Сын экс-первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева Сергей ХРУЩЕВ: «Сталин сказал Никите Сергеевичу: «Я никому не верю — даже себе не верю»

(Продолжение. Начало в № 24, № 25)

«Убивать Аллилуеву Сталину было совершенно не нужно»

— Вы упомянули о самоубийстве Надежды Аллилуевой, однако довольно распространено мнение, что это было убийство якобы из ревности. Приревновала, мол, мужа к жене какого-то партийного деятеля, узнала, что Сталин неверен...

— Насколько я знаю, после торжеств по случаю 7 ноября 1932 года у Сталина была вечеринка (тогда у него еще собирались какие-то люди), после чего он уехал на дачу. Аллилуева позвонила туда, спросила, где муж, а ей сказали: он здесь с женой какого-то генерала (не партийного руководителя), и якобы из-за этого она застрелилась. Сталину ее убивать совершенно не нужно было, к тому же у Надежды Сергеевны (так же как и у их дочери Светланы) наследственность цыганско-нервная.

— Истероидный тип?

— Да. Мама Надежды все время убегала с кем-то, и у нее постоянно был какой-то надрыв, плюс в это время в стране уже начались преследования и репрессии, с которыми она была не согласна. Сталин же, как говорит и пишет Светлана и как известно из других свидетельств, грубым был и в семье. Он отвечал жене соответствующими словами (Коба как раз выражаться умел), и, наверное, это очень сильно ее задевало, а ведь если у вас есть пистолет...

— ...рано или поздно он выстрелит...

— Ну, не рано или поздно... Почему в Америке оружие все пытаются запретить и откуда все эти убийства в школах и самоубийства? Есть пистолет — вы дотянетесь, нет — сделать роковой шаг труднее, и даже если у вас ружье, из него застрелиться проблематичнее.


Из книги Никиты Хрущева «Воспоминания».

«Посещение домашних обедов у Сталина было особенно приятным, пока была жива Надежда Сергеевна. Она была принципиальным, партийным человеком и в то же время чуткой и хлебосольной хозяйкой — я очень сожалел, когда она умерла.

Накануне ее кончины проходили октябрьские торжества — шла демонстрация, и я стоял возле Мавзолея Ленина в группе актива. Аллилуева была рядом со мной, мы разговаривали. Было прохладно, и Сталин стоял на Мавзолее в шинели (он, как всегда в ту пору, ходил в шинели). Крючки у него были расстегнуты, и полы распахнулись. Дул ветер, Аллилуева глянула и говорит: «Вот мой не взял шарф, простудится и опять будет болеть». Все это было очень по-домашнему и не вязалось с вросшими в наше сознание представлениями о Сталине как о вожде.

Генерал-лейтенант Хрущев, Курская дуга, 1943 год

Потом демонстрация кончилась, все разошлись, а на следующий день Каганович собирает секретарей московских райкомов партии и говорит, что скоропостижно скончалась Надежда Сергеевна. Я подумал тогда: «Как же так? Я же с ней вчера разговаривал. Цветущая, красивая такая была женщина». Искренне пожалел: «Ну что же, всякое бывает, умирают люди...». Через день или два Каганович опять собирает тот же состав: «Сталин велел сказать, что Аллилуева не умерла, а застрелилась». Вот и все. Причин, конечно, нам не назвали — застрелилась, и все тут. Похоронили ее. Сталин ходил на кладбище. По его лицу было видно, что он оплакивал ее, очень переживал.

Уже после смерти Сталина я узнал причину смерти Надежды Сергеевны. Мы спросили Власика, начальника сталинской охраны: «Какие причины побудили Надежду Сергеевну к самоубийству?». Вот что он рассказал: «После парада, как всегда, все пошли обедать к Ворошилову. (В Кремле у него большая квартира была, и я тоже обедал там несколько раз. Приходил туда узкий круг лиц: командующий парадом — в тот раз, по-моему, Корк, принимающий парад — нарком Ворошилов, и некоторые члены Политбюро, самые близкие к Сталину. Шли туда прямо с Красной площади — тогда демонстрации надолго затягивались. — Н. Х.) Там они пообедали, выпили, как полагается и что в таких случаях полагается. Надежды Сергеевны с ними не было. Все разъехались, Сталин тоже, но домой не приехал. Было уже поздно, и Надежда Сергеевна стала проявлять беспокойство — где же Сталин? Начала искать его по телефону.

6-я Гвардейская армия на Воронежском фронте. На переднем сиденье — Никита Хрущев. Июнь 1943 года

Прежде всего она позвонила на дачу. На звонок ответил дежурный. Надежда Сергеевна спросила: «Где товарищ Сталин?». — «Товарищ Сталин здесь». — «Кто с ним?». Тот назвал: «Жена Гусева», а утром, когда Сталин приехал, жена уже была мертва. Гусев — это военный, и он тоже присутствовал на обеде у Ворошилова, а когда Сталин уезжал, жену Гусева взял с собой». Я Гусеву никогда не видел, но Микоян говорил, что она очень красивая женщина. Когда Власик рассказывал эту историю, он прокомментировал так: «Черт его знает. Дурак неопытный этот дежурный — она спросила, а он так прямо ей и сказал».

Тогда еще ходили глухие сплетни, что Сталин Надежду Сергеевну сам убил. Были такие слухи, и я лично их слышал. Видимо, и Сталин об этом знал — раз слухи ходили, то, конечно, чекисты записывали и докладывали. Говорили, что Сталин пришел в спальню, где и обнаружил мертвую Надежду Сергеевну, причем не один пришел, а с Ворошиловым. Так ли это было, трудно сказать, и почему это вдруг в спальню нужно ходить с Ворошиловым? Если же человек хочет свидетеля взять, то, значит, знал, что ее уже нет? Одним словом, эта сторона дела до сих пор темна.

Вообще-то, о семейной жизни Сталина я мало знал. Судить об этом могу только по обедам, где мы бывали, и по отдельным репликам. Случалось, Сталин, когда был под хмельком, вспоминал: «Вот я, бывало, запрусь в своей спальне, а она стучит и кричит: «Невозможный ты человек, жить с тобой невозможно!». Он также рассказывал, что когда маленькая Светлана сердилась, повторяла слова матери: «Ты невозможный человек» и добавляла: «Я на тебя буду жаловаться». — «Кому же ты жаловаться будешь?». — «Повару». Повар был у нее самым большим авторитетом».

«Сталин встретил соратников перепуганный, бледный — видимо, думал, что они приехали его арестовывать»

— Была ли у Сталина после самоубийства жены личная жизнь? Говорят, например, о балеринах и оперных примах Большого театра, о женщине, которая у него подавала на стол. Никита Сергеевич что вам рассказывал?

Никита Сергеевич в освобожденном Киеве, 1943 год

— Не допрашивайте, не знаю. Я буду вам подтверждать все, но моя информация из тех же источников, которые вы читали. Никита Сергеевич этого не знал и вообще разговоров таких не любил и не вел, а поскольку мама у нас была еще строже, в доме на такие темы не говорил никто, кроме Виктора Петровича Гонтаря из вашего Театра оперы и балета имени Тараса Шевченко. Он да — приходил и все сплетни выкладывал, но если бы вы посмотрели на кислые физиономии моих родителей, когда они это слушали, таких вопросов не задавали бы.

Из книги Никиты Хрущева «Воспоминания».

«После смерти Надежды Сергеевны некоторое время я встречал у Сталина молодую красивую женщину, типичную кавказку. Она старалась не попадаться нам на пути — только глаза сверкнут, и сразу же пропадает. Потом мне сказали, что эта женщина — воспитательница Светланки, но это продолжалось недолго, и она исчезла. По некоторым замечаниям Берии я понял, что это была его протеже. Ну, Берия, тот умел подбирать «воспитательниц».

— Сегодня из большого объема мемуарной литературы мы кое-что знаем о начале Великой Отечественной войны и о сговоре двух диктаторов в 1939 году (о так называемом пакте Молотова — Риббентропа), знаем также о том, что война застала Сталина совершенно врасплох. Правда ли, что в первые же дни боевых действий он фактически устранился от руководства партией и страной и уехал к себе на дачу?

Члены Военного совета Сталинградского фронта: Никита Хрущев, секретарь областного и городского комитета партии Алексей Чуянов и генерал-полковник Андрей Еременко, 1942 год

— Война Сталина врасплох не застала — он просто был загипнотизирован Гитлером. Отец говорил, что вождь был буквально раздавлен после взятия немцами Парижа.

— Испугался?

— Да, страшно боялся войны, думал, что ее оттянет, и не хотел верить в ее неизбежность, но то, что она была для него неожиданной, неправда. Никита Сергеевич рассказывал, как в мае 41-го Сталин ему позвонил и сказал: «Поедьте в Одессу — посмотрите, что там да как. Скоро война, а все, небось, сидят по своим крепостям». Действительно, отец приехал и выгнал военных в поле.

Перед началом войны он был в Москве. «Несколько дней, — вспоминал, — сижу, ничего не делаю. «Товарищ Сталин, — прошу, — можно я в Киев поеду, а то начнется война — меня еще в поезде застанет». Тот кивнул: «Поезжайте». Хрущев прибыл в Киев в субботу...

— ...21-го...

— ...да, уже зная, что будет война, поэтому остался ночевать в ЦК. Хотя, если точнее, он не знал это, но предполагал. О нападении Германии, которое произойдет не сегодня — завтра, сообщил перебежчик, но Сталин по-прежнему не хотел ничему верить. Понимаете, когда человек загипнотизирован, он и других гипнотизирует — в результате не первый день войны был потерян, а первая неделя.

— Вождь действительно заявил соратникам: «Я ухожу»?

Член Военного совета 1-го Украинского фронта Никита Хрущев беседует с жителями освобожденных Броваров, 1943 год

— Сказал, что «дело Ленина мы просрали» (потом эту фразу Хрущеву приписывали, но тот ничего подобного никогда не говорил!), и отбыл на дачу. Со слов Берии (потом это подтвердил Микоян), Никита Сергеевич рассказывал, что несколько дней члены Политбюро провели в одиночестве и, наконец, решили к нему ехать. К струхнувшему Иосифу Виссарионовичу отправились Молотов, Берия (не помню, был с ними Микоян или нет). Сталин встретил их перепуганный, бледный — видимо, думал, что они приехали его арестовывать.

— Ух ты!

— Молотов ему сказал: «Коба, не все потеряно — мы решили создать Государственный комитет обороны». Сталин спросил: «Кто председатель?» — и услышал от Вячеслава Михайловича: «Конечно же, ты». Вождь успокоился и уже после этого выступил с обращением к народу...

— «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»...

— Это было 3 июля — как раз в этот день мы бежали из Киева.

«У Сталина была медицинская мания преследования, как у каждого кровавого диктатора»

— Немцы могли взять Москву?

— Безусловно, но на войне есть простой закон. Знаете, какой? «Если бы мы избежали всех своих ошибок, а они бы их совершили, мы победили бы», — эта мысль звучит практически во всех немецких мемуарах.

Из книги Никиты Хрущева «Воспоминания».

«Где-то в июле или в августе 41-го (наверное, все же в августе) меня вызвали в Москву. На фронте у нас было тяжелое положение, но ничего к тому, что уже было известно Сталину, правительству и Генеральному штабу, я добавить не смог.

Генерал-лейтенант Хрущев и полковник Брежнев встречались на войне не раз. «А Сталин боялся поехать на фронт — его от одной мысли об этом трясло»

Когда приехал, мне сказали, что Сталин на командном пункте Ставки, который находился тогда на станции метрополитена возле Кировских ворот. Пришел я туда. Сталин сидел один на кушетке — я подошел, поздоровался.

Он был совершенно неузнаваем. Выглядел апатичным, вялым, а глаза у него были жалкие какие-то, просящие. Я обрисовал обстановку, которая у нас сложилась, — как народ переживает случившееся, какие у нас недостатки. Не хватает, сказал, оружия, нет даже винтовок, а немцы нас бьют. Под Киевом немцев на время мы задержали, однако уверенности, что выдержим, не было, потому что не было ни оружия, ни войск. Собрали, как говорится, с бору по сосенке, наскребли людей, винтовок и организовали очень слабенькую оборону, но и немцы, когда подошли к Киеву, тоже были слабы, и это нас выручало. Немцы как бы предоставили нам время, мы использовали его и с каждым днем наращивали оборону — они уже не могли взять Киев с ходу, хотя и предпринимали довольно энергичные попытки к его захвату.

Помню, тогда на меня очень сильное и неприятное впечатление произвело поведение Сталина. Я стою, а он смотрит на меня и говорит: «Ну, где же русская смекалка? Вот говорили о русской смекалке, а где же она сейчас в этой войне?». Не помню уже, что ответил, да и ответил ли я ему. Что можно ответить на этот вопрос в такой ситуации, ведь когда началась война, к нам пришли рабочие «Ленинской кузницы» и других заводов, просили дать им оружие. Они хотели на фронт, но мы ничего не могли им дать. Позвонил я в Москву. Единственным человеком, с кем смог тогда поговорить, был Маленков. «Скажи нам, — прошу, — где получить винтовки? Рабочие требуют винтовок и хотят идти в ряды Красной Армии, сражаться против немецких войск». Он в ответ: «Здесь такой хаос, что ничего нельзя разобрать. Только одно знаю: винтовки, которые были в Москве у Осоавиахима (с просверленными патронниками, испорченные), мы приказали переделать в боевые и все отправили в Ленинград — вы ничего не сможете получить».

Вот и оказалось: винтовок нет, пулеметов нет, авиации совсем не осталось, и артиллерии тоже. Маленков говорит: «Дается указание самим ковать оружие, делать пики, ножи, бензиновые бутылки — бросать их и жечь танки».

Такая обстановка создалась буквально через несколько недель после начала войны... Если сказать это тогда народу, не знаю, как отреагировал бы он на это, но народ не узнал, конечно, от нас о такой ситуации, хотя по фактическому положению вещей догадывался».

— Правда ли, что в 42-м году Сталин предложил Гитлеру мир в обмен на то, что отдаст ему всю Украину, Белоруссию и часть РСФСР?

— Я в это верю, но наверняка утверждать не берусь...

— Об этом отец говорил?

— Да, хотя тоже ничего толком не знал — это были лишь слухи. Шел вроде бы предварительный зондаж — еще не переговоры! — через посла Болгарии в СССР Стаменова, но Гитлер не отреагировал, потому что готовил удар под Харьковом и ему совершенно не надо было выторговывать Украину — она уже и так у него была. Ему нужен был Кавказ, нужна была Персия, а затем и Индия.

— Даже так?

— Ну да. Почему он на Сталинград двинул, никто до сих пор не знает, а удар-то был направлен прямо туда: Баку, Персия и дальше без остановок до Индии.

— Действительно ли Сталин патологически боялся возможных покушений на него?

— Да, крайне этого опасался. Во-первых, потому, что всякий диктатор себя очень любит, а во-вторых, как человек, пришедший по крови, со страхом думал, что с ним...

Сергей Хрущев — Дмитрию Гордону: «Не допрашивайте, всего не знаю» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— ...может повториться то же самое...

— Естественно: наубивал людей — не лично, не нажимал, так сказать, на курок, а поручал это Судоплатову и другим профессиональным, высококвалифицированным убийцам! — и боялся возмездия. Отец рассказывал: «Выедем с ним из Кремля и начинаем по каким-то переулкам кружить... Шофер не знает, куда ехать, а Коба ему: «Налево, правее, налево, направо, теперь прямо...».

— Мания предследования?

— Ну, не случайно же он Никите Сергеевичу признался: «Я никому не верю — даже себе не верю». Вождь сомневался в своей охране, подозрительно относился к приближенным — подозревал в злом умысле всех. Конечно, это медицинская мания — такая же, как у Ивана Грозного или у Гитлера — у каждого кровавого диктатора. Их одолевает страх, а есть между тем люди другого склада. Отец, например, никого не боялся: он и охрану сокращал, и в народ любил хаживать. Когда ему говорили: «Убьют!», отмахивался: «Вряд ли, а если и так — что же поделаешь?».

Помню, через год после венгерских восстаний 56-го он в Будапешт приехал и там выступил. Митинг на центральной площади проходил перед американским посольством, и отец видел, как там на окнах занавески отодвигали... Потом Яноша Кадара за локоток взял: «Пошли в толпу». Тот немножко разволновался, а Никита Сергеевич: «Пошли, пошли!». «И ничего, — говорил мне потом. — Люди смеялись, хлопали, руки нам пожимали...».

...Он же прошел войну. Рассказывал, что как-то сидел в землянке с Ватутиным (там сперва наши летчики жили, а потом войска отступили, снова пошли в наступление...). Прибегает, говорит, полковник: «Товарищи генералы, — спрашивает, — что вы тут делаете?». Они удивленно: «А что?». — «Да я же мину тут заложил» — лезет под кровать и вытаскивает здоровую такую дуру. Или другой случай. Сидим, говорит отец, в домике, а потом только вышли на улицу — летит «юнкерс» и сбрасывает бомбу, которая в этот домик падает. Понимаете, когда человек такое прошел, он иначе себя чувствует, а Сталин боялся поехать на фронт — его от одной мысли об этом трясло. Это же психология: одни люди храбрее, другие трусливее...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter