В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Больше, чем поэт

Спасибо, жизнь, что была

Татьяна ЧЕБРОВА. «Бульвар Гордона» 10 Июня, 2010 00:00
9 дней назад не стало выдающегося российского поэта Андрея Вознесенского
Татьяна ЧЕБРОВА
Андрей Андреевич долго болел - за последние четыре года перенес два инсульта. После первого почти не мог говорить, но писал, после второго, случившегося нынешней зимой, практически слег. Месяц назад в Мюнхене ему сделали операцию, чтобы избежать третьего кровоизлияния в мозг. 12 мая в честь 77-летия поэта, прозаика, художника, архитектора, почетного члена 10 академий (в том числе Американской академии литературы и искусства, Баварской академии искусств, Парижской академии братьев Гонкур) устроили скромное торжество. Именинник принимал самых близких гостей в саду. Он уходил.

Он ушел. Не в больнице - дома в Переделкино, где обитал рядом с дачей-музеем Бориса Пастернака. Борису Леонидовичу (30 мая исполнилось 50 лет со дня смерти поэта) 14-летний Андрей отправил свои стихи, и Пастернак пригласил подростка в гости). Следом слегла жена, вернее, вдова, Зоя Богуславская. Муза-Зоя-Оза ("Оза" - называлась его поэма, ей посвященная). Почти полвека они прожили вместе.

В эти дни, когда было так много слез и слов, особенно запомнились сказанные писателем, поэтом и публицистом Дмитрием Быковым: "Андрей Вознесенский прожил абсолютно чистую жизнь - по меркам XX и XXI веков это чудо".

В 1957 году Вознесенский окончил Московский архитектурный институт ("Прощай, архитектура! Пылайте широко, коровники в амурах, сортиры в рококо!"), через год в печати появились его стихи, еще через два - сразу два сборника: "Мозаика" и "Парабола". За жизнь у поэта случилось более 40 поэтических книг ("стихи не пишутся - случаются"), несколько прозаических произведений.

"Треугольная груша" Вознесенского стала костью в горле для людей с квадратными головами. Советскому народу, которому Хрущев пообещал коммунизм к

1980-му, треугольные груши и прочая поэтическая экзотика были без надобности.

Как известно, в 1963 году Никита Сергеевич заявил на официальной встрече партийного руководства с творческой интеллигенцией: "Забирайте ваш паспорт и убирайтесь вон, господин Вознесенский!". Не выслали опального поэта (и не упекли в психушку) только потому, что за него вступился лично президент США Джон Кеннеди, позвонивший Хрущеву.

Вознесенскому даже разрешили выступать в Америке, где его стихи переводил Роберт Кеннеди, позже выпускали в Париж и Мюнхен, наконец, после долгой вялотекущей опалы стали печатать 200-тысячными тиражами. А он свою линию гнул - параболическую: с интервалом меньше года стал лауреатом Государственной премии СССР и опубликовался в неподцензурном самиздатовском альманахе "Метрополь".

Мое поколение выросло на стихах Вознесенского, Рождественского, Евтушенко, Ахмадулиной, хотя и не застало их поэтические выступления на битком забитых стадионах. Мы тоже писали "под Вознесенского": свободные перебивки ритма, составные рифмы, шокирующая точность метафор. Энергетика "Гойи" буквально била током:

Я - горло
Повешенной бабы, чье тело,
                                         как колокол,
Било над площадью голой.

Звукопись доставляла не фонетическое, а физиологическое наслаждение. Глазу сладки "Видеомы" Вознесенского - стихи совмещаются с рисунками, фотографиями, шрифтовыми композициями, текст располагается в форме различных фигур (креста, например, как в цикле "Распятие").

В 1983 году я катила коляску с сыном на почту, где по одному в месяц нужно было забирать подписные тома с белой по синему надписью "Андрей Вознесенский" (вожделенной подпиской премировали мужа). В животе бился мой младший, а старший, подсмотрев, как восторженно я нюхаю страницы, пахнущие свежей типографской краской, тоже тыкался носом в книжку - дышать поэзией он начал в 11 месяцев.

Вознесенский был собеседником Жана-Поля Сартра, Генри Мура и Пабло Пикассо. На стихи АВ (инициалы читаются как "Аве") Юрий Любимов поставил в Театре на Таганке спектакль "Антимиры", а Родион Щедрин создал музыкальное произведение "Поэтория".

Вознесенского знают даже те, кому поэзия хуже касторки: "Не исчезай" в исполнении Иосифа Кобзона, "Полюбите пианиста" Валерия Леонтьева, "Миллион алых роз" Аллы Пугачевой. Кормящие песни. Но, слава Богу, немало людей, для кого "прорабы духа", "ностальгия по настоящему", "ахиллесово сердце" - не просто образы, но образ жизни. Это мы неизменно плачем под его "Сагу" - она стала романсом в рок-опере Алексея Рыбникова "Юнона и Авось", поставленной Марком Захаровым в "Ленкоме", и всегда будет звучать голосом Николая Караченцова:

Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни.
Возвращаться -
                                      плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Андрей Андреевич много раз писал поэтические некрологи - Семену Кирсанову ("Маэстро великолепный, а для толпы фигляр... Невыплаканная флейта в красный легла футляр"), матери ("Кого хоронят?" - спросят выходящие из театра. Отвечайте: "Цветы"), Василию Шукшину ("Занавесить бы черным Байкал, словно зеркало в доме покойника"). Примерялся - как все большие поэты примеряют смертную рубаху при жизни. И не уходят:

О, родина, попрощаемся,
Буду звезда, ветла,
Не плачу, не попрошайка,
Спасибо, жизнь, что была...



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось