Михаил ШУФУТИНСКИЙ: «Талант для всех, а боль моя!»

Начало киевского концерта Михаила Шуфутинского задержалось не на 15 минут (уже стандарт), а почти на час. Кто-то самый нетерпеливый громко возроптал с галерки: «Миша, где ты?». Еще немного - и зрители повалили бы сдавать билеты. Наконец на сцене зажегся, а в зале погас свет, и покатилось действо «Шансона перед Рождеством», которое в анонсах заманчиво обещало зрителям какие-то сюрпризы.

Шуфутинский, словно между прочим, сообщил, что задержался «по техническим причинам», и, конечно, был немедленно прощен. Но не заметить, что с Михаилом Захаровичем что-то неладное, непривычное, было невозможно.

«НАСТОЯЩИЙ МУЖИК ДОЛЖЕН БЫТЬ ГРУБ, ВОЛОСАТ И КРИВОНОГ»

Куда подевались примелькавшиеся на прошлых концертах его щегольские сапожки, галифе с лампасами, френч, стилизованные под казацкую униформу? И где та ухарская молодцеватость, которая иллюстрировала его собственный афоризм «настоящий мужик должен быть груб, волосат и кривоног»?

Теперь вместо шикарного прикида - слегка мешковатый черный костюм, на ногах - мягкие, даже, показалось, матерчатые туфли. Он нередко присаживался на тяжеленную круглую табуретку, едва ли не позаимствованную в кабинете стоматолога.

Прозвучало всего несколько песен, и Михаил Захарович вдруг обратился к залу: «Мне нужно закрыть занавес ровно на пять минут», и поспешно удалился за кулисы. Первое, что пришло в голову, - это дают себя знать переломы обеих ног, полученные им ровно год назад во время зимних гастролей в Екатеринбурге. Поскользнулся, очнулся - гипс.

Но оказалось, что дело не в переломах. Многие из коллектива Шуфутинского (очевидно, и сам он) приехали с тяжелой простудой, за кулисами бронхитно кашляли, а у служебного входа все время дежурила неотложка.

Мне рассказали, что первоначально на концерт отводился час 40 без перерыва. Но, попев еще некоторое время после пятиминутного отдыха, Шуфутинский взмолился: «А на антракт? А в буфет?».

Люди из охраны доверительно сетовали: «Ну что бы Михаилу Захаровичу не признаться? Все - люди, поймут». Но если что в Шуфутинском не изменилось, так это, наверное, понимание железного слова «надо». Да и кто из артистов не говорил себе примерно то же, что он поет в своем «Артисте»:

«Как трудно превозмочь себя,
Не притворяться и не лгать,
И ночью тихо повторять:
Талант для всех, а боль моя!».

Отработанными жестами Михаил Захарович прижимал к груди красоток из подтанцовки, но градуса куража, требуемого для достоверности чувства, не достигал. И, похоже, дело не только в простуде. Изменились и манера Шуфутинского, и сценический образ, и репертуар.

«Я СТАРАЛСЯ ВЗЯТЬ ВСЕ, ЧТО МНЕ СУДЬБА ДАЕТ, - ДЕНЬГИ, ДЕВКИ, ДЕЛО, ДЕТИ»

За долгую и плодотворную, как обычно пишут в наградных листах, жизнь, а особенно в расцвет жанра - в лихие 90-е, Михаил Захарович внес неоценимый вклад в дело популяризации блатного шансона. Кстати, «путевку» в новый творческий этап ровно 25 лет назад он получил в Киеве, дав здесь первый после эмиграции в США оглушительно успешный концерт.

А уже через несколько лет, когда «блатняк» Шуфутинского стал несмолкаемо литься из всех автотранспортных радиоточек, московская интеллектуальная элита удостоила его приза «Серебряная калоша» в виде распальцовки из папье-маше «за самые сомнительные достижения в области шоу-бизнеса». Справедливости ради надо сказать, что серебряную, а лучше золотую калошу разделить с ним мог бы и Александр Розенбаум прежде всего за авторство любимых обоими «Гоп-стопа» и «Крещатика».

Истекшие с тех пор годы Михаил Захарович положил на то, чтобы утвердиться в роли своего в доску для тех, у кого не ослабевал спрос на его продукцию. Для этого пришлось приобрести целый автопарк с джентльменским набором - «порше», «кадиллак» и «лексус» и возвести в ближнем Подмосковье особняк типа Версаль с бассейном и трехметровой хрустальной люстрой. Все в точном соответствии с кредо, выраженным в песне «Ну и ради Бога»: «Я старался взять все, что мне судьба дает, - деньги, девки, дело, дети».

Но время течет и, бывает, вспять. Из обширного списка когда-либо исполненных откровенно блатных песен на концерте в Киеве он исполнил разве что «Наколочку» - ну как же обойтись без тату-визитки - и «Крещатик» - иначе киевляне его не поняли бы. Остальные три десятка песен состояли из так называемой лирики, в которой не так уж и часто попадались хиты вроде «Вязаного жакета».

«МОЙ НАРОД КО МНЕ ВСЕГДА ПРИДЕТ»

Когда Шуфутинский задумал выступить в Киеве, ему отсоветовали: здесь столько концертов, что люди подустали и могут не прийти. Шуфутинский гордо возразил: «Мой народ ко мне всегда придет».

Глядя на, скажем помягче, не вполне оприходованные места в партере, пришлось констатировать, что на этот раз вера в «свой народ» подвела Михаила Захаровича.

Кумир изменился одновременно с публикой. Куда-то делись завсегдатаи его концертов - обладатели пудовых золотых цепей и бриллиантовых перстней на обеих пятернях. То ли окончательно перестреляли друг друга, то ли перековали свои елочные украшения на депутатские значки.

Шансонье Шуфутинский - не что иное, как зеркало. Он засветился, как сам рассказывал, отраженным светом студенческих посиделок в доме родителей-медиков, где с азартом пели «Таганку» и «Будь проклята ты, Колыма». Тогда это был протест против фальши комсомольского эпоса строителей коммунизма.

Теперь, когда Шуфутинскому вменяют в вину романтизацию уголовного мира (на передаче «Гордон-Кихот» его заставили ответить за весь «базар»), он ссылается на пример папы и мамы. Но при этом то ли кривит душой, то ли в самом деле не понимает, что ведь до серебряного блеска зеркало «блатняка» отполировала среда, прямо противоположная его интеллигентным родителям.

Песни «о главном» из жизни уголовников фактически легализовывают их сомнительное право на «выход в высший свет». Некоторые эксперты уверены, что блатной шансон - это просто-напросто щедро проплаченный заказ.

Похоже, этот жанр уже прошел пик своей популярности. И даже как-то жаль, что так называемая эстрадная лирика, родная сестра попсы, вытесняет все-таки щекочущий нервы тюремный шансон.

Галерка же на киевском концерте ломилась от зрителей, наверное, уже немного похожих на студентов из прежней жизни. В блатных песнях им слышится не пьяненький плач по судьбе-индейке, как бы смывающий прошлые грехи и выдающий индульгенцию на будущие, а юмор и даже ирония над плакальщиками.     

На прощальной песне Михаил Захарович совсем осип и когда стоически допел: «Не надо говорить «прощай», это не прощаю», и пообещал вернуться, все вздохнули с благодарностью и явным облегчением.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter