Псарь

25 лет назад Тенгиз Абуладзе снял первый отечественный антитоталитарный фильм «Покаяние», моментально ставший событием в мировом киноискусстве. Hесмотря на некоторую сложность для восприятия, картина вызвала широкий зрительский резонанс, хотя, мне кажется, основной ее посыл многими не был понят тогда и не понят до сих пор.

Главная сюжетная линия связана с торжественным погребением отца города, а на самом деле, бандита у власти Варлама Аравидзе. На следующее утро после похорон тело Аравидзе обнаруживают у дома некоего Авеля. Вождя опять хоронят и утром вновь находят выкопанным из земли. Варлам как бы все время возвращается к живым, пусть даже в виде трупа, и удивительный провидческий фильм Абуладзе не столько о покаянии диктаторов и их наследников, сколько об иллюзорности этого. Пока общество не готово навсегда проститься с диктатурой, похоронить Варламов Аравидзе не получится.

Через четверть века после «Покаяния» Павел Лунгин выпустил фильм-завещание. Правда, в отличие от Абуладзе  Павел Семенович работал в очень адекватный исторический момент, на пике царствования живых мертвецов и катастрофической деморализации общества. Кроме того, его диктатор - не собирательный образ, а конкретный исторический персонаж, первый русский царь Иван Васильевич Грозный.

«ГРОЗНЫЙ СОХРАНИЛ В РОССИИ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ, И С ТЕХ ПОР МЫ ТАК И ХОДИМ ПО КРУГУ»

Лунгин говорит, что его фильм не стоит воспринимать как политический и так уж соотносить с сегодняшним днем. Больше всего Павла Семеновича интересовала природа русской власти, ее истоки и корни, и именно в правлении Ивана Грозного, по мнению режиссера, следует искать ответы на многие вопросы. «Грозный что-то сломал в движении России, не дав ей перейти к Возрождению. Он сохранил Средневековье, и с тех пор мы так и ходим по кругу».

По отцовской линии Иван (Иоанн) Васильевич Грозный вел свою родословную от Ивана Калиты, по материнской - от Мамая. Причудливая генетика, видимо, сыграла не последнюю роль в формировании его характера. Восточная жестокость, патологическая страсть к изощренным зверствам сочетались в нем с невероятной мировоззренческой узостью и лютой ненавистью к любому прогрессу. Не любил все красивое, за исключением женщин, на дух не выносил талантливое и выдающееся. Умные люди его раздражали, чужая доблесть приводила в бешенство.

Первый смертный приговор Грозный вынес в 13 лет, бросив для растерзания на псарню князя Андрея Шуйского, а вообще за годы своего владычества первый русский царь истребил половину мужского населения страны. Угробил зачатки демократии, заморозил реформы, потерял все завоеванные территории в Литве и Польше, отдал земли в Ливонии, а к концу его правления крымский хан сжег Москву. Именно при Грозном зародилось крепостное право и феномен опричнины, переживший за столетия несколько чисто внешних трансформаций, но не изменившийся по сути.

Иван Васильевич разделил народ на земство и опричников - псов государевых, защищавших державу от измены внешней и внутренней. Псы не подчинялись никакому суду и приказу, кроме божьего, а значит, царского. Нынче это называется депутатской неприкосновенностью, а раскол нации, при котором свои уничтожают своих, широко задействован как политический метод.

При Грозном не существовало стратегии выживания, и по уникальности этот период русской монархии можно сравнить лишь с царствованием Сталина. Топили, сжигали, четвертовали, вешали, сажали на кол, отдавали хищникам, зажаривали между тлеющих бревен любого - от крестьянина и солдата до ближайшего соратника, родственника, собственного сына. У каждого подвергавшегося репрессиям вырезали всю семью, включая слуг и домашний скот, и единственным мотивом в этом безумном уничтожении этноса был царский гнев. Рабский страх витал над страной, делая невозможными любые мысли о бунте.

Иоанн Васильевич Грозный (Петр Мамонов): «Как человек я грешен, но как царь — праведен!»

Митрополит Филипп Колычев, по сути, оказался единственным, кто открыто выступил против государева произвола. «Что с державой творишь?! От твоего окаянства всем нам погибель придет. Ты всему миру показал, что ад мы в себе несем!».

С Филиппом Иван Грозный был знаком еще с юности и питал к нему смешанные чувства - в них было столько же любви, сколько ненависти. Мощный интеллект, эрудиция, одаренность, благородство и человеческое достоинство Колычева раздражали Грозного, но, окруженный выродками и недоумками, он испытывал острую необходимость в человеке рядом. «Один я...» - жаловался Иван Васильевич Митрополиту.

Павел Лунгин успел снять свой фильм, потому что успел снять Олега Ивановича Янковского. Без Янковского эта картина была бы принципиально другой, а может, ее не было бы вообще. Поразителен Мамонов-Грозный, прекрасен, как всегда, Охлобыстин в роли юродивого, хорош Домогаров в роли Басманова-старшего, и даже у массовки человеческие лица. При этом я вполне допускаю, что Грозного мог сыграть кто-нибудь еще. Царей, бояр, крестьян и опричников в современном кино много. Колычевых нет.

«ВСЯКАЯ ВЛАСТЬ ОТ БОГА»

В свое время на вопрос: «Почему именно Янковский?» Лунгин ответил просто: «Потому что лучше актера у нас сейчас нет». Лучшего актера у нас уже, к сожалению, нет, и весь «Царь» (рабочее название более точное «Иван Грозный и Митрополит Филипп») держится на «лице благородства» Олега Янковского, как «Покаяние» - на ключевой фразе Верико Анджапаридзе: «Зачем нужна дорога, если она не ведет к храму?».

Именно Митрополит придает фильму дополнительное измерение и перспективу, выводя его из разряда исторических блокбастеров и дорогостоящих костюмных проектов.

По большому счету, противостояние Колычева и Грозного вовсе не метафорическая схватка добра со злом, святого с бесом, мудреца с шизофреником и уж тем более не заурядный конфликт царя с подчиненным. Это поединок человека с человеком. Только один сильный и красивый, а второй калека, но при власти.

То, что один из них царь, в фильме выглядит какой-то чудовищной ошибкой природы, а сам Грозный, судя по всему, тяжело переживает внутреннюю раздвоенность на человека и помазанника божьего. «Как человек я грешен, - признается он Филиппу, - но как царь праведен! Ибо всякая власть от Бога». Вечная, кстати, формула русской власти. Не придерешься.

Лунгин снимал «Царя» полтора года с божьей помощью и к теме божьей помощи обращается уже во втором своем фильме. Но если в «Острове» был четко выдержан христианский канон: преступление, покаяние, смирение, прощение, святость, то в «Царе» эта концепция дала заметный крен. Бог говорит и через Грозного, и через Колычева. И через убийцу, и через праведника. Господь говорит через любого, предоставляя каждому возможность себя проявить.

Юродивый (Иван Охлобыстин) радуется, глядя, как казнят врагов Отечества. Юродивость стала главной приметой эпохи Грозного

И Митрополит, и царь были людьми религиозными. Иван Васильевич веровал просто неистово, демонстрируя православному люду образец благочестия. Молебны при Грозном совершались ежедневно, по жесткому расписанию, занимая до девяти часов в сутки. При этом приказы о казнях и зверствах часто отдавались прямо в храмах. Колычев же являлся одним из самых образованных и прогрессивных людей своего времени, талантливым изобретателем, философом, ярым гуманистом, и сан священнослужителя позволял ему прежде всего находиться ближе к книгам и дальше от крови. «Яви любовь, государь! Яви любовь! Без любви вера наша тщетная...» - тщетно призывает он царя. «А кто дело пота и крови великой вершить будет?! Кто, кроме меня?!».

«ГДЕ МОЙ НАРОД?»

Финал вершителя пота и крови великой оказался жалок и ничтожен. Психическая неполноценность, плотская немощь и историческая необходимость вынудили Грозного оставить престол в разоренной стране, передав на 11 месяцев корону крещенному татарину, хану касимовскому Симеону Бекбулатовичу. Митрополит Московский и всея Руси Филипп Колычев, которого Малюта Скуратов по приказу царя задушил подушкой в Отроч монастыре, почти через 100 лет после своей гибели был причислен к лику святых.

Лунгин обрывает свое киноповествование в тот момент, когда Иван Васильевич Грозный все еще восседает на троне в золотой короне в центре городской площади, ожидая веселья. То бишь очередных зверских казней, на которые в обязательном порядке сгонялись все горожане, дабы разделить государеву радость. Горожане не идут. Идет снег. Великий псарь зябнет, обескураженно озираясь: «Где мой народ?»... «Где мой народ?»...

Картина находилась еще в работе, когда во всенародном историческом рейтинге «Имя России» Иоанн Грозный занял одно из почетных мест как первый русский самодержец, прогрессивный реформатор, защитник Отечества, стоявший у истоков национального самосознания.

Трупы диктаторов поистине нетленны. Пройдя ряд эксгумаций и реинкарнаций, они торжественно возвращаются к нам, зловеще улыбаются и машут с трибун. Покаяние сменяется почитанием, затем отчаянием, и можно сколько угодно изучать природу русской власти, но, как сказала Надежда Яковлевна Мандельштам о Сталине: «Дело не в нем. Дело в нас».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter