Чтобы помнили

Виталий КОРОТИЧ. «Бульвар Гордона» 29 Января, 2009 00:00

Случайно разговорившись с читателем нашей газеты, я удивленно наткнулся на его восприятие одной из бесед Дмитрия Гордона: «Так было интересно читать! Я и не знал, что этот человек все еще жив...». Скорость, с которой люди уходят из полей памяти, поражает. Сами не замечая, мы забываем имена, лица, адреса и номера телефонов. Если же человек не очень запомнился или не был знаком лично, он может исчезнуть бесследно. Множество людей теряется из виду не только по причине нашей личной забывчивости — в любом большом городе есть специальные службы, занимающиеся опознанием тех, кто растерял свои биографии, адреса и прочие привязки ко времени и пространству. Американские полицейские придумали одно имя для всех безымянных — «Джон Доу», и оно часто фигурирует у них в сводках.

Как-то я вычитал, что никто не знает, сколько человек ежегодно исчезает без следа в Нью-Йорке или Мехико, — мегаполисы пропускают сквозь себя миллионы людей, как мясорубка, и не вглядываются в каждого. В Москве недавно пытались подсчитать число исчезающих — объявлено, что примерно две тысячи человек бесследно пропадают в российской столице за месяц. Считается, что это немного, — кто-то ушел искать приключений, кто-то сбежал от алиментов, кого-то угробили за квартиру, за получку или просто по пьянке.

Евросоюз уже и не пробует точно учитывать приток и отток населения, потому что количество нелегальных эмигрантов, блокирующих любые статистики, давно зашкаливает. Считается, что во всем мире ежедневно находятся в поисках более удобного места для жизни или просто бродяжничают десятки миллионов людей. Подсчет ведется с точностью не до трех нулей, как в Москве, а до шести-семи, и никто не берется назвать достоверные цифры. Но все-таки я сейчас не о глобальной проблеме.

Наверное, и вы не раз пытались понять, почему столь немилосердно забываются люди, с которыми вместе учились, работали, отдыхали. Мне стыдно, но я забыл большинство сокурсников по институту — лица и поступки тускнели в памяти, пока не ушли совсем. Знакомый певец радостно здоровается со всеми подряд, боясь обидеть человека, которому он, возможно, запомнился, но это было, так сказать, одностороннее запоминание. Лет 20 назад пожилая актриса в минуту откровенности сказала при мне: «Я ведь знаю этого человека, кажется, мы с ним после войны даже были какое-то время вместе. Но лица мелькают, мелькают...».

Один из самых знаменитых советских драматургов Александр Корнейчук говорил мне, что завещает свою дачу в Плютах под Киевом для устройства там обители для актеров, чьи лица вчера еще были узнаваемы в любой ситуации, а сегодня забыты. Один такой приют под украинской столицей уже был. Помню, как незаметно доживал там Владимир Дальский, вчерашний знаменитый «франковец», народный артист СССР. Не только он. Впрочем, из затеи Корнейчука, по-моему, ничего не вышло.

Память немилосердна, а может быть, это жестоки мы с вами. Иногда встречаю людей, с которыми долгое время состоял в одном Союзе писателей (у нас другого не было), но напрочь забыл их, не помню, что они сочиняли. Обидно, что случаются люди, незаметно ушедшие из жизни, без вести пропавшие в непрерывной войне, бушующей вокруг нас. Наверное, и вы не раз задумывались над заброшенными могилами на кладбищах, куда явно никто не приходил уже много лет. Это как посмертная казнь. «Без меня народ неполный», — писал замечательный прозаик Андрей Платонов. Невозможно удержать в памяти все и всех, но нельзя и забывать стольких. Давно уже пытаюсь понять, где находится та самая справедливость, которая разделяет слои наших воспоминаний, и есть ли здесь вообще хоть какая-то логика.