«Что бы вы ни играли, отовсюду торчат «уши» Шурика, — сказала Александру ДЕМЬЯНЕНКО художественный руководитель театра, — поэтому в ваших услугах больше мы не нуждаемся»

На счету этого актера более 100 ролей, половина из которых — главные, но зрители помнят его прежде всего как Шурика из фильмов Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», «Кавказская пленница», «Иван Васильевич меняет профессию» — ни один праздник не обходится без того, чтобы культовые комедии в очередной раз не показали по телевидению.

На главную роль своей жизни актер попал не сразу. Приступив к съемкам «Операции «Ы», Гайдай пересмотрел более четырех десятков проб, но ни один претендент его не устраивал. Неизвестно, сколько бы длился процесс выбора, если бы кто-то из ассистентов не сказал Леониду Иовичу: «В Ленинграде есть замечательный молодой актер, мне кажется, он вам подойдет». На следующий день Гайдай уже спускался по трапу самолета в аэропорту Пулково, а увидев Александра, понял: главный герой для его картины найден.

Каких мучений стоила эта работа актеру, знал только он. Говорят, Шурик в значительной степени автобиографическая роль: в нем знаменитый комедиограф видел себя юного — трогательного, симпатичного и худенького очкарика. Внешне коренастый Демьяненко от своего героя отличался, поэтому, чтобы измениться внешне, ему пришлось пойти на серьезные жертвы.

Так, пепельные волосы артисту обесцвечивали гидроперитом, из-за чего они выпадали, а на коже головы появлялись болезненные язвочки. Но эти мучения были сущим пустяком по сравнению с тем, что отныне Александру Демьяненко предстояло на всю жизнь остаться Шуриком, что для любого актера сродни катастрофе.

Зрители часто ассоциируют артистов с персонажами, и надо сказать, Александр Сергеевич был таким же серьезным, вдумчивым, рассудительным и застегнутым на все пуговицы. Петербургский актер Олег Белов — один из немногих, с кем Демьяненко близко дружил и был откровенен.

«НА ВОПРОС САНИТАРА, ОТЧЕГО УМЕР САША, ДОКТОР ОТВЕТИЛ: «ДА У НЕГО ВСЕ СЕРДЦЕ В ЛОХМОТЬЯХ!»

— Как хорошо, что вы вспомнили о Саше, — говорит Олег Александрович, — даже не верится, что со дня его смерти прошло уже так много лет. Если вспоминать о

Олег Белов: «Саша был скрытным, необщительным человеком — все свои переживания таил в себе»

нем, то надо начинать с последнего — печального — момента его жизни. Со своим больным сердцем он мучился довольно долго, но никогда на недомогание не жаловался и лечиться не хотел — очень боялся операции, хотя она была ему жизненно необходима.

Саша подолгу лежал то в одной больнице, то в другой, я его навещал: пек блинчики и пирожки, готовил разные вкусности и возил ему туда. 20 августа 1999 года мне позвонила его жена Людочка — сказала, что хочет перевести Сашу в другую больницу, которую у нас в Пи­тере в народе называют «американкой», — там он должен был ждать своей очереди на операцию. Она собиралась отвезти ему туда переносной телевизор и еще какие-то вещи и спрашивала, не хочу ли я поехать с ней. Поскольку я в тот день должен был съездить на дачу, то сказал, что загляну к Саше через день с пельменями, которые он очень любил.

22 августа я, как и обещал, приехал в больницу, поднялся на второй этаж (я знал, что лежит в 14-й палате) и увидел, что по коридору бегут люди в белых халатах. Сердце у меня защемило, я тоже бросился бежать и пулей влетел в помещение: врачи сгрудились над Сашиной кроватью. «Что с ним?!» — начал спрашивать я, но тут заметил, что человек, вокруг которого все собрались, одет в брюки и носки (мне было видно только его ноги) и ни то, ни другое моему другу не принадлежит.

На мой вопрос, где Демьяненко, ко мне повернулась какая-то медсестра: «Идите в реанимационное отделение, он там». Я бросился туда, из двери мне навстречу вышла врач. «Саша у вас?» — с надеждой спросил я ее. И она почему-то очень тихо ответила: «Нет». — «А куда его положили?» — все еще не теряя надежды, допытывался я. «Саши больше нет. Вообще нет — он умер», — так же тихо сказала она. Видя, что я не в себе, она отвела меня в какой-то кабинет, накапала успокоительного, и я там какое-то время сидел. По щекам текли слезы, и я никак не мог их унять. Почему-то вдруг начал считать, сколько лет он прожил на свете, и у меня получилось 62 года, два месяца и 22 дня. Немного успокоившись, я сел за руль и поехал домой, а в голове сами собой строчки складывались в стихи (плачет):

Саша, друг мой, прости и прощай.
Мы при жизни с тобой были связаны
 странною дружбой.
Будто кто-то случайно, с улыбкой,
 почти невзначай
Нас с тобою связал без веревки
наружной.
Все таилось внутри, все внутри,
а снаружи —
Выпивали, встречались,
нечасто звонили.
Понял только теперь я,
с тоской и печалью:
Наши души дружили,
наши души дружили.
Да, вот только теперь — как поздно,
 как поздно, как поздно!
Это вечный закон безвозвратных,
тяжелых потерь —
Вдруг всем сердцем понять,
что никого невозможно
Ни обнять, ни спросить —
навсегда заколочена дверь.

Так закончилась, как Саша ее называл, наша пожизненная дружба...

Со второй супругой Людмилой. «Я понятия не имел, что у них роман, а ведь мы с Сашей были частыми гостями у нее в студии — Люда работала режиссером дубляжа на «Ленфильме»

— Вы разговаривали с врачами — почему Александр Сергеевич умер так скоропостижно?

— Саша был очень скрытным, необщительным человеком — все свои горести и переживания таил в себе, ничего не выплескивая наружу. Видимо, поэтому сердце и не выдержало. В больнице я разговаривал с санитаром, который вез моего друга из палаты в морг. «Знаешь, — вспоминал он, — везу каталку и вижу: знакомое лицо. Спрашиваю у доктора: «Неужели это Демьяненко? А что с ним случилось?». — «Да у него все сердце в лохмотьях!» — ответил тот».

— С Александром Сергеевичем вы дружили очень долго — 27 лет...

— Помню, как впервые увидел Сашку. Я, тогда еще студент ЛГИТМиКа, мучился в танцклассе — никак не получался у меня такой элемент, как плие. И параллельно смотрел в окно — на «волю», которая, пока я не выполню задание, была мне недоступна. Мое внимание привлек парень, стоявший на другой стороне улицы, как я ни старался, лица не мог разглядеть, видел только, что на нем надета модная кожаная куртка. Через улицу к нему бежала наша студентка Марина Склярова с театроведческого факультета, парень пошел ей на­встречу, и тут я его узнал — это был молодой актер, недавно дебютировавший в фильме Фрунзе Довлатяна и Льва Мирского «Карьера Димы Горина».

Правда, прежде чем мы с Демьяненко начали общаться и дружить, прошло какое-то время. Саша переехал из

С Владимиром Высоцким на съемках фильма «Война под крышами», 1967 год

Москвы в Ленинград, где его с радостью взяли на работу на киностудию «Ленфильм» и в Театр-студию киноактера, где мы с ним и познакомились. Когда Саша с Мариной поженились и им дали квартиру, я, как счастливый обладатель собственного автомобиля, что по тем временам было редкостью, особенно для студента, предложил им свою помощь в переезде.

Марина являлась для Саши палочкой-выручалочкой — очень энергичная, она делала для мужа все, что могла. Забавная история произошла, когда к ним в гости приехал наш актер Ваня Краско. Демьяненко накрыл потрясающий стол: там была и икра, и балык, и финский сервелат, и болгарские огурчики-помидорчики — те, кто помнит советские времена, поймут, как трудно было все это достать. «Саша, откуда у тебя такое великолепие?!» — изумился Ваня. «Как «откуда», — недоуменно ответил Саша, — из Маринкиной сумки — да вон она в прихожей висит». Он был совершенно не от мира сего, за ним надо было ходить, как за малым ребенком.

— Но это не помешало Александру Сергеевичу уйти от Марины Скляровой ко второй жене — Людмиле?

— Вот еще один пример того, насколько скрытным был Саша, — я понятия не имел о том, что у них с Людочкой роман. А ведь мы с ним вместе были частыми гостями у нее в студии — Люда работала режиссером дубляжа на «Ленфильме». Когда в 90-е годы рухнула страна, а вместе с ней и кино (страшное время, когда у нас на киностудии не было денег даже на лампочки), Демьяненко в отличие от меня остался без средств к существованию.

Я сразу начал крутиться — бомбил на своей машине, работал поваром, организовывал концерты и творческие вечера в провинции, а Сашка как-то растерялся. И тут выяснилось, что Демьяненко — гениальный мастер дубляжа, все фильмы с участием Бельмондо и Баниониса, Адомайтиса озвучены им.

С Тамарой Логиновой в фильме «Ветер», 1958 год

Но вернемся к Сашиному разводу: он не скандалил и не ругался с Мариной, а прос­то однажды пришел домой, собрал не­большой чемоданчик (он все оставил первой жене, взяв только личные вещи) и сказал, что уходит, — то есть он все решил внутри себя.

Понимаю, насколько сложно было моему другу это сделать, они ведь дружили со школьной скамьи — вместе когда-то занимались в драмкружке. Саша поехал в Москву поступать в ГИТИС, Марина осталась в Ленинграде — училась в ЛГИТМиКе, и он бросил столицу ради возлюбленной, хотя, возможно, его творческая жизнь в Москве сложилась бы успешнее. И вдруг такое...

Марина ужасно переживала их разрыв, даже совершила неприличный поступок — подговорила свою московскую

Алексей Грибов, Александр Демьяненко, Зоя Федорова, Лилиана Алешникова, «Взрослые дети», 1961 год

подругу, чтобы та позвонила мне и сообщила, что Марина не выдержала расставания с Сашкой и повесилась. Естественно, ничего подобного и в помине не было — оказалось, что она жива-здорова, правда, изрядно под­­­выпила. Своим визитом я Марину разочаровал: она-то надеялась, что я приеду вмес­­те с Сашей, а я был один. Просила у меня прощения, да я и не сердился: видимо, она очень любила его, раз решилась на такой поступок.

— С Людмилой они жили счастливо?

— Не погрешу против истины, если скажу, что это была образцовая семья. Мудрую Людочку не смущало ничего — ни нелюдимость мужа, ни его вспыльчивость, она умела с ним ладить и к любым его странностям относилась терпимо. Помню, как она мне рассказывала о своей тактике: «Главное — никогда не упрекать его за ошибки или забывчивость и не ставить ему их в вину. Если он сам поймет, что был не прав, постарается загладить вину и по собственной инициативе сделает много хорошего». Удивительная была женщина! Она ненадолго пережила Сашу — ее не стало в 2005 году.

«МОЖЕТ, НАМ В ОРГАНИЗМЕ КОМПОТА НЕ ХВАТАЕТ?»

С Тамарой Семиной в картине «Все начинается с дороги», 1959 год

— Правда, что Александр Сергеевич мог молчать не только часами, но и дня­ми?

— Второго такого молчуна, как Саша, я, наверное, в жизни не видел — он никогда не выступал ни на каких собраниях, не участвовал ни в каких мероприятиях. Если же его все-таки нагружали каким-то заданием по общественной линии, соглашался, но ужасно переживал — это была не его стихия. Как-то решили сделать мемориальную доску нашему знаменитому питерскому артисту Федору Михайловичу Никитину (зрители помнят его по таким ролям, как Максим в «Днях Турбиных» и мажордом Оттавио в «Собаке на сене»), родственники обратились к Демьяненко: «Саша, помоги!». — «Я попробую», — скромно ответил он, хотя, где брать необходимые для этого средства, понятия не имел.

Впоследствии он мне рассказывал, что в тот раз ему помог случай. Спустя несколько дней Саша поехал на

В роли бродячего певца Яна в сказке «Каин XVIII», 1963 год

какой-то кинофестиваль, где за столом с ним все время рвался общаться какой-то энергичный молодой человек: «А что вы скажете об этом? А что вы думаете об этом?». Поскольку Демьяненко наливал себе коньячок и отвечал односложно, а то и вовсе помалкивал, собеседник в конце концов не выдержал: «Александр Сергеевич, чем заняты ваши мысли?». — «Да, понимаете, — решил поделиться с ним Саша, — у меня проблемы: нужно срочно найти деньги на мемориальную доску, а я понятия не имею, где их взять». — «И много нужно?» — поинтересовался молодой человек. Саша растерялся: «Точно не знаю — тысяч пять-шесть». — «Подождите, сейчас жена отвернется, — сказал ему этот человек, — и я вам дам». Достал кошелек и отсчитал 10 тысяч.

— Как вы с таким молчуном общались?

— Так мы могли целыми днями не разговаривать, просто находиться рядом, и представьте себе, не испытывали никакого дискомфорта. На даче у Демьяненко был свой уголок, куда он никого не пускал. Там стоял старинный письменный стол на фигурных ножках, в ящиках которого можно было отыскать массу интересных вещей: старые журналы, открытки, ракушки и гальку с морского побережья, даже спичечные коробки — мы называли их Сашкиной тайной.

Демьяненко часто уединялся там, перебирая предметы, которые другим могли показаться обыкновенным хламом, и о чем-то думая. О чем? Теперь об этом уже никто не узнает... В отличие от меня, 40 лет игравшего на бильярде, Сашка никогда не занимался спортом, зато очень любил читать и пылесосить, совсем как его герой в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» — помните, как он водит щеткой по полу, а в другой руке держит книгу? Вылитый Демьяненко! Если ему под руку попадалось произведение какого-то писателя, он прочитывал не только остальные его сочинения, но и все, что написано о нем другими критиками и современниками. Саше было интересно все, он впитывал в себя информацию, как губка воду.

С Татьяной Конюховой в фильме «Карьера Димы Горина», 1961 год

— Александр Сергеевич любил делиться прочитанным?

— Редко, он и тут все таил в себе. Он вообще очень редко высказывался на какую-то тему, получались настоящие афоризмы. Наверное, самый прекрасный он выдал как-то на своей даче. Я что-то мастерил, а Людочка приготовила обед и позвала меня. Саша сидел на кухне и курил, а его жена пыталась накормить меня: «Борщ будешь? Нет? А котлеты! Тоже нет? Ну, может, хоть компота налить?». И тут я обрадовался: «Какое счастье — я его обожаю!». — «Олежек, я тоже очень люблю компот», — оживился Демьяненко, потом подумал и спросил: «Я вот тут подумал: может, нам в организме компота не хватает?».

Не менее замечательная история приключилась, когда мы после отдыха в болгарской Албене возвращались в Советский Союз через Варну. На границе поезд остановился на какой-то маленькой станции, чтобы поменять колеса: у нас колея шире, чем в Европе. Нам сказали, что можно немного погулять, и мы пошли купить бутылку водочки — отпраздновать возвращение домой, но когда вернулись, выяснилось, что состав ушел без нас.

Представляете себе картину: легко одетые — в рубашках и сандалиях на босу ногу — люди, у которых в кармане 47 копеек и бутылка. Что делать — как добираться? «Саша, — говорю я ему, — давай сдадим обратно водку и вернем пять рублей, которые мы на нее потратили». Он удивленно на меня посмотрел: «Олег, ты что, обалдел? С пятеркой мы ханыги, а с бутылкой мы же люди!».

— Логично! И как эти самые люди до дома добирались?

— На рабо­чем поезде — знаете, раньше ходили такие, с открытыми платформами, которые ремонтников возили. Так мы доехали до ближайшей большой станции, а

Со Станиславом Хитровым, «Мир входящему», 1961 год

там у ее начальника нас уже ждали наши чемоданы, которые заботливо собрали попутчики. Правда, этот человек ужасно волновался — боялся, что мы не догадаемся искать свои вещи у него или просто проедем мимо, что ему тогда с нашим имуществом делать? Поэтому, когда увидел Демьяненко, чуть не заплакал от радости — прежде всего, конечно, по причине встречи с любимым актером, да и одной головной болью тоже стало меньше. Помимо вещей, друзья-туристы собрали нам деньги — у кого сколько осталось, всего получилось что-то около четырех рублей (впрочем, не только на билеты, но и на еду нам их явно не хватало), а вот паспорта руководитель нашей группы не отдал — побоялся. И куда нам со всем этим добром дальше?

Начальник станции посадил нас в поезд без билетов, правда, он шел в Киев, но в тот момент этот факт казался нам неважным: главное — хоть куда-то ехать. Обосновавшись в купе, решили пойти в вагон-ресторан — деньги-то карман жгут. Увы, их нам хватило только на бутылочку вина и помидор.

Тут выяснилось, что Демьяненко не может есть их без соли, а ее в вагоне ресторане почему-то нет. Пошли искать ее по вагонам, набрели на радушную компанию армян, с которыми в результате пировали до самого Киева. Там те же ребята подвезли нас на такси в аэропорт, хотя, почему мы туда отправились без копейки денег, непонятно.

Впрочем, даже если бы они и были, шансы улететь невелики — в сезон кассы Борисполя осаждали толпы людей, желавших вылететь в самые разные уголки страны.

К счастью, на Сашу обратила внимание какая-то симпатичная начальственная аэрофлотовская дама, которая готова была отправить нас в Ленинград на свои деньги — с условием, что мы ей потом вернем их почтовым переводом.

«И мух отгоняй!». С Алексеем Смирновым в комедии Леонида Гайдая «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», 1965 год

Правда, когда выяснилось, что у нас и документов нет, она на минуту растерялась, но тут уж я не выдержал: «Вера (а именно так звали нашу спасительницу), ну разве вы без паспорта не видите, что перед вами Александр Демьяненко, которого знает вся страна?!». Видимо, мой крик души подействовал на эту милую женщину, потому что через несколько минут нам приносят два билета до Ленинграда. Увидев это, к нам с криками о помощи устремляются наши друзья-армяне: оказывается, на ереванский самолет нет ни одного билета. И всесильная Вера ради Сашки помогает и им.

— Вот она, волшебная сила искусства. Как часто у Демьяненко происходили такие замечательные встречи с поклонниками?

— К сожалению, достаточно часто ему приходилось сталкиваться с совершенно бесцеремонными людьми, которые кидались к нему с криками: «Шурик, давай выпьем!». Правда, видя неприветливое Сашино лицо, многие осекались — второго такого бирюка я среди актеров не знаю. Помню, как-то на кинофестивале мы с ним заходили в автобус, который должен был отвезти актеров на какое-то мероприятие. А там уже сидела Наташа Селезнева, которая, увидев Демьяненко, вскочила со своего места и радостно воскликнула: «Саша, привет!».

Вы не поверите, но он на нее даже не посмотрел, буркнул: «Здрасьте!» — и прошел мимо. Никогда не забуду выражение лица и особенно глаз Наташи, в которых изумление смешалось с обидой: она не могла понять, за что к ней такое отношение, они ведь так много вместе снимались. Но в этом весь Демьяненко, такой уж он был нелюбезный человек. Что уж тут говорить о зрительском панибратстве и жлобстве, которое Сашка ненавидел.

«СТОИЛО ЕМУ ПОЯВИТЬСЯ НА УЛИЦЕ, СО ВСЕХ СТОРОН БЫЛО СЛЫШНО ТОЛЬКО ОДНО: «ШУРИК! ШУРИК ПОШЕЛ!»

— А заодно и роль, которая к ним при­вела?

— Писать, что Шурик из фильмов Гайдая испортил актеру Демьяненко жизнь, давно стало у вашего брата-журналиста общим местом, хотя в значительной степени это

«Вы меня не так поняли. Я совершенно не пью. Понимаете? Не имею физической возможности». — «Вот по этому поводу — первый тост». Евгений Моргунов, Фрунзик Мкртчян, Александр Демьяненко и Юрий Никулин, «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика», 1967 год

действительно так. Из-за этой роли он лишился многих других работ — кинорежиссеры не хотели, чтобы их картины из-за Сашкиного в них участия ассоциировали со знаменитыми комедиями Гайдая. Да и из Театра комедии имени Николая Акимова Демьяненко ушел, потому новый художественный руководитель Татьяна Казакова не хотела видеть на сцене хоть и постаревшего, но все-таки Шурика.

Саша был в шоке, когда она вызвала его в кабинет и сказала: «Что бы вы ни играли, отовсюду выглядывают «уши» Шурика, поэтому мы в ваших услугах больше не нуждаемся». Сашка ужасно переживал — думаю, именно после того злосчастного разговора у него и начались серьезные проблемы с сердцем. В этом смысле зависимость нашей профессии невыносима — актеры, пожалуй, единственные люди, которые совершенно не властны над тем, что делают.

С другой стороны, именно эта работа принесла Саше невиданную популярность, которую в 60-70-е годы можно было сравнить только со славой Юрия Гагарина.

Стоило ему появиться на улице, как со всех сторон было слышно только одно: «Шурик! Шурик пошел!». Я часто думал, чем объясняется такая невероятная притягательность этой роли? И понял: во-первых, с актерской точки зрения Сашка сыграл его блистательно. Во-вторых, он очень привлекателен чисто по-человечески — добрый, умный, порядочный, обаятельный.

— Сдержанность Александра Сергеевича хоть когда-нибудь прорывалась?

— Мне он по-настоящему открылся только два раза за все время нашей с ним дружбы. Первая история произошла за границей, когда мы выступали в Германии перед служившими там нашими солдатами. После представления всегда накрывались столы, на небольшой эстраде играл оркестр. Саша немного выпил и вдруг пошел к музыкантам, взял микрофон и запел. Я никогда в жизни его таким не видел!

Еще один такой «взрыв» случился за городом — в Сосновке под Питером, где мы с ним много времени проводили вместе. Сначала я на своей машине возил Сашу и Марину на их дачу, а потом купил участок по соседству. И вот как-то я приехал и вижу, что Демьяненко, как говорится, не в себе. Спросил, что случилось, и он совершенно неожиданно начал кричать: «Да зачем мне все это было нужно — зачем я только на это согласился!».

Оказывается, его пригласили в жюри эст­радного конкурса и не­сколько часов, проведенных там, произвели на него не­из­гладимое впечатление. Он начал в лицах показывать все номера, которые там увидел, и это было так точно и смешно, что я смеялся до слез, и счастлив, что мне довелось это увидеть. Больше ничего подобного не было, в ос­тальное время Саша постоянно что-то читал, а я мастерил и ремонтировал.

Иногда ему тоже хотелось что-то сделать своими руками, но я, глядя на эти эксперименты, только вздыхал: переделывать все предстояло мне. Как-то уехал не­на­долго, а ему за это время захотелось забор переделать — с сетки Рабица на штакетник. Вы бы видели, какими огромными — семисантиметровыми! — гвоздями он прибивал тоненькие дощечки к слегам! «Что же ты, — говорю, — делаешь?». — «Решил, — отвечает, — если уж прибивать, то на совесть», а у самого из забора гвозди, как иголки кактуса, торчат, и колючей проволоки не надо. Меня удивило то, что он со мной не посоветовался.

С Натальей Селезневой и Леонидом Гайдаем на съемках комедии «Иван Васильевич меняет профессию», 1973 год

— Возможно, он просто хотел вам доказать, что тоже умеет что-то делать руками?

— В подтверждение этого расскажу вам историю о том, как мы покупали Саше машину. Я-то водитель со стажем — за рулем с 1956 года, долго ездил на автомобиле из первой привезенной в Ленинград партии «Жигулей», а у него никогда своего авто не было. Наступило время, когда жить без своих колес было уже нельзя, и мы начали думать, где достать машину для Демьяненко.

И тут звонит мне мой друг, который при правительстве Сальвадора Альенде работал в торговом представительстве в Чили. После прихода к власти хунты советское посольство было закрыто, а все его имущество погрузили на теплоход и отправили в Советский Союз. В числе прочего добра там было и три автомобиля — две отечественные «Волги» и один импортный «фольксваген».

— Вы с Александром Сергеевичем, конечно же, выбрали последний?

— Саша мечтал о «Волге» — тогда она была символом успешности человека, но эти машины у нас перехватили, а «фольксваген» остался: во-первых, в советское время на таких авто ездила только богема, а во-вторых, это был бразильский вариант, где не предусмотрена печка, что для наших широт почти катастрофа. Но выбирать было не из чего, за новыми машинами нужно было стоять в очереди годами. Поэтому мы в исполкоме оформили Саше раз­решение на покупку и, когда теплоход причалил в Ленинградском порту, забрали машину.

Ездить на ней было нельзя — за время плавания наши люди, матросы, вытащили из нее все, что можно, включая провода, лампочки и даже дверные ручки. Саша сам

Падчерицу Александра Демьяненко Анжелику Неволину многие помнят по роли машинистки в фильме Владимира Бортко «Собачье сердце». Своих детей у актера не было

никогда бы ее не отремонтировал, поэтому я взялся ему помочь. Поставил новые детали, ручки заказал в мастерских Эрмитажа, не хватало только аккумулятора, но я поставил свой и ездил на ней, а тем временем искал подходящий — он в этой машине был маленький и находился под задним сиденьем. Когда мне наконец пообещали привезти то, что нужно, я на радостях позвонил Сашке, а он говорит: «А я тоже достал аккумулятор, уже и деньги отдал, сегодня привезут».

Когда я увидел, что он «достал», то чуть не упал в обморок: это был аккумулятор от трактора «Беларусь». «Что ты наделал?! — начал я его ругать. — Почему со мной не посоветовался?». Его реакция была совершенно непредсказуемой: он сорвал с головы кепку, ударил ею об асфальт, упал под задние колеса машины и как закричит: «Давай, дави меня — такие никчемные люди жить не должны!». Тут я понял, что, наверное, пережал, и дал задний ход: «Да ладно, Сашка, не расстраивайся, ну погорячился я, починим мы твою машину». И ведь починили, а потом я его еще и водить научил.

— Каким водителем был Демьяненко?

— Еще когда мы только собирались покупать Сашке автомобиль, он всячески отнекивался: «Я не смогу ездить!», но мне удалось его переубедить. И начал тренировать его на своей машине, вывозил на старую дорогу в Сосновку (после того как построили новую, по ней никто не ездил), сажал на водительское место и, страхуя, заставлял крутить баранку. Каждый раз, выходя из машины, Саша вытирал со лба пот: «Какая мука!».

Спустя какое-то время он сам отправился на своей машине из Ленинграда в Москву, а этот город для начинающего автомобилиста — серьезное испытание. Людочка потом рассказывала мне, как Саша выехал на Садовое кольцо, а там шесть полос идет в одну сторону, шесть — в другую, и транспорт даже тогда двигался сплошным потоком. Самое страшное — грузовые автомобили, которые «рычат» со всех сторон, и Саша, будучи зажатым между двумя фурами, закричал: «Господи, как мне тесно!». После такого крещения он уже ничего не боялся и довольно хорошо и надежно водил машину.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter