В разделе: Архив газеты "Бульвар Гордона" Об издании Авторы Подписка
Слово для защиты

Адвокат Татьяна ШЕВЧЕНКО: "Выйдя из зоны, "убийца" как был, в телогрейке и тапочках, дошел до почты и отбил мне телеграмму: "Татьяна, я на свободе"

Татьяна НИКУЛЕНКО. «Бульвар» 6 Апреля, 2005 00:00
Сначала было слово. И произнес его студент-медик из Саудовской Аравии, обвиняемый в сбыте наркотиков.
Татьяна НИКУЛЕНКО
Сначала было слово. И произнес его студент-медик из Саудовской Аравии, обвиняемый в сбыте наркотиков. Когда судебный процесс подходил к концу, парень, с трудом изъясняющийся по-русски и по-украински, встал и заявил: "Я отказываюсь от своего адвоката и настаиваю, чтоб меня защищала Шевченко Татьяна Андреевна". Судья, прокурор - все были крайне удивлены и, мягко говоря, недовольны, но пошли навстречу... Потом уже, когда дело было выиграно и несправедливый приговор - пять лет лишения свободы! - отменен, я спросила у Татьяны Андреевны, где они с иностранцем умудрились познакомиться. "Да этот студент меня до суда никогда в жизни не видел!" - рассмеялась Шевченко. "Как же всплыло ваше имя?". - "Тюрьма знает!" - ответила она. Тюрьма-то знает, а страна? Между прочим, пока защитников такого уровня в Украине раз-два и обчелся, нам остается только мечтать о правовом государстве. Думаю, не будет нам проку от хваленых швейцарских и американских адвокатов, пока мы не научимся слушать своих.

"ВЫ ПРИРАВНЯЛИ МЕНЯ К ОНОПРИЕНКО И ЧИКАТИЛО", - СКАЗАЛ ОСУЖДЕННЫЙ"

- Татьяна Андреевна, ваша профессия и опасна, и трудна. То и дело в газетах читаю: тут убили адвоката, там... Признайтесь, вы не боитесь?

- Нет! С кем могут сводить какие-то счеты? Наверное, с тем, кто за большие деньги взялся за очень сложное дело, гарантировал успех, но слова не сдержал. А я никогда не даю клиентам пустые обещания, не берусь за работу, выполнить которую невозможно. И мои гонорары вполне умеренные. Заключая договор с клиентом, я всегда говорю: "Есть шанс! Сделаю все возможное!".

Порой адвокат в процессе работы может получить информацию, владеть которой опасно для жизни. Но у меня