Валерий ЛЕОНТЬЕВ: «К сожалению, вместе со свободой слова мы получили свободу клеветы, и люди ею охотно пользуются»

Анна ШЕСТАК. «Бульвар Гордона» 15 Октября, 2010 00:00

Мы созвонились в тот день, когда Валерию Яковлевичу вручили очередную награду - орден Почета, и начала я, естественно, с поздравлений. «Спасибо, - ответил он. - Этим орденом меня наградили еще в начале года, правда, так получалось, что я был то на Сахалине, то в Хабаровске, то вообще за границей и получил его лишь сегодня. Но внимание со стороны государства в любом случае греет самолюбие».

«СЛИШКОМ МНОГО ЧЕСТИ ТОМУ, НА КОГО ПОДАЕШЬ В СУД»

- Валерий, говорят, от пристального внимания вы устали. Мол, выступать больше не хотите, продаете квартиру в Москве и уезжаете то ли в Штаты, то ли в Испанию...

- Я поражаюсь, как любой негативный слух распространяется и, самое главное, держится в сознании людей! Читатели, зрители подхватывают его, словно вирус. А ведь я неоднократно давал опровержение, но эту информацию никто не запомнил. Поэтому еще раз скажу, что не мыслю своей жизни без России, без пространства, которое теперь называется СНГ. Не могу представить, как это я никогда больше не приеду в Киев или в Воронеж, в Санкт-Петербург или в Ереван. Все подобные разговоры - дребедень.

К сожалению, вместе со свободой слова мы получили свободу клеветы, и люди, которым это нужно, ею охотно пользуются. Как видите, успешно. Могу сказать лишь одно: «Когда мое имя появляется на афишах, это значит, что я - еду!».

- А вы не пытались узнать, откуда у слухов ноги растут?

- А бессмысленно. То ли это сочинил журналист, которому нужна сенсация, то ли кто-то заказал... Я не знаю, но сомневаюсь, что за этим стоят мои коллеги: у меня среди них нет врагов. Думаю, это просто журналистский произвол.

- Может, этот произвол не в последнюю очередь вызван тем, что с журналистами вы не судитесь и вообще не склонны к разборкам?

- Я признаю единственный способ во всем разбираться - выходить на сцену и доказывать, что я - это я. А суды... Слишком много чести тому, на кого подаешь в суд.

- Вы полдня провели в студии. Над новой программой работаете?

- К творческому вечеру поэта Леонида Дербенева записывал его песню. Не новую - из старого фильма «31 июля», «Ищу тебя». А новая программа - вещь довольно опасная. Уверяю вас: если я ее сделаю, приеду, скажем, в Киев и спою 25 новых песен, меня просто заплюют. Люди любят то, что они любят, поэтому я всегда нахожусь в сложной ситуации и пытаюсь в разумных дозах соединять песни, любимые публикой, и новый материал, который мне необходим. Я же не могу петь 40 лет «Ярмарку» или «Дельтаплан»?

Сейчас, например, хочу исполнить что-нибудь испанское. Итальянские и английские вещи уже были, французские, украинские - тоже. Пора и на испанской мове что-нибудь сообразить.

«СКОРЕЕ БЫ ЛЕТО - И В КИЕВ!»

- Очень много воспоминаний у вас связано с Киевом. Вы даже песню когда-то пели: «А мне все Киев будет сниться. Ты приходи ко мне во сне через границы за границы»...

- ...а еще раньше, давным-давно, во Дворце спорта в Киеве (напевает): «Знову цвiтуть каштани, хвиля днiпровська б'є...».

С огромным удовольствием приехал бы к вам отдохнуть, но только я очень хочу, чтобы это произошло летом. Я бы погулял по Киеву, покатался на лодочке по Днепру, посидел бы на Подоле в маленькой уютной кафешке, походил по Андреевскому спуску, где художники продают свои картины, которые еще не просохли - вот только-только последний мазок положили... Чудесные места! Брусчатка, отсутствие асфальта, каштаны... Скорее бы лето - и в Киев!

