Вкус к присвоению чужого

Знакомый писатель не раз ставил мне в пример странствующего ук­ра­ин­ского философа XVIII века Григория Сковороду, который принципиально не обзаводился собст­вен­ностью, превышающей размеры его дорожного узелка. Философ, мол, был свободен как птица. Я же считаю, что нищий не может быть свободным, раз он зависит от огромного числа случайных факторов. И мы с моим знакомым писателем горячо спорили по этому поводу.

Пролетарское государство отнеслось к проблеме собственности куда более строго, введя ее решение в круг своих главных задач. Большевики избавили нас от частной собственности, многие к этому привыкли, тем более что нам не впервой привыкать к любому бреду. Ту собственность, которая у многих была, время от времени все равно отбирали путем конфискации, раскулачивания, денежных реформ и всеми другими способами, которыми держава поправляла свои дела. Так что воспитанное в народе глубокое уважение не просто к человеку бедному, но прежде всего к тому, который и зарабатывать ничего не хочет, подкреплялось государственным опытом.

Люди не очень-то и рвались зарабатывать — все равно отнимут. Сколько бы власть ни менялась, вкус к присвоению чужого у нее не пропал ни разу. Многие граждане не успели оглянуться, как выяснилось, что их в очередной раз обобрали до нитки. Воспоминания об этом были многократно опубликованы в ходе избирательных кампаний и других патриотических мероприятий. Впрочем, каждый может приводить примеры из личного опыта...

Я вспомнил обо всем этом к тому, что большинство стабильных демократий планеты устроено как раз на противоположном принципе — на уважении к частной собственности, которая сохраняется во что бы то ни стало. У моих американских знакомых вообще никогда ничего не отбирали — то, что принадлежало прадеду, перешло в собственность к правнукам без потерь. Более того, заморское государство придумало странные законы, помогающие сохранить частную собственность даже тем, у кого ее вроде бы надо изъять без следа. Не утомляя вас дальнейшими рассуждениями, просто процитирую закон штата Нью-Йорк об ограничениях при конфискации имущества по судебному приговору.

Оказывается, конфискации не подлежат:

— семейная Библия, картины, учебники и те книги личной библиотеки, которые не дороже 50 долларов;

— продукты, необходимые на 60 дней;

— вся имеющаяся в доме одежда, кухонная мебель, утварь и бытовые приборы;

— домашние животные и запас корма для них на срок до 60 дней и стоимостью до 450 долларов, часы стоимостью до 35 долларов;

— рабочие инструменты, профессиональное оборудование и книги по профессии общей стоимостью до 600 долларов;

— недвижимость, используемая как постоянное место жительства, дороже 10 тысяч долларов.

Короче говоря, если принять во внимание, что книг дороже 50 долларов в личных библиотеках бывает не так уж много, а домов дешевле 10 тысяч долларов вообще не бывает, можно понять, что даже после конфискации человек сохраняет достаточно собственности для неуниженного выживания...

Так и надо?