Победителей не судят?

Виталий КОРОТИЧ. «Бульвар Гордона» 30 Октября, 2014 00:00

Война бродит поблизости. Одной из главных тем в средствах массовой информации долгое время были сообщения о сирийских боевых отравляющих веществах и о том, что американцы собираются бомбить тех, кто этими веществами пользуется в гражданской вой­не, еще точно не зная, кто это именно. Недавно американцы вторглись в Ирак тоже по причине слухов, что у тогдашнего багдадского правителя много запретных вооружений...

Существует немало конвенций, соблюдаемых далеко не всегда, но принятых в так называемом цивилизованном мире. Среди них и Конвенция о правах военнопленных, и Конвенция о запрещении газовой войны. Попытки хоть как-то нормировать процесс взаимных уничтожений понятны, хоть выполняются далеко не всегда, как все прочие международные договоры.

Советская попытка отождествить наших вое­ннопленных во время Отечественной войны с предателями и послевоенное заключение их в концлагеря возвращала нас в средневековье, когда пленник становился рабом победителя и его можно было безнаказанно убить или заставить работать бесплатно.

Фраза о том, что победителей не судят, оправдывала тогда что угодно — в том числе право победителя добивать раненого противника на поле боя и одно время даже в дуэльных поединках. Впрочем, не все гнали пленных в рабство и добивали раненых, тем более что с древности запрещалось травить колодцы во время военных действий, а также отравлять стрелы и пули. Очень многое, конечно, за­висело от тех, кто сражался.

Недавно я перечитал американского бригадного генерала С. Л. Маршалла, который опрашивал в конце прошлой мировой войны солдат, и выяснил, что только 15 процентов из них стреляли на поле боя, остальные просто орали нечто победоносное. 40 процентов вражеских самолетов сбил всего 1 процент американских пилотов. За 80 лет до этого после самого большого сражения американской гражданской войны на поле боя под Геттисбергом собрали 27 тысяч винтовок. 90 процентов из них были заряжены. С давних времен тянется традиция борьбы патриотического долга, усиленного рефлексом убийцы, с сочувствием одного человека другому.

Еще в IV веке римский писатель Вегетиус удивлялся, что большинство легионеров не пронзало врагов, а било их мечом плашмя. То же было в древней Греции. Вольтер с отвращением иронизировал в XVIII веке: «Ничто не могло бы сравниться по красоте, подвижнос­ти, по блеску и благоустройству с обеими армиями. Трубы, флейты, барабаны, пушки соз­давали гармонию, которой никогда не было и в аду. Сперва пушки уложили около шести тысяч человек с каждой стороны, потом ружейные залпы избавили лучший из миров от девяти или 10 тысяч бездельников, оскверняющих его поверхность...».

Европейские войны с их безжалостностью далеко ушли от австралийских аборигенов, соблюдавших куда более гуманные правила в своих стычках, или от древних сибиряков-орочей, которые следили за тем, чтобы число убитых врагов не очень превышало их собственные потери, и оставляли неприкосновенными детей и женщин. Европейские философы и писатели мечтали о чем-то подобном еще много веков назад, но, увы, оружие совершенствовалось куда быстрее морали. Сегодня убийство анонимно, а лица тех, кто объявлен врагами, не видны офицеру, сидящему у ракетного пульта, как не видны были они американцу Клоду Изерли, сбросившему первую ядерную бомбу на японцев.

Тем временем существует множество международных организаций, начиная с ООН, где стараются нас очеловечить, предотвратить войны, но что могут дипломаты-говоруны — они ведь не генералы, держащие пальцы на ядерных кнопках. Впору вспомнить чешского короля XV века, Иржи из Подебрад, который предложил всем государствам Европы заключить мир на все времена, создав специальный суд для разрешения конфликтов. Он же придумал меры для наказания агрессоров. Почти 600 лет минуло, ну и что?