Мне очень нравился район около старого Дома звукозаписи (ул. Леонида Первомайского на Печерске. - Авт.). Вот когда в горку поднимаешься, испытываешь необыкновенный комфорт, в душе такое равновесие наступает. Кончу-Заспу люблю: многие друзья там живут. Очень красивое место, потрясающее. Там можно проспать целые сутки, потому что ничто тебя не потревожит, ни один лишний звук.

- Разве что соловей...

- Ну, соловья еще можно вынести. Больше - никого.

- То есть ваша любимая музыка - тишина?

- Совершенно точно. Ну, не полная, в полной тишине можно двинуться умом, а все, что происходит в природе, - замечательно. Я, например, очень люблю грозу. Если она начинается, жду, когда уже так шандарахнет, чтобы уши заложило! Очень люблю гром, молнию, и чем дольше она сверкает, тем больше захватывает дух: сколько еще будет сверкать, сколько еще вот так, без паузы? Обожаю шум ветра, дождя. Когда ночью просыпаюсь оттого, что дождь бьет по крыше, радуюсь.

- Не могу не спросить о городе, который рядом с Киевом и который опустел почти 25 лет назад. В прессе упоминалось, что вы давали концерты в Чернобыле, но в подробности вы вдаетесь редко...

- Да, выступал. Месяца через три после трагедии. В конце апреля рвануло, а в начале августа я поехал. Сперва был запланирован концерт в Зеленом Мысе - для ликвидаторов. Они жили там на дебаркадерах, кораблях, которые стояли на Днепре, потому что больше негде было спать.

Мы приехали, случилась авария - не было света, но до двух часов ночи люди не расходились, ждали, когда же включат электричество... А на следующий день состоялся концерт в Чернобыле, в городском доме культуры. Как сейчас помню, в четыре часа дня. Были открыты окна: жара! За окнами люди стояли (это был первый этаж, я их видел). Зал забит, много людей в белых халатах: и врачи, и техники... Концерт снимало украинское телевидение, и они его показывали, а куда потом дели, никто не знает. Я пытался найти, но безуспешно. Просто раньше существовала одна широкая пленка - бобина, и на нее концерт писали. Показали, надо писать следующий, значит, куда? Поверх!

- Что подтолкнуло поехать в Чернобыль? Не все же решались...

- Для меня это не было проявлением какого-то героизма или силы духа, я об этом не задумывался. Просто хотелось это сделать, хотелось увидеть. Там были кошки, сидящие на заборах. Темнота. Глазницы окон. Брошенные жилища, открытые двери... Пугающая картина. Ночью, когда мы ехали, я вспоминал «Пикник на обочине» Стругацких.

«ПОМЫЛ РАЗ ПЯТЬ ГОЛОВУ СРЕДСТВОМ ДЛЯ ВАНН И НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ БОЛЬШЕ НАВРЕДИЛО: РАДИАЦИЯ ИЛИ ЭТО СРЕДСТВО»

- Радиации не боялись?

- Не знаю. Я совершенно отчаянный человек (смеется). Когда мы возвращались, стоял пост на въезде в Киев - люди с дозиметрами измеряли уровень радиации. У меня в волосах было 30 миллирентген, я спросил: «А что делать?». - «Приедешь, - сказали, - в гостиницу - помой голову раз пять». Я приехал, была глухая ночь, голову мыть нечем. Пошел к дежурной по этажу, а она: «Вы знаете, у нас есть только средство, которым мы моем ванны...». - «Ну, давайте». В общем, помыл пять раз голову средством для ванн и не знаю, что мне больше навредило: радиация или это средство. Но ничего, тьфу-тьфу-тьфу, пока, как видите, с волосами.

- Когда в Чернобыль отправлялась Алла Пугачева, для нее проводили инструктаж: не брать цветы, а одежду, в которой выступала, сжечь. От поклонников она убегала...

- Меня никто не инструктировал, я брал от поклонников все. Сам их обнимал, руки пожимал... И думаю, если бы со мной такой инструктаж провели, я все равно бы не послушался.

- Государство вас как-то отметило? Хотя бы удостоверение чернобыльское дали?

- Ну, от государства дожидаться привилегий - дело безнадежное, а просить я не приучен, я все как-то по Булгакову: «Ничего ни у кого не проси. Сами придут, и сами все дадут». Но до сих пор не пришли.

- Наверное, не читали Булгакова.

- Кто их знает...

- Азиза рассказывала мне, что у нее есть удостоверение участника боевых действий в Афганистане: она там с концертами выступала. Вы ведь тоже там были...

- О да! Целый месяц протрубил. Но удостоверения не выдали. Меня же туда никто не посылал, мне просто в 85-м году запретили петь песню «Афганский ветер», потому что в ней были слова: «Зачем стучишься, похоронка, в панельный дом?».

Вызвали куда надо, провели беседу о том, что нет никаких похоронок, что у нас существует контингент, который не воюет, а просто находится на территории Афганистана. И я попросил, чтобы меня послали от Министерства культуры в командировку - убедиться, чем этот контингент занимается.

Ответ на свой вопрос я получил сразу. Во-первых, наш пассажирский Ту-134 отстреливался тепловыми ракетами, чтобы сбить с курса ракеты «земля-воздух», во-вторых, когда мы разгружали аппаратуру, на ее место загружали гробы...

Самое большое потрясение в жизни - это видеть смерть. А я видел, я ведь и в госпиталях пел. Смотрел на окровавленных людей, которых везли в реанимацию, на тех, кого спасли, и тех, кого не удалось спасти. Ходил по палатам: люди-то в основном тяжелые, не все могли прийти в красный уголок на концерт. Поэтому меня просили заходить в каждую палату - просто поздороваться с ними, с лежачими.

Я здоровался, подписывал какие-то открытки, разговаривал... Помню, к одному парню подошел, а его сосед по койке говорит: «Да ты садись, садись к нему на кровать. У него все равно ног нет...».

И в Афганистане, и в Чернобыле была одна и та же беда: из благополучной советской действительности люди попали в жуткую мясорубку. Причем не знали, куда едут, даже не подозревали, что они всего лишь пушечное мясо.

- Кто-то из тех, для кого вы пели тогда, подходит на концертах сейчас?

- Чернобыльцы - нет. А вот афганцы бывают. Приносят фотографии - я много фотографировался: перед концертом, после... И я рад, что они выжили, что могут подойти ко мне с этой фотографией.

- Вы регулярно посещаете США и Испанию. Скажите, кто нашему человеку ближе - американцы или испанцы?

- Да черт его знает. По безалаберности - испанцы (смеется). Американцы собраннее, не такие гуляки, а испанцы любят погулять, как мы.

- Один мой знакомый, живший в Штатах, говорит: «Все там хорошо, только водки в час ночи не с кем выпить».

- Это да, в Америке не с кем. Там все урезонено, узаконено, люди уважают личное время друг друга, берегут свой очаг и к чужому семейному очагу относятся трепетно.

- За границей вас реже узнают, можете почувствовать себя человеком, а не только звездой...

- ...и даже не расчесываться утром. Умылся, зубы почистил, какую-то кепчонку нахлобучил - и вперед. Недавно в Испании обувь купил новую, натер правую ногу. Так я эту обувку просто сбросил с правой ноги и пошел только в левой. Свобода - потрясающее чувство! За рубеж стоит ездить хотя бы потому, что там нет ощущения, что за тобой следят сотни глаз, ты должен выглядеть, соответствовать статусу...

- Тяжело все время соответствовать?

- Тяжело первые 30 лет, а потом ничего. Привыкаешь...