Правозащитница Светлана ГАННУШКИНА: «Я пережила такие моменты, когда человек, узнавший, откуда я, отказывался пожать руку. Уже принимаю это как должное: если я гражданка России, значит, отвечаю и за войну, и за Путина, и за ложь»

Известная российская правозащитница, председатель комитета «Гражданское содействие», руководитель сети «Миграция и право» центра «Мемориал» Светлана Ганнушкина приехала в Киев для участия в совместной конференции правозащитников Украины и России. Один из главных вопросов обсуждения — оказание помощи жителям аннексированного Крыма и оккупированной части Донбасса.

По словам Ганнушкиной, крымчане попали в крайне непростую ситуацию. Сначала, когда им дали месяц, чтобы отказаться от украинского гражданства, потом — когда те, кто успел сохранить украинский паспорт, начали терять имущество и работу. При этом регион, по сути, оказался в правовом вакууме. Украинские правозащитники не могли полноценно поддерживать жителей полуострова, потому что там действует администрация государства-захватчика. Российские правозащитники до последнего времени не вмешивались, поскольку не признавали законным присоединение Крыма.

«В КРЫМУ ДАЖЕ НЕ БЕСПРЕДЕЛ. ТАМ АБСОЛЮТНЫЙ ПРАВОВОЙ БЕДЛАМ»

— Есть выражение «правовой беспредел». Так вот, в Крыму даже не беспредел. Там абсолютный правовой бедлам. Закона нет, никто ничего не понимает, — заявила Ганнушкина. — После аннексии к нам жалобы хлынули. Сначала было два типа заявлений: от людей, которые не успели отказаться от украинского гражданства, и от тех, кто отказался, а потом их начали выгонять с работы. Сейчас больше запросов о пенсиях и пособиях. И мы даже подумали, что все-таки надо начинать там работать. Несмотря на то, что это не наша территория. Но если украинские коллеги нас поддержат, мы будем помогать жителям Крыма.

Я была там год назад. Помню, перед вылетом в аэропорту Симферополя подошла к сувенирной лавке и с сожалением вслух отметила: «А флажки-то только российские». Эта фраза ни к кому конкретно не была обращена. Вдруг продавщица из-под прилавка достала флажок Украины, надела его на древко, протянула мне и говорит: «Это вам, подарок». Этот желто-голубой флажок стоит у меня дома на столе. Я его очень ценю. О него разбился миф о том, что все в Крыму ждали прихода России.

Я пережила такие моменты, когда человек, узнавший, откуда я, отказался пожать руку. Уже принимаю это как должное: если я гражданка России, значит, отвечаю и за эту войну, и за Путина, и за постоянную наглую беззастенчивую ложь. Война между русскими и украинцами — что-то настолько противоестественное, все равно что с собой бороться.

— Сейчас в России много беженцев из Украины. По некоторым оценкам, около миллиона человек. Часто ли они обращаются к вам за помощью?

— Кто говорит, что у нас миллион ук­ра­ин­ских беженцев, кто — два. На самом деле, статистика такова: к концу прошлого года статус беженца получили 808 человек, из них только 227 — украинцы. В основном это чиновники, работники прокуратуры и «Беркута». Остальные люди подают заявления на временное убежище. Но их далеко не миллион, а 214 тысяч. Это колоссальное количество для России. Раньше такой статус получали всего две-три тысячи человек в год.

Сначала украинцев принимали активно и общество, и государство. Люди звонили и говорили: дайте нам семью. Был энтузиазм — мы принимали братьев, русскоговорящих, русскокультурных, которых дома обижали. Но это быстро закончилось. Вы­яснилось, что все обычные люди. И стали снова звонить: забирайте беженцев назад. С другой стороны, у приехавших граждан Украины тоже были завышенные ожидания, они думали, что их по-особому примут и все сразу дадут.

— Такое количество беженцев стало большой проблемой?

— Россия — огромная страна. Если немного подумать, куда их распределить и как дальше с ними поступать, не было бы проблем. У меня такой образ все время возникает. Помните сказку дядюшки Римуса о смоляном чучелке, с которым боролся братец Кролик? Одной лапой ударил — увяз, второй ударил — увяз, ногами лягнул — и весь к чучелу прилип. Вот так же у нас сражаются с проблемами. А их надо системно решать, как во всем мире.

Человек в аэропорту любой страны Европы объявляет «азуль» (Azyl, от латинского «убежище». — «ГОРДОН»), и тут же появляется представитель миграционной службы и начинается работа. Может быть, человека потом вышлют (миграционные службы везде немного похожи на инквизиторов), но он будет жить, иметь еду, а не платить каждому полицейскому на лапу, как в РФ.

Сейчас многие возвращаются в Украину, потому что не смогли устроиться. Их не приняли так, как полагается принимать беженцев. В последние месяцы к нам часто приходят за деньгами на билет, потому что Россия даже этого не дает. А должна. Самый лучший вариант для беженцев — воз­вращение на родину. Россия как страна, присоединившаяся к Конвенции по защите прав беженцев, обязана принять человека и помочь ему реализовать один из трех вариантов: возвращение на родину, получение статуса беженца или переселение в третью безопасную страну.

У нас же прибывшие люди в основном остаются без легального статуса. Это источник коррупции, поскольку жить нелегально можно, только оплачивая «услуги» полиции.

«В РОССИИ СЕЙЧАС МНОГО СФАБРИКОВАННЫХ ДЕЛ, И НЕ ТОЛЬКО В ОТНОШЕНИИ ГРАЖДАН УКРАИНЫ. ПРИХОДИТСЯ ГОВОРИТЬ О ТОМ, ЧТО НАША ПРАВООХРАНИТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА РАЗЛАГАЕТСЯ»

— В российских тюрьмах находится 10 украинцев, которые были арестованы по надуманным обвинениям и незаконно вывезены в РФ. Среди них депутат ПАСЕ

Боец Нацгвардии Юрий Яценко вернулся в Украину после плена, Львов, май 2015 года

Надежда Савченко, режиссер Олег Сенцов и другие. Как вы оцениваете их шансы выйти на свободу?

— Не знаю. Оказавшиеся за решеткой не предпринимали каких-либо действий против конституционного строя России. К ним со стороны власти политически мотивированное отношение. Понятно, что дела сфабрикованы. К сожалению, в РФ сейчас много таких дел, и не только в отношении граждан Украины. Приходится говорить о том, что наша правоохранительная система разлагается.

Я сторонник, как говорят в математике, индуктивного подхода: от частного к общему. Начинать бороться с системой, не побеждая в каждом конкретном случае, невозможно. Вот уже одна победа есть: вернулся в Украину Юрий Яценко.

Помню, когда случился армяно-азербайджанский конфликт в 1990 году, в Россию приехало много армян. Им не давали гражданство, хотя они не пересекали границу государства, потому что еще был СССР. Мы прошли много судов. Только через 10 лет заместитель председателя Верховного суда наконец понял, о чем идет речь, издал инструктивное письмо, и всем беженцам дали гражданство.

У нас очень трудно добиться того, чтобы власть с вами согласилась. Поэтому надо продолжать бороться за украинских узников. Хотя... Сражаться с политическим пре­следованием практически невозможно. Сейчас в России зачищается все общест­венное поле. Система уничтожает не­пра­вительственные гражданские организации. Законодатели совершенно не заботятся о том, чтобы новые законы вписывались в правовую систему. Недавно запретили разглашать потери армии в мирное время. А потери МВД обнародовать можно? Они даже не подумали, что у нас есть разные войска.

Вы знаете, что у нас принят закон о признании общественных организаций исполняющими функции иностранных агентов. Я уже два с половиной раза «иностранный агент»: год назад был признан таковым правозащитный центр «Мемориал», где я член совета и руководитель большой программы, затем — Центр имени Сахарова, к которому я имею некоторое отношение, и моя организация комитет «Гражданское содействие».

Что такое признание организации, «исполняющей функции иностранного агента»? Это, во-первых, получение денег из-за рубежа, а во-вторых, деятельность с «целью влияния на политику государства для ее изменения». Мы получаем деньги из-за рубежа. Но абсурд в том, что иностранными считаются и средства ООН. Вроде Россия — член организации и вносит свой вклад в ее финансирование. Мы же отрабатываем свои собственные деньги. Чем плохо?

«ВЫЯСНИТЬ, КТО ИМЕННО СТРЕЛЯЛ В УЧАСТНИКОВ МАЙДАНА, КТО ОТДАВАЛ ПРИКАЗ, ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ВАЖНО, НО ЭТО НЕ ПЕРВООЧЕРЕДНАЯ ЗАДАЧА»

— А какая форма нашей деятельности признана направленной на изменение политики государства? Антикоррупционный проект! Который осуществлялся экспертами, аккредитованными в Минюсте, на деньги гранта президента РФ. Такое заявление сделала прокуратура. Но тогда либо прокуратура клевещет на государство и считает, что оно не стремится бороться с коррупцией, хотя все время это декларирует. Либо, если прокуратура выступает от имени государства, — это явка с повинной.

— Многие люди, причастные к убийствам на Майдане, скрываются сейчас на территории России. Возможна ли их выдача властям Украины?

— Я думаю, украинцам не надо ставить цель наказать всех, кто виноват. Борьба за справедливость — это страшное заблуждение человечества. Мы сейчас начнем всех наказывать и снова разовьем ненависть в обществе.

— Как же тогда главенство права? Оставить преступление без наказания — это сигнал, что закон можно нарушать...

— Сосредотачиваться на частных вещах непродуктивно и бессмысленно. Да, погибли люди. Но их вернуть уже невозможно. Выяснить, кто именно стрелял, кто отдавал приказ, при каких обстоятельст­вах, — важно, но это не первоочередная задача, на мой взгляд.

— А что, по-вашему, сейчас главное?

— Предотвратить повторения подобных событий. Добиться того, чтобы в Украине возникло нормальное демократическое государство. Надо строить общество, где соблюдаются законы и власть контролируется народом.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter