Сын многолетнего лидера СССР Сергей ХРУЩЕВ: «Каганович позвонил отцу и спросил: «Никита, неужто ты поступишь с нами, как Усатый?»

Часть V

(Продолжение. Начало в № 46-49)

«ЭТО ТРАДИЦИЯ ТИРАНИИ: БЫВШИЙ РУКОВОДИТЕЛЬ ОПАСЕН, И ЗАЧЕМ ЕГО РЯДОМ ДЕРЖАТЬ?»

- В 57-м году, когда «антипартийная группа» (и «примкнувший к ним Шепилов») была разгромлена, ее участников, ветеранов Политбюро Молотова, Маленкова и Кагановича назначили на малопрестижные, просто никакие должности. Одного в леспромхоз какой-то сослали, второго на гидроэлектростанцию, а Молотова, который был вторым после Сталина человеком в стране, послом в Монголию направили, но там никто из местного руководства не хотел с ним даже встречаться. Это публичное унижение было необходимо?

- Не в леспромхоз, во-первых, назначили, а директором на крупный комбинат, но, понимаете, в чем дело... В России всегда с проигравшими поступали просто: потерял власть - лишился головы. Эта участь постигла Петра ІІІ, Павла І, императора Николая ІІ, и никакого вам Улан-Батора. Кстати, после пленума, который заговорщиков не поддержал, Хрущеву позвонил Каганович и спросил: «Никита, неужто ты поступишь с нами, как Усатый?».

- Традиция...

- Это традиция тирании: бывший руководитель опасен, и зачем держать его рядом, где он будет возможную оппозицию создавать? Раз - и нет проблемы, и Хрущев, назначив своих противников куда-то, создал прецедент. Он сказал: «Здесь вы нам не нужны, поэтому идите, работайте...», а в результате эти люди дожили до преклонных лет, все они его пережили, и тем, кто пришел к власти после Никиты Сергеевича, кого-то уничтожить было уже трудно. Брежнев вон хотел Хрущева убрать, но не мог, и Ельцин Горбачева не мог...

- ...но очень, видимо, хотел...

- Ельцин расстрелял парламент, но даже в тюрьме своих противников не удержал, поэтому прецедент - это очень важно. Когда Путин отказался баллотироваться третий раз в президенты, несмотря на то, что все молили его не уходить, я своим студентам говорил: «Это будет такой же важный прецедент для России, как тот, что в свое время создал Хрущев, показавший: cмена власти и без крови возможна», а Путин оказался слабым человеком и решил просто какое-то время пересидеть, соблюсти формальность: потом, мол, переизберусь, так что тут я оказался не прав.

Из книги Сергея Хрущева «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы».

«20 мая 1957 года Каганович, Маленков, Молотов, Булганин и Первухин в принципе приходят к согласию, что пришла пора избавиться от отца. Его решили назначить министром сельского хозяйства, Суслова сделать министром культуры, а во главе КГБ вместо Серова по совместительству поставить Булганина. Чуть позже к инициативной группе присоединились Ворошилов и Сабуров, велись также осторожные переговоры с Жуковым, но ни «да», ни «нет» он не ответил.

Казалось, судьба отца предрешена: на пост первого секретаря ЦК планировался Молотов, а потом родился вариант вообще упразднения первого, как это сделал после XIX съезда Сталин.

Отец пока ни о чем не догадывался - подготовка велась в глубокой тайне.

...На мою свадьбу сверх моих друзей и родственников отец неожиданно пригласил массу людей. Человек общительный, он не мог удержаться от того, чтобы в разговоре не похвастаться: сын женится - после этого ничего не оставалось, как просить собеседника по русскому обычаю почтить торжество своим присутствием.

Среди приглашенных оказались Булганин, Маленков, Ворошилов и Каганович, были и другие (не знаю, как их назвать, - оппозиционеры или представители большинства в Президиуме ЦК), пригласил отец Жукова и председателя КГБ Серова.

Мама молча подсчитывала все увеличивающееся количество гостей, прикидывала, как такую ораву рассадить. Торжество решили устроить на даче - там была большая столовая, но и она всех не вмещала, поэтому дополнительный стол поставили на веранде.

Накануне свадьбы, вернувшись домой вечером, отец виновато сообщил, что будут еще Туполев и Антонов:

- Сегодня я их принимал, разговорились, зашла речь о детях - я и сказал, что сын женится. Пришлось пригласить: неудобно - немного по-детски, запинаясь, оправдывался он перед мамой. Она только обреченно вздохнула: куда приткнуть еще и этих, словно с неба свалившихся гостей? - а отец от греха подальше, крикнув мне: «Пошли погуляем!», перед ужином вознамерился пройтись.

Свадьба, как и полагается, прошла весело: гости разделились на две компании - молодежь и стариков - и друг другу не мешали. Пили умеренно, пьяных отец не любил.

Многое позабылось - высвечиваются лишь отдельные эпизоды: о некоторых из них, как-то увязавшихся с последующими событиями, упомяну.

Жуков все время шептался о чем-то с Серовым: как только закончились официальные тосты, они вышли в сад и долго бро­ди­ли по дорожкам: возможно, до того им просто не представлялось случая побеседовать в спокойной обстановке.

Маленковы, немного запоздав, пришли запросто, по-соседски. Маленков глядел сумрачно, хотя обычно с лица Георгия Максимилиановича не сходила приветливая улыбка. Вспоминается несообразность, отмеченная моей женой на следующий день, когда она рассматривала свадебные подарки. Одни были побогаче, другие попроще - в зависимости от возможностей дарящего, одни казенные, другие с душой - в зависимости от отношения к молодоженам.

Николай Булганин, Мао Цзэдун и Никита Хрущев в Пекине, октябрь 1954 года

- А это что? - удивилась жена. Она держала в руках потрепанную замшевую дамскую сумочку темно-зеленого (его еще почему-то называют болотным) цвета.

Я с трудом вспомнил, что мне ее сунула в руки Валерия Алексеевна, жена Маленкова, - они тогда, особенно не задерживаясь с поздравлениями, поспешили дальше, к старикам. В сумочке оказался дешевый будильник со слоником (ими в то время были забиты все магазины), на вид тоже не новый, как будто походя взятый с тумбочки.

Я бы этого эпизода не запомнил - подаркам особого значения не придавал, а тем более, что дороже, а что дешевле, не приценивался. Удивило психологическое несоответствие дара сложившемуся в моем сознании образу этой семьи: Маленковы очень любили делать подарки, часто без всякого повода, и всегда старались выбрать что-либо необычное, запоминающееся - этим они отличались от большинства наших знакомых. Когда я поступил в институт, меня одарили чудесной фаберовской готовальней в деревянной полированной коробке - выглядела она настоящей драгоценностью, и за всю свою жизнь использовать ее по назначению я не рискнул. Совсем без повода я получил также набор увеличительных стекол, тоже очень красивых, а сейчас... 

Анастас Микоян, Леонид Брежнев, Семен Буденный, Николай Подгорный и Никита Хрущев в Кремле во время визита кубинского лидера Фиделя Кастро (справа), Москва, 1964 год

Эти мысли промелькнули, а может, даже не промелькнули в тот день - так, задержались в подсознании. Задумался я лишь после и тогда же сделал вывод, что для Маленкова уже все казалось решенным - фигуры на доске встали по-новому и отцу в предстоящей партии места не отводилось.

Запомнилась мне и размолвка за столом. К тому времени компания старших давно замкнулась в своих интересах, о молодых почти забыли. Пьяных не было, но это не значит, что за столом не пили: чуть подвыпил Булганин, а его соратники только пригубливали, держались настороженно.

Отец пребывал в отличном праздничном настроении, шутил, задирался, и когда Булганин начал очередной тост, отпустил беззлобную шутку. Булганин среагировал бурно, просто взорвался. Стал кричать, что не позволит затыкать ему рот, помыкать им, что скоро все это кончится, - еле его успокоили. Своего друга отец уговаривал: он и в мыслях обидеть его не держал. Неприятную вспышку погасили - чего не бывает на свадьбе».

Из книги Сергея Хрущева «Никита Хрущев. Реформатор».

«Трения в Президиуме ЦК интересовали меня меньше всего, и вообще, все происходившее на свадьбе виделось в самом что ни на есть розовом цвете, а вот со стороны представлялось совсем иначе.

Вот, например, что запомнилось сидевшему за столом неподалеку от отца Жукову: «Весной 1957 года сын Хрущева Сергей женился - по этому случаю на даче Хрущева была устроена свадьба. На свадьбе, как полагается, крепко выпили, а выпив, произносили речи - выступил и Хрущев. Говорил он, как всегда, хорошо - рассказал о своей родословной, тепло вспомнил маму, которая, по его словам, очень любила много говорить, а затем как-то вскользь уколол Булганина. В другое время Булганин промолчал бы, а тут неузнаваемо вскипел и попросил Хрущева подбирать выражения.

Все мы поняли, что Булганин тоже против Хрущева озлоблен, и догадки подтвердились - как только кончился обед, Молотов, Маленков, Каганович и Булганин демонстративно покинули свадьбу и уехали к Маленкову на дачу.

Хрущев понял, что отныне Булганин переметнулся в стан его противников, и был явно озабочен.

XXII съезд КПСС, октябрь 1961 года. Громкие продолжительные аплодисменты... Пока все вместе...

После того как с дачи Хрущева ушли члены Президиума ЦК, ко мне подошел Кириченко и завел такой разговор: «Георгий Константинович, ты понимаешь, куда дело клонится, а? Эта компания неслучайно свадьбу покинула - думаю, нам надо держать ухо востро, а в случае чего, ко всему быть готовыми. Мы на тебя надеемся: ты в армии пользуешься громадным авторитетом - одно твое слово, и армия сделает все, что нужно».

Я видел, что Кириченко пьян, но сразу же насторожился.

- О чем ты, Алексей Илларионович, болтаешь? Не понимаю - куда ты клонишь?

Кириченко в ответ:

- А ты что, не видишь, как злобно они разговаривали сегодня с Хрущевым? Булганин, Молотов, Каганович и Маленков - решительные и озлобленные люди: думаю, дело может дойти до серьезного.

Мне показалось, что Кириченко завел такой разговор не случайно, не от своего ума, и это предположение тут же подтвердилось следующими его словами: «В случае чего - в обиду Никиту Сергеевича мы не дадим».

К сожалению, Кириченко воспоминаний не оставил, и о его разговоре с Жуковым мы можем судить только с одной стороны. Я вообще Кириченко запамятовал, а вот все время о чем-то шепчущихся Жукова с Серовым запомнил хорошо.

О чем в воскресенье вечером совещалась уехавшая на дачу Маленкова четверка, не знаю, да и не знает никто, однако нетрудно предположить, что обсуждали они все ту же тему: как и когда избавиться от отца».

Из книги Сергея Хрущева «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы».

«На следующее утро перед отъездом отца на работу я, как обычно, сопровождал его в прощальной прогулке по саду. Яркое солнце, зеленая трава, пение птиц - ничто не предвещало бури, а через пару дней началась наша производственная практика, и мы  уехали с женой в Загорск.

Гром грянул во вторник, 18 июня: для заседания Президиума ЦК день необычный - по заведенному распорядку они проходили по четвергам. Видимо, рассчитывали завершить дело к воскресенью.

Подготовку провели солидную, расклад никаких неприятностей не предвещал. С одной стороны, повторю, Маленков, Молотов, Каганович, Ворошилов, Булганин, Первухин и Сабуров: семь членов Президиума ЦК, причем старейших, с другой - сам Хрущев, а с ним Суслов, Микоян и новичок Кириченко, правда, кандидаты в члены Президиума, избранные в последние годы - Жуков, Шепилов, Брежнев, Шверник, Мухитдинов, Фурцева, - выступали на стороне отца. Еще один потенциальный сторонник отца, секретарь Ленинградского обкома и кандидат в члены Президиума Козлов, отсутствовал - его вообще не звали, он по уши увяз в организации торжеств по случаю 250-летнего юбилея города. Кандидатов по-серьезному в расчет не принимали, голосовать они не имели права, да и Пленумы ЦК решений, принимаемых Президиумом, уже давно не оспаривали.

Баталия растянулась не на один день: засиживались до позднего вечера и, обессилевшие, разъезжались по домам, чтобы поутру схлестнуться снова. Каждый из членов и кандидатов выступал не по одному разу - может, кому и хотелось отмолчаться, но не представлялось возможности, требовалось сделать выбор, и вот говорили, говорили, говорили... Сторонники отца выступали неровно: одни стояли до последнего, другие под нажимом большинства порой пасовали, а тем временем в Москву съехались вызванные отцом члены ЦК. Кризис завершился открывшимся в субботу 22 июня в Свердловском зале Кремля пленумом. 

Члены Военного совета Сталинградского фронта: член ЦК ВКП(б) УССР Никита Хрущев, генерал-майор Алексей Кириченко, первый секретарь Сталинградского обкома Алексей Чуянов и командующий Юго-Восточным фронтом генерал Андрей Еременко, 1942 год Фото «РИА Новости»

Члены ЦК высказывались крайне резко - каждый стремился вылить на оппозиционеров свой ушат грязи, и продолжались заседания целую неделю, до 29 июня.

После практики в первых числах июля я в полном неведении вернулся домой. Пленум уже закончился, но никаких официальных сообщений еще не публиковалось, отец тоже ничего мне не рассказал, так что о происшедшем я узнал из газет.

Почему-то запомнилось солнечное летнее утро. Только что привезли почту: разноцветные пакеты, скрепленные сургучными печатями, и газеты - отец расписался на квитанциях фельдсвязи и, сложив бумаги стопкой на круглом плетеном столике, принялся за прессу. Я сел рядом и через плечо углядел на первой странице «Правды» официальное сообщение о состоявшемся пленуме.

Глаза привычно скользнули по набранным жирным шрифтом строчкам в конце - там всегда сообщалось о главном, об организационных вопросах: кого избрали, кого убрали, но на сей раз перечислявшиеся фамилии заняли целый абзац. Среди исключенных я увидел такие фамилии... Не поверил своим глазам - вожди, к тому же друзья: совсем недавно все сидели за одним столом на моей свадьбе, и вот на тебе. Когда отец работал, его не отрывали - такой порядок завели давно, и он свято соблюдался, но сегодня терпеть я не мог: засыпал его вопросами. В подробности он, однако, вдаваться не стал - сказал только, что бывшие его соратники неправильную позицию заняли: вот пленуму и пришлось их поправить.

- Они осознали свою неправоту и сами проголосовали за свое осуждение, - в голосе отца проскользнула презрительная нотка. - Один Молотов до конца держался.

Единственное, что я узнал от него в то утро: против отца выступили не четверо поименованных в газете членов «антипартийной группы»: Маленков, Молотов, Каганович и примкнувший к ним Шепилов, но еще некоторые другие члены Президиума ЦК, в том числе Булганин и Ворошилов.

- Их фамилий мы решили не называть, - добавил отец, - на пленуме они покаялись. Все это послужит им хорошим уроком, да и для внешнего мира так лучше, - закончил отец и погрузился в свои бумаги».

«МОЛОТОВА, МАЛЕНКОВА И КАГАНОВИЧА ОТЕЦ НЕ ЛЮБИЛ»

- Никита Сергеевич после этого с Молотовым, Маленковым и Кагановичем виделся?

- Нет, он их не любил и встречаться с ними не хотел, о чем в своих воспоминаниях написал... Шепилов, который действительно в последний момент примкнул, человеком был прохрущевским, но очень конъюнктурным - было видно, что Никита Сергеевич проигрывает...

- ...все-таки...

Георгий Жуков, Андрей Громыко, Никита Хрущев, Вячеслав Молотов, Николай Булганин и другие. «Будучи министром обороны, Жуков создал секретную школу армейских диверсантов и запрещал своим маршалам и генералам общаться с Хрущевым даже по службе»

- Ну да - его же на заседании президиума ЦК семью голосами против двух (Хрущева и Микояна) с поста первого секретаря сняли. Это заседание на четыре дня растянулось, и когда уже голосовали, Шепилов вдруг вышел (поэтому его и назвали примкнувшим) и выступил с антихрущевской речью. Ему поручили решение будущего пленума написать, но пленум, на который самолетами военной авиации членов ЦК, лояльных к Хрущеву, свозили, Президиум не поддержал, и тут оказалось, что все перевернулось.

С кем Хрущев хотел встретиться, так это с Жуковым, которого впоследствии тоже убрал...

- Маршал ведь важнейшую роль в аресте Берии сыграл...

- ...но потом тоже, так сказать, соблазнился... Это в условиях демократии вы выборов дожидаетесь: вот будут у вас в Украине следующие президентские выборы и кто-то против Януковича проголосует. Я, например, в украинскую демократию верю, а значит, и в то, что результаты будут подведены достаточно объективно и жители Украины могут выбрать не его, а кого-то другого, как в Америке или где-то в Европе, а в авторитарной стране есть только один способ сменить власть - это заговор. Так и при государе императоре было, и при советской власти, поэтому вы пытаетесь свергнуть Берию или Хрущева, а те в свою очередь следят, чтобы вас опередить.

- Жуков захватить власть пытался?

- Я как раз об этом и говорю: хотелось бы ответить «нет», но факты - а косвенных подтверждений довольно много! - вынуждают признать: «Да». Будучи министром обороны, он создал секретную школу армейских диверсантов, начальнику которой сказал: «Об этом будем знать только я и начальник ГРУ генерал Штеменко»...

- ...его друг...

- ...хотя по Конституции на это тре­бо­ва­лось постановление ЦК и Совета Министров СССР. Начальник школы генерал-полковник Хаджи-Умар Джафарович Мамсуров - разведчик, который еще во время гражданской войны в Испании организацией диверсий занимался, а нападение Германии на СССР встретил в должности начальника специального диверсионного отдела - пришел к Хрущеву и говорит: «Я получил приказ, но не за вашей подписью - не понимаю, почему». Жуков запрещал своим  маршалам и генералам общаться напрямую с Хрущевым даже по дружбе, вдобавок он с предложением вышел: «Надо заменить Серова во главе КГБ военным строевиком, и на пост министра внутренних дел тоже своего дам кого-то - готов пожертвовать для этого Коневым». Что это? Мы не знаем. Как говорится в «Короле Лире»: 

Никита Хрущев и член ЦК КПСС, бывший ближайший соратник Сталина, куратор ряда важнейших отраслей оборонной промышленности, в том числе создания водородной бомбы и первой в мире АЭС Георгий Маленков

Мятеж не может кончиться удачей.

В противном случае его зовут иначе

- поэтому Хрущев превентивные меры принял - снял Жукова. Не отправил бы его в отставку, может, ничего и не произошло бы, но слишком многое на кону стояло.

Конечно, жилось опальному маршалу непросто: его имя не вспоминали, на официальные и прочие мероприятия не приглашали, «почитателей» след простыл, и старые военачальники, которые во время войны были у маршала в подчинении, встрепенулись. Жуков с Чуйковым не ладил, еще кое с кем - вот они и стали сводить с ним счеты, охаивать в мемуарах, а Георгий Константинович не мог даже ответить - кто будет публиковать его воспоминания без высочайшего разрешения? В конце концов, он не выдержал, решил написать отцу письмо, и Хрущев ему позвонил. «Мне на тебя много наговорили, - сказал, - не знаю, правду или нет. Вот вернусь из отпуска, поговорим», но это был октябрь 64-го: вскоре отца со всех постов сняли и он сам в таком же положении оказался.

...Так же радикально, как с Жуковым, Никита Сергеевич разрешил схожую ситуацию, что сложилась у Игнатова с Кириченко: они с переменным успехом подковерную борьбу за влияние в Секретариате ЦК КПСС вели - то есть за второе место в советской иерархии. В итоге проиграли оба: Кириченко лишили постов члена Президиума и секретаря ЦК и одновременно вывели из Секретариата ЦК Игнатова, а вслед за ним «ушли» из секретарей ЦК двоих наиболее явных «игнатовцев» - Аристова и Фурцеву, еще раньше отстранили председателя КГБ Серова. «Ребята, - сказали им, - вы боретесь тут, кто кого? Тогда обоим вам до свидания - другие придут».

Много позже отец говорил мне, что, рассадив всех по разным углам, надеялся свести игнатовское интриганство на нет, однако оказалось, характер Игнатова недооценил - не принял в расчет, что тот не успокоится, о высшей власти мечты не оставит...

«ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ДЬЯВОЛУ, ПОДХАЛИМЫ ПРОКЛЯТЫЕ!»

Из книги Сергея Хрущева «Никита Хрущев. Реформатор».

«Вспоминаю начало января 1960 года, Завидово. Егеря, как обычно расставляют стрелков в цепь, загонщики рассыпаются с противоположной стороны лесной делянки, чтобы гнать на них зверя. Кириченко уже фактически отставлен от власти, но не от охоты, егерь по привычке указал ему место слева от отца, дальше расположились Брежнев, Малиновский, Гречко, Чуйков, Козлов, Москаленко, Полянский: все они - давнишние охотничьи компаньоны Никиты Сергеевича. Мне отвели позицию справа от отца, и, убедившись, что на линии огня никого нет, старший егерь дал команду к началу загона. Портативные радиопереговорные устройства появились позже, охотничьего рога у него не имелось, и он мастерски дудел в ствол своего ружья - вдали раздались крики, звуки горнов и трещоток.

О «царской охоте» советских руководителей, о прирученных косулях, заранее спрятанных в клетках кабанах, которых в нужный момент на охотников выпускали, массу баек рассказывают. Возможно, впоследствии так и происходило, но во времена Хрущева, если дикий зверь оказывался в избранном участке леса, его гнали. Чаще же зверь не обнаруживался, и большинство загонов проходило впустую: поднять за охотничий день одного-двух кабанов и пару зайцев считалось большой удачей.

Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Андрей Гречко Фото «РИА Новости»

В тот загон на отца выскочил кабан - он бежал наискосок, в направлении Кириченко, подставляя под пулю отцу левый бок. Более удобную охотничью позицию трудно вообразить: отец вскинул ружье, я тоже, но от меня зверь слишком далеко оказался. Отец между тем прицелился и выстрелил жаканом - заряжаемой в гладкоствольное ружье свинцовой пулей. Кабан на мгновение присел, стоявший рядом с отцом Литовченко, его телохранитель, вполголоса воскликнул: «Готов!», но зверь не упал, а, шатаясь, продолжал бежать, и тут по нему выпалил Кириченко, и кабан свалился замертво.

- Мой! - раздался возглас Кириченко.

- Тише, - прошипел отец.

Больше дичи в тот загон не подняли, и когда все закончилось, охотники сгрудились у кабана.

- Мой, - настаивал Кириченко.

- Позвольте, - возразил отец, - я стрелял первым и точно попал - вы же уже стреляли по практически убитому зверю.

- Но упал-то он после моего выстрела, - горячился Кириченко. - Вы, скорее всего, промазали.

Я уже писал о «ноздревском» характере Кириченко - стремлении во что бы то ни стало объегорить партнера: неважно, будь то мена ружьями или шляпами или спор из-за кабана. Отец стрелял отлично, гордился своей меткостью, и обидное слово «промазал» задело его за живое.

- Как это промазал? - возмутился он. - Давайте экспертизу назначим.

«Судьей» выбрали маршала Гречко - он такие представления любил и согласился охотно. Отец шутливо запротестовал - сын Кириченко женат на дочери Гречко, они родственники, и объективности от Гречко не дождешься, но маршал поклялся судить беспристрастно.

Еще несколько загонов прошло безрезультатно, начало вечереть, и охотники направились в гостиницу, обедать, а егеря тем временем в присутствии Гречко снимали с кабана шкуру. В зверя попали две пули, но из туши достали только одну - другая прошла навылет, и судье предстояло определить, чья пуля оказалась смертельной. Отец стрелял в кабана сбоку, а Кириченко - почти в лоб, боковой выстрел поразил зверя в ухо и вышел в глаз - в таких случаях смерть наступает практически мгновенно. Жакан не нашли, лобовой жакан прошел между передних лопаток и, не задев сердца, застрял в теле - выстрел тоже смертельный, но после него кабан мог бы пробежать еще не один километр.

Вернувшись к обедавшим, Гречко с заговорщицким видом вытащил из кармана расплющенный кусочек свинца, поднял его над головой и торжественно провозгласил: «Он принадлежит Олексе!», то есть Кириченко.

- Что я говорил? - заулыбался Кириченко и, повернувшись к отцу, добавил: - Я же говорил, вы промазали.

Отец насупился и уставился в тарелку, а Гречко, не садясь за стол, держал паузу. Насладившись произведенным эффектом, он закончил фразу: «Но убил кабана другой жакан - смерть наступила от выстрела Никиты Сергеевича, и он, согласно обычаю, награждается еловой веточкой».

Гречко протянул награду отцу - еловую веточку обычно втыкали удачливому охотнику в шапку, но поскольку за столом к лысой голове отца ее пристроить не удалось, Гречко положил веточку сбоку от его тарелки, и теперь уже победно улыбался отец, а Кириченко обиженно засопел.

- Пошли вы все к дьяволу, подхалимы проклятые! - вдруг закричал он, выскочил из-за стола и ринулся к двери.

- Олекса, - обескураженный Гречко попытался его остановить.

- Товарищ Кириченко, это всего лишь охота, - вторил ему отец, но Кириченко уже их не слышал - сорвав с вешалки пальто и хлопнув дверью, он, не попрощавшись, уехал в Москву.

- Это всего лишь охота... - расстроенно повторил отец.

На следующий день Кириченко перед отцом и Гречко извинился, посетовал: такой уж у него характер - вот, собственно, и вся история.

Подобные происшествия на охоте не редкость - я был свидетелем не одного разбирательства, а однажды и участником. Мы тогда не поделили с отцом утку - я тоже заспорил было с ним о приоритете на охотничий трофей и проиграл. Дело было так. Я расположился на болоте в камышах в паре сотен метров от отца, охота шла так себе, и тут над ним пролетела утиная стая. Выстрел, птицы встрепенулись, но продолжали полет, правда, одна шла как-то неуверенно, с натугой. Поблизости от меня утка начала круто планировать - верный признак смертельного ранения, но в охотничьем запале я не обратил на это внимания, выпалил их обоих стволов, и утка упала замертво. Только успел я ее подобрать и засунуть в ягдташ, как из зарослей появился отец с егерем, внимательно осматривающим поверхность воды.

- Ты тут утку не видел? - спросил меня отец.

- Твою нет, а вот эту только что я убил, - я вытащил из ягдташа свою добычу, однако, вспоминая предсмертный утиный полет, все яснее понимал, что правда не на моей стороне.

- Но упала только одна утка: ваша, Никита Сергеевич, - вмешался егерь.

- Но это мой сын, - не очень логично отвечал отец: ему явно не хотелось портить мне настроение.

Настроение, впрочем, уже испортилось - к тому моменту все происходившее прокрутилось в моей голове, и последние сомнения отпали: я стрелял в уже убитую утку и, судя по ощущениям, промазал. Я вытащил утку из ягдташа и молча протянул ее отцу.

- То-то же, а вы говорите - сын, - проворчал егерь.

Мне стало стыдно, и я покраснел.

- Ничего-ничего, такое с каждым случается, ведь стреляли мы оба, - разрядил обстановку отец.

Мы разошлись, каждый своей дорогой, но охота меня больше не радовала - стрелял кое-как и домой вернулся почти без добычи».

(Продолжение следует)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter