В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Ход конем

Многократный чемпион мира по шахматам Гарри КАСПАРОВ: «Питерская шпана из подворотни играет в мировые игры и чувствует, что может всех обвести вокруг пальца. Путин с Медведевым поняли, что все эти Буши, Блэры, Шираки — лохи: да мы же их всех к ногтю!»

Дмитрий ГОРДОН. «Бульвар Гордона» 28 Ноября, 2008 00:00
Ровно три года назад выдающийся шахматист создал в России оппозиционный «Объединенный гражданский фронт»
Дмитрий ГОРДОН
13-й чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров, родившийся к тому же 13 апреля (45 лет назад), реабилитировал «несчастливую» чертову дюжину в глазах миллионов советских болельщиков. Харизматичный и бесстрашный боец, при жизни признанный шахматным гением, он завоевал высший титул в 22 года и на протяжении двух десятилетий властвовал на спортивном Олимпе. Соперники неспроста прозвали Гарри «великим и ужасным» и утверждали, что исходящую от него энергетику ощущали физически — во время баталий с ним предгрозовое напряжение висело в воздухе. Достаточно сказать, что в первом безлимитном матче со своим преемником 12-й чемпион мира Анатолий Карпов потерял 25 килограммов веса, а претендент на чемпионское звание Найнджел Шорт признался, что никогда не боялся играть в шахматы до тех пор, пока судьба не свела его за доской с Каспаровым. Впрочем, исключительная мощь этого самородка имела не сверхъестественные, а вполне объяснимые, земные причины. Легендарный Михаил Ботвинник, в школе которого Гарри занимался с девяти лет, отмечал в нем аналитический склад ума, огромную работоспособность, талант первооткрывателя, умение мгновенно схватывать идеи, а еще — быстрые мозги... Уже тогда шахматного патриарха поражали темперамент ученика, его горячность и жажда победы, и хотя они сметали на своем пути все преграды, иногда делали Каспарова уязвимым. Говорят, в 2000 году он уступил свой титул Владимиру Крамнику лишь потому, что был расстроен тяжбой, которую затеяла его первая жена, — через суд она добивалась (и таки добилась!) запрета на поездки к отцу в Москву их общей дочери Полины. Теперь уже ясно: не было в истории шахмат противостояния ярче, чем между двумя «К», — партии, сыгранные Карповым и Каспаровым в пяти матчах за чемпионское звание, легли в основу современной шахматной теории. К пятому поединку, когда накал борьбы достиг апогея, знаменитая ювелирная фирма «Карлофф» изготовила будущему победителю специальный приз — бриллиантовую корону весом в 7,5 килограмма, обрамленную золотом и платиной. Обыватели охотно подсчитывали украшавшие этот шедевр 360 черных и 758 белых бриллиантов, но куда меньше известен тот факт, что без малейшего сожаления Каспаров продал корону за миллион долларов и передал деньги армянским беженцам, пострадавшим от погромов в Баку. Мало того, чтобы из этой суммы, уже обещанной обездоленным людям, не платить 30-процентный налог, он решился на мальчишеское безрассудство — переместил произведение искусства из Франции в Швейцарию в дорожной сумке, прикрыв кое-какими вещами и положив сверху свою книгу...

Будущему чемпиону мира и гроссмейстеру 13 лет. Он уже двукратный чемпион СССР по шахматам среди юношей и кандидат в мастера спорта
Естественно, этот поступкок Гарри не афишировал — точно так же не от него я узнал, что родственников из Баку он вывез спецрейсом. (Некоторых, увы, не успел: дядю-архитектора беснующаяся толпа выбросила с четвертого этажа, после чего сожгла). Зафрахтованный, кстати, Каспаровым самолет долго не выпускали из аэропорта, но международный авторитет чемпиона мира перевесил конъюнктурные и прочие соображения властей... Решение Гарри на 42-м году жизни оставить шахматы и податься в политику было, мне кажется, взвешенным и логичным. «В российской политике слишком много генералов и полковников и слишком мало интеллекта, — заявил Каспаров, — и я надеюсь, что моя способность к стратегическому мышлению поможет моей родине». Человек на удивление честный, он еще не понимал, что ввязывается в борьбу с шулерами, главное для которых не хорошо играть, а умело сдавать карты. Другой с такими славой и именем наслаждался бы заграничным уютом, а Гарри предпочел остаться в малокомфортной, криминальной России. Казалось бы, кто мог усомниться в благородстве и чистоте его намерений, в отсутствии у него корыстных мотивов, но, Боже мой, какая яростная критика обрушилась на Каспарова, едва Кремль понял, что приобрел в его лице непримиримого оппонента. Придворные писаки обвиняли выдающегося спортсмена в неблагодарности к взрастившей его советской стране, называли «амбициозным маньяком», сравнивали с набоковским Лужиным, сошедшим с ума, из-за обуревавших его страстей, и искали гнусный подтекст даже в том, что он подарил свою книгу «Шахматы как модель жизни» президенту США Джорджу Бушу... Властям поддакивали оппоненты из вроде бы демократического лагеря: мол, не умеет работать на человеческом уровне (видимо, предпочитает сверхчеловеческий!), нетерпелив, позволяет себе грубости... Даже не припоминаю, кого еще так в обозримом прошлом чернили — разве что академика Сахарова, ставшего кумиром россиян не при жизни, а после смерти, которую соотечественники старательно приближали. При этом самые совестливые из них потом каялись: слишком рано он, дескать, пришел со своими идеями — не смогли оценить. Вообще-то, предназначение гениев в том и состоит, чтобы формулировать мысли, которые современникам кажутся безумными, а для потомков становятся тривиальными. Формулировать, озвучивать и при необходимости идти за них на костер, но не будем о грустном. Гарри Каспаров учится быстро и отнюдь не считает свой матч с властью проигранным.

«ПОЧЕМУ Я, 25 ЛЕТ ПРОСЛАВЛЯВШИЙ СВОЮ СТРАНУ, ДОЛЖЕН УЕХАТЬ? ПУСКАЙ УБИРАЮТСЯ ПУТИН СО СВОЕЙ КАМАРИЛЬЕЙ!»

— Гарри, в марте 2005 года, выиграв очередной международный турнир в Линаресе, вы объявили о завершении спортивной карьеры...

— Было такое...

— Почему это сделали?

— При всем желании дать простой, внятный ответ, который удовлетворил бы самое примитивное любопытство, довольно сложно. Ну, действительно, как же так — продолжая побеждать, на пике славы оставить шахматы и окунуться в эту политическую грязь? Непонятно, зачем это нужно и на что он надеется...

Бывают, наверное, моменты, когда человек принимает решения, продиктованные не сиюминутными обстоятельствами, не реакцией на определенный момент, и это даже не набор каких-то факторов, которые на протяжении нескольких месяцев анализируешь. Просто что-то в окружающем мире случается, это накапливается, и в итоге оказываешься перед выбором, который на самом-то деле выбора не оставляет.

У меня это постепенно происходило года с 2000-го, когда, проиграв Владимиру Крамнику, я задумался: что делать дальше? И хотя я вернул себе доминирующие позиции, начал снова выигрывать все турниры и по-прежнему находился в рейтингах наверху, эта мысль уже во мне поселилась.


13-летний Гарик играет со своим тренером Александром Никитиным



Мы же играем не просто, чтобы побеждать, — для меня это был еще и способ раздвигать горизонты (пусть пока шахматные!), открывая в шахматах что-то новое. Хотелось использовать уже накопленный опыт где-то еще, но то были смутные психологические ощущения еще без какой-либо определенной направленности.

Ну а потом пошла череда событий, которые воздействуют на человека даже помимо его воли: гибель подлодки «Курск», «Норд-Ост», разгром НТВ и «ЮКОСа», арест Ходорковского, Лебедева... Началось ухудшение ситуации, а последней каплей стал Беслан — после него я задумался: «Жить здесь и делать вид, что меня это не касается, не могу. Значит, выход один — уезжать или с ними бороться, но почему я, 25 лет прославлявший свою страну, должен уехать? Пускай убираются Путин со своей камарильей!».

Еще важный штрих... В первенствах России я никогда не участвовал, но в 2004 году устроили суперпервенство — играть пригласили всех наших ведущих гроссмейстеров. Правда, там не было Крамника, но все остальные приехали, и так сложилось, что там я фактически добился своей последней шахматной цели... По-моему, в 97-м или 98-м году меня спросили: «Чего вы еще хотите, как надеетесь себя еще реализовать в шахматах?». Я и ответил: «Знаете, у меня есть одна мечта...

— ...стать чемпионом России»...

— Нет. «Как раз в 96-м у меня родился сын, и я хочу, чтобы он увидел, как его папа выигрывает турнир». В 2004-м Вадиму было уже восемь лет — он пришел в зал и присутствовал при моем триумфе, участвовал в заключительной церемонии, и я повесил ему на шею свою золотую медаль чемпиона России, подсознательно завершив карьеру. Ну а чего еще? Все звания уже есть, сын это видел, и теперь пора уже что-то менять.

Все как-то совпало: я обязался играть в Линаресе, мне хотелось уйти красиво, то есть победителем, и я в девятый раз выиграл этот турнир, а дальше... Дальше начиналась новая жизнь с совершенно непредсказуемым исходом, но в нее надо было погрузиться: это моральный императив, который обсуждению не подлежал.

— Великий Сергей Бубка закончил активные выступления, когда увидел, что хуже прыгает и желаемый результат уже не покажет, а что все-таки вас заставило поставить точку? Вы что, стали слабее играть?

— Не в том дело: человек должен все время себя перепрограммировать.

— Вам, получается, шахматы были уже неинтересны?

— Так ставить вопрос не совсем правильно. Психологически я уже выходил на другой уровень, а вдобавок эта история с сыном, с внутренней готовностью завершить карьеру наложилась на то, что происходило вокруг. Беслан, захват в заложники школьников и массовая гибель детей — это же сентябрь 2004 года! — вызвал шок. Я понимал, что страдает моя страна, а значит, нужно что-то предпринять, чтобы трагедия не повторилась. Нельзя уже было, понимаете, делать вид, что тебя это не касается.


Юный Гарик Каспаров и экс-чемпион мира по шахматам Михаил Ботвинник анализируют шахматную партию



— Сегодня вы совсем не участвуете в турнирах?

— Конечно же, нет. Дело в том, что я все делаю профессионально, то есть в полную меру своих сил и возможностей, и профанацией не занимаюсь. Играть в шахматы — это бороться за победу, иными словами, заниматься следует только этим и отвлекаться на какие-либо дела даже средней важности, а тем паче на те, которыми я живу нынче, нельзя.

— Шахматы вам не снятся?

— Нет. Я продолжаю следить за соревнованиями, пишу книги, выпустил целую серию книг, которая началась под названием «Мои великие предшественники», а со временем переросла в проект «Современные шахматы» (заканчиваю как раз второй том трехтомника, где поместил все свои партии с Карповым). Я от шахматного мира не изолировался, плюс интернет позволяет быть активным участником процесса.

«НИЧЕГО ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЛИБЕРАЛЬНОГО ГАЙДАР С ЧУБАЙСОМ НЕ СДЕЛАЛИ»

— Когда идут крупнейшие турниры, вы анализируете, кто из гроссмейстеров какой ход сделал и почему?

— Что такое профессионал? Много времени, чтобы оценить чью-то игру мне не нужно, но для меня это больше не является частью жизни, я уже не обязан за этим следить. Даю сейчас много сеансов одновременной игры (это способ заработка в том числе), разбираю те или иные партии, иногда что-то из интереса себе запишу, могу даже какую-то новинку придумать, но это так, для души.

— Во всем мире вы хорошо известны как отчаянный борец с нынешней российской властью (вы называете ее режимом) и очень резки в своей полемике с Владимиром Путиным. Это какое-то личностное отношение или есть вещи, которые вы не можете ему простить?

— Начнем с того, что с Путиным я никогда не встречался: считаю, что достаточно навидался в своей жизни подполковников КГБ, и одним больше, одним меньше — разница несущественна. Никакой личной неприязни к Путину у меня нет, но это человек, с которым ассоциируется сегодняшняя система, обозначаемая терминами «путинизм» или «путиномика» (так многие сейчас говорят). Меня интересуют не конкретно Путин или его окружение, а та порочная, коррумпированная, политически тупиковая, даже преступная, можно сказать, система, которая увлекает мою страну в пропасть.

Демонтаж режима я считаю главной задачей сегодняшней российской оппозиции — это важное, емкое, хотя и нерусское слово: не разрушение бульдозером, а именно демонтаж, который мирно переведет Россию в иное качественное состояние. Если не изменить систему, выстроенную в стране за последние годы, все кончится страшным коллапсом, катастрофой, которые обычно носят у нас вселенский характер.

— Почему, на ваш взгляд, в России, где было столько надежд, особенно после победы над путчем 91-го года, все идет не так, как надеялись многие демократы?


Пожалуй, Каспаров был самым спортивным шахматистом — бегал, плавал, играл в футбол, ездил на велосипеде, занимался с гантелями, не пил и не курил. Кстати, Гарри Кимович до сих пор в отличной спортивной форме



— И вновь дать простой ответ невозможно — это очень сложный, многомерный процесс, который проходил в разных плоскостях и включал, помимо объективных, еще и чисто субъективные, личностные факторы. Не думаю, что сегодня кто-либо в состоянии все это точно проанализировать, но мне кажется, что принципиальной точкой отсчета в России стал 93-й год, когда конфликт между президентом и Верховным Советом (тогдашним парламентом) закончился кровопролитием. Это очень важный момент, который только сейчас начинает осознаваться.

Нынешние попытки объединения оппозиции (точнее, даже не объединения, а создания реальной оппозиции, независимой от власти) связаны с тем, что люди разных политических взглядов и идеологических воззрений, как правые, так и левые, все отчетливее понимают: любое использование в решении внутриполитических вопросов насилия — это дорога в никуда, начало трагедии, и хотя немедленных страшных потрясений России удалось избежать, танки, расстреливающие парламент, — это...

— ...очень по-российски — да?

— ...это прообраз, некоторый символ того, что будет происходить дальше, и в результате конец законодательной власти. Ее деградация, которую мы наблюдаем 15 лет, докатившаяся до сегодняшнего совершеннейшего позора, до безъязыкого марионеточного парламента, именуемого Госдумой, на самом деле началась тогда. Вспомните: потом эти танки развернули свои жерла на юг — через год после расстрела Белого дома началась чеченская война. Видите, как только порог применения насилия преодолевается, ситуация выходит из-под контроля, и признаки этой страшной болезни начали проявляться уже при Ельцине — это при нем закладывались основы путинского режима. Другое дело, что первый российский президент был двойственным...

— ...раздираемым противоречиями...

— Не только противоречиями... Властью он был обязан улице — именно демократические перемены вознесли его наверх — и этот огромный энергетический поток поддерживал...

— ...а поток из коммунистического прошлого топил...

— Даже не из прошлого... При Ельцине не произошло самого главного: в государстве не был разрушен монополизм. Ничего по-настоящему либерального Гайдар с Чубайсом не сделали, и это страшный миф, который существует с 90-х годов, будто в России прошли либеральные реформы. Чушь, ведь они подразумевают конец монополизма, а у нас экономические монополии сохранялись. Никаких либеральных реформ не было...

— ...были лишь либеральные разговоры...

— ...и на их фоне возникали огромные олигархические структуры. Черномырдинский «Газпром», алекперовский «ЛУКОЙЛ» или лужковская империя в Москве — это что? Продукты перераспределения власти и собственности, прямой результат деятельности Чубайса. Все это сложилось как результат договоренности между самой продвинутой номенклатурой, понимающей, что надо жить по-другому: это те же Лужков, Черномырдин, Шаймиев (если брать регионы), с одной стороны, — и классом молодых менеджеров, которые реально этот общественный договор оформляли, — с другой.

«В 96-М СТАЛО ЯСНО: ЕСЛИ ПРОВЕСТИ ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ВЫБОРЫ, ПРЕЗИДЕНТОМ РОССИИ СТАНЕТ ЗЮГАНОВ»

— Экономические основы путинизма родом оттуда, но оставалась еще демократия, которая гарантировалась Ельциным (только им, а не государственными институтами, последовательно терявшими свое демократическое наполнение). Выборы 95-го года в Госдуму, на которых оппозиция победила, были, пожалуй, последними, когда власть еще соглашалась играть по демократическим правилам, а когда стало ясно, что если провести демократические выборы и в 96-м, президентом станет Зюганов, вопрос о власти в России был реально выведен из системы всенародного голосования — это результат сговора.

Понятно, что Зюганов выигрывать не хотел, он панически этого боялся, ну, а я... я поддерживал тогда Ельцина, мы искренне считали, что это, конечно, уже не так идеально...


«Демонтаж режима я считаю главной задачей сегодняшней российской оппозиции. Не разрушение бульдозером, а именно демонтаж, который мирно переведет Россию в иное качественное состояние»




— ...но выбора нет...

(Грустно). Это была грубейшая ошибка. Начав сознательно нарушать демократические процедуры, демократы тут же толкнули Россию в сторону диктатуры.

— Следуя вашей логике, надо было позволить Зюганову возглавить страну?

— В данном случае неправильно даже фамилию Зюганова употреблять — нужно было требовать проведения честных выборов. Иначе ничего не получится!

— Ну хорошо, пришел бы к власти Зюганов — и что потом?

— Не знаю, но в 98-м у нас было правительство Примакова, Маслюкова и Геращенко, и, как говорят сегодня многие либералы, оно делало правильные вещи. Мой ответ: «Не знаю!», однако соблюдение демократических принципов в выборных процедурах — это залог того, что у нас что-то сложится. Увы, фундамент, разрушенный стреляющими по парламенту танками, стал закладываться по-другому: в 96-м начался фактический отход России от демократических норм...

— ...откат...

— ...и в 2008 год оттуда ведет прямая, накатанная дорога. После того как Ельцин удержал власть в результате сговора, на смену следующим выборам неизбежно должно было прийти назначение наследника, и в 2000-м Ельцин действительно выбрал преемника. Достаточно логично, что он сделал ставку на того, кто мог удержать выстроенную им систему, — это снова следствие сговора, хотя не будем забывать, что в самом начале своего большого пути Путин имел довольно широкую и либеральную поддержку.

Cправедливости ради замечу: слово «либеральный» зачастую надо употреблять в кавычках, потому что называть либеральной партией Союз правых сил, на мой взгляд, нельзя. Вспомните лозунги тех, кто в народе ассоциируется с демократами и либералами: «СПС — в Думу, Путина — в президенты!», или чубайсовский клич на телевидении: «В Чечне возрождается российская армия!» — они отражали настроения своих приверженцев, которые пытались оправдать власть.

Ну понятно: Чечня — эксцесс. Ну, дома взрывались, так лучше не спрашивать, кто это сделал, потому что, не дай Бог, правду узнаем. Ну, с демократией немного не так — явно подкрутили на выборах счетчик. Видно ведь было, что в 2000-м Путин не выигрывал в первом туре: в 40 процентах подсчитанных бюллетеней он набрал около 47 процентов голосов. Дальше по математическому закону больших чисел перемен уже быть не могло, и вдруг счетчик начинает бешено вращаться и накручивает ему порядка 53 процентов.

— Гарри, но когда у Ельцина в 96-м году было четыре процента поддержки, счетчик еще сильнее вращался...

— Правильно, хотя в момент выборов он уже не четыре процента имел... Как бы там ни было, мы признаем, что все это можно сделать, причем путинская накрутка шла фактически в прямом эфире. К 11 часам вечера все уже знали предварительный результат и ждали второго тура, и вдруг в три часа ночи: оп! — появились новые цифры.

Дальше идем: разгром НТВ. Выяснилось, что можно сдать любую позицию, и постепенно это произошло, но закладывалось это все при Ельцине. Поэтому наш «Объединенный гражданский фронт» и настаивает на демонтаже ельцинско-путинского режима — отдавая должное Ельцину за то, что он сделал, мы понимаем: именно он выпустил джинна из бутылки...

— ...ибо, сказав «а», не сказал «б»...


Отвращение к путинскому правлению объединило огромное количество
совершенно разных людей. Даже таких антагонистов,
как Каспаров и Лимонов



— Ну естественно! В частности, так и не разрушил экономический монополизм, который в итоге обернулся монополизмом политическим, потому что только так можно удерживать финансовые рычаги, уже попавшие группе товарищей в руки.

«РЕЖИМ ПУТИНА НЕЖИЗНЕСПОСОБЕН, И Я АБСОЛЮТНО НЕ СОМНЕВАЮСЬ: ДО 2012 ГОДА ОН НЕ ДОЖИВЕТ»

— Гарри, а вам не кажется, что в России быть в оппозиции абсолютно бесперспективное занятие...

— Что значит бесперспективное — вопрос только в том, какой возможную победу вы видите.

— Ну представьте: вам противостоит мощный режим, в основе которого ФСБ, представители президента, губернаторы, мэры... Все утрамбовано, схвачено...

— Ну и что? Я, например, верю, что наш союзник — история, причем не отдаленная, а ближайшая. Я-то как раз смотрю вперед и уверяю вас: режим Путина нежизнеспособен. Заглядывать далеко не могу: у меня нет магического кристалла, я не гадаю на кофейной гуще, а лишь анализирую информацию, которая мне доступна. Безусловно, могу ошибаться — монополией на истину, особенно в предсказаниях, не обладает никто, но абсолютно не сомневаюсь, что до 2012 года этот режим не доживет. Экономическая катастрофа неизбежна, потому что в первую очередь он подпитывается мировой конъюнктурой и, как мне кажется, поступательную силу уже исчерпал.

Выскажу свое общефилософское наблюдение, которое, возможно, кому-то покажется очень спорным... Знаете, когда к власти приходят авторитарные, диктаторские режимы, они зачастую оказываются успешными на первом этапе, ибо выполняют повестку, которая закладывалась при демократии.

Действительно, в условиях свободы общество сформулировало запрос на модернизацию, на какие-то перемены, но не может осуществить их из-за неспособности найти консенсус и сработаться в демократическом пространстве. В итоге это пространство скукоживается, схлопывается, и приходит диктатура, которая доводит начатое до конца, однако наступает момент, когда повестка исчерпана, а новую диктатура выработать не в состоянии, поскольку обратной связи с обществом у нее нет, и она оказывается просто исторически обреченной.

Так всегда происходит, со всеми диктатурами, и это же мы наблюдаем сейчас в России. Страна, на мой взгляд, пережила период экстенсивного развития, который проходил в удивительно благоприятной и внешнеэкономической, и внешнеполитической конъюнктуре: война с террором, вторжение американцев в Ирак...

— ...заоблачные цены на нефть...

— Все это создало для Путина, для этих разводок, которые были и остаются любимым чекистским занятием, идеальный фон. Это же так классно — развести Берлин, Париж, Вашингтон! Понимаете, питерская шпана из подворотни играет в мировые игры и чувствует, что может всех обвести вокруг пальца...

— Вы считаете, что у власти в России питерская шпана?

— Безусловно — у этих людей и психология, и язык соответствующие. В конце концов, по-русски можно по-разному изъясняться, но вы послушайте, что говорит Путин в необрезанном виде, когда чувствует себя раскрепощенно, как выражается сейчас Медведев, который пытается ему подражать. Только если у Путина это органично выходит, то у Медведева немножко натужно. Они, как мне кажется, поняли, что все эти Буши, Блэры, Шираки — лохи: да мы же их всех к ногтю!

— И получается?

— Получалось! Самая большая трагедия состоит в том, что на начальном этапе, когда российскую верхушку еще можно было остановить, западные лидеры проявили слабость. Они были уверены, что это же, в общем, свои ребята: одеты с иголочки, очень богаты, деньги в наших банках хранят, — мы же с ними договоримся. Западу казалось, что весь этот лоск, внешний вид российских коллег свидетельствует о желании быть частью свободного мира, а оказалось, что под респектабельной оболочкой...


Гарри Каспаров оживленно полемизирует с Владимиром Жириновским в передаче Максима Ганапольского на «Эхе Москвы». Когда-то именно Каспаров создал «Эхо», но спустя время продал его Михаилу Гусинскому. Сегодня большая часть акций «Эха Москвы» принадлежит «Газпрому», тем не менее радиостанция до сих пор остается наиболее демократичной в тоталитарном российском эфире



— ...внутреннее содержание совершенно иное...

— Вот-вот: быть хотим там, но вести себя, как и раньше. Когда это нутро полезло, лидеры демократических стран испытали шок: как такое могло произойти, не понимали, но и изменить что-либо было выше их сил.

Играть с шулерами или, так скажем, с людьми, которые не придерживаются правил, довольно сложно. Это Бушу или Меркель непросто менять договоренность: надо возвращаться к своим парламентам, говорить с прессой, постоянно находиться под прессингом... Они к тому же зависят от рейтингов, от того, поддерживают их политическую силу или же нет, а тут что — проблем никаких! Реальные пацаны собрались, — чпок! — перетерли и делаем что хотим. Это им позволяло поддерживать довольно странный баланс и в то же время показывать всем, чего та продажная демократия стоит: дескать, рассчитана она на лохов как способ держать людей в подчинении.

Уверен: именно так они и думали, когда еще на своих мелких должностях шпионских где-то за границей работали. Им казалось, что демократия — это завеса такая: вот у нас была плохая система дурить граждан, а у них на Западе лучше, и сейчас мы ее используем. Тем самым всем здесь они давали понять, что демократия — ерунда.

«ЛЮБАЯ ВЛАСТЬ — ПОДОБНО ГАЗУ, СТРЕМЯЩЕМУСЯ К РАСШИРЕНИЮ, — СТРЕМИТСЯ ЗАБРАТЬ КАК МОЖНО БОЛЬШЕ»

— Мне, честно говоря, тоже так кажется...

— ...а вот мне так не кажется: все равно существуют некие базовые ценности, которые оказывают в какой-то момент решающее влияние.

— Западных лидеров тоже, по-моему, трудно назвать демократами...

— Вы знаете, разные бывают периоды... Читая учебники истории, мы раньше думали: «Елки-палки, ну как же так? Если бы европейцы Гитлера в 34-м году к ногтю!.. Если бы в 36-м, когда, нарушая договор, он начал вводить в Рейнскую демилитаризированную зону войска, даже не мобилизацию объявить, а просто подтянуть куда-то к границе одну дивизию, может, и удалось бы...».

— И почему этого не сделали?

— Да потому, что всегда в таких случаях начинают срабатывать те самые внутренние связи, которые свойственны демократическому обществу. Никто воевать не хочет, и сейчас, начиная анализировать ту ситуацию, понимаешь, что Чемберлен во многом на этот общественный импульс реагировал. Война кончилась всего 20 лет назад, народ огромные жертвы понес... Ну, отдадим на растерзание какую-то там Чехословакию или что-то еще — переживем...

Так они себя успокаивали... Понятно же было, что Германия, в общем, встает с колен, что Версальский договор их ущемил, что нация разделена. Фюрер — он, конечно, не совсем наш, но это же Германия, а немцы живут в той же системе координат...

— А может, не нападут, может, на русских нацелятся?..

— Да нет, ну конечно, не нападут — все хорошо будет, договоримся... В общем, нас это не касается, надо искать способ разрулить ситуацию мирно.

Чемберлена встречали тогда восторженными овациями, люди действительно в это верили, и то же самое у французов было. Ну зачем нам все, в принципе, надо? Снова война? Еще от Первой мировой раны не затянулись, народ устал... Другая ведь жизнь началась, и это, между прочим, повлияло и на исход войны в Испании, где ни Англия, ни Франция вмешиваться не захотели. А вот Германия и Италия такими психологическими проблемами себя не утруждали — открыто поддерживали Франко, и это оказалось решающим.

— Страшная параллель!

— Тем не менее западные лидеры чутко реагируют на общественные настроения, а что происходит в начале ХХI века? Слушайте, СССР больше нет, в России порядок, у нас другие проблемы. Исламский терроризм, глядишь, голову поднял, а значит, помощь Москвы в отношениях с Тегераном необходима. Понятно, что она ведет двойную игру, что все технологии, которые идут в Иран, российские, и Россия, скорее всего, попытается снова всех развести, но как же?..

— ...больше ведь не на кого опереться...

— И в ситуации с Северной Кореей нам, в принципе, ее помощь нужна, к тому же Россия встает с колен, и надо понимать, что, в общем, они же свои...


После очередного участия в Марше Несогласных Гарри Каспаров очутился в СИЗО,
где провел пять суток. «Мне было ясно, что рано или поздно власть на это пойдет. Перспектива оказаться в тюрьме, конечно, не вдохновляла, но если зовешь людей выходить на улицу, то обязан идти с ними»



— ...вменяемые, нормальные...

— Вот-вот! Не надо нам больше никакой конфронтации, потому что понятно: ни в какую авантюру россияне не ввяжутся — просто сотрясают иногда воздух... В результате возникает то, что можно условно назвать эффектом Гитлера, эффектом диктатуры: вдруг обнаруживается, что и туда хочется, и сюда... Вообще-то, любая власть — подобно газу, который стремится к расширению, — стремится забрать как можно больше: вопрос лишь в том, какие стенки это расширение ограничивают.

— Имперская болезнь?

— Да нет, газообразность свойственна любой политической системе. В Америке мы тоже иногда узнаем, что президент что-то не так сделал...

— ...там тоже лидеры далеко не святые...

— ...но конгресс тут же начнет расследование, быстренько вызовет на ковер, импичментом пригрозит — и это реально, а Кремль вдруг обнаружил, что ни в России стенок нет, ни на Западе, что тамошних лидеров можно разводить, как лохов, а потом еще просто купить: взять к себе на работу Шредера, Липпонена из Финляндии... Берлускони — тот вон вообще друган, виллы рядом стоят. Слушайте, люди бизнесом занимаются, все в деле — какая тут демократия...

— ...и что это вы с ней путаетесь под ногами?

— Теперь важный вопрос: как западные демократии реагируют, обнаружив, что положение на самом деле катастрофическое? Выясняется ведь, что российские олигархи пролезли уже везде, что диктатура не держит деньги в швейцарском банке (когда захотим, тогда и наложим на них лапу!), а вкладывают свои миллиарды в зарубежную инфраструктуру. Сейчас это можно увидеть по всей Европе — от Риги до Лондона. Новые реалии создают колоссальные политические проблемы даже для тех на Западе, кто хотел бы сегодня дать этому отпор. Берем, скажем, Австрию — там все застраивается, потому что работает много российских денег.

«ЖИРИНОВСКИЙ И ИЖЕ С НИМ — ФИЛИАЛ КРЕМЛЯ ИЛИ КАКОЙ-ТО ДРУГОЙ ОРГАНИЗАЦИИ»

— Ну не в Пензенскую же область их вкладывать...

— Треть крупнейшего строительного концерна Strabag принадлежит Дерипаске, а «Райффайзен-банк» — один из главных игроков на финансовом рынке России. Уместно тут вспомнить историю с журналисткой «Нью Таймс» Наташей Морарь, которая, расследуя отмывание денег через банк «Дисконт», выяснила, что, судя по предоставленным документам, в это был вовлечен нынешний директор ФСБ Бортников (тогда он возглавлял департамент экономической безопасности ФСБ России). Удобная должность, чтобы заниматься отмыванием в разных формах, — не правда ли? (Морарь, вернувшуюся в Москву из командировки в Тель-Авив, не пустили в Россию, объявив ее, гражданку Молдавии, лицом нежелательным. — Д. Г.)

Теперь представьте себе, что отмыванием денег занимался не только «Дисконт», но и «Райффайзен». Предположим, Европе, в частности, австрийскому правительству, поступила общая установка, политический заказ: боремся с этим явлением! — и что делать? Ясно, что банк-гигант имеет самые разнообразные связи с австрийскими политическими партиями, что пострадают крупнейшие строительные компании — как быть?

— Вы сами ответ знаете?

— Необходимо проявить политическую волю. Понятно, что в коалиции у Меркель социал-демократы, для которых любое разоблачение Шредера смерти подобно, понятно, что Берлускони, у которого всегда были специфические отношения с законом, контролирует сейчас итальянскую исполнительную власть... Как он гордился после заседания Евросоюза, что «мы не допустили никаких санкций против России. Надо находить политическое решение — другого выхода нет!».

И все же следует остановить тех, кто заигрался, кто считает, что море ему по колено, потому что, чем позже Запад это сделает, тем выше будет цена. Уже ведь сложился некий алгоритм действий, и многие вещи происходят помимо чьего-либо желания — машина, которая запущена, может работать только в экстенсивном варианте. Она должна поглощать все новые деньги и, как недавно мы выяснили, все новые территории, потому что рассчитана только на расширение и не способна работать инновационно. Можно сколько угодно произносить, как заклинания вуду...


Гарри Каспаров — Дмитрию Гордону: «Мы играем не просто, чтобы побеждать, — для меня это еще и способ раздвигать горизонты, открывая что-то новое»

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО



— «Нанотехнологии!..»

— ...«Инновации!», «Модернизация!» — у машины есть только один вектор движения: поглощение все новых и новых ресурсов и мощностей. Вот почему, делая вид, что сейчас вот договоримся, найдем компромисс, Запад лишь усугубляет проблему и завтра заплатит за ее решение несоизмеримо больше.

— Гарри, антипутинское, так скажем, движение возглавили вы, Касьянов и Лимонов — как три таких разных человека находят общий язык?

— Ну, что мы руководители антипутинского движения, я бы не говорил, потому что оно окончательных организационных форм не приняло, тем не менее «Другая Россия» — это очень важный, на мой взгляд, шаг вперед для современной российской истории, поскольку — вы правильно заметили — совершенно разные люди начали между собой договариваться. Это ли не попытка избавиться от страшного наследия 93-го года?

Главной идеей «Другой России», концепция которой (в какой-то мере с моей подачи!) начала реализовываться летом 2006 года, и была необходимость договариваться. Мы не правые и не левые — нам все равно надо найти какие-то точки соприкосновения, потому что это гарантия соблюдения демократических процедур, а спорить будем потом, когда у всех такая возможность появится. Тогда уже обратимся к избирателям, и пусть они решают, кто из нас предлагает более современные пути развития.

Конечно, критика шла и справа, и слева, от ортодоксов различных и, естественно, из Кремля, который сразу почуял опасность. Почему «Другая Россия» была объявлена врагом номер один? Да потому, что власть увидела возможность создания реальной оппозиции — не той, которая всегда заглядывала ей в рот. Понятно, что СПС, «Яблоко», КПРФ...

— ...и Жириновский...

— Нет, он-то как раз не в счет. Ясно, что Владимир Вольфович и иже с ним — это...

— ...своеобразный филиал Кремля...

— ...или какой-то другой организации, а мы говорим об объединениях идеологических, которые в сознании многих россиян и за рубежом ассоциируются с оппозицией. Может ли, вот скажите, претендовать на звание оппозиции сила, которая не борется за власть? Не думаю. У нас, внутри демократической оппозиции, по этому поводу был длительный спор и, кстати, сейчас то же можно наблюдать в среде левых и националистов. Ключевое различие между нами — это отношение к власти, что и вскрыла «Другая Россия».

«МЕДВЕДЕВ? А КТО ЭТО ТАКОЙ? У НЕГО БЫЛ ОДИН ИЗБИРАТЕЛЬ, И МЫ ЗНАЕМ ЕГО ФАМИЛИЮ»

— В этом году вы хотели стать президентом России, но на старте президентской гонки Центризбирком снял вас с выборов...

— Наверное, это громко сказано: хотел стать президентом — было понятно, что на самом раннем этапе моя кандидатура неизбежно будет снята.

— Вопрос в другом: как вы считаете, у вас, уроженца Азербайджана, бакинца, полуеврея-полуармянина, был шанс стать президентом России?

— Пока говорить об этом бессмысленно: должны быть условия, в которых свою точку зрения можно отстаивать.

— Для этого должна быть другой Россия?


Фото Александра ЛАЗАРЕНКО



— Ну да! Мне, уж поверьте, есть что сказать ее гражданам: для многих из них я советский чемпион...

— ...герой!..

— ...и если рассуждать о том, кто что для своей страны сделал, полагаю, что у Путина с Медведевым и их компании послужной список будет короче моего. Сегодня для нас, для оппозиции, главное — создать условия, при которых у людей будет возможность выбирать. Я вот частенько участвую в передачах на радиостанции «Эхо Москвы» или в регионах, где мы еще иногда попадаем в эфир, и в студию мне звонят слушатели, задают вопросы. Самый провокационный (не исключено, что некоторые озвучивают его по долгу службы) звучит так: «И на что вы надеетесь? Куда такой агрессивный рветесь? Вы же не в состоянии никого выслушать, вам нечего народу сказать».

Мой ответ очень прост: «Свою задачу я буду считать выполненной, если у вас будет возможность вычеркнуть мою фамилию из бюллетеня». Очень важно, чтобы она была у избирателей, а не у тех, кому я оппонирую, — это и станет нашей первой и самой главной победой. Демонтаж режима предполагает в первую очередь создание условий...

— ...для свободного волеизъявления...

— ...когда власть будет выбираться людьми, а не появляться в результате сговора кремлевской элиты.

— Начинающего президента Медведева можете охарактеризовать?

— Хм, а кто это такой? Зачем давать характеристику какой-то непонятной величине, составляющей ныне часть того же, по-прежнему нелегитимного, путинского режима?

— Медведев разве не самостоятельная фигура?

— Сегодня он, в принципе, является довольно аморфным пятном и индивидуальности не имеет. У Медведева был только один избиратель — мы знаем его фамилию, поэтому обсуждать, каким объемом власти, тем же или меньшим, обладает преемник, бессмысленно. Он, повторяю, не легитимен, поскольку назначен на президентскую должность в результате откровенно шулерских процедур, проведенных по указанию Путина. Обсуждать, что сказал Медведеву Путин и как тот на это отреагировал, — значит, уподобляться советологам, которые в дремучие советские времена, глядя на мавзолей, говорили: «О! Такой-то передвинулся влево на две позиции, следовательно баланс голуби-ястребы в Политбюро изменился».

— Гарри, на этом карьеры делали...

— Ужас! Какой смысл? Власть нелегитимна и антидемократична, она стала результатом сговора группы людей в закрытых кабинетах. Какое нам дело, кто сегодня приобрел немного больше или меньше влияния — все равно реальным руководителем этого режима является Путин.

«ЕСЛИ КАСПАРОВ АМЕРИКАНСКИЙ ШПИОН — ПОЖАЛУЙСТА, РАССКАЖИТЕ ОБ ЭТОМ»

— Предположим, что вас с президентской гонки не сняли, и появилась возможность сразиться в открытых теледебатах с Медведевым — это было бы шоу?

— Нет, но я думаю, что две (по самым пессимистичным оценкам — три!) недели прямых теледебатов в России приведут к краху режима, потому что он держится сегодня на тотальной лжи и, я бы добавил, сокрытии правды. Кстати, это совсем не одно и то же. Ложь — это пропагандистская пена, которую выливают Леонтьев, Дугин, Шевченко и иже с ними, а есть еще сокрытие правды.

Во время дебатов можно попросить: если Каспаров американский гражданин или шпион — пожалуйста, расскажите об этом. У меня, например, открытая биография, а мы поговорим о «Газпромбанке», о десятках миллиардов долларов, которые были выведены из государственной компании и переданы личному другу Путина Юрию Ковальчуку, о других масштабных махинациях и аферах, о списке Форбса, в котором — официально! — уже больше сотни отечественных миллиардеров. Мы спросим, почему сейчас, в условиях тяжелейшего кризиса, снижаются налоги не на средний и малый бизнес, а на нефтяные компании, которым это, видимо, крайне необходимо. Давайте обсудим, как происходит грабеж моей страны.

— Вас, Гарри, пускать на теледебаты нельзя — опасный вы человек...

— Вот точно так же, я полагаю, думают власти.

Когда в университете «Высшая экономическая школа» у известного политолога Марка Урнова проходили дебаты (даже не дебаты, а научная конференция) по российско-грузинской войне, по всей той трагической истории, которая недавно произошла, собралось много людей — наверное, больше полусотни, в том числе и такие столпы режима, как Сергей Марков и Глеб Павловский. Урнов, правда, Маркову говорить не дал — предупредил, что здесь никого оскорблять нельзя. Тот сразу понял, что будет неинтересно, но телегруппа — там присутствовало государственное российское телевидение — начала снимать Маркова.

Телевизионщики, конечно, хотели дать какую-то панораму, показать зал и Урнова — все-таки он организатор конференции, но проблема заключалась в том, что Марк усадил меня рядом. Мне потом рассказали: камера пыталась найти угол, чтобы Каспаров не попал в объектив, но ничего не вышло — пришлось и Урнова резать. Видите, они уже даже не дебатов пугаются — боятся признать, что какие-то несогласные...

— ...просто есть...

— ...в принципе, существуют, потому что нынешняя власть, хочу заострить на этом ваше внимание, может держаться только сокрытием правды: им все время надо повышать ставки, ибо любой разговор будет для них смертелен. Простой человек начинает думать: «Ну как же так? Нефтегазовая отрасль приносит гигантские деньги, доходы от нее за восемь лет составили примерно триллион американских долларов (может, чуть больше — чуть меньше), а что у меня в кармане? Как-то на мне этот долларовый дождь не сказался, еще и кризис идет. Что-то странное происходит»...

— Как пел Высоцкий: «Где деньги, Зин?»...

— Сейчас у людей в России — впервые за много лет, если вообще не за всю историю! — появляется смутное ощущение, что, может, эти политические свободы, которые нельзя потрогать, как-то связаны с уровнем жизни. А может, губернатор потому так ворует, что его назначают, и мы ничего про него не знаем? А может, коррупция — это результат непрозрачности (слово «транспарентность» не все знают)?

Все острее у россиян ощущение, что режим, который отнял свободу, чего-то недодает... Помните, Путин сказал: «Нас заставляют выбирать: жизнь или колбаса. Мы выбираем жизнь»? Полагаю, что у него проблем с колбасой уже нет — видимо, он говорил все-таки от имени не всего народа, а какой-то конкретной прослойки. Народ же видит, что условная сделка: политические свободы на колбасу — перестает выполняться в разделе колбаса, поскольку что-то начало стопориться.

— Вы говорили об американских шпионах... В российских средствах массовой информации пишут, что вас финансирует Запад и лично Березовский. Так это или нет и нужно ли вас, богатого человека, кому-либо финансировать?

— Как бы там ни было, моих личных денег на все не хватило бы, но в России достаточно людей, которые могут оказывать нам небольшую поддержку...

— Сочувствующих?

— Да, а большая помощь зачем нам нужна — мы же в избирательных кампаниях не участвуем. Вот когда будут открытые выборы — другое дело, но я не боюсь проблем с деньгами, потому что знаю огромное количество тех, кто готовы нам помогать, но боятся. Тем не менее кто-то отваживается, и этого на наши мероприятия хватает. Если бы меня и впрямь кто-то финансировал, в девять вечера по Первому каналу гражданам все рассказали бы...

— ...и показали бы передачу денег...

— Я вас прошу — посмотрите, какие жалкие фильмы снимают на НТВ, где пытаются эту тему поднять. В кадре то падающие монеты, то непонятно чьи руки, и ни одного документа. Может, им просто сказать нечего? Ну нет этой фактуры, поэтому приходится постоянно нагнетать ситуацию слухами.
«ПУТИНСКАЯ СЛЮНЯВАЯ РИТОРИКА, ЧТО МЫ РЕШИЛИ ПРОБЛЕМЫ ЧЕЧНИ, МЕНЯ УМИЛЯЕТ»

— Гарри, скажите, а что вы не поделили с президентом Чечни Рамзаном Кадыровым?

— С ним я никогда не встречался, просто считаю, что режим, выстроенный в Чечне, никакого отношения в соблюдению конституционного порядка в России не имеет. Меня вообще путинская слюнявая риторика о том, что мы решили проблему Чечни, умиляет. Рамзан Кадыров получил такие полномочия — как политические, так и финансовые, — о которых генерал Дудаев в 91-м году не мог и мечтать, в связи с чем возникает вопрос...

— ...за что сотни тысяч людей положили?

— Да, за что, собственно, кровь проливали? Для чего это все затевали, если сегодня Чечня реально не является частью России?

— Думаете, не является?

— Ну конечно: там заправляет Кадыров, а Москва платит ему дань. Мы все платим дань, чтобы он сохранял лояльность Кремлю, и при этом уже ясно, что наиболее боеспособные части Российской армии сегодня как раз чеченские. Не удивительно, что именно чеченцы, в первую очередь ямадаевские из батальона «Восток», решили исход уличных боев в Цхинвали.

— Да вы что?!

— Разумеется, то есть сложилась ситуация, о которой Дудаев и Масхадов не могли и мечтать. В Грозный идет регулярное финансирование в огромных количествах и без какого-либо контроля, а фактически на территории Чечни действуют законы, которые Рамзан Кадыров сочтет нужными. Завтра это будут законы шариата, между прочим, и центр уже не сможет ничего изменить.

— Это правда, что Рамзан Кадыров и его отец лично убивали российских солдат?

— Мы многократно читали в средствах массовой информации, — и никем это не опровергалось! — как гордился Рамзан тем, что в 15 лет убил первого российского солдата. Сомневаюсь, что он получил бы из рук Масхадова высший чеченский орден, если бы не имел каких-то военных заслуг, то есть мы понимаем сейчас, что замирение Чечни на самом деле было подписанием акта капитуляции, и ситуация на Кавказе Северном только выглядит...

— ...умиротворенной...

— Причем слово «выглядит», наверное, неуместно, потому что мы постоянно слышим сводки из Ингушетии и Дагестана, где реально идет партизанская война, и ситуация становится все хуже и хуже. Война эта связана с тотальным воровством, с абсолютным игнорированием требований местного населения... Взять недавно отставленного президента Ингушетии Зязикова... Человек Путина, сторонник силовых мер, он оказался неспособным к компромиссу, и за годы его правления республика была поставлена на грань гражданской войны. Кремль, однако, регионального общественного мнения не слышал. Вот он — алгоритм его поведения: он готов закрывать глаза на любые прегрешения своих ставленников, пока те к нему лояльны. Это и есть психология шпаны.

— Помню, когда 9 мая 2004 года, в День Победы, на трибуне грозненского стадиона взорвали президента Чечни Ахмата Кадырова, его сын Рамзан прибыл в кремлевский кабинет Путина в спортивном костюме. Его вид Владимира Владимировича не унизил, как вы считаете?

— На самом деле, это показывает в их диалоге соотношение сил. Рамзан Кадыров прекрасно осознает, что Кремль от него зависит, — это и есть результат кавказской и, в частности, чеченской катастрофы. Он хорошо знает, как продемонстрировать свое превосходство, ведь это не только мы с вами видели, но и люди в Чечне. Они понимают: «А-а-а...

— ...наш-то круче!..

— Так, может, и воевать не надо? Проще поступать, как Рамзан»...
«МНЕ ДАЛИ ПЯТЬ СУТОК АРЕСТА, ХОТЯ МОГЛИ И 15 ВКАТИТЬ»

— За организацию несанкционированного шествия против политики Путина вы отбыли пять суток административного ареста в СИЗО на Петровке, 38. Каково вам там было?

— Все это опыт, который не пожелаешь пережить никому, хотя для меня он был очень важен: теперь, несмотря на короткий срок, там проведенный, я понимаю, что значит находиться в заключении. Меня поместили в камеру на троих: там были три привинченные прямо к полу кровати, проход между которыми составлял буквально метр на метр (ну, может, на полтора — не больше).

— Обращение было грубым?

— Нет-нет, никаких грубостей. Взяли меня для того, чтобы проучить: в ходе демонстрации именно меня отсекли — даже Лимонова не тронули.

— Ну а его-то зачем? Он уже свое отсидел...

— Дали пять суток, хотя могли и 15 вкатить — решили, видимо, изолировать и посмотреть, что со мной будет. Первые сутки были, конечно, чудовищно трудными: во-первых, не до конца понимаешь, где оказался и что будет дальше, а во-вторых, связь с внешним миром отсутствует. Ни адвокатов, ни телефонных звонков — на такие мелочи никто не разменивается, но через день я оклемался.

— Подумать только: знаковая личность, живая легенда, чемпион с мировой славой оказался в СИЗО, в камере. Какая мысль у вас первым делом мелькнула?

— Мне было ясно, что рано или поздно власть на это пойдет — оценивать динамику событий я в состоянии. Первый административный арест случился в апреле — тогда мы отделались штрафом. Кстати, когда меня и моих товарищей оштрафовали, и в российской, и в западной прессе издевались (хотя было понятно, какой шаг станет следующим): «Подумаешь, тысяча рублей, 38 долларов, — сущая ерунда!». Ерунда? Ну так попробуйте тоже!

В принципе, я понимал: кончится все арестом, но если зовешь людей выходить на улицу, — а перед каждым «Маршем несогласных» я приходил на «Эхо Москвы» и записывал ролик с призывом! — то обязан идти с ними. Я позвал их, зная, что там будет ОМОН, значит, не вправе сам прятаться. Конечно, перспектива оказаться в тюрьме не вдохновляла, но как иначе? Я должен был это сделать, да и небольшой тюремный опыт полезен, потому что все-таки там были контакты с охраной, а это довольно-таки интересно...

— Охрана вам хоть сочувствовала?

— Сочувствие было достаточно специфическое: была бы команда — сделали бы что угодно, но поскольку таких указаний не поступало, вели они себя как положено...

— Автограф просили?

— Ну как же без этого — даже фотографировались! Через день, когда стало ясно, что жестких мер не последует, пришел начальник СИЗО, потом какой-то другой начальник пожаловал... «Ну, как вы?» — спросил. «Знаете, — я сказал, — давным-давно, принимая учавстие в Спартакиаде школьников, я жил в общежитиях. Буду считать, что это такое у вас общежитие». Все передачи мне разрешили...

— Видите, некоторые послабления для вас все же сделали...

— Какие-то поблажки действительно были: свет в шесть утра не включали (по крайней мере, у меня), давали возможность почувствовать себя свободнее. Гулять, например, я мог сколько хотел, но в клетке примерно три на пять, на верхнем этаже. По реакции охраны я понял, что скоро это испытание кончится, и почувствовал себя достаточно уверенно. Через сутки, пусть даже через передачи, но связь с внешним миром восстановилась, а в первый день я думал, что, может, отрежут совсем. Хотя и успел плитку шоколада с собой взять и бутылку воды (меня с этим пустили в камеру!), но прикидывал, насколько мне такого запаса хватит, потому что от тюремной баланды решил отказаться. Впрочем, пять дней без еды можно выдержать.

Киев — Москва — Киев

(Окончание в следующем номере)


Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось