Николай ГНАТЮК: «В одной из восточных стран местные ребята хотели со мной разобраться — по женской части накуролесил... Спас таксист, если бы не он, боюсь, я бы сейчас юбилей не праздновал»

Николай Гнатюк в особом представлении не нуждается — его давно представляют песни. Наверное, нет в нашей стране, да и во всем бывшем СССР, человека, который не слышал бы «Танец на барабане», «Малиновый звон», «Птицу счастья», «Смереку», «Галину», «Час рiкою пливе»... СМИ называют таких певцов звездами, признанными мастерами, эстрадными классиками, живыми легендами, но ни одно из этих определений Николаю Васильевичу не нравится. На вопрос, благодаря чему он стал не просто популярным, а всенародно любимым, артист отвечает скромно: «Бог дал, вот и стал. Ему сверху виднее...».

«И ВОТ ПОСРЕДИ УРОКА, ВЕСЬ В ГРЯЗИ, ВОЗНИКАЛ ГНАТЮК...»

- Это правда, что вы больше не будете сниматься на телевидении?

- Да. Я решил, что пора завязывать. Долгие годы пользовался таким баловством, как возможность мелькать на экране в различных передачах, и мне показалось, что хватит. Надо уметь от привилегий отказаться, причем вовремя, когда делаешь это по своей воле, а не когда тебя выталкивают: «Ну давай, иди уже, надоел!».

- А как же публика, которая по-прежнему хочет вас видеть?

- Ну, есть диски, выступления... Вы, возможно, не так меня поняли: со сцены я не ухожу, просто сниматься больше не хочу.

- Но с концертами ездить будете?

- Конечно! И гастролировать, и песни записывать. Кстати, я не первый, кто от телевидения отказался, а выступать продолжил. Есть еще Челентано - великий, гениальный человек, который не снимается абсолютно, но каждый год обязательно выпускает диск и дает концерты.

- Николай Васильевич, вы ведь из простой семьи? Особого достатка в доме не было, никто за вами не стоял, не помогал...

- Да ну что вы, смеетесь? Конечно, нет. Родители - простые порядочные люди, и голод был в детстве: без хлеба сидели, не то что без масла. Жили мы в селе на Хмельнитчине, но меня отдали в городскую школу, потому что я пел, а там музыкалка была.

В шесть утра по радио звучал Гимн Советского Союза, и у меня к нему смешанное, мягко говоря, отношение: это был сигнал, что пора подниматься и семь километров топать - по болоту, по снегу зимой... Автобус часто проезжал мимо, не останавливаясь, и дети ходили пешком.

В классе уже все привыкли: нет Гнатюка - не беда, сейчас появится, значит, где-то застрял. И вот посреди урока, не всегда первого, весь в болоте, в грязи, возникал Гнатюк. Его никто не ругал, он молча брел на свое место... Вы не представляете, как мне было стыдно оттого, что городские дети в чистеньких туфельках, отутюженных брючках, а я, словно поросенок! Но потом судьба все компенсировала: этих туфелек и брючек у меня было столько, что уже и надоели. (Улыбается).

- Чем, по-вашему, пахнет детство?

- Да много чем: свежеиспеченным хлебом, который лучше любого лакомства, новым учебником, сельской улицей, полем... Моя жизнь в детстве - это поле и лес. Вот это моя, так сказать, среда обитания - мушки, комашки, мурашки, собака, коты... Дом и родители оставались как бы в стороне. У меня была какая-то внутренняя самостоятельность: я знал, что должен сам все сделать и себе, и еще кому-то, никто на меня не давил, излишне не контролировал.

- Когда вы определились, что станете певцом?

- Пел я всегда, но мечтал стать киноактером. Мой друг меня готовил - боксом со мной занимался (cчитал, что артист не должен быть хиленьким), стихи разучивал - Сосюры, Рыльского... Товарищ еще из более простой семьи, чем я, но был продвинутее меня. Я собирался поступать в Карпенко-Карого и еле дождался приема документов.

Дала мне мама банку варенья, я и поехал в Киев, нашел учительницу, которая раньше у нас работала, у нее переночевал. На Крещатике, 26, на втором этаже, тогда приемная комиссия работала. Я пришел: «Здрасьте! Тут поступают в театральный?». - «Так, ось вам оголошення».

«Ни в Дрездене, ни в Сопоте я не был готов к успеху», — признается Николай Гнатюк

Почему-то это «оголошення» называлось - книжечка, где все про институт написано. Взял я ее с твердым намерением готовиться к поступлению, но то ли та женщина в комиссии как-то не так со мной разговаривала, то ли еще что-то не понравилось... В общем, вышел на улицу и понимаю: не буду я здесь учиться. И все, даже документов не подавал - в Ровно поехал.

Отец мой учился там в партийной школе и однажды помог донести преподавательнице картошку до дома. Так познакомился с ее мужем, работавшим в музпеде. Рассказал: «У мене син - обдарований cпiвак...», то да се, та-та-та... А картошки, видимо, много было...

- ...и хорошей...

- ... да, потому что они сами предложили: «Так пусть к нам поступает, раз такой музыкальный!». Институт оказался достаточно серьезный, все туда шли после музучилища, а не после какой-то музыкальной школы, где я еще и сомнительно занимался... Короче, сижу перед экзаменом и понимаю, что не прохожу никак. Но надо же было кому-то в комиссии спросить: «А вы поете?». Я ответил: «Да». И как спел! Сразу сказали: «Берем, наш парень!».

- Что пели, помните?

- Мне кажется, «Растет в Волгограде березка». Я в детстве хорошо пел, это сейчас... (Смеется). Ну, приняли меня в институт авансом, потом я более-менее выровнялся, хотя взрослые однокурсники смотрели на меня, как на пацана в садике.

Точно так же было в Ленинграде, когда работал в «Дружбе» у Броневицкого. Там собрались такие старые волки, матерые, и тут я - мальчик-колокольчик...

Однажды кто-то меня достал - какие-то армейские дела были типа дедовщины - и я из себя вышел, показываю на БКЗ и говорю: «Видишь этот дворец, «Октябрьский»? Так вот, у меня здесь будут аншлаги, а вы будете у кассы стоять и не сможете билеты купить, понятно?». Так и вышло - приехал я в этот зал с концертом. И Юра Капитанаки говорил мне: «Мы действительно стояли, и билетов не было!».

«На троих...» с Александром Малининым и Львом Лещенко Фото Fotobank.ua

А еще вот такой случай... Как-то с труппой Ленинградского мюзик-холла поехали на эксурсию в Польшу, в Сопот, и привели нас в фестивальный зал. Кто-то что-то смотрит, у экскурсовода спрашивает, а я по сцене лажу. Мне кричат: «Что ты там делаешь?!», а я: «Не мешайте, я репетирую сольное выступление на Сопотском фестивале». Ну, реалисты прокомментировали - не буду говорить, как... А через год, в 80-м, я выступил в Сопоте и первую премию получил.

«ЕСЛИ БЫ ЖИЛ В МОСКВЕ  И ВАРИЛСЯ В ЭСТРАДНОЙ ТУСОВКЕ, ТОЧНО БЫ НИКУДА НЕ ПРОБИЛСЯ»

- Интересно, как тогда определяли, кто поедет в Сопот?

- Ой, это уникальный случай, что я вообще туда попал! Если бы жил в Москве и варился в эстрадной тусовке, точно бы никуда не пробился, потому что и пробиваться-то не умею: предложили выступить - хорошо, а нет - так и ладно... О Сопоте, конечно, мечтал, но более достижимой целью мне казался шлягер-фестиваль в Дрездене. Я в Германии в армии служил, смотрел его по телевизору и думал: «Мне бы там спеть!». А потом поехал в Ленинград на Всесоюзный конкурс артистов эстрады. Аркадий Райкин был председателем жюри, в комиссии - Марк Фрадкин, Иосиф Кобзон... Я получил только третью премию, но у меня как у лауреата была возможность пообщаться с представителем Министерства культуры Ковалевым.

Не знаю, откуда смелость взялась, но я подошел к нему и завел разговор: «Вы знаете, в Дрездене Советский Союз почему-то всегда проигрывает». Он: «Да, это ужасно! Боюсь, нас скоро выгонят с этого фестиваля - с ним всегда проблема. Немцы просто не дают нам победить». Ну, тут я вообще расхрабрился: «А я знаю, что надо делать!». Он удивился: «Что?». - «Ну, меня туда послать, чтоб если не Гран-при, то хоть какая-то премия у нас была». Он посмотрел на меня с таким скепсисом... Но что-то сработало! Переспросил: «А что, правда сможешь выиграть?». - «Да, - говорю, - я 100 лет за этим фестивалем наблюдаю». - «Хорошо. Приезжай ко мне в Москву, поговорим».

Я приехал, он вызвал Соломатина, который возил артистов по заграницам, и говорит: «Не знаю, что из этого выйдет, но послушай его». Ну, мы побеседовали, одно за другое зацепилось, а может, не было другого претендента на заведомый провал, в общем, показал я песню, и меня в Германию отправили.

Прилетаю в Дрезден, а ноты по почте не дошли! Первый день все мои конкуренты репетируют, а я нет, второй день - то же самое, а на третий все, соревнование! Я есть в программе, но никто меня не слышал и не знает, что там за Гнатюк. Что делать? Слава Богу, на фестивале был замечательный Георгий Гаранян с ансамблем «Мелодия», я подошел к нему и взмолился: «Жора, пожалуйста, напишите аранжировку!». Он: «Коля, постараемся, но я ничего не обещаю». И за ночь, умница, написал!

На следующее утро прихожу я к немцам: «Все, ноты нашлись». Они: «Да-а-а? А где же вы их взяли?». Видимо, знали все-таки, почему они не дошли... Но деваться некуда, ноты лежат на пульте. Я впервые услышал аранжировку, что-то мычал непонятное... Меня даже спросили, так, невзначай: «А вы вообще поете?». (Смеется). «Сегодня вечером, - говорю, - услышите».

Песня была эффектнейшая, со всеми верхами, и я выступил так, что меня вызвали на бис, чего с конкурсантами не случалось. Однако оценок я не видел. Там был болгарин очень хороший, явный лидер, но он, бедняга, забыл текст: все пели на немецком, и это, в общем-то, неудивительно. Я понимал, что спел достойно, но что победителем стану, не ожидал. Смотрю - Соломатин идет. «Что?» - спрашиваю. «Гран-при!». Что потом было - не передать: утром включаю радио - в Германии звучат мои песни! Так мало того - дали мешок денег! Три тысячи марок.

- Их нужно было сдать?

- Нет. Это гонорары я потом сдавал, причем большие суммы, а премию не отдают.

«КОЛЯ, СДЕЛАЙ НА ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ БАНКЕТ, А НА ОСТАВШИЕСЯ ДЕНЬГИ КУПИ СЕБЕ НОРМАЛЬНЫЙ КОСТЮМ»

- На что вы ее потратили?

- Всю спустил! Паша Слободкин, хороший такой парень, основатель ансамбля «Веселые ребята», тоже был в Дрездене, и я у него совета спросил: куда деньги девать? А он: «Коля, сделай на полторы тысячи банкет мощнейший (там были «Червоны гитары», Карел Готт, вся тусня), пригласи артистов, импресарио, музыкантов - не жалей: а если бы ты не выиграл? Ну а на оставшиеся деньги купи нормальный костюм. Посмотри, на кого ты похож...».

В общем, откладываю полторы тысячи на «поляну», а остальные мне надо потратить за утро, потому что это суббота, в час дня закрываются магазины, а ночью я улетаю. И вот, как только проснулся, побежал по магазинам. А параллельно развивается другая ситуация: в 10 утра начинается репетиция гала-концерта, а обладатель Гран-при пропал! Явился, только когда магазины закрылись... Ирка Понаровская кричит: «Ты что, сумасшедший?! Тебя вся Германия ищет!». Пришлось наврать, что мне плохо стало, я долго гулял, уединялся... «Ну а вечером вы будете?» - спросили меня организаторы. «Конечно, буду!». Но мне, похоже, не поверили, потому что до вечера за мной буквально следили. На гала-концерте я спел, потом был этот банкет, куда пригласили всех участников фестиваля, и ночью я улетел.

- Ну костюм-то хоть купили?

- Да там столько этих пакетов было! Мне даже пограничники помогали их таскать.

- Чего же вы набрали?

- И костюм взял, и туфли, и рубашек нахватал... Дубленку еще - ей больше 30 лет, а она до сих пор в хорошем состоянии, рукава только протерлись, так я их обрезал, жилетку сделал. Покупал все, что в витринах видел. Но я заговорил о Дрездене не просто так: дело в том, что без Дрездена в моей биографии не было бы и Сопота. Помимо моего банкета, был прием, куда приехал наш посол из Берлина - по случаю того, что победил Советский Союз.

Стоим мы на приеме, и тут ко мне подходит невысокого роста человек: «Я - пан Сикорский». Видит, что не врубаюсь, и объясняет: «Директор Сопотского фестиваля. Вы не откажетесь, если мы пригласим вас в следующем году?». Я не знаю, как я сдержался, потому что Сопот - давнишняя мечта. «Не откажусь, - говорю, - наверное...».

- И вас позвали лично?

- Да! Если бы на Центральное телевидение не пришло именное письмо для меня, я бы в жизни туда не поехал! И если бы на ЦТ не было порядочных людей, которые позвонили мне и честно сказали: «Вас приглашают в Сопот». Наверное, повлияла фраза из письма: «Если вы хотите, чтобы Советский Союз нормально выглядел на фестивале, советуем вам прислать Николая Гнатюка».

Но ехать мне было не с чем - песни нет. Три дня бродил в парке возле Останкинской башни и думал, как выступлю. То жонглировать хотел, то по канату ходить... И вдруг вспомнил, что, будучи студентом, подрабатывал в оркестре, который выступал на свадьбах: играл на барабанах и получал за это 15 рублей. Меня осенило: «Вот оно! Я выйду, заиграю на барабанах, и мой номер будет отличаться от других».

Песню еще не нашел, но уже сложился образ, представление о том, какой она должна быть, поэтому, когда представитель Паулса в Москве позвонила мне и дала прослушать несколько его композиций, я без труда нашел свою. «Люда, - кричу, - вот эту беру!». Она мне: «А текст?». - «Текста нет, но я знаю, что именно хочу». Рисую ей картинку, и она набирает Вознесенского: «Андрей, тут некто Гнатюк едет в Сопот, у маэстро есть мелодия. Стихи нужны. Про барабан». Он спросил: «Почему именно про барабан?». - «Оно тебе надо?». Все, через неделю текст был готов, Раймонд сделал аранжировку, я ее под мышку - и на фестиваль.

«АЛЛА ПОСТУЧАЛАСЬ КО МНЕ В ДВЕРЬ ГОСТИНИЧНОГО НОМЕРА В СОПОТЕ: «ЧТО ТЫ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ ДЕЛАЕШЬ?»

- А там в жюри сидела Пугачева...

- Да не была она в жюри! Честно говоря, это история скользкая, и Алла просила меня ее не поднимать, но... Я же любя вспоминаю, как она постучалась ко мне в дверь гостиничного номера в Сопоте и спросила: «Что ты сегодня вечером делаешь?». - «Ну, ничего», - ответил я. «Пойдем на концерт Глории Гейнор?». И мы пошли. Нет, Пугачева не оценивала участников, они со Стефановичем, ее тогдашним мужем, снимали в Сопоте что-то для фильма о ней. Послушали мы Глорию Гейнор - и разошлись.

- Вы слышали, как «Танец на барабане» поет София Ротару?

- Конечно.

- Ревности не было?

- Поначалу была какая-то обида, потому что на одном из концертов Соня сказала: «А сейчас прозвучит специально для меня написанная песня, музыка Паулса, стихи Вознесенского...». Ну как же для тебя, если сама идея песни - моя? Меня это резануло, конечно. Потом только выяснил, что Ротару ничего не знала, - ей так описали ситуацию: мол, бери, пой, это тебе.

- Поклонницы вас после Сопота одолевали?

- Случалось. Домой звонили, поговорить хотели, даже приходили какие-то незнакомые люди, как они меня находили, понятия не имею... Но, знаете, я не воспринимал это как тяжесть какую-то: ну, любят, так что? Ругать их за это?

- Вы уже были женаты?

- Как раз после Сопота женился.

- Сейчас она в Германии живет?

- Да. И сын наш тоже.

- Почему уехали?

- Мы из-за Чернобыля бежали из Киева. Хотели обследовать пацана: что такое радиация и как она может повлиять на человека, никто не знал, и мы очень боялись - не так за себя, как за ребенка. Поехали, проверили, врачи назначили ему гомеопатические препараты... Потом я вернулся в Союз, отправился на гастроли, звоню им, спрашиваю, когда встречать, а жена говорит: «Мы не вернемся». Я: «Как?». - «Приезжай, я тебе все объясню».

Ну, проще сказать «приезжай», чем это сделать, - там целая история была с визами. В конце концов я в Германию прилетел. «Наташа, - спрашиваю, - как понять тебя?». - «Мы решили, что останемся, и ты тоже не едь обратно». Я в шоке был: «Ты меня спросила? Да я эту Германию 500 лет назад прошел, как в 45-м!». - «А я думала, тебе здесь будет лучше...». Думала она! Конечно, только о себе...

«Нет, - отрезал я. - Я здесь жить не хочу». Ее реакция на это поразила меня еще больше: «Ну, ничего. Бывает же так, что люди живут в разных странах...». Спокойно так сказала, без нервов, без колебаний. Может, у нее какое-то увлечение было в этой Германии, не знаю. И потом, если я там уже все видел, то жена в первый раз за границу попала, ей это раем показалось. Позже она, конечно, ощутила, что и там не все так хорошо, как на первый взгляд кажется, и даже был период, когда звонила в Киев и говорила: «Коля, я возвращаюсь!». Но тут уж я заупрямился: «Ну да! Ты возвращаешься, а ребенок там вырос!».

- Чем занималась ваша супруга в Киеве?

- Танцевала в балете - окончила балетную школу. Сейчас преподает детям танцы.

- Вы официально разведены?

- Да. И другую семью заводить - вы можете мне не поверить - не было желания. Не хотел сына предавать, жалко было пацана, боялся душу его травмировать, поэтому поддерживал видимость, что у нас есть семья. В каком она состоянии, не важно, но все-таки вот папа, вот мама, вот ребенок - все составляющие на месте.

- Но такой выбор предполагает фактически монашеский образ жизни...

- Какой монашеский? Здрасьте! Я еще тот грешный тип. Понятно, что временами падаю - увлекаюсь кем-то. Но из этого состояния рано или поздно выкарабкиваюсь и стараюсь, насколько это удается, все-таки чистоплотно жить. Если где-то поскользнулся и шлепнулся, поднимаюсь, отряхиваюсь, иду дальше.

«ВОПРОС СОЗДАНИЯ СЕМЬИ ДЛЯ МЕНЯ ПОКА ОТКРЫТ, И Я ЕГО НЕ ЗАКРЫВАЮ»

- Неужели за все эти годы так и не встретили женщину, с которой хотелось бы начать все с нуля?

- Нет. Встречались разные, но та, в глазах у которой я увидел бы, что это мой человек, наверное, прошла мимо.

- А типаж у вас есть? Что объединяет тех женщин, которыми вы увлекаетесь?

- Моя бывшая жена и есть этот типаж. Я в такую девочку был в школе влюблен - светленькую, невысокого роста, немножко пухленькую...

- Балерина - и пухленькая?

- Ну, Наташа ведь не классические танцы исполняла, а народные, там можно.

- Может, не все еще потеряно? Что такое 60 лет для мужчины?

- Я думал об этом. И, знаете, вопрос создания семьи для меня пока открыт, я его не закрываю. Ребенку я уже как бы и не нужен - 30 лет парню, так что все возможно...

- Доводилось читать, что вы учились в семинарии. Что вас туда привело?

- Однажды в Дрогобыче после концерта с батюшкой познакомился, мы разговорились, и он как бы невзначай бросил фразу: «Знаете, вам нужно поступать в духовную академию...». Я удивился, он повторил: «Вы слышали, что я сказал?». Благословил меня даже, и эта информация в мозгу осталась.

Потом в Белгороде я был, там есть владыка Иоанн. Рассказал ему о странной беседе в Дрогобыче, и он ответил: «Да-да, Бог благословит». Поступай, мол. И я, не долго думая, там же, в Белгороде, и поступил, попробовал поучиться заочно.

Два курса занимался на совесть - читал духовную литературу, очень сложную для неподготовленного человека. Штудировать Ветхий Завет уехал на Кипр, спрятался от всех и только так, наедине с собой, одолел эту книгу. Письменные работы сдавал - на троечку, на четверочку... А потом в какой-то момент понял, что в семинарии я больше не студент, а Николай Гнатюк, которого можно о чем-то попросить, предложить ему просто так поставить оценку: «Да ладно, давай зачетку!». Но я ведь не за оценками пришел! Решил, что такой подход к учебе - профанация, и на третьем курсе не стал никаких работ сдавать. Руководство семинарии сказало: «Ничего страшного, может, когда-нибудь продолжим». Постепенно я туда даже звонить перестал, хотя взял академку и она, наверное, давно закончилась... Лет восемь прошло.

- Вы ведь исполняли духовную музыку?

- Я бы сказал, песенки на духовную тему. Даже на каком-то экзамене показывал, сейчас уже не помню.

- В церкви часто бываете?

- Как складывается жизнь - периодичности никакой нет. Вот недавно летел из Мюнхена и захотел зайти в храм исповедоваться, но не успел. Зашел, постоял немножко - и ладно. А бывает так, что если не исповедуюсь, не могу петь, особенно если влезу куда-то не туда, согрешу...

- В каком смысле «согрешу»?

- Слушайте, вам сколько лет? (Смеется). Ну, хорошо, объясню: выпью и какие-то фильмы бездарные смотрю, на разные темы...

- Не так давно мы с вами беседовали о том, как вы пытались построить в Киеве квартиру - и потеряли все деньги, вложенные в строительство...

- Я отправил в банк письмо: мол, если вы индексацию сделаете, передайте деньги в детский дом, вот телефон. Теперь, если эти люди еще что-то кому-то должны, то уже не мне, я с себя этот груз снял, слава Богу.

Мне звонил министр культуры, говорил, что вопрос мой решится, но это достаточно давно было, больше звонков не поступало, а я не умею ходить, добиваться... Так что не знаю ничего, честно.

Но, представьте себе, как только я потерял жилье в Киеве, мне предоставили его в Москве! Один чиновник сказал: «Квартиры нет? Так вот ключи - въезжай и живи». Место хорошее, рядом лесок, есть чем дышать. До метро, правда, далековато, да и таксисты мне не очень нравились... Но дело не в таксистах. В один прекрасный день я понял, что эту квартиру отдам. Не хочу предавать Украину и свою публику, чтобы люди думали: «Да, покрутился, повертелся у нас, не добился ничего - и таки уехал в Москву».

«ЭТО ПО НАС СТРЕЛЯЮТ, НО ТЫ, АРТИСТ, НЕ ДРЕЙФЬ! НЕ ДОСТАНУТ!»

- Неужели и впрямь от квартиры отказались?

- Представьте себе! Хотя, если быть до конца честным, до сих пор думаю, правильно ли поступил. Успокаиваю себя тем, что в России холодно, климат другой...

- Где же вы живете сейчас?

- То в Италии, то у сына в Германии, то в Крыму...

- Тоже вариант. А мама с вами?

- Нет, мама в Киеве.

- Вы ей помогаете?

- А она не нуждается. Когда мы с Толей, братом, деньги даем, отвечает: «Я вже стара, нащо менi грошi?».

- С Анатолием часто видитесь?

- Редко. Я, если в Киев приезжаю, то по работе, к маме заеду - и все. А он постоянно в театре занят.

- Бывали на его спектаклях в театре Франко?

- Был, когда он еще учился в театральном и что-то там сдавал. Мне, честно говоря, не понравилось, и я об этом сразу же сказал. Но когда я делаю замечания, Толик обижается: «Шо ж я, сам не знаю?». Поэтому давно оставил его в покое.

- В 86-м году вы оставили сына и жену в Германии, а сами поехали давать концерт в Чернобыле...

- Этого мне никогда не забыть: белые халаты, публика в масках... Но особенно впечатлил Киевский вокзал. Когда мы с малым уезжали, на вокзале и за его пределами, насколько глаза мои видели, это все были люди. Пытались прыгнуть хоть в какой-то поезд...

- В Афганистан вы тоже летали?

- Сам напросился. Мне казалось, что там мои земляки и я должен быть рядом. Насмотрелся всякого, однажды снаряд разорвался буквально над ухом, и если бы зацепился за стену, за которой мы с музыкантами сидели, все, нас бы не было! Или как вам такая картинка: летим в самолете, я спрашиваю: «А что там за огни внизу?». - «Да это по нас стреляют, - спокойно отвечает какой-то солдат. - Но ты, артист, не дрейфь: не достанут!». (Смеется).

Вот еще пару моментов вспомнил - первый из серии «не с теми за столом». Как-то на гастролях приперлись ко мне в номер какие-то поэты, стали грузить своими гениальными произведениями... Не знаю, что за водку они наливали, подмешивали ли туда что-то, - в любом случае теперь не докажешь. Ночью после застолья я ощутил, что куда-то проваливаюсь. Лежу в постели и понимаю: все, упаду в яму - и не встану... И тут из ниоткуда появляются две фигуры, мужская и женская, - и поднимают меня из ямы! Это были Ефросиния Полоцкая и мой покровитель - святой Николай...

А второй момент был в одной из восточных стран - со мной просто хотели разобраться в ночном городе, очень далеком. По женской части накуролесил, влез не туда, и местные ребята решили раз и навсегда призвать наглеца к порядку... Спас таксист - на меня уже шли эти парни, у каждого был нож, а он вынырнул из какой-то улочки и позвал: «Быстро в машину!». Если бы не он, боюсь, я бы сейчас юбилей не праздновал...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter