Жена Николая КАРАЧЕНЦОВА Людмила ПОРГИНА: «Помню, упала посреди коридора на колени: «Господи, помоги!». Молила, чтобы Он вернул Колю с того света — пусть хромого, кривого, косого, любого... И Бог меня услышал...»

Ровно восемь лет назад Николай Петрович пышно праздновал 60-летие: популярнейшего театрального и киноактера, звез­ду театра «Ленком», сыгравшего главные роли в культовых спектаклях «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Шут Балакирев», «Тиль», «Юнона» и «Авось», любимца публики, которого называли русским Бельмондо, знаменитость не только российского — всесоюзного масштаба чествовали так, что гудела вся Москва. И конечно, никто и предположить не мог, что спустя всего несколько месяцев с обожаемым юбиляром случится несчастье, которое резко изменит его жизнь.В ночь на 28 февраля 2005 года на обледенелом Мичуринском проспекте в Москве «фольксваген», за рулем которого был Караченцов, попал в аварию. Артист спешил с дачи в Москву, взволнованный вестью о смерти тещи, не пристегнувшись ремнем безопасности и превышая допустимую скорость. В результате получил серьезную черепно-мозговую травму, был доставлен в больницу, где ему той же ночью сделали трепанацию черепа и операцию на головном мозге.

Фото «ИТАР-ТАСС»

26 дней Николай Петрович находился в коме, и врачи от прогнозов воздерживались. Им не хотелось говорить его жене, актрисе «Ленкома» Людмиле Поргиной, не отходившей от мужа, что шансов на выздоровление, да и вообще на то, чтобы выжить, у по­стра­дав­шего практически нет. Однако Людмила Андреевна упрямо на­дея­лась: Николай встанет на ноги, нужно только верить и ждать.

Теперь, когда Поргина выходит в люди с мужем-инвалидом, который с трудом говорит и ходит, одни осуждают ее: мол, привыкла хорошо жить за Караченцовым, вот и спекулирует горем, строя из себя благодетельницу. Другие возражают: «А что, нужно было бросить?». «Это твой крест и твоя дорога в рай», - сказал Поргиной знакомый священник, глядя, как она катит перед собой инвалидную коляску. «Нет, - возразила Людмила Андреевна, - это гораздо больше - смысл моей жизни».

Тем, кто спрашивает, зачем показывать публике такого Караченцова, женщина уже не отвечает.

«Он за всю жизнь почти ни одной негативной роли не сыграл, никому зла не сделал, ни одного товарища не предал, не осудил, не обсудил...»

Каждый день Людмила Андреевна и Николай Петрович получают пачки писем - кто-то хочет поддержать любимого актера, а кто-то благодарит за то, что на своем примере он каждый день демонстрирует: человек способен вынести многое, если не все. «Здравствуйте, дорогой Николай Петрович! Меня парализовало после инсульта, и я думал: все, жизнь кончилась. А когда увидел, как боретесь вы и ваша жена, воспрянул духом». Когда Коля читает такие строки, - признается Людмила Поргина, - он говорит: «Теперь понимаю, для чего Господь оставил меня здесь и какую роль я должен еще сыграть...».

«МЫ ПОЛУЧАЕМ ЗАРПЛАТУ В «ЛЕНКОМЕ» - СПАСИБО МАРКУ ЗАХАРОВУ»

- Людмила Андреевна, как чувствует себя Николай Петрович? Правда, что вы с ним собираетесь в Китай?

- Да, правда. К нам оттуда приезжали представители даосской медицины - два профессора, муж и жена. Они работали с Колей, делали иглоукалывание, точечный массаж, давали гомеопатические препараты, и все это поднимало тонус, настроение, муж себя намного лучше чувствовал. Но когда они домой вернулись, все закончилось. И мы решили, что надо все-таки в Китай съездить - в какое-то медицинское учреждение, где есть хорошая реабилитационная программа для таких больных, как Коля, поскольку мы убедились: китайская медицина - не шарлатанство, это дейст­венная вещь.

Мы уже побывали во многих клиниках и реабилитационных учреждениях. Колю лечили и в России, и в Израиле, каждый год я вожу его в санаторий, где мы работаем целыми днями: делаем два совершенно разных комплекса уп­раж­нений, ходим на массаж, разрабатываем руки.

Свадебное фото Людмилы Поргиной и Николая Караченцова

Последнее время у мужа стало хуже с левой рукой и ногой, которую он когда-то на гастролях травмировал, еще до аварии, в Самаре. На сцене он оступился, коленка выскочила, боль была ужасная, но Коля доиграл «Юнону» и «Авось» до конца, правда, Саша Абдулов, с которым муж должен был драться, полспектакля его на себе протаскал... Медики сказали, что оперировать надо, но муж все тянул с этим, играл в наколеннике, а потом с ним случилось еще большее несчастье...

Нога беспокоит Колю все сильнее и сильнее, поэтому я думаю, мы решимся-таки на операцию. А потом, когда коленка придет в норму, поедем в Китай: тамошние специалисты хорошо восстанавливают работу конечностей по точкам, в этом они сильны.

- Но поездка стоит недешево...

- Нам помогли учредители кинофестиваля «Покров», который недавно прошел в Киеве, и это очень приятно, потому что православные люди на православном, напрямую связанном с религией мероприятии показали, как нужно проявлять милосердие не на словах, а на деле.

«Даже Урри в «Приключениях Электроника», казалось бы, бандит, а какой обаятельный!», 1979 год

Вы знаете, последнее время я много духовной литературы читаю, часто бываю в церквах, монастырях и считаю, что главный признак настоящего христианина - это как раз способность быть милосердным, пожалеть брошенного котенка, бездомную собаку, больного ребенка, соседа, попавшего в беду. Сказано ведь: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». А мы куда-то бежим, торопимся, толкаемся локтями, а где-то позади остаются те, кто заболел, упал, задохнулся, кого предали, потому что в основном народ думает, как выжить, придавив и ближнего, и дальнего...

Я рада, что нас с Колей на этот фестиваль позвали, потому что уже на церемонии открытия мы увидели, какие люди среди нас живут. Ну разве можно не восхищаться, например, монахом, который воспитывает 400 детей, заботится о них, обучает? Это истинный христианин, самоотверженный, жертвенный.

С Геннадием Гарбуком, Всеволодом Санаевым и Михаилом Кокшеновым в картине «Белые росы», 1983 год

И конечно, мы с благодарностью приняли денежную помощь: 25 тысяч долларов, выделенные на Колино лечение, - большие деньги, та сумма, которая определит длительность нашего пребывания в Китае, ведь можно поехать на месяц, а можно - на три, и совершенно другой эффект будет. Знаю, что люди там по полгода сидят, чтобы достичь результата, и шаг за шагом побеждают недуг. Без поддержки мы бы не смогли воплотить в жизнь то, что задумали, потому что оба не работаем. Получаем в «Ленкоме» зарплату, за что спасибо Марку Анатольевичу Захарову, но, конечно, ее недостаточно, чтобы летать, лечиться...

Когда в Киев засобирались, Коля прямо весь затрепетал: «Что, правда?». Это же его любимый город, здесь столько сыграно концертов, так много наших друзей здесь живет! Это и поэт Владимир Гоцуленко, и композитор Владимир Быстряков, на­пи­сав­шие для Коли целый цикл «Дорога к Пушкину», работу, которой муж гордится: это же романсы о его любимом поэте, о жизни и смерти великого человека...

- К тому же Николай Петрович ис­пол­нял замечательные песни Быстрякова, ту же «Леди Гамильтон».

Николай Караченцов, Андрей Миронов и Леонид Ярмольник с режиссером Аллой Суриковой на съемках комедии-вестерна «Человек с бульвара Капуцинов», 1987 год

- Да! Коля ее так запросто спел, будто о себе рассказывал, о своем детстве, и ему сразу поверили. Просто здорово! Поэтому в Киев мы летели на крыльях любви, хотя даже не подозревали, что все будет так хорошо. Честно говоря, уже привыкли к обманам, к тому, что люди обещают одно, а делают другое, строят на религии бизнес, чтобы зарабатывать деньги на верующих. Это сплошь и рядом, но здесь все было очень откровенно, просто и чисто.

«СНАЧАЛА НЕ СТАЛО МАМЫ, А ЧЕРЕЗ 40 МИНУТ Я УЗНАЛА, ЧТО С КОЛЕЙ НЕСЧАСТЬЕ»

- Больше семи лет вы боретесь за Николая Петровича, чтобы вернуть его к нормальной полноценной жизни. Как врачи и вы сами оцениваете теперешнее состояние его здоровья?

- Ой, походы по докторам для нас обычное дело, повседневная рутина. Однако положительных результатов мы добились, как ни прискорбно это сознавать, не на родине, а в Израиле. Там очень интересная лечебная физкультура, различные станки, фиксирующие спину. Есть люди, которые вообще не ходят после инсульта, так их подвешивают на специальной перекладине и заставляют двигаться, одним словом, много всего придумано, чего у нас нет. Мы разрабатывали спазмированную левую руку, корректировали осанку, походку, поменяли лекарство, выписанное в России, потому что нам сказали, что оно запрещено в мире... Этот препарат тормозил нервную систему, Коля все время спал, и главный нейрохирург Израиля пришел в ужас: «Зачем вы зомбируете мозг? Кто вам это посоветовал?!». Одним словом, Аня, лечимся от всего сразу, надеясь на то, что лечение верное...

В роли графа Николая Резанова с Еленой Шаниной (Кончита) в культовой рок-опере «Юнона» и «Авось», 80-е

- Когда произошла ужасная автомобильная авария, вы пережили даже не один, а два удара...

- Сначала не стало мамы, а через 40 минут я узнала, что с Колей несчастье. Помню, мы на даче под Москвой отмечали день рождения сына, а у меня из головы не выходило, что мама умирает от рака.

«Колечка, - говорю, - я поеду к мамочке, чувствую, ей осталось совсем чуть-чуть». Он отговаривал: «Девонька (муж меня всегда так ласково называет. - Л. П.), ну, останься, я по тебе соскучился! Завтра утром съездим». - «Нет, Коля, у нас с тобой вся жизнь впереди, а у мамы - считанные минуты». И приехала я как раз тогда, когда мама уже уходила - буквально через 15 минут я закрыла ей глаза. Говорю сестре, которая возле нее дежурила: «Вызывай «скорую», милицию, кого надо, чтобы зафиксировать смерть» - и тут Миша звонит, наш с Колей крестный сын: «Мамочка, папа к тебе выехал. Он уже на месте? Поначалу со мной созванивался, но уже 40 минут не отвечает». - «Миша, - сказала я, - он, наверное, за Андреем заехал». Это муж моей сестры. А сын: «Да нет, они вместе к вам выехали...».

Ну, я сперва о плохом не подумала: это дорога, человек не слышит звонка или не может говорить.

Создатели легендарной ленкомовской постановки «Юнона» и «Авось»: композитор Алексей Рыбников, режиссер Марк Захаров, поэт Андрей Вознесенский и исполнитель главной роли Николай Караченцов. «От «Юноны» театр не откажется, к ней по-прежнему есть интерес»

Но через пять минут позвонили врачи «скорой помощи»: «Здравствуйте. Мы подобрали двоих мужчин, попавших в аварию. С одним все более-менее нормально, второй без сознания, лицо кровью залито. В кармане документы на имя Караченцова Николая Петровича и билет до Санкт-Петербурга». У Коли назавтра спектакль там должен был быть или концерт. Сообщили, в какую больницу везут, и добавили: «Приезжайте, если хотите...».

Я помчалась туда, вижу: уже бригада из Боткинской больницы подъехала, чтобы делать операцию, и по глазам докторов можно прочесть, что шансов у Коли нет. Помню, упала посреди коридора на колени: «Господи, помоги! Он же еще не впустил Тебя в свое сердце, не причащался ни разу, мы не успели повенчаться. Куда он попадет? За что Ты с ним так?». Молила, чтобы Он вернул Колю с того света - пусть хро­мого, кривого, косого, любого, потому что он мне в этой жизни очень нужен, и Бог меня услышал - вернул.

Правда, не сразу: почти месяц муж находился в коме, и мало кто верил, что он очнется. Но мы, семья, не сдавались - в Институте Склифосовского, где он лежал, работала целая группа захвата. Миша распечатывал из интернета и читал Коле письма, которые присылали люди, Ирина, невестка наша, стояла с животом и рассказывала: «Скоро у меня родится доченька, а у вас - внученька...», я металась, как сумасшедшая, между монастырями и клиникой, но никогда не входила к Коле без прически и макияжа, потому что я же иду к мужу, он живой, я должна для него выглядеть!

Наш родной сын Андрей приходил к отцу, чтобы рассказать, как прошел день, как поживает Петька, внук, названный в честь Колиного папы. Медики сначала чуть у виска не крутили, а потом сдались: «Наверное, вы правы. Чем больше голосов будет звать Николая Петровича, тем скорее он услышит и поймет - надо возвращаться...».

Ленкомовцы Александр Збруев, Александр Абдулов, Марк Захаров, Николай Караченцов, Олег Янковский и другие

Когда Коля очнулся, он не мог ни говорить, ни ходить, ни глотать, руки-ноги не двигались, мы таскали его туда-сюда по больничному коридору, и вот однажды он всем телом куда-то потянулся и что-то промычал. Я смотрю, а на двери объявление висит: при больнице открылся Храм Животворящей Троицы. Значит, муж в церковь попросился. А позже, когда смог писать, написал мне: «На­до повенчаться». И я согласилась.

«ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ МУЖ РАЗБУДИЛ МЕНЯ И НАПИСАЛ: «НАВЕРНОЕ, БЫЛО БЫ ЛУЧШЕ, ЕСЛИ БЫ Я УМЕР»

- Чем вызвали на себя огонь: вас и критиковали, и ругали, и высмеивали...

- И писали, и в глаза говорили: «Людмила, вы дура!». На что я отвечала: «А ты, умная, отказалась бы от мужа, случись с ним такое?». Да, он потерял 30 килограммов и аж светился. Да, у него под кожей головы пульсировал мозг, потому что кости черепа были сломаны (предстояла операция по вживлению пластины), совершенно не работала рука, потому что ключица была раздроблена, ее заменили металлической, заказанной в Америке. Да, когда Коля держал свечку в храме, у него тряслись руки. Но вы не смотрите, что он физически слаб, в нем такая духовная сила, что ого-го! И не себя он жалеет, а других: «Девонька, надо помочь этому моему другу», тому, пятому, десятому, сорок пятому... И я думаю, как и чем помочь, потому что он не отстанет - Коля и в жизни такой герой, как на экране.

Он ведь за всю жизнь почти ни одной негативной роли не сыграл, даже Урри в «Приключениях Электроника», казалось бы, бандит, а какой обаятельный! Муж никогда никому зла не сделал, ни одного товарища не предал, не осудил, не обсудил. Видимо, потому люди так его и любят - когда в Киеве на фестивале объявили, что в зале Николай Караченцов, все встали! Думаете, из жалости? Нет, из уважения!

Людмила и Николай с сыном Андрюшей

- Доводилось читать, что Николай Петрович предчувствовал беду, которая с ним произошла. Так ли это?

- Крестник Миша говорил: «Папа, выходя из дому, как-то странно с нами попрощался. Сказал: «Ну, дети, будьте счастливы, любите друг друга. С Богом!». Перекрестил нас и сел в машину...».

А дома у нас накануне трагедии две иконы со стены упали - «Казанская Божья Матерь» и «Преображение Господне». Да так, что трещинами покрылись... Я очень их любила, поскольку сама выбрала и купила, будучи на гастролях в Петербурге. «Казанскую» взяла потому, что в спектакле «Юнона» и «Авось» изображала Казанскую Божью Матерь, и еще потому, что икона меня в самое сердце поразила: у Марии глаза карие, а у младенца - голубые-голубые! Яркие, бездонные. И у Христа на иконе «Преображение» такие же, где он во всем своем великолепии показывает, что он - Сын Божий. И тут - на тебе, обе иконы на полу...

Я спросила у Тани, домработницы: «Что бы это могло означать? Наверное, что-то не­хорошее случится». И Таня говорит: «Люд­мила Андреевна, ваша мама тяжело больна...». - «Ну, мама - это «Казанская». А при чем «Преображение Господне»? Почему и эта икона тоже?». Вот вам и преображение...

После такого «преображения» Коля заново учится жить, и жизнь его - каждодневная борьба. Надо постоянно работать над собой, ходить, читать, разрабатывать руку, поднимая специальные палочки...

Вот утром встали, позавтракали, немного отдохнули, потом едем в центр Валентина Дикуля на физкультуру. Отзанимались - идем в парк, погуляем полчаса, потому что дольше Коле тяжело, и домой, начинаем читать, чтобы речевой аппарат работал и связки голосовые не атрофировались. Во время аварии они разорвались, поэтому нужно трудиться, не переставая, чтобы муж мог разговаривать.

Мы каждый звук проговариваем. У него долгое время не было «к», был только звук «х», но постепенно мы добились и «к», и «ш», и «ж», разучивая скороговорки: «Жук жужжит, на жар летит» и так далее. Подбираем слова, словосочетания, предложения.

Поначалу Коля вообще говорить не мог: задыхался, и мы начинали с коротеньких предложений из двух-трех слов, потом - из четырех, пяти. Я понимаю, как тяжело пришлось мужу: еще недавно он выходил на сцену, пел - и от тембра его голоса женщины начинали улыбаться, растекались, как блин по сковородке! Парижанки богатые, когда мы во Франции гастролировали, шубы норковые в зале снимали: «Вы понимаете, от этого актера какое-то тепло идет...». И даже я, когда он пел или текст роли произносил, улыбалась, как идиотка, будто дома его не видела! А тут - немота, нет возможности сказать что-либо, не то что спеть...

Людмила Андреевна и Николай Петрович с сыном Андреем, невесткой Ириной и внуком Петей. «Мы с Колей привили детям понимание того, что семья в любом случае главное...»

Однажды ночью он разбудил меня и написал: «Наверное, было бы лучше, если бы я умер». На что я ответила: «Коля, не смей даже думать так! Ты - смысл моей жизни, ты для меня все!». И теперь он говорит, как сильно меня любит, по 100 раз на дню.

«МНЕ КАЖЕТСЯ, МАРК ЗАХАРОВ ОБИЖЕН ЗА ТО, ЧТО Я СКАЗАЛА: «ТО, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ С «ЮНОНОЙ» И «АВОСЬ», - ПРЕДАТЕЛЬСТВО»

- В начале этого сезона в интернете появилась новость: «Николай Караченцов вернулся в родной театр»...

- Мы пришли на открытие сезона, и все - от актеров и музыкантов до рабочих - подходили, жали Коле руку и говорили: «Господи, как мы рады, что вы живы!». Поздравляли и его, и меня с тем, что мы выстояли и нашли в себе силы не сломаться. Хотя для Захарова я по-прежнему несколько странный человек, непонятный. Мне кажется, он обижен за то, что я сказала: «То, что вы сделали с «Юноной» и «Авось», - предательство». А как я должна была реагировать, когда муж мой лежит в коме, находится между небом и землей, а у них афиши вывешены: «Премьера! В роли графа Резанова - Дмитрий Певцов!». Мне казалось, это кощунство, что весь «Ленком» на крышке Колиного гроба пляшет, хотя гроб еще не закрыт. Это как заживо хоронить человека!

- Вы говорили по этому поводу с Певцовым?

- Да. Он как-то виновато на меня смотрел и даже подал мне руку, но я сказала: «Извини, Дим, но руку я твою брать не буду. И дело не в том, что ты Колину роль сыграл. Дело в том, когда ты ее сыграл. Ты корону при живом короле схватил и принялся мерить, а так не поступают». Хотя сейчас понимаю: не столько там Диминой вины, сколько казалось. Будь я главным режиссером, я бы просто сняла с репертуара спектакль, который создавали под конкретного актера, если актер больше не в состоянии в нем участвовать. Но Марк Анатольевич рассудил иначе. Что ж, он главный, ему виднее...

А Диму я давно простила и очень соболезную ему в связи с трагической гибелью старшего сына - это страшное испытание, не дай Бог!

- Николай Петрович видел обновленную «Юнону»?

- Он сначала телевизионный сюжет увидел - о том, как проходят репетиции спектакля перед какими-то гастролями. Кивает: мол, что за ерунда? «А это, - говорю, - Колечка, новый Резанов». «Ничего не получится, - написал на бумажке муж, - внутренней силы не хватит».

Вы не думайте, Аня, что это зависть, Караченцов никогда завистливым не был: когда была презентация антологии его песен и концерт шел пять часов, потому что песен у Коли то ли 217, то ли 220, он радовался несказанно! Поднимал руки, показывал большой палец, улыбался... «Хорошо, что песни живут», - сказал мне. И Певцову он не завидовал. Просто муж, как и я, считает, что лучше сделать новый спектакль под того же Диму или Витю Ракова - они ведь могут играть свои роли! Они достойны гораздо большего, чем заменять кого-то.

Но от «Юноны» театр не откажется, к этой рок-опере по-прежнему есть интерес, и англичане так классно ее сняли, когда Коля играл, что люди идут и идут... Если в другом спектакле кто-то заболел, постановку заменяют «Юноной», и пока еще ни один зритель не сдал свой билет.

«ПРИХОДИШЬ В ТЕАТР НА СПЕКТАКЛЬ, А В СПИНУ: «О, СНОВА СВОЕГО ИНВАЛИДА ПРИТАЩИЛА...»

- Людмила Андреевна, вы с мужем частые гости на различных премьерах, время от времени появляетесь в телепередачах, из-за чего многие обвиняют вас в том, что вы показываете его, боль­ного, публике, которая должна по­мнить Караченцова красивым, здоровым и полным сил.

- Я в курсе, что обо мне говорят. Приходишь в театр на спектакль, а в спину: «О, снова своего инвалида притащила...». Но так говорят люди, которые не знают, что такое актер, звезда всесоюзного масштаба, человек, привыкший быть в центре внимания. Если держать его в четырех стенах, он зачахнет, ему жизненно необходимо, чтобы о нем помнили! А эти жуткие сообщения в интернете о его смерти! Введите «Николай Караченцов» - и вы прочтете, что Коля умер. Вот можно так поступать, скажите?

Я хочу, чтобы муж чувствовал себя нормальным живым человеком, поэтому на каждую неделю составляю культурную программу: там спектакль, здесь кино, мы и в Петербург ездили, пока коленка не дала о себе знать, - в Мариинку и БДТ. Каждый день гуляем на Патриарших, любуясь прудами, которые когда-то отстояли. Вы, на­верное, бывали в Москве, слышали, что там хотели ставить памятник Воланду и огромную керосинку - вроде как в память о Булгакове?

Сначала спустили воду, объяснив людям, что собираются чистить пруд, а потом стали быстренько цементировать «это болото», дабы водрузить туда керосинку, которой бы любовался Воланд. Узнав об этом, мы, культур-мультур, театральные актеры, созвонились между со­бой и составили петицию, в которой объя­снили и министерству нашему, и мэру, и президенту, что пруды - историческое место и что Патриаршие они потому, что здесь стоял дом Патриарха, а в советское время их сделали Пионерскими, что место это - святое, а Воланд тут ни при чем. Да и за что ему памятник-то ставить, бесовщину эту лепить?

Не могу сказать, что мы с Колей тогда были особо набожными или суеверными, но мы высказались резко против. И в театре всегда отказывались от ролей, связанных с чертовщиной. Однажды Захаров ставил спектакль по Гоголю и предложил мне сыграть дьяволицу. Я сказала: «Марк Анатольевич, нет. Б... - сыграю, даже старую, а это - ни за что!».

Роль отдали Анечке Большовой, милой, хорошей девочке, и Захаров почему-то захотел надеть на нее костюм, в котором я изображала Казанскую Божью Матерь. Я и тут восстала: «Как можно? Вы подумайте, где дьяволица, а где Богоматерь!». Спектакль, кстати, не пошел, и вскоре его совсем сняли. Видимо, чертовщины людям и без театра хватает.

- Признайтесь, не жалеете, что не выходите сейчас на сцену, не сделали карьеру в кино?

- Ну, почему... В «Ленкоме» ролей для меня нет, но наш друг Рудик Фурманов, руководитель театра «Русская антреприза» имени Андрея Миронова, недавно предложил работу. И это знаково, потому что Коля дружил с Андрюшей, царствие ему небесное! Познакомились они накануне Андрюшиной смерти, на съемках картины «Человек с бульвара Капуцинов», и Миронов, как сейчас помню, сказал: «Коль, как я счастлив, что жизнь все-таки свела меня с тобой! Я давно хотел познакомиться, но все не получалось».

Они очень нежно относились друг к другу, их роднило не только творчество, но и какая-то скромность, мягкость, нежелание себя выпячивать. И когда Миронов ушел в мир иной, муж сказал: «Ну, ничего, когда-нибудь мы все там соберемся. Там наших много: и Высоцкий, и Даль... Так что, может, еще поиграем».

А что касается ме­­ня... Да, я хотела быть артисткой и сниматься в кино, несмотря на то что Коля убеждал, что театр - лучше: «Понимаешь, девонька, в кино ты не видишь, для кого работаешь, не ощущаешь отдачи. А в театре произнес: «Я умираю от простой хворобы» - и слышишь, как женщина в третьем ряду заплакала. Все! Молодец, артист Карченцов, добился, чтобы твоего героя Резанова поняли!».

Мне надо было тянуть сына. Коля часто снимался, уезжал куда-то, и если бы еще я так жила, кто смотрел бы за ребенком? Андрей у нас не пьет, не курит, окончил МГИМО, аспирантуру, женился в 22 года, и в 34 у него уже двое детей - Петя и Яночка, на­зван­ные в честь Колиных родителей.

Он ответственный, все время думает о том, что бы еще сделать для семьи, узнал, что папе нужен морской и горный воздух, который хорошо действует на кору головного мозга, взял кредит - и построил домик в Болгарии на берегу моря. И невестка у нас замечательная, добрая, умная девочка с двумя медицинскими образованиями, которая заканчивает аспирантуру, обожает детей, прекрасно ведет дом...

Мы с Колей привили детям понимание того, что семья в любом случае главное, научили уст­раивать праздники, как мы когда-то. Под Новый год, например, у нас никогда не было пьянок с тазиком «оливье», мы давали концерты, Коля расписывал какие-то полотна, ангелов вешал на все зеркала... Теперь вот Андрей с Ириной так делают - придумывают целое представление для родных и близких.

Я не стала известной актрисой, но не жалею об этом, потому что стала мамой, ба­бушкой, женой, подругой. Видите, сколько ролей? Неужели вы думаете, что их легко играть? Женщинам вообще достаются самые сложные роли.

Когда задумываюсь об этом, вспоминаю, как мы с Колей в Лувр ходили. Театр гастролировал в Париже, у нас было 10 спектаклей в неделю, я разорвала связку на ноге, но сказала: «Хоть и на костылях, но в Лувр пойду!». Когда вошли, Коля спросил: «С чего начнем?». Я ответила: «С «Моны Лизы». Не раз видела эту картину в альбомах, на репродукциях, и очень хотела понять, что же в ней такого особенного.

И вот как только мы по­дошли, так и замерли! Провели шесть часов возле одной «Моны Лизы»: я и там сяду посижу, и на полу полежу, только чтобы ее видеть. Все пы­талась разобраться: а что же она хочет сказать? О чем улыбается?

Со временем дошло: «Это ничего, что дождь, холодно и голодно. Ничего, что вокруг свирепствует чума. Я выжила, выжил кто-то еще - жизнь продолжается, она подобна морю, которое нельзя остановить и которое шепчет: «Жить будем, жить будем, жить будем». Потихонечку, не спеша...».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter