В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
К нам приехал наш любимый

Михаил ЖВАНЕЦКИЙ: «Политик, помни: так, как пьют наши люди, не пьет никто, а вот когда они пить перестанут, ты не спасешься. Или спасешься только у врага»

Анна ШЕСТАК. «Бульвар Гордона» 25 Октября, 2012 00:00
В столичном Октябрьском дворце с аншлагом прошел авторский вечер выдающегося писателя
Анна ШЕСТАК
Чтобы собрать полный зал, пусть даже не самый большой в Киеве, Жванецкому не нужны ни декорации, ни специально приглашенные гости. Более того, мне кажется, рядом с Михал Михалычем любому гостю было бы несколько тесно и неуютно, потому что Жванецкий настолько самодостаточен, искрометен и артистичен, что в любом случае отберет львиную долю зрительского внимания - так сказать, перетянет одеяло на себя, и попытки отвоевать назад хоть какой-то клочок будут тщетными. Публика не просто слушает писателя - она впитывает каждое его слово, стараясь ничего не упустить, не пропустить, все понять, намотать на ус, и, конечно же, гостю это безумно нравится.

«Я люблю выступать в Киеве, - признался Михал Михалыч, выйдя на сцену со своим туго набитым портфелем, - здесь мне почти так же комфортно, как дома, в Одессе. Не знаю, то ли Одесса постепенно в Киев перебралась, то ли акцент у нас с вами похожий... Я уже высказывал когда-то предположение, что, наверное, говорю на том языке, на котором вы меня слушаете».

«ВСЕГДА ПОМНИ, ЧТО ТЫ МОГ УЕХАТЬ ИЗ ЭТОЙ СТРАНЫ. КОГДА ТЕБЕ ОБ ЭТОМ НАПОМНЯТ, ХРЕН ТЫ УЖЕ ОТСЮДА УЕДЕШЬ»

Киевляне действительно оказались благодарными слушателями - бурно аплодировали и громко смеялись после каждой фразы гостя, хотя начал он с незнакомых, еще не обстрелянных и не обкатанных вещей, которые были бы смеш­ными, если бы не были такими грустными: о том, что зло рождается с человеком и проявляется в стремлении ребенка ударить, укусить, ущипнуть, а добро накапливается постепенно - от услышанного, увиденного, прочитанного, и о том, что же, собственно, такое борьба добра со злом. «Это, - предположил Жванецкий, - спор между теми, кто считает, что жить должны все, и теми, кто считает, что жить должны не все»...

За философскими размышлениями последовали весьма конкретные советы - памятки для всех тех, кто порой забывает о том, о чем ни в коем случае нельзя забывать: «Чиновник! Всегда помни, что ты взяточник. Когда тебе об этом напомнят, поздно будет. Еврей, птичка, всегда помни, что ты еврей. Когда тебе об этом напомнят, поздно будет. Бизнесмен! Всегда помни, что ты мог уехать из этой страны. Когда тебе об этом напомнят, хрен ты уже отсюда уедешь... Политик, помни: так, как пьют наши люди, не пьет никто, а вот когда они пить перестанут, ты не спасешься. Или спасешься только у врага. Сынок, а ты всегда помни, чей ты. Потому что когда тебе об этом напомнят, не знаю, как тебе, а мне будет очень приятно...».

«ВО-ПЕРВЫХ, МЫ УЖЕ НЕ ГОВОРИМ, А КРИЧИМ, А ВО-ВТОРЫХ, КАК СОКРАТИЛСЯ СПИСОК!»

Судя по реакции собравшимся в зале очень приятно было слушать про бизнесменов и политиков, поэтому Михал Михалыч решил продолжить тему, перейдя на эзопов язык:

«Кот - из тех зверей, которые охотно лезут вверх, а вниз этим же путем - никог­да. Будет сидеть на верхушке, выть, орать, голодать, не пить, но не спускаться. Два дня такой тип будоражил весь двор. Спасла Танька. С риском для жизни влезла, попыталась снять - и этот паразит полез еще выше. Ее раскачивало, как грушу, она его за хвост - он порвал на ней кофту, исцарапал руки, шею, отряхнулся и опять полез наверх. Вот такие сволочи там, наверху!».

«А это совсем новое, недавно написанное, - «добивал» понятливую киевскую пуб­лику Жванецкий. - Когда знаешь, как, умеешь, но уже не можешь сам, ты тренер. Когда знаешь, как, не можешь сам, но можешь научить, ты профессор. Когда не знаешь, как, не умеешь сам, не можешь научить, но можешь наказать, если сделают не так, ты президент!».

Власть имущих сатирик, по его признанию, не боится совершенно: во-первых, потому что это «люди, которым за наш счет положена охрана от нас самих же», во-вторых, потому что напугать по-настоящему они не способны - разве что заставить пожалеть о том, что высшей ступенькой развития нашего общества был все-таки Советский Союз. «Раньше шепотом говорили: «Хлеба нет, колбасы нет, свободы нет, выбора нет», - вспоминал Михал Михалыч. - А теперь кричим: «Свободы нет, выбора нет!». Зато прогресс хоть какой-то есть: во-первых, мы уже не говорим, а кричим, а во-вторых, как сократился список!».

«ЛЮБИМЫЙ ЧУЖОЙ - ЭТО ЛУЧШЕ, ЧЕМ НЕЛЮБИМЫЙ СВОЙ, НО НЕ НАМНОГО»

Размышляя на тему, что еще изменилось с советских времен, Жванецкий констатировал: «Власть повернулась другим лицом кверху... Такое впечатление, что мы жили-жили в Бухенвальде, а потом с боями прорвались в Освенцим». Но даже из-за этого расстраиваться не стоит: «Не переживайте по поводу чепухи, а по более серьезному поводу уже поздно...».

От политики и политиков гость перешел к рассуждениям на тему: «С чего начинается Родина?» - и вспомнил интересный случай, произошедший с ним «в гостях у веселой Валентины, которая уже много лет живет в Сиэтле»: «Заговорили о ностальгии, и я, чтобы как-то утешить эмигрантку, сказал: «А может, нет Родины, и человек пусть живет там, где хочет?». - «У русских всегда есть Родина, а вам, Михаил Маньевич, этого не понять!». После этих слов я задумался. Я судя по отчеству как бы на ее Родине. Она судя по дому, бассейну, мужу-американцу возвращаться туда не собирается, а я лично - завтра утром. Какая все же непростая штука судьба... Вроде и хочется человеку вернуться на Родину, но все-таки тот, кто хоть раз сходил в нашу милицию, в ЖЭК, в мэрию, - никогда! Родина зовет, но она же и стоит перед глазами...».

А стать своим вне Родины, в той же Америке, убеждает Жванецкий, нельзя, если ты там не родился. Даже если соберешь все силы и попытаешься сделать это хотя бы напоследок, ты будешь только любимым чужим: «Это лучше, чем нелюбимый свой, но не намного. О тебе все равно будут говорить: «Он у них там умный». Или: «Там, у себя, он известный, талантливый». Там, у себя, но еще не факт, что здесь, у нас». «Я это знаю, потому что обо мне американцы отзывались и отзываются именно так, - признался писатель. - Я вообще все, что пишу, пишу о себе, все это произрастает, так сказать, из личных наблюдений».

Тему «своих и чужих» удачно продолжил рассказ о том, как Геннадий Хазанов предложил Жванецкому поучаствовать в съезде знаменитых евреев. «Он позвонил, спросил, как я отношусь к такому мероприятию, и я написал монолог «Съезд знаменитых евреев. Размышления русского человека», - хитровато прищурившись и едва сдерживая смех, сообщил зрителям Михал Михалыч. - Честно говоря, я очень доволен написанным, потому что люблю тексты, где вместо слов паузы - и все равно понятно, о чем идет речь. Иногда кажется, что хороший писатель - не тот, кто знает и использует много слов, а тот, кому слова, чтобы донести какой-то смысл, не нужны вообще. Ну, поехали... То, что знаменитый, хорошо, но то, что ты (пауза), тоже хорошо: ты не должен быть неизвестным. Очень трудно выбрать нейтральную позицию, чтобы стать знаменитым, но перестать быть... Как говорится, кто же ты тогда? В общем, у каждого поклонника в мозгу бьется, что ты знаменитый, а в душе, что ты...».

Каждую паузу зрители заполняли искренним смехом, доказывая, что хороший писатель близок и понятен как с паузами, так и без. И чем дальше, тем ближе он и понятнее, потому что есть в нем что-то от предсказателя. «Жванецкого люблю за правду и оптимизм, - говорил своей подруге какой-то мужчина в возрасте. - Все-таки приятно слышать, что те, кому уже исполнилось 70, не должны отчаиваться, потому что они на вершине склона лет». - «Ну, он-то всегда на вершине, - отвечала ему спутница. - И главное, что нас оттуда до сих пор видит...».



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось