В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Святая к музыке любовь

Давид ТУХМАНОВ: «Конечно, я счастлив, что написал «День Победы». Дал Бог!..»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 21 Августа, 2009 00:00
К 69-летию культовый советский композитор преподнес себе царский подарок — оперу «Екатерина Вторая», премьера которой с успехом прошла в питерском Александринском театре.
Дмитрий ГОРДОН
Давид Тухманов звездной болезнью никогда не страдал и, даже будучи автором десятков советских шедевров-шлягеров, не рвался под свет софитов, считая свою профессию абсолютно «закадровой». Его песни гремели уже по всему Союзу, а в лицо их создателя мало кто знал — дошло до того, что в Доме творчества композиторов под фамилией Тухманов долгое время жил некий субъект: до тех пор, пока не приехал настоящий. Давид Федорович — это хорошо известно его друзьм — парадоксален, как четырехугольный треугольник, во всяком случае, получив блестящее классическое образование, он занялся эстрадой, и настолько успешно, что стал крестным отцом новой массовой культуры — для горожан. Человек тихий и сдержанный, скупой на эмоции, он произвел в СССР настоящую музыкальную революцию: взорвав изнутри замшелые советские догмы, ударил по ним контрапунктом и хард-роковыми ритмами. Для многих меломанов перестройка началась не с воцарения Горбачева в должности генсека, а с выхода в свет тухмановского альбома «По волне моей памяти», первый тираж которого даже не дошел до магазинных прилавков, растворившись на черных рынках. Самый модный (и высокооплачиваемый!), обласканный властями и публикой композитор, он признавался в то время: «Я люблю тебя, Россия», «Мой адрес — Советский Союз», однако в 1990 году, наплевав на патриотизм, неожиданно отбыл в Германию и четыре с половиной года на родную землю вообще не ступал. Пятикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте, дачу в подмосковном Абрамцеве и 24-ю «волгу» горчичного цвета 50-летний Тухманов променял на горький эмигрантский хлеб, а поскольку немецкого языка не знал, в худшем случае переписывал ноты в библиотеке и таперствовал в ресторане, а в лучшем — реставрировал найденную в архивах старинную оперу Оффенбаха. Говорят, для него это было куда легче, чем жизнь под одной крышей (да что там — в одном городе!) со второй женой Натальей, с которой он развелся после двух лет брака. Кстати, хотя маэстро считает себя влюбчивым, ни одной песни женщине он не посвятил — подобные сантименты, похоже, ему чужды. Настолько, что однажды на вопрос, почему он не отвечал многочисленным поклонницам, засыпавшим его письмами, только руками развел: «Супруги боялся!» — и добавил, что этот страх свойствен половине мужчин. По слухам, первая жена композитора Татьяна Сашко, дама волевая и решительная, даже запирала его на ключ, чтобы не отлынивал от работы. Впрочем, мы ей должны быть признательны: если бы не ее напор, железная хватка и пробивные способности, страна, вполне вероятно, песен Тухманова могла бы и не узнать. Свою Музу он нашел лишь с третьей попытки — устроиться за границей ему помогла нынешняя жена Любовь, с которой Давид Федорович познакомился вскоре после приезда в Кельн. Она к тому времени много лет проживала в Германии и была состоявшейся джазовой певицей и пианисткой: не без ее помощи Тухманов избавился от разлада с собой и со страной. В 1998-м он окончательно вернулся в Москву и по-прежнему продолжает поражать поклонников и коллег. Так, бесконфликтный, миролюбивый композитор объявил вдруг настоящую вендетту музыкальным пиратам, нахрапистым телевизионщикам и операторам мобильной связи, покусившимся на его авторские права. Год назад, прежде зарекавшийся от участия в разных общественных организациях, Давид Федорович вошел в Совет по культуре и искусству при президенте Российской Федерации, хотя от шоу-бизнеса держится по привычке подальше: дескать, зачем заниматься тем, что замешано на коммерческом успехе, если особо на этом не заработаешь? Лучше уж посвятить себя без остатка серьезной музыке, которая ему интересна. Композитор, некогда считавший, что скромность людей украшает, нынче уверен, что в скованности гомо советикус виноваты режим и железный занавес. Теперь Тухманов называет себя соавтором Пушкина (поскольку написал на стихи Александра Сергеевича добрый десяток песен), а к своему 69-летию преподнес себе поистине царский подарок — оперу «Екатерина Вторая», премьера которой состоялась в Александринском театре. Питерскую публику, которая разве что на люстре не висела, поразила не только доступная, рассчитанная на массового слушателя музыка, но и роскошь декораций, костюмов — одних свечей на сцене горело 696 штук. Это было похоже на чудо, ведь практически никто, в том числе и сам автор, не верил, что в условиях кризиса такая дорогостоящая постановка возможна. Меценатов помог найти Лев Лещенко, с легкой руки которого вошла в нашу жизнь в середине 70-х самая выдающаяся песня Давида Федоровича «День Победы». Теперь композитор готовится к московской премьере «Екатерины Второй», намеченной на осень, и лишь время покажет, станет ли его «открытая опера» таким же прорывом, как когда-то хиты, над которыми, как мы убедились, это самое время не властно.

«Свое я от жизни брал»

— Давид Федорович, для меня и для сотен тысяч читателей, которые держат сейчас в руках этот номер, вы легендарная личность, композитор, чьи песни — так получилось! — пережили советское время и в ХХI веке звучат ничуть не хуже, чем раньше. Начнем между тем сначала: почему вас назвали именем пастуха, певца-гусляра и сочинителя песен, который, согласно ветхозаветному сюжету, победил великана Голиафа?

— Имя Давид мне дали в честь моего деда, и отчество, кстати, тоже — мы оба Давиды Федоровичи.

— Если верить вашим биографам, первое музыкальное произведение вы в четырехлетнем возрасте написали...


Первое музыкальное произведение Давид написал в четыре года. «Это заслуга мамы, которая страстно желала, чтобы ее сын стал композитором»



— Весьма возможно, потому что музыкальные способности проявились у меня очень рано, но это, скорее, заслуга мамы, которая страстно желала, чтобы ее сын был композитором, и очень рано стала меня приобщать к музыке (она и сама была выпускницей Гнесинского училища).

В результате ее мечта сбылась: я также учился в гнесинской десятилетке, а впоследствии и в институте, и мне даже посчастливилось быть знакомым с самой Еленой Фабиановной Гнесиной.

— На тернистый композиторский путь вы вступили, сочинив для начала лезгинку, — помните ее?

— Нет (улыбается) — столько с тех пор прошло времени... Да, были какие-то пробы — я пытался что-то там подбирать, играть на рояле. Наверное, мама эти обрывки в две-три ноты записывала, но ничего, по-моему, не сохранилось.

— Далеко не каждый ребенок способен ежедневно барабанить по клавишам по три, а то и по пять часов...

— Я, между прочим, тоже очень ленился, филонил, и особых успехов в этом, увы, не снискал, зато мне не надо скорбеть о загубленном детстве. Свое я от жизни брал: и по улицам бегал, и от занятий отлынивал, и получал плохие отметки. Был, короче, нормальным мальчишкой, мечтал даже летчиком стать, и лишь в 13-14 лет почувствовал себя музыкантом — дальше дорога была уже предопределена.

— От людей творческих мне часто приходится слышать, что не они пишут стихи или музыку: им надиктовывают это свыше, а композиторы и поэты знай успевают записывать. Вас так же озарения посещают?

— Ну, если бы надиктовывали, было бы здорово, хотя я охотно верю, что кому-то везет больше, чем мне, и им не приходится мучительно искать единственно верный вариант, а найдя, очищать от всех наслоений.

— Тем не менее известный украинский композитор Николай Мозговой сказал мне, что его собратья по песенному цеху делятся обычно на две категории: одни пишут легко, а другие используют, простите за выражение, жопный метод: высиживают песню, как Юрий Антонов, сутками не вставая из-за рояля, — берут ее как бы измором, и она в конце концов сдается. Как, интересно, творческий процесс происходит у вас?

— Вообще-то, сочинение музыки может быть как радостным, легким, не обремененным долгим затворничеством и изматывающим перебором вариантов, так и трудным, а что касается мелодии, процесс это достаточно загадочный, который понять невозможно. Иногда очень хорошие и правильные, во всех отношениях совершенные мелодии сами по себе приходят...


Давид Тухманов в проекте Екатерины Рождественской «Частная коллекция». В последние годы Давид Федорович вплотную занялся оперным жанром: «Идея моя заключается в том, чтобы сделать оперу более демократичной...»

— ...и в самых разных местах, да?

— Ну, не знаю — зависит, наверное, от того, в каком человек режиме живет. Я, например, предпочитаю все-таки сесть к роялю и начать искать, но иногда и во время прогулок что-то обдумываю. Не скажу, что все мне дается запросто, хотя бывали действительно случаи, когда песни складывались быстро.

— Какой хит или шлягер вы написали за рекордно короткий срок, во сколько минут уложились?

— «И не то чтобы да, и не то чтобы нет» — эту вещицу я сочинил, пока ехал в такси. Старая очень мелодия — надеюсь, читатели помнят! — на стихи Игоря Шаферана (царствие ему небесное, замечательный был поэт). Обычно он присылал мне стихи по почте, предварительно прочитав их по телефону. Получив очередной конвертик, я пробежал эти строчки глазами, как-то запомнил, и, по сути, за 5-10 минут в голове у меня песня сложилась. Такое тоже бывает, но далеко не всегда — чаще наоборот.

Из воспоминаний Юрия Энтина, друга и соавтора.

«Я жил в Зюзино, без метро и телефона, в ужасной, унылой квартире и решил меняться. Обратился прямо в Центральное обменное бюро на Банном, попытался очаровать даму, от которой зависел исход предприятия, и даже сумел пригласить ее домой на коньяк «Камю» с черной икрой. Жена накрыла для нас стол и удалилась, а я должен был сам уладить с дамой все, что касается материального вознаграждения за ее труды и заботу.

Не зная, как приступить к главному, я спросил у гостьи, есть ли у нее большая мечта. Вот, мол, моя — хорошая квартира, а ваша? — и тогда она сказала, что всю жизнь мечтает, чтобы Давид Тухманов сочинил на ее стихи песню...

На следующий день я поехал к Тухманову, положил перед ним листок с жуткими графоманскими стихами и попросил, чтобы в ближайшие несколько лет он работал над песней, а если автор будет звонить, отвечал ей, что стихи замечательные и что процесс идет. Знаете, все получилось...».


«Единственной возможностью хоть отчасти восполнить вакуум были диски, которые привозили с Запада и продавали за большие деньги из-под полы»

— Александр Александров увековечил себя «Священной войной», Исаак Дунаевский — «Гимном веселых ребят», а ваша визитная карточка — «День Победы»: песня, которая наверняка переживет и нас, и наших детей, и внуков. Сколько времени вы потратили на ее создание?

— Сначала были стихи Владимира Харитонова — он предложил их мне еще в не совсем окончательном виде, но у меня сразу возникло желание написать музыку. Основная канва этой песни довольно быстро сложилась.

— Вас что же — скупые поэтические строки так взволновали или это была рядовая, обычная работа?

— Нет, я почувствовал, что стихи очень яркие, поэтому без колебаний взялся за дело. Примерно через несколько дней позвонил Володе, и мы встретились: я проиграл ему первый вариант. Безусловно, потребовалось что-то добавить, доделать, но в любом случае это продолжалось недолго. Понимаете, когда что-либо сочиняешь, очень хочется, чтобы твое детище стало известным и популярным, чтобы нравилось людям, но заранее предсказать его судьбу невозможно.

— Тем не менее, уже сыграв цельное, оконченное произведение, вы понимали, что вещь получилась значительная?

— Понимал, что она удалась, но не предвидел, какой фурор вызовет, не представлял себе этот масштаб. Меня часто спрашивают, как получилось, что она не сразу получила эфир.


Любой эстрадный исполнитель знает: спеть песню Тухманова — значит, стать звездой. С Филиппом Киркоровым. Слева — бывший муж Аллы Пугачевой, продюсер Евгений Болдин



— Полгода, по-моему, держали и не пущали...

— Да, где-то около этого. Еще до того, как «День Победы» услышала широкая публика, я решил представить ее на конкурс, проходивший в Союзе композиторов, а там что-то кому-то не понравилось, мнение об этом получило в кулуарах огласку, и руководство Гостелерадио решило перестраховаться.

Ну а потом был концерт ко Дню милиции, который транслировался на весь Союз да в прямом эфире — тогда это было большой редкостью, поскольку большинство передач шли в записи. Лев Лещенко предложил, по-моему, Чурбанову спеть «День Победы» (зятя Брежнева перед этим пришлось уговаривать, «обрабатывать»), а поскольку вырезать ничего было нельзя, этот своеобразный гимн прозвучал на всю страну, и после этого никаких вопросов уже быть не могло. Конечно, я счастлив, что написал «День Победы». Дал Бог!..

— Вы же, наверняка, видели, как под эту песню плачут фронтовики, как в едином порыве поднимаются стадионы, дворцы спорта...

— Я и по сей день в своих программах очень часто ее пою, иногда заканчиваю ею концерт, так вот, всегда публика в зале встает, и вы знаете, я чувствую себя в такие моменты не автором, а одним из этих людей. Если бы не сидел за роялем, тоже поднялся бы...

— Когда по Красной площади под «День Победы» идут парадным маршем войска, чувство гордости вас переполняет?

— Естественно. Эта песня стала как бы частью истории, она символизирует эпохальное событие в жизни нашей страны, и я в данном случае просто частица народа.

— Вы пробовали себя в разных жанрах, а я помню, какой фурор вызвало появление вашей пластинки «По волне моей памяти». Чем вы такой успех объясните?

— Диск «По волне моей памяти» был написан в начале 70-х годов, и, кстати, меня и раньше подмывало не отдельную сделать песню, а целый альбом, песенную такую сюиту (подсказали этот путь легендарные «Битлз» — я был под большим влиянием их записей, сделанных на лондонской студии «Эбби Роуд»). Первым советским альбомом, этакой пробой сил стала моя пластинка «Как прекрасен этот мир», а в диске «По волне моей памяти» этот принцип был уже полностью реализован.

Суть заключалась в том, чтобы обратиться к классической поэзии и придать ей...

— ...современное звучание...

— ...современную форму и манеру исполнения. Шаг был довольно дерзкий, и я, если честно, на какой-то фантастический успех не рассчитывал — мне просто хотелось поэкспериментировать. Помимо того, что пластинка, видимо, все-таки удалась, надо понимать, в какое время она появилась: это происходило в некотором и информационном, и музыкальном вакууме...

— Западная музыка была под запретом...

— ...и доступ ее в СССР был весьма ограничен: в эфире практически ничего не передавали. Только изредка сюда просачивались исполнители с такими громкими именами, как Шарль Азнавур, и время от времени транслировались песни артистов эстрады стран социалистического содружества.

— Радмилы Караклаич, Карела Готта, Марыли Родович, Лили Ивановой да Бисера Кирова, разбавленных сверхсексуальным, как нам казалось, балетом телевидения ГДР...

(Смеется). Единственной возможностью хоть отчасти этот вакуум восполнить были диски, которые привозили с Запада и продавали за большие деньги из-под полы, поэтому обращение к пластинке для того времени было целиком оправдано, не говоря уже о том, что только в студии можно было реализовать все новейшие достижения звукозаписи, которые мне хотелось использовать.

«На телесъемки следовало приходить правильно одетым: желательно в пиджаке и в галстуке, со скромной, аккуратной прической...

— Подсознательно или сознательно, но вы постоянно немножко опережали время, подрывая при этом изнутри устоявшиеся советские каноны. За этим стоял трезвый расчет или подталкивала интуиция?

— Как вам сказать? Так ситуация складывалась, что... Ну вот посмотрите: в те же примерно годы, когда вышел диск «По волне моей памяти», были написаны и «Соловьиная роща», и «День Победы», и «Притяженье земли» — вещи, безусловно, вписывающиеся в официозный стандарт...


Самая знаменитая песня Тухманова «День Победы» впервые прозвучала в исполнении Льва Лещенко в середине 70-х

— ...который вы, собственно, и создавали...

— Во всяком случае, эти песни не противоречили неким предписаниям. Другое дело, что в результате получилось и как все это творчески преодолевалось, иными словами, даже действуя по схеме, можно было делать музыку более яркой, живой. Я как-то поспорил с одним приятелем — он работал тогда в отделе культуры ЦК комсомола. Увидел у меня на столе стихи Володи Харитонова «Мой адрес — Советский Союз» и спрашивает: «А что, ты собираешься написать песню о том, как...

— ...«колеса диктуют вагонные»?

— Вот-вот. «Конечно, — отвечаю ему, — и более того, думаю, это будет хит» (я-то уже придумал мелодию). Он плечами пожал: «С таким текстом ничего пристойного сделать невозможно». — «Посмотрим», — я улыбнулся. Короче, мы даже на бутылку коньяка поспорили, и я, как вы понимаете, выиграл, а недавно видел какую-то старую съемку, где Владимир Харитонов читает в студии новые стихи (он замечательный был поэт) и говорит, что на них еще не написана музыка. Декламировал он примерно так (нараспев): «Колеса диктуют вагонные, где срочно увидеться нам...» — ну, что-то в таком роде. Вот что может музыка сделать с текстом — это яркий пример.

— А вот интересно... Вы говорите, что в песенном жанре были какие-то предписания — типа какой должна быть музыка, а каким текст?

— Нет, никаких директив, разумеется, не спускали, но обобщающий образ для советской песни все-таки утвердился. К примеру, ее следовало исполнять в определенной манере, соблюдался некий стандарт голосов.

— Даже так?

— Обратите внимание: было очень много певцов со средним диапазоном — баритоны, никто не пел тенором. Манера должна была быть сдержанной, скромной, на телесъемки, естественно, следовало приходить правильно одетым: желательно в пиджаке и в галстуке, со скромной, аккуратной прической...

— ...никуда не отходить от микрофона...

— ...и, надо сказать, советский режим этому, безусловно, способствовал. Потом был какой-то переходный период от безмикрофонного пения к микрофонному, благодаря чему ряды исполнителей заметно расширились (согласитесь, человек с оперным, настоящим резонирующим голосом — почти феномен).

— Уникальные вокальные данные на эстраде — плюс или минус?

— Не плюс и не минус — божий дар, к тому же такие голоса мир по-прежнему ценит: никуда от данного факта не денешься.


Давид Тухманов — Дмитрию Гордону: «Я не могу сказать, что песнями не занимаюсь совсем, — иногда что-то делаю»

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО



— Давид Федорович, а в «легком жанре», на ваш взгляд, голос нужен?

— Конечно же, нужен — хотя и не будет годиться для оперы. С другой стороны, микрофонное пение родило и музыку соответствующего характера и жанра.

— Чем же объяснить, что многие артисты выходят на эстраду, не имея не только совершенно никакого голоса, но подчас и слуха, даже не знают нот и пользуются при этом огромным успехом? Секрет в харизме, особом обаянии личности?

— Тут целый комплекс причин — важно и как человек выглядит, и какие слова он поет, и что люди чувствуют, когда на него смотрят. Телевидение ведь вперед ушло: теперь песню можно не слушать, а только смотреть. Видеоряд стал сперва наравне с музыкой, а нынче он зачастую даже перекрывает ее воздействие. Естественно, артисты стали одеваться уже более разнообразно, показывать, что называется, товар лицом — такова жизнь.

— Опять-таки об опережении времени. Помню, как вы создали группу «Электроклуб», где неожиданно соединили таких разных, непохожих друг на друга исполнителей, как Салтыков, Тальков и Аллегрова...

— Внесу, с вашего позволения, некоторую ясность: Салтыков был во втором составе, а Игорь Тальков — в первом, и, как видно по двум дискам, выпущенным «Электроклубом», их песни были разными и по стилистике, и по композиции. Первый состав, рассчитанный на публику в возрасте, был более песенный, ближе к традициям, а второй, с элементами компьютерной техномузыки, более танцевального направления, — ближе к молодежи.

— Хорошо вам с солистами «Электроклуба» работалось?

— Было достаточно интересно, правда, как-то кратковременно, недолговечно, и потом, когда я работал с группами — даже с такой, как «Москва», — всегда чувствовал себя в какой-то мере отчужденным от общего дела. Все-таки композитор и исполнитель — профессии разные, и в отличие от людей и групп, которые это в себе совмещают, то есть одновременно являются и авторами исполняемых песен, мое настоящее призвание — композиторское. И образование у меня соответствующее...

— ...и мышление...

— Если хотите. Моя основная работа — создать произведение, а тут, может, надо быть больше продюсером, но продюсирование, помимо умения сочинять музыку, предполагает еще какие-то способности. Некоторые обладают ими в большей мере — я в меньшей...


Киев — Москва — Киев


Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось