Элитный закройщик Валерий ЛЮБИВЫЙ: "Сейчас все магазины, даже бывшие продуктовые, забиты одеждой. Ну какая это парижская мода? Обыкновенный ширпотреб"

Украинский кутюрье Михаил Воронин в интервью "Бульвару" сказал: "...Было ателье "Коммунар". Там работал Валера Любивый - великолепный специалист, я многому у него научился". Напомним: "Коммунар" - ателье, которое при советской власти обшивало номенклатуру всех рангов. На этом элитном предприятии Валерий Любивый проработал 51 год. Менялись люди на самых высоких постах, а знаменитый закройщик оставался при них неизменным, поскольку мало кто мог сравниться с ним в мастерстве. На днях Валерию Дмитриевичу исполнилось 79. Выглядит он не по возрасту моложаво, подтянуто, интеллигентно. Во время нашего общения Валерий Дмитриевич для демонстрации облачился в костюм собственного пошива, который омолодил его минимум лет на 20. Честно скажу, такой эффект от одежды я видел впервые.

"СТАСКИВАЕТ С СЕБЯ СЕКРЕТАРЬ ЦК ПО ПРОМЫШЛЕННОСТИ ТИТАРЕНКО БРЮКИ И В БЕШЕНСТВЕ ЗАПУСКАЕТ В МЕНЯ..."

- Валерий Дмитриевич, просветите: вы портной?

- Я закройщик-модельер. Могу сам смоделировать вещь. А портной - это мастер. Я был им в первое время. Приехал в Киев в 46-м. Образование - неполных восемь классов. Что мне было делать? Взяли в ателье "Индпошив" брючником. Потом научился шить пальто, стал пальтовщиком...

- Многие модельеры начинали с того, что в детстве куклам одежду шили. А вы?

- Какие куклы? (Смеется). Нет, нет. Я тогда их в глаза не видел. Родился в Киргизии, в поселке Токтогул. Какая у нас учеба была? Без учебников, без тетрадей. Один день в школе занимаешься, другой - дома по хозяйству возишься. На мне и корова была, и в лес ходил за дровами. С двумя сестрами сеяли, пололи, урожай собирали.

Тяжелое было время. Школу пришлось бросить. Два года пахал в колхозе. А мать, она была в мастерской портнихой, говорит: "Иди поработай у меня". Там я и научился шить брюки. Еще строчил фуфайки.

Я недавно навещал ее могилу - она похоронена на Байковом кладбище - и в который раз отметил: всю центральную аллею, где покоятся члены Политбюро, министры, академики, занимают мои бывшие заказчики...

В 44-м меня призвали в армию. Какой из меня солдат в 17 лет? Заболел туберкулезом легких, сердце барахлило. Пролежал в госпитале два месяца. Весил 49 килограммов. Демобилизовали с сопровождающим, потому что был очень слабым.

- Как же вы очутились в Киеве?

- Благодаря средней сестре. Она вышла замуж за инвалида-ветерана из Украины. Послала нам с матерью вызов. Тогда попасть в Киев из далекой провинции было очень трудно.

- А в престижный "Коммунар" вы устроились по протекции?

- Я, в общем-то, думал: как туда попасть? Удалось это сделать, можно сказать, хитрым путем, по переводу. В "Коммунаре" было три ателье: "нулевое" обслуживало исключительно членов Политбюро, второе - заведующих отделами ЦК, министров, секретарей обкомов и председателей облисполкомов, третье - остальных чиновников. Фамилии заказчиков в квитанции не указывались. Была простая нумерация: "01" - первый секретарь ЦК КПУ, "02" - председатель Совета министров, "03" - председатель Верховного Совета, "04" - второй секретарь ЦК... "010" - секретарь по сельскому хозяйству...

Закройщик третьего ателье Лион Миллер взял меня к себе пальтовщиком. Я хорошо работал. В руках появилось мастерство. Всегда ходил в передовых, получал грамоты, премии. В 53-м стал мастером первой категории. У меня красивые пальто получались. Даже хлопцы из Дома моделей просили, чтобы им пошил.

Михаил Воронин со своей бригадой тоже наведались. Мы с ним как-то встретились, и он вспоминал: "У меня до сих пор стоит перед глазами твое пальто, которое было тогда на манекене". Один заказчик пришел к нему в моем одеянии. Воронин сразу узнал мой стиль: "Это Любивый шил?..".

- Со старшими коллегами ладили?

- В ателье были мастера, которые еще при царе шили. Старички. У каждого была своя изюминка, свой нюанс. Я старался это улавливать, перенять. Относились они ко мне доброжелательно. Помню, 70-летний Мирон Шулькевич, сын которого был главным архитектором Киева, не поскупился на добрые слова: "Ты знаешь, у тебя золотые руки. Я уже не могу так, как ты". Мне была приятна такая оценка корифеев.

- И никто не испытывал к вам профессиональной ревностности?

- У одного старичка, помню, была ко мне зависть. Я это ощущал. Поутюжу пальто, повешу, иду в перерыве играть в футбол во дворе. А он мне спички между закрепками карманчика закладывал, чтобы указать, что я их плохо закрепил. Но я тоже не оставался в долгу, когда он уходил (смеется)... В 57-м я окончил курсы закройщиков, а в 61-м меня перевели в первое ателье.

- Это повышение?

- А как же! До этого я только шил, а теперь начал кроить. Я всегда говорю: если своими руками не прочувствуешь работу мастера, как ты можешь руководить бригадой, указывать кому-то, что надо делать?

- Кто из знаменитых людей были вашими клиентами? Какое они на вас производили впечатление?

- Заказывал пальто Мыкола Бажан. Но я с ним не общался, я только шил, понимаете? Закройщик покроил, заболел. Говорит мне: "Дальше шей без примерки". А у меня уже навыки имелись. Клиент был доволен.

Драматурга Александра Корнейчука обслуживал, когда меня перевели в "нулевое" ателье. Я всегда был опрятным, одевался по моде, был в курсе этого дела, поскольку постоянно ездил на всесоюзные методические совещания. Спрашиваю: "Александр Евдокимович, каким желаете, чтобы был костюм?". А он: "Вот как на тебе, так и мне пошей". Я домой к нему ходил, и он у нас тоже бывал, хотя не положено. Нормальный был человек, но вел себя официально.

- А с секретарями ЦК как работалось?

- Заказчики были разные. Запомнилось общение с Алексеем Антоновичем Титаренко, секретарем ЦК по промышленности. Это под его руководством построили "Криворожсталь", воздвигли в Киеве "Родину-мать". Я был на "Криворожстали", сказал ему. Он с гордостью произнес: "Это ж мое детище!". Я всегда старался по кабинетам утречком ходить, когда высокое начальство только появлялось на работе. Звоню в приемную: "Можно прийти мерить?". Мне называют время. И вот захожу к Титаренко, а перед ним лежит газета, в которой вышла его статья. Он ее читает, перечитывает. Лицо довольное. Говорит: "Валерий Дмитриевич, ты критику любишь?". Видно, в статье он кого-то сильно покритиковал. Отвечаю: "Кто ж ее любит?". Он глянул на меня этак снисходительно: мол, критику надо уважать и на нее не обижаться.

И тут вдруг звонок. Он снимает трубку, слушает, и лицо его начинает мгновенно меняться, покрываться красными пятнами. Кто-то из вышестоящего начальства его честит, честит! И, как я понял, именно за эту статью, за какие-то ошибки. Он тут же связывается со своим помощником, который помогал ему статью готовить, и в свой черед начинает его честить, честить... "Ага, - думаю, - тоже не понравилась критика. Куда и любовь к ней подевалась?".

Он был чрезмерно строгий, придирчивый и поставил себя так, что люди перед тем, как зайти к нему в кабинет, раболепно интересовались его настроением. Был у нас спецмагазинчик, где продавались разные товары, включая дефицитные. Привезли туда английские пальто - легкие, без подкладки. Ему понравилось одно, и он попросил меня подогнать под его фигуру. Я работу выполнил. Спрашиваю: "Вам пальто забирать?". - "Пусть повисит немножко". А продавщицы запамятовали и продали вещь. Титаренко был в ярости, обрушил на женщин весь свой начальственный гнев. Они после этого, наверное, три месяца плакали.

Однажды досталось и мне. В Запорожье ему сшили пальто - синее, с шалевым воротником. Но Алексей Антонович надумал его переделывать, доверил это мне. Одновременно я шил ему костюм. Прихожу на примерку. Он надевает брюки, они ему нравятся. И вдруг спрашивает: "А пальто принес?". - "Нет, - говорю, - еще решаю, что нужно сделать". - "Что? Как?" - взбесился он, вышел из себя. Стаскивает брюки и запускает ими в меня...

- Извинился потом перед вами?

- Что вы! Вел себя так, как будто ничего не было. Такой вот он...

- А вы на своих высокопоставленных клиентов обижались?

- А чего мне на них обижаться? Я их просто не боялся. Когда тот же Титаренко стал на меня повышать голос, покрикивать, сразу осадил его. "Я работаю на вас из уважения. И между прочим, - говорю, - еще ни один хороший закройщик с голоду не умер...".

А вот противоположный пример. Председателем Верховного Совета был одно время Демьян Сергеевич Коротченко, крупный общественный и государственный деятель, возглавлявший во время войны всеукраинское партизанское движение. Я обычно приходил к нему домой. Как-то вечером сообщил, что буду у него утром, и забыл об этом. Мне звонит на работу его помощник: "Что-то случилось?". Боже мой! Хватаю костюм, спешу к Коротченко. "Ой, Демьян Сергеевич, извините, извините!". - "Ничего, ничего, - говорит, - у тебя, наверное, трамвай задержался". А когда к нему на дачу приезжал, он обязательно после примерки приглашал за столик в саду, угощал яблоками. Такое доброе отношение к простому человеку остается в памяти на всю жизнь.

"ХРУЩЕВ ВСПЫЛИЛ, КОГДА ЗАКРОЙЩИК СКАЗАЛ, ЧТО У НЕГО КОРОТКИЕ БРЮКИ"

- Вас и в здание КГБ допускали? Не опасались, что в среду портных может внедриться вражеский агент?

- С биографией у меня было все в порядке, ни к чему не придерешься. Отец был красным командиром, сражался с басмачами, погиб, когда ему было 38 (мне тогда исполнилось три с половиной года). Ему памятник в поселке поставили. Потом уже и я стал коммунистом. Работал на одном месте. Отличался трудолюбием. То есть они знали, что я из себя представляю. К тому же шпионы разве умеют так шить?

За мной присылали машину с порученцем, которая отвозила на Владимирскую, 15. Кстати, везде, где я проезжал мимо охраны, мне отдавали честь, поскольку у машины были темные стекла и не видно было, кто в ней сидит. Но все равно было приятно.

Я входил в серое здание без трепета. Пошил, помню, костюм главному чекисту Украины - председателю КГБ Виталию Федорчуку. Мерили в комнате отдыха. Он оделся, посмотрел на себя в зеркало, вроде бы все как надо. А на нем как раз были невзрачные босоножки. И я не выдержал, говорю в шутку: "Виталий Васильевич, костюм дорогой, красивый... Вот только босоножки к нему не подходят". Он сверкнул на меня глазами: "Я ж не закройщик, не могу позволить себе туфли!".

Не все из начальников терпят, когда им делают замечания. Закройщик Хрущева как-то сказал ему, что у того короткие брюки. Никита Сергеевич сразу вспылил: "А ты что, всем на ноги смотришь?". А что тут такого? Профессиональный взгляд. Заместителю председателя Совета министров Сенину никто не мог угодить брюками: очень был щепетильный, придирчивый. Он сам признавался: "Хожу по улицам и рассматриваю, у кого как брюки сидят".

С тем же кагэбистом Федорчуком у меня стычки были. Я за неделю пошил ему костюм из сухого, не очень хорошего материала, другого просто не было. Приношу ему. А через день я собирался в Болгарию - в Варну, на курорт Златы Пясцы (с отдыхом у меня никогда проблем не было, ко мне приходили и говорили: "Валерий Дмитриевич, куда на этот раз хотите?").

Федорчук надел брюки, морщит нос: "Что-то не то... Шей другие!". А у меня уже билеты на руках. Думаю: надо схитрить. Что-то подправил в тех же брюках, сдаю. Он: "Говоришь, это новые брюки? Покажи мне старые". Я только руками развел: разве опытного кагэбиста проведешь?

Его перевели в Москву. И там он меня вспоминал. Когда сзади по шву у него лопнули брюки, он воскликнул: "Это мне Валерий Дмитриевич специально так сделал! Ведь он хотел меня обмануть".

А за границей, где, как и везде, встречают по одежке, а провожают по уму, наших послов постоянно спрашивали: "Где вы обшиваетесь?". - "В Киеве у Валерия Любивого". Не могли поверить, думали, что в Париже. В 67-м я вместе с группой ездил в Бельгию. Нас по всем швейным фабрикам и заводам возили. Интересно было, конечно. Швейные машины у них были такие, что нам и не снились. И вот бельгийцы с удивлением смотрели на мой костюм и спрашивали: "Сколько он стоит? Наверное, очень дорого?..".

- Кого из первых секретарей ЦК КП Украины вы обслуживали?

- Начиная с Николая Подгорного - всех! Но с Подгорным я мало общался. Его сразу забрали в Москву, где он был Председателем Верховного Совета СССР.

- Сколько вам тогда было?

- 34. Это был 61-й год. Потом обшивал Петра Шелеста. Он был необщительный, неулыбчивый, скупой на слова. "Спасибо" не говорил, видимо, считал ниже своего достоинства.

- А что скажете о его преемнике Владимире Щербицком?

- Считаю, что это один из крупнейших политических деятелей. Я начал его обслуживать, когда Владимир Васильевич был председателем Совета министров. Потом он попал к Хрущеву в опалу, и тот отправил Щербицкого обратно в Днепропетровск. А оттуда он уже пришел первым секретарем ЦК.

В отличие от Шелеста Владимир Васильевич был общительным, тактичным, простым в общении. Его все уважали. Как член Политбюро Союза он мог обслуживаться в "Кремлевке" - закрытом ателье в Москве на Кутузовском проспекте. Мы, приезжая на методические совещания, туда часто заходили, чтобы пообщаться с коллегами, обменяться опытом.

Владимир Васильевич пошил там у закройщика Лотоцкого (его пригласили в Москву из Львова) пальто. Но получилось неудачно. Щербицкий пригласил меня, чтобы я посмотрел, можно ли переделать. Я увидел, что пальто очень заужено, - спасти его не было никакой возможности. Так и сказал. Думал, что Владимир Васильевич на меня обидится и я впаду в немилость, но он отнесся к моей профессиональной оценке с пониманием. Во всяком случае, обнову не надевал. А супруга Щербицкого Рада Гавриловна как-то сказала мне: "Так до сих пор в шкафу и висит". Она ко мне очень хорошо относится как к родному. Я ей часто звоню, поздравляю с праздниками. Все-таки 30 лет был связан с этой семьей - с 61-го по 91-й. А потом эта свистопляска началась. Перестройка, перестрелка...

Недавно вышла книга воспоминаний о Щербицком. Смотрю на обложку, а на фотографии он в костюме, который я ему пошил. История этой вещи такая. Был я в Москве, зашел в "Кремлевку". Там был хороший выбор заграничных тканей. Мне говорят: "Берите какие хотите". Один отрез я выбрал для себя. Показал его Раде Гавриловне. Он ей понравился, Владимиру Васильевичу тоже. И я сделал ему этот костюм.

- Вы ведь себе хотели пошить...

- У меня костюмов достаточно. И сейчас их висит столько, что на две жизни хватит.

- Президентам Украины вы тоже шили?

- Не шил, а переделывал. Леонида Кучму обслуживал, когда он еще был премьер-министром. У него тогда все костюмы были купленные, и приходилось над ними работать, чтобы привести их в приличный вид.

Вызывали и к Виктору Ющенко, когда он возглавлял Кабинет министров. Оттуда прислали за мной какую-то женщину. А я к чему привык? К тому, что все меня знают и, куда ни захожу, передо мной зеленая улица. А тут пропускают через металлическую раму, смотрят на тебя подозрительно.

Поднялись на седьмой этаж, подошли к кабинету. Ющенко где-то задерживался - мне велели ждать в коридоре. Сидел я четыре часа. Наконец зашел к нему в кабинет. Он принял любезно. Все, что нужно было, я сделал, а вот денег за работу так и не взял. Понятия не имею, где у них касса. Никто и не позвонил...

- Вы с кем-то из своих заказчиков сближались?

- Я подружился с легендарным летчиком, маршалом авиации Александром Покрышкиным, часто гостил у них в Москве, на Большой Бронной. Привозил, естественно, "Киевский" торт. В столице для Покрышкина изготовляли торт "Полет", но он говорил, что "Киевский" все равно вкуснее. Его жена Марья Кузьминична подарила моей дочке куклу, которая у нас до сих пор хранится. Покрышкин приезжал в Киев отдыхать. И пока он восстанавливал силы, я ему что-нибудь шил...

А в 2003 году мне заказали костюмы для оперы "Война и мир" Сергея Прокофьева. Постановщиком был Дмитро Гнатюк. Все модели я разрабатывал вместе с художником. Управились за месяц. Помните героев этой оперы? И получилось, что я обшивал не только Подгорного, Шелеста, Щербицкого, Кучму и Ющенко, но также и Андрея Болконского, генералов Раевского, Ермолова, Барклая де Толли, адъютанта Кутузова (смеется)... А для оперы "Джоконда" шил немецкие, австрийские костюмы.

"СМОТРЮ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ НА ДЕПУТАТОВ - ПИДЖАКИ ЖУТКИЕ"

- Сколько вы получали?

- У меня была персональная зарплата - 250 рублей. А мастерам платили по самому высокому разряду, больше, чем в "Люксе". Работали на дотации.

- А какие в "Коммунаре" были цены?

- Обычные: 150-170 рублей за костюм, - смотря какой материал. Нам его доставляли из Москвы. Тут надо было следить. Если, допустим, первому лицу ткань понравилась, для другого я из нее уже шить не мог. Чтоб они не были в одинаковых костюмах.

Среди мужчин такого не наблюдалось, а вот среди жен наших секретарей, которых мы тоже обслуживали, был случай. Его рассказывал Григорий Наконечный, женский закройщик. Он для Рады Гавриловны делал пальто из английской ткани. Приехала из Черкасс жена одного партийного деятеля, увидела: "Ой, и я хочу такое же!". Закройщик объясняет: нельзя. А она истерику закатила: хочу, мол, и все! Тот вынужден был уступить.

Потом во дворце "Украина" проходило торжественное мероприятие. Спускается по лестнице Рада Гавриловна в светло-бежевом пальто, а навстречу ей поднимается жена секретаря из Черкасс. И пальто на ней точно такое же! Рада Гавриловна в антракте съездила домой и переоделась в шубу. В том пальто ее больше никто не видел.

- А вы женщинам что-нибудь шили?

- Я, между прочим, окончил женские курсы повышения квалификации. И даже собирался обшивать прекрасную половину, однако директор воспротивился: "Ты мужской мастер, а не женский!". Но иногда я женщин обслуживал, шил, им, например, брюки - начинал же как брючник.

- И они довольны были? Не капризничали?

- Не капризных женщин не бывает...

- Чем сейчас занимаетесь?

- На пенсии с 2002 года. Мог бы и дальше работать, силы у меня еще есть. Но вижу, что наш труд, наше мастерство не нужны. "Коммунар" развалился. Я предлагал директору: "Давайте сделаем элитную мастерскую на самом высоком уровне", она как-то не прореагировала...

Сколько у нас в Киеве было ателье! А сейчас все магазины забиты одеждой, даже те, что были продуктовыми. Я прошелся как-то по этим километровым подземным музеям, присмотрелся... Ну какая это парижская мода? Обыкновенный ширпотреб! Через какое-то время все превращается в тряпку. Это когда-то материя была хорошая, железная. Из нее вещи были как игрушки. Вы видели костюм, который я надевал? Ему 25 лет...

- А выглядит как новенький...

- Я ж и ношу аккуратно. У него есть форма, а ткань такая, что никогда не мнется. Понятно, да? Это и называется мастерство. Сейчас таких костюмов нет ни у кого. И не будет, если я не сделаю. Так что пока я живой... Смотрю по телевизору на депутатов. Пиджаки жуткие. Рубашки какие-то...

- Есть сожаления о чем-то?

- Я приносил людям радость, жизнь недаром прожил. Меня всегда уважали и сейчас уважают. Мои бывшие клиенты при встрече меня узнают, руки жмут, обнимают. Но ряды старых мастеров редеют. Михаил Воронин мне сказал: "Нас трое осталось - ведущих...". Он имел в виду себя, меня и Владимира Несмеяна, женского художника.

- На здоровье не жалуетесь?

- Сколько себя помню, ни разу не брал больничного листа. Даже если простуживался, все равно работал. Болел редко, слава Богу. Каждое утро делаю зарядку, стараюсь размяться хорошенько. Никогда в жизни не курил. Отец к сигарете не тянулся, и дети мои - сын и дочь - к куреву равнодушны.

- А жена?

- Тем более.

- Сколько вы вместе?

- 5 мая отметили 56 лет. Никаких трений между нами не было. Воспитали детей, дали им образование, квартиры. Они получили от нас все, что нужно было.

- Что пьете?

- Шампанское. Иногда - коньяк. А водку не люблю...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter