­нее это правда, что твои пок­лон­ники приходили к Малежику домой и Катю Семенову спраши­вали?

— Да, это мне Танька рассказывала, его жена. «Здравствуйте, а Слава дома?». — «К сожалению, его нет». — «А Катя?». — «Она тоже вышла». Какое-то время она терпеливо отвечала, но однажды сорвалась: «Я тебе сейчас такую Катю здесь покажу!» (смеется).

— Таня не ревновала?

— Нет — ну только каким-то очень наивным людям (даже не знаю, кому) могло прийти в голову, что серьезный роман между нами возможен.

— То есть несерьезный еще куда ни шло?

— Нет, что ты... Славка на самом деле очень хотел, чтобы об этом все говорили...

— ...по законам жанра...

В 1986-м Катя Семенова и Вячеслав Малежик стали ведущими телепередачи «Шире круг», где выступали как известные эстрадные артисты, так и представители
художественной самодеятельности. Именно благодаря этой популярной паре у шоу были высокие рейтинги

— ...и поэтому, когда мы уже не в большой студии в Останкино снимали, а в Лужники переехали, где зрители перед сценой сидели (билеты даже на боковые продавали трибуны!), то за жопу меня хватал, то еще за что-нибудь (смеется). Ну, что делать-то? С Глызиным я всего одну песню спела — тоже о нас судачили. В жизни у меня определенное количество дуэтов было, и всякий раз обязательно разговоры шли: «Ну конечно — у них же роман».

— «В юности, — разоткровенничалась как-то ты, — я одного актера боготворила, и вот как-то в ресторан ВТО захожу, а он там сидит — живой! Директор предлагает с ним познакомить, подводит... Я в комплиментах рассыпаюсь: вы, дескать, такой-сякой, я так вас люблю, а тот по-деловому так на часы смотрит и отвечает: «Сегодня не могу — давайте с вами завтра» — так что правильно говорят: не сотвори себе кумира». Что это за актер был?

— Ой, нет, не пы­тай... Он гениальный на самом деле и на тот момент был уже очень старый — сейчас его нет, но для меня это потрясением стало каким-то, я вообще считала, что быть такого не может. Как это? Меня не знает и сразу же: нате, здрасьте! — как-то сильно я удивилась. Не то чтобы фильмы с ним смотреть перестала, но верить ему тяжело было...

В принципе, у меня очень нехорошее, видно, качество есть: отделять телевизор от жизни я не умею, и если кого-то с сомнительной стороны знаю (а практически всех из «ящика» знаю!), ты, блин, хоть наизнанку передо мной вывернись, что-нибудь гениальное спой или сыграй, — все равно при мнении останусь, что ты урод: все!

— В 92-м году киевский режиссер Оксана Байрак в свой фильм «Оплачено заранее» на роль врача-психиатра тебя пригласила — на съемках с киевским актером Михаилом Церишенко ты познакомилась, вспыхнул роман, и это к разрыву с первым мужем, в конце концов, привело. Решиться на развод тебе тяжело было, мучительно? Ломать себя, через свое «я» переступать приходилось?

— Хронология немного нарушена — в семье у нас уже все не очень здорово было, и роман не на съемках вспыхнул — потом. В Киеве мы просто общались, дружили — еще раз повторяю: романов в браках у меня никогда не было...

— ...если кто с первого раза не понял...

— Я же не сумасшедшая: приперла с собой свекровь, ребенка и в соседнем номере давай романы крутить — ну смешно! Я очень надеялась, что Андрей к нам при­едет, потому что не один месяц снимались — и в Киеве его ждала, и в Юрмале, но у него тут свои дела были, и мне говорили, какие. Старалась не верить...

«ВАС ИНТЕРЕСУЕТ, — СПРОСИЛА Я ЖУРНАЛИСТА, — КАК К ЖЕНЩИНЕ Я МОГЛА УЙТИ ИЛИ КАК ВЫ МОГЛИ ЭТО НАПИСАТЬ?»

— Тогда ты его еще любила?

— Наверное, уже нет. (Пауза). Скорее всего, нет... Мы вот встретились, быстренько поженились, и все было здорово — поверь, если бы не любила, в жизни ребенка от него не рожала бы — ну бред же! — а потом...

— ...вы вместе работать стали...

— ...и в этом я виновата сама. Он прекрасно у Алексея Семеновича Козлова в «Арсенале» играл, причем сначала, когда мы познакомились, в коллективе у Владимира Мигули со­стоял, а затем свадьба у нас то ли уже случилась, то ли незадолго до нее я Козлова на «Мелодии» встретила. Не знаю, что уж меня толкнуло, но я просто так сказала: «Алексей Семенович, я замуж за гитариста хорошего выхожу — вам такой музыкант не нужен?». Он ответил: «Нужен», — и Андрей в «Арсенал» перешел, ну а когда страна уже свой коллектив иметь мне позволила, кому еще я могла руководство доверить?

Я не настаивала, потому что прекрасно понимала, что «Арсенал» все-таки бренд, но Андрей сказал: «Да», однокурсников своих, с которыми в Гнесинке учился, собрал: у нас очень приличный был коллектив, но когда и на работе, и дома разговоры только о репетициях, репертуаре, гастрольном графике...

— Все, в общем, перегорело...

— Андрей все понять не мог, что дома мне не артисткой хочется быть, ругался, что я в магазин хожу, с людьми там разговариваю. («Почему с продавцами здороваешься?» — такой вопрос очень часто звучал). У меня однажды ведро прохудилось, в котором белье кипятила, я новое купить отправилась, а поскольку час пик был, шла с ним несколько остановок по улице. Дикий скандал разразился: «Да как ты посмела?! — большая артистка по улице с ведром ходить не должна». Я плечами пожала: «Может, мне на башку эту посудину надо было надеть?» — и как-то все чувство куда-то ушло. Он, видимо, большее значение моей популярности придавал, чем я сама...

— ...продюсер!..

— Ну, не знаю, но в музыке Батурин очень сейчас преуспел.

— Чем бывший твой муж теперь занимается?

— В принципе, уже много лет он депутат Московской городской Думы, глава муниципалитета одного из центральных районов Москвы (Хорошевского Северного. —

Второй супруг Екатерины Михаил Церишенко работает сейчас  у Евгения Петросяна в «Кривом зеркале»

Д. Г.), но при этом музыку для кино пишет. Несколько лет назад у него юбилей был, по случаю которого в зале Чайковского прошел концерт, и там симфония его исполнялась, то есть Андрей очень хороший музыкант, инструменталист, но что касается песен — это не к нему немного, и я ему тоже тогда говорила, что бывают гениальные исполнители, композиторы, которые симфоническую музыку слышат, но простую мелодию не воспринимают и написать не могут.

— Решиться на развод тяжело было?

— Очень.

— Все происходило болезненно?

— Страшно — несколько лет, как в кошмарном кино, я жила или будто какую-то жуткую книгу читала. Прежде всего, конечно, из-за ребенка — с его отцом мы практически не общаемся.

— Вообще?

— Ну, на свадьбе у сына шесть лет назад виделись и в последнее время, с тех пор как внук Мотька родился, созваниваемся иногда, чтобы детям помочь (пока это, правда, не получается), — разговариваем нормально...

— У него другая семья?

— Да, слава Богу, прекрасная. Эта девушка молодая существовала еще при мне — то есть все не на ровном месте случилось. Я просто ничего такого предположить не могла, раз настолько она юная, а что с ним везде ходит, пока меня нет, — так мало ли почему.

— Кто-то же должен жену в ее отсутствие замещать...

— Нет, ей 18 лет было, а ему за 30 уже — я думала, что в таком возрасте это вообще исключено, и когда мне на съемки в Юрмалу, в Ригу звонили и говорили, что «Андрюшу опять с этой девкой видели», возражала: «Ну почему она девка? — он хочет, наверное, ко мне на подпевки ее взять», то есть у меня тоже мозга-то не особо включалась...

У них замечательная семья, думаю, крепкая, раз уже 21 год вместе, дочка смешная — болельщица футбольная, хоккейная. Лидия Ивановна, моя свекровь бывшая, говорит: «Мне стыдно на стадион с ней ходить — она громче всех хулиганит». Дев­чонке сейчас 14 лет, а она какие-то слова в адрес игроков выкрикивает (смеется).

— Андрей до сих пор немножко тебя любит?

— Да нет...

— И когда вы общаетесь, никакой искры между вами не проскакивает?

— Нет, оно как-то сразу раз — и выключилось, к тому же то, что он поначалу творил...

— Хм, а что ты имеешь в виду? Что-то обидное кричал, может, тебе угрожал?

С сыном. «Ване в этом году 29. «Мама, я ваш бред 10 минут не могу слушать» — это он поп-музыку имеет в виду»

— Ну, все эти газеты, интриги какие-то странные... На телевидении он свои дружбы в ненужных совершенно историях использовал, даже сумасшедшей меня объявил. В Киев на озвучку фильма приехал и сказал: «Что вы ее здесь скрываете? — эту ненормальную все дурдомы Москвы ищут. Сейчас весна, у нее как раз обострение...» (смеется). Думаю, Андрей в тот момент просто в панике был — даже представить не мог, что будет теперь делать. У него группа, работа...

— ...Катя по городам и весям успешно чешет... Писали тогда, помню, что на съемках у тебя закрутился роман и ты к режиссеру ушла...

— Да, причем это центральная газета напечатала: не то «Макака» («Московский комсомолец». — Д. Г.), не то «Комсомольская правда». Когда я прочитала, что «Семенова в кино снялась и, как у них это водится, ушла к режиссеру фильма О. Байрак», человеку, который подпись свою под материалом поставил, прямо в редакцию позвонила. «Извините ради Бога, — сказала, — мне ваша статья очень понравилась, но вас не смущает, что О. Байрак — женщина?». — «Как женщина? — изумился он. — По имени Олег?». — «Да нет, — ответила я, — Оксаной ее зовут» (смеется). Журналист весьма озадачен был: «Как же так получиться могло?», а я ему: «Вас интересует, как к женщине я могла уйти или как вы могли это написать?».

«МИША В МОСКОВСКИЙ ТЕАТР ИДТИ ИСПУГАЛСЯ, А Я ТОГДА ЕЩЕ В СИЛЕ БЫЛА И МОГЛА ЕГО ХОТЬ В БОЛЬШОЙ СОЛИСТОМ УСТРОИТЬ»

— Твой нынешний муж актер Михаил Церишенко в «Кривом зеркале» у Евгения Вагановича Петросяна работает... По-разному к этой программе относятся, а ты, такая женщина остроумная, как ее воспринимаешь?

— Как работу — человек должен же где-то на жизнь зарабатывать. Первые годы в Москве он лишь изредка где-то подснимался, а в московский театр идти поначалу испугался. Я тогда еще в силе была и могла его хоть в Большой солистом устроить...

— Танцевать?

— Да хоть и танцевать! — я с режиссерами всех ведущих московских театров разговаривала, и они говорили: «Кать, да пусть приходит...». Ясен пень, что не на главные роли, но его реально в любую труппу могли взять (в этом и по прошествии многих лет уверена!), а он испугался. Я-то поначалу все на элементы некоего закидона артистического списывала (они, конечно, тоже присутствуют), но Миша фразу произнес, которая меня остановила: «Понимаешь, Кать, то, что хорошо было для Киева, не всегда хорошо для Москвы» — он же в киевском Театре эстрады работал...

— ...у Виталия Малахова...

— Да, в общем, сказал, что надо сильно-сильно думать.

— Сегодня в семейном бюджете Миша — главная тягловая лошадь?

— Сейчас да.

— И денег, которые он приносит, достаточно?

— Ну, достаточно их в принципе не бывает — единственное, что могу без кокетства сказать: мы совсем не богатые люди, но много нам и не надо.

— И все-таки как приятно, когда мужик — кормилец, опора...

— Да, но у нас все есть — может, потому что я москвичка. С другой стороны, это, наверное большой минус (не только по себе, но и по моим подружкам школьным,

Сейчас у Кати «две таксы, а еще рыбки»

детским и всяким сужу) — бороться нам не за что: жильем обеспечены, без работы, в общем-то, никогда не останемся...

— ...и поэтому вы такие расслабленные?

— Ну да... В прошлом году какой-то приступ идиотизма у меня был: я вдруг поняла, что очень мало работаю. Мне даже одна соседка недавно сказала: «Кать, я смотрю, ты все дома сидишь, а кем, интересно, работаешь?», а я по трудовой книжке, откуда налоги плачу...

— ...делопроизводитель...

— Нет — я, извиняюсь, уже много лет композитор: там у меня зарплатка, налоги, иэнэн (идентификационный номер налого­плательщика.  Д. Г.), от Российского авторского общества поступления... Объясняю ей, а она: «Угу, а на предприятии каком-то трудишься?». — «Нет, — отвечаю, — а надо?». Соседка фыркнула: «Ну а чего же все время вот так дома-то?».

Возможно, меня этот разговор подстегнул: я в любимое место в районе отправилась — в книжный магазин, в котором проживаю буквально: читаю быстро, и все время что-то новенькое необходимо. К замдиректора Елене Васильевне подошла. «Лена, — говорю (она молодая женщина), — а вы не хотите на работу меня взять?». У нее глаза округлились: «Кем?». — «Ну, продавцом». — «Кать, — она уточнила, — а как это вы себе представляете?». — «Как все, — отвечаю, — надену очки, буду в зале стоять, а когда покупателей нет, читать: и я при деле, и у вас лишний сотрудник». Короче, в вежливой форме мне отказали, и на следующее утро я поняла, что правильно сделали. Ну какой магазин? А если до 11-ти хочу поспать?..

— ...или музыка в голове рождается?

— Вот! — но порыв был, а про наш книжный магазин гениальная есть история. Лет 10 назад (тогда на канале «Россия» сериал «Идиот» вышел) прикатилась я туда в очередной раз, а Елена мне навстречу: «Ой, Катя, вы поздно пришли, буквально в дверях с молодой женщиной разминулись». — «А что случилось-то?». В книжном же тихо всегда, шелестят, кому надо, страницами, а так: «Мань, поди сюда!» — никто не орет, и Лена — она такая возвышенная — просто на себя не похожа. «Зашла молодая женщина, — возбужденно рассказывает, — очень, видимо, обеспеченная, ухоженная, в тот зал прошла и воскликнула вдруг: «А-а-а! Вы подумайте, еще фильм не кончился, а они уже книжку выпустили!».

«Я БЫЛА ХУДАЯ КАК ПАЛКА, И 100-КИЛОГРАММОВАЯ ЕНОТОВАЯ ШУБА НА ВАТИНЕ НА МНЕ ВИСЕЛА»

— Кать, сколько сыну твоему сейчас лет?

— Ване в этом году 29.

С Михаилом Муромовым. «Странная женщина, стра-а-анная...»

— Действительно ли, когда ты от Анд­рея ушла, свекровь сказала, что внука отдаст только через свой труп?

— Ну, что-то типа того...

— Она к нему очень была привязана?

— Да, конечно, — Лидия Ивановна и до развода его воспитывала, потому что все время я ездила, и после... Сейчас мы очень с ней дружим — когда вдвоем собираемся и к внуку моему, к ее правнуку, приезжаем, я невестке ору радостно: «Дверь открывай, группа «Собес» приехала!».

— У бабушки Ваня жил долго?

— Всегда.

— А это на ваших отношениях не отразилось, он понял, почему не с мамой?

— Да, разумеется.

— Какие-то откровенные разговоры у вас были, объяснить ему, что происходит, пыталась?

— Уже позже, когда он подрос и ему лет 15-16 исполнилось. Сын никогда ничего не спрашивал — он очень хороший у меня мальчик. Умный, хоть и с закидонами, — по профессии звукорежиссер кино.

— В папу пошел?

— Нет. Я его тоже спросила: «Ваня, а почему ты кино выбрал? Шел бы в музыку — уж мы бы тебя куда-нибудь да пристроили». — «Мама, — ответил он, — я ваш бред 10 минут не могу слушать: мне дурно становится» — это он поп-музыку имеет в виду.

— Взлет твоей эстрадной карьеры на период, когда кооперативное движение разрешили, пришелся — 13 процентов от концертной выручки можно было государству тогда отдавать, а остальное — распределять, как захочется...

— Я это как бы не очень тогда понимала: спела, мне деньги дали, и домой сразу потопала.

— Тогда реально большие заработки начались — как ими распорядилась?

— Ужасно — даже дачу не купила. Каким-то интернатам кинулась помогать, еще чего-то...

— «Где деньги, Зин»?

— В принципе, получала я много, но богатой никогда не была: богатый человек, мне кажется, тот, кто свои деньги приумножить умеет.

— Это правда, что однажды ты енотовую шубу у Александра Серова увидела, влюбилась в нее и купила?

— Не у него купила — мне привезли, причем еще круче: у Саши просто енотовая была, а у меня на ватине. Я как-то днем на фирме «Мелодия» записывалась и в ВТО

Эстрадные звезды 80-90-х Азиза, Алена Апина и Катя Семенова

по­обедать хотела, для чего надо было улицу Горького от Станкевича перейти, а я ж худая была как палка, и 100-килограммовая шуба эта на мне висела. Поняла, в общем, что спуститься в подземный переход не смогу, и по верху идти решила. До середины — в ту сторону машин не было — перешла, и тут они как поехали!.. Я встала — узнаваемой же была! — и давай над головой руками махать. Ну, тогда такого движения в Москве не было, все затормозили. Один водитель дверцу открыл: «Что случилось?». — «Подожди, — говорю, — перейти не успеваю». Какой мат вслед мне стоял — ужас! На всю улицу Горького.

— Все предусмотрительные советские артисты начали тогда квартиры скупать, потому что стоили они дешево...

— Нет, я о даче мечтала, и когда мне ее предложили, свекрови сказала: «Лидия Ивановна, хотите большой каменный дом двухэтажный прямо в лесу вам возьму?». Она руками замахала: «Не-е-е, в лесу страшно». — «Ну и не надо», — ответила: короче, она отказалась, а я не настаивала.

— И себе не купила?

— Ну, мы бы вместе тогда жили...

— А квартиру?

— Тоже нет. Я и сейчас, если бы мне денег дали, вряд ли распорядиться ими сумела бы, хотя, может, в данный момент «норку» какую-нибудь как раз и приобрела бы, а еще лучше, если бы мне ее подарили, потому что детям жить негде. У меня-то однокомнатная квартира, и они у родителей невестки в двухкомнатной теснятся, а уехать из той, где родилась, я не могу — это предмет моей гордости, потому что в Москве мало (в процентном отношении) людей осталось, живущих там, где они появились на свет.

«Я СЕБЯ ИНОГДА ТО СПЯЩЕЙ НА ДИВАНЕ НАЙДУ, ТО ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ В ТОЛПЕ МИТИНГУЮЩЕЙ»

— Теперь подытожим: итак, звезда советской эстрады Катя Семенова живет с мужем в однокомнатной квартире, в которой прошло ее детство...

— Первая фраза вычеркивается! — к звездам я и тогда серьезного отношения не имела, а сейчас тем более. Артистка да, хорошая...

— Как же можно было огромные деньги растрынькать, которые сами шли в руки, и даже квартиру не купить? Хотя бы трехкомнатную, черт побери!

— Не знаю, а с другой стороны, на что нам трехкомнатная двоим — стены снести и в футбол играть? Мы отлично живем, у меня однокомнатная, но очень приличная — 50 метров: куда больше?

— А рояль поставить?

— У меня пианино. Сейчас да, мы с жилищной проблемой столкнулись, но когда шесть лет назад дети собирались жениться, я им говорила: «Ребята, а где жить будете? Я уже все — помочь не могу».

— Ну, папа же, судя по всему, не бедствует...

— Может, они на него и правда рассчитывали, но как-то же устроились, вроде нормально.

«Меня гениальный ваш композитор Володя Быстряков хорошо охарактеризовал: «В принципе, ничего особенного, но тембр очень наглый»

— Ты, насколько мне известно, активная футбольная болельщица...

— Ой, если меня перед телевизором посадить, становлюсь сумасшедшей, поэтому футбол стараюсь смотреть не всегда.

— За кого ты болеешь?

— За тех, кто в данный момент больше нравится. Когда наши с ненашими играют — за своих, естественно, когда все на поле не наши, тех выбираю, у кого форма покрасивше или тренер посимпатичнее, но мне, наверное, хоккей, футбол и Олимпийские игры смотреть лучше не надо, потому что в эти моменты вся моя какая-то идиотская несдержанность проявляется — плачу, ору как резаная, а в результате голос теряю. Иной раз, осознав, что уже не победим, в истерике все вырубаю и спать ложусь — тогда Миша, который сидит за компьютером, телевизор в кухне включает, и я через каждые две минуты ему ору: «Ну, что там?!». Он: «Ничего. Все нормально. Мы проиграли». Я опять: «Еще три минуты». — «Да спи ты! Надоела уже. Мы не выиграем» — так муж меня успокаивает.

Я и правда, плачу, а когда иногда побеждаем красиво и по-настоящему, тоже плачу...

— ...от радости...

— ...от гордости за Россию — выхожу на балкон, курю и реву. Мне очень нравится, когда у меня под окнами болельщики ходят, тоже орут, мы все поздравляем друг друга — нет, это здорово! Отрадно, что все-таки какие-то вещи еще остались, когда народ единится. Около моего дома одна из точек находится, где салют в Москве бьет, — туда весь наш округ смотреть на эту красоту приезжает, а я никогда не ходила, потому что ну вот он, а несколько лет назад вышла...

— ...с народом слилась...

— Должна была с собачницей одной встретиться: что-то она мне несла, что-то я ей... Смотрю, по двору машины везде стоят, пройти невозможно — все салют 9 Мая смотреть приехали, и она говорит: «Ну, давай дорогу-то перейдем, в народ сходим» — хотя от моего подъезда тоже видно прекрасно. И вот, когда мы соединились с людьми, я застала себя за тем, что стою и «Ура!» ору (смеется). Ага! — я себя иногда то спящей на диване найду, то вмес­те со всеми в толпе митингующей...

«НА НОЧЬ БРАСЛЕТЫ Я НЕ СНИМАЮ, ЧТОБЫ ВОТ НОЧЬЮ МЕНЯ РАЗБУДИ, А УЖЕ НАРЯДНАЯ»

— Ты безумно собак любишь, а сколько их у тебя дома живет?

— Две таксы, а еще рыбки.

— Собаки уже в возрасте?

— По семь лет им. У нас с Мишкой первый пес этой породы, Семен Семенович, к сожалению, очень рано умер — ему 12 с половиной лет всего было. Мы тут же, на пятый день, второго Семена взяли, только Михайловича: все это не в питомниках мы берем, а на птичьем рынке — вот приехали, и на что глаз упал, от чего сердце растаяло, то и наше. Ровно через два месяца, когда все прививки Семке уже сделали и можно было гулять, мы отправились одежку ему купить, поводок, ошейник — все на свете, и там, на «птичке», я существо встре­тила, которого у меня в жизни еще не было, — мой восторг в живом воплощении. Я его Федором даже назвала...

— ...в память о папином выборе...

(Смеется). Миша как раз по своим делам отходил, потом меня потерял, но кто-то пальцем ему указал, где искать. Я стояла, ничего вокруг не замечая (правда, не помню этого), а он на меня, на то, что в коробке стеклянной сидело, взглянул, и строго сказал: «Даже не думай!». Такая интонация иногда у Мишки бывает: он со мной, как с дебильным ребенком, разговаривает, — даром что люди кругом взрослые... «Я и не думаю», — говорю, а он: «Тогда почему плачешь?» — а я на существо смотрю, и слезы у меня в три ручья льются. Короче, минут 10 у нас страшный скандал трагическим шепотом продолжался: «Ты сумасшедшая — никакой второй собаки у нас никогда не будет!». Он угрожал мне, что-то орал...

— ...уйти порывался...

— Я даже с Ваней так не умею, а он со мной запросто: как ребенка отчитывает, и мне неудобно становится. Тетка-продавщица чуть в стороне стоит...

— ...пялится...

— ...на него смотрит — это меня, если краску смыть, только по голосу признают, а его-то не узнать нельзя... Я понимала, что дешево стоить такая собака не может, потому что их у нас очень мало — и обычных такс, и длинношерстных почему-то сколько угодно разводят, а жесткошерстных почти нет. У нашего старшего Семена единственный друг жесткошерстный был — Самсон, и когда маленького Сеньку мы взяли, я почему-то подумала, что через год, когда он вырастет, поищу и такого же ему куплю — и тут на птичьем рынке встречаю, что в принципе нереально.

Миша, короче, меня отчитывает, а я на со­баку смотрю и понимаю, что без нее жить просто не смогу, но денег у меня не хватит...

— ...а он не добавит...

— У него их и нет — только я взяла, кроме того, машина у нас сломалась, мы на автомобиле его друга приехали, и муж мой вряд ли согласится меня туда-сюда по пробкам возить. Я между тем все время в разнообразных дорогих цацках хожу — в них просто живу. Миша как-то спросил, на браслеты мои кивая: «Слушай, у тебя это ночью звенит — почему не снимаешь?» — и я пошутила весело: «Мишка, чтобы вот ночью меня разбуди, а уже нарядная». Он только плечами пожал: «Хорошо. Понял».

Так вот, я уже все продумала и в мозгах с тем, что, видимо, со своими украшениями придется расстаться, смирилась, но сколько запросят, не знаю, и в ответ на очередной какой-то выпад в мою сторону, что я дебил, сказала Мише: «Не кричи на меня, пожалуйста, — у меня даже денег нет». У него тут же траектория полета изменилась: «Я же сказал тебе деньги взять — что теперь делать? Сколько у тебя с собой?». — «Три тысячи». Он к продавщице: «Женщина!». Та: «Да, я вас слушаю». — «Сколько эта собака стоит?». Она: «Ну, вам за три тысячи отдам».

— Все сошлось...

— Я вынула деньги, посадила щенка в дубленку — даже близко его не рассматривала. Зрение у меня плохое, но его я заметила издали и поняла, что жить без этого существа не смогу, и Михаил тоже, в общем-то, принял решение сразу, то есть мое поддержал, но ему же надо было показать, кто в семье главный.

Потом мы среди аквариумистов ходили, каких-то барбусов еще покупали, а он все время меня за дубленку как бы хватал, но на самом деле собаку ощупывал: «Сейчас ты его простудишь», — и полы мне поплотнее запахивал. Домой, почти не разговаривая, мы приехали, но я сутки от счастья плакала, что у меня теперь это есть, — не могла остановиться.

В тот день мы с Андрюшкой Державиным и его женой в наш ЦДЛ сходить соби­рались, отменить встречу нельзя было, так я опухшая туда приехала, и когда мы домой

С Дмитрием Гордоном. «Все эти бредовые разговоры: «Ах, Пугачева! Ах, похожа!» я не люблю — ну ничего общего!»

вернулись, где-то через час Миша спросил: «Ну, и как его зовут?». — «Давай Мухтаром назовем», — предложила. «Ты что, совсем дебильная? — такса Мухтар...». Я плечами пожала: «По-моему, это смешно». — «А если тебя назовут...» — и плохое слово он произнес. Я обиделась: «Меня уже назвали».

Короче, ругаться из-за того, как собаку назвать, стали, а вообще, когда сильно повздорим, потом замолкаем. Однажды я месяц молчала, но тут надо же судьбу ребенка решать, и где-то через час шаг к примирению сделала: «А давай Федей — папа же мне это имя хотел дать». Миша вздохнул с облегчением: «Он и есть Федя, а то идиотничать начинаешь: Мухтар, Шарик...».

Наш Федя — существо удивительное: он у меня восторг вызывает, что бы ни сделал, даже если на голову мне насрет.

«Я ЧУТЬ НЕ СДОХЛА: ПОЛГОДА В ОДНОКОМНАТНОЙ КВАРТИРЕ ОТ ДИВАНА ДО ТУАЛЕТА ТОЛЬКО С ПЕРЕДЫШКАМИ МОГЛА ХОДИТЬ»

— Однажды журналист воскликнул: «У вас великолепная фигура!»...

— Ха-ха-ха! А, ну да...

— «Да какая же у меня фигура? — воз­разила ты, — просто тощая баба, а не толстею потому, что работать много при­­ходится»...

(Смеется).

— Раньше ты жутко худой была, а сей­час в теле...

— Да, я вот уже 13 лет пузан.

— Сладкое любишь?

— Обожаю, но не в этом тут дело. Если честно, ем очень мало, просто когда много работала, в тот период еще и болела: щитовидка, тиреотоксикоз (базедова болезнь — заболевание, характеризующееся увеличением щитовидной железы и отравлением организма ее гормоном: нередко его провоцируют стрессы. — Д. Г.), поэтому, когда умерла сестра и мой организм уже ничего не сдерживало, чуть не сдохла: полгода в однокомнатной квартире от дивана до туалета только с передышками могла ходить. Я уже загибалась, 40 килограммов весила — собственно говоря, и жить-то не хотелось, потому что очень трудно в таком состоянии...

Когда мне, наконец-то, окончательный диагноз поставили, я очень удивилась, а врач мне сказала: «Катя, на старые пластинки свои посмотрите, на плакаты — у вас же везде зоб висит», а я настолько в зеркале разглядывать себя не люблю, что реально этого никогда не видела. У меня уже между тем (показывает): во, глаза из орбит полезли, все как надо...

Короче, на операцию направили — срочную, потому что я в очень тяжелом была состоянии, но в последний миг вспомнила вдруг, что со связками что-то может случиться. Запаниковала страшно: понимала, что без операции никак, но что делать, если к чертовой матери все порежут? А у меня подруга есть врач, которая много лет гомеопатией занимается, — прочитав все мои бумаги, она сказала: «Если еще какое-то время потерпишь, я, наверное, без операции тебя вылечу, но это очень долго будет». Я терпеть согласилась. «А еще, — предупредила она, — ты очень поправишься». — «Мне все равно», — я вздохнула.

После пер­вых трех месяцев лечения никаких сдвигов не было, а мне надо было на «Кинотавр» ехать, и, видно, сил уже не осталось. Я ей позвонила: «Наташа, а когда я из Сочи вернусь, можно мне все-таки операцию сделать? — не могу больше». Она: «Нет вопросов!», но после «Кинотавра» так случилось, что срочно надо было в круиз ехать (звучит смешно, да?) работать — кого-то я заменяла: в общем, месяц на море была.

— И все прошло?

— Не все. Гомеопатия быстро не действует, но я заметила, что становится лучше, что руки-ноги уже не дрожат, могу уже лечь и без этой тряски уснуть, и когда совсем в Москву вернулась, подруга спросила: «Ну, так как — что с операцией?». — «А ты знаешь, — ответила я, — меня уже мучить перестало». Она пред­ложила: «Давай-ка еще попьем». Короче, четыре года, начиная с 97-го, меня лечили, и в 2001-м я уже окончательно была здорова.

— Зато ты те­перь «пузан»...

— А мне очень нравится!

— Кать, я благодарен за такую иск­рен­нюю, теплую беседу, но концовка сма­занной будет, если не попрошу тебя напоследок что-нибудь спеть...

— Старое, что ли?

— Ну, старых хитов, пожалуй, я не до­ждусь — ты их, как я понимаю, не любишь...

— У-у-у!

— Тогда новое что-то...

— У меня новые песни такие хорошие, что даже не знаю, с чего начать. (Поет):

Над сырой травой,
Над седыми соснами
С верой вековой,
Зимами да веснами
Птицею ночной
Улететь печально не чаю я...
Терция здесь мне нужна.
Птицею ночной



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось