Из жизни млекопитающих
Сергей Безруков сегодня один из тех, на кого активно ходят. Причем не только в кино. Поэтому достаточно вписать в афишу правильную звездную фамилию, чтобы сделать кассу.
Сергей Безруков сегодня один из тех, на кого активно ходят. Причем не только в кино. Поэтому достаточно вписать в афишу правильную звездную фамилию, чтобы сделать кассу. На самом деле, Безруков - актер действительно хороший. В театре это становится ясно минуты через две-три. Вышел, разделся - и сразу понятно: чертовски талантлив!
Король театральной попсы, московский режиссер Андрей Житинкин, поставивший в "Табакерке" "Признания авантюриста Феликса Круля" по роману Томаса Манна, - человек с размахом и не без философских претензий. Диалоги у него чередуются с монологами, монологи - с половыми актами, половые акты - с убийствами, и где-то на середине непрестанных чередований возникает стойкое ощущение, что этот эстрадный дивертисмент не закончится никогда.
Феликс Круль - плохой мальчик из хорошей бюргерской семьи - топает прямо по головам случайных прохожих на свой Олимп. Плохим Круль стал не сразу, а только когда закончилась его хорошая семья. Отец - фабрикант шампанских вин - внезапно обанкротился и, как следствие, застрелился, поскольку в те недалекие времена банкротство считалось несмываемым позором.
Еще вчера жизнь рисовалась Феликсу долгим увлекательным путешествием, полным различных удовольствий, а сегодня он стоит с потрепанным чемоданом у входа в отель, чтобы устроиться туда хотя бы разнорабочим.
Разнорабочим его не взяли. Зато взяли лифтером, уволив вполне дисциплинированного работника. Этот несчастный оказался первой жертвой Феликса. К слову, ни одна из его жертв никогда не имела к своему мучителю никаких претензий. Как любой настоящий авантюрист, Круль входил в доверие просто, быстро и навсегда.
Он проделывает головокружительный путь от лифтера до маркиза, лихо разделываясь с окружающими, ломая жизнь мужчинам и женщинам, включая представителей нетрадиционных ориентаций. Предает, ворует, лжет, издевается, насилует, убивает... При этом прекрасен, как греческий бог, воспитан, галантен, сексапилен и знает не то пять, не то шесть языков.
Кстати, Безруков постоянно демонстрировал свое полиглотство, переходя с немецкого на французский, с французского на итальянский, с итальянского на английский. Хотя больше всего, как истинный немец, он говорил, слава Богу, по-русски. Поэтому временами напоминал мне герцога Бэкингема, который в плохом популярном советском фильме "Д’Артаньян и три мушкетера" разговаривал с французами по-русски, но с английским акцентом.
Вообще, Житинкина всегда отличала некоторая кавээнистость и разухабистость изложения. Чтобы публика окончательно не заскучала, режиссер время от времени подбрасывает ей пару-тройку забойных гэгов и сальных шуток в духе выродившегося "Городка". А зал радостно, почти по-детски хватает этот пустой фантик. Конфеты там нет. Ну да Бог с ней.
Бог в этот вечер был на сцене. Он носился по дребезжащему помосту (по-видимому, символизирующему трагический диссонанс бытия), взмахивал безупречными, несмотря на фамилию, руками, мерцал во мраке голыми ляжками и, как Филипп Киркоров, то и дело переодевался из одного парчово-бархатного костюма в другой.
В этом скучном претенциозном зрелище Сергей Безруков был единственным, кто таки произвел впечатление. В его утонченном истинном арийце, садисте и эстете подчас чересчур явственно проступал маленький обиженный бесноватый фюрер, которого не приняли в художественную школу... Все-таки страшная вещь - обида.
Томас Манн не успел дописать свой роман. А может, не хотел его дописывать. За него это сделал Житинкин, призвав на помощь "антибукеровского" лауреата, драматурга Ивана Савельева. Собственно, это Савельев с Житинкиным придумали, что такие, как Круль, сея вокруг себя раздор, смерть и несчастия, стремительно движутся навстречу собственной гибели. Мысль спорная. Если бы все талантливые авантюристы кончали гильотиной, человечество поредело бы вполовину.
"Среди тапиров гораздо больше порядочных людей, чем среди прочих млекопитающих", - грустно скажет палеонтолог Кукук перед тем, как Феликс вначале изнасилует его жену, а потом дочь... Да, среди млекопитающих, которых топчет Круль, порядочных немного. Разве что несчастный Кукук да крестный Феликса Шиммельпристер. Мир выглядит как-то убого, и талантливый авантюрист едва ли не самое гармоничное в нем создание. Красив, не врет сам себе, знает, чего хочет, и ничего не боится.
"С красоты начинается ужас. Каждый ангел ужасен", - такой эпиграф из Райнера Марии Рильке позаимствовал к своей постановке Андрей Житинкин. Ну с чего начинается ужас, по-прежнему сказать трудно. Самое неприятное, что он не заканчивается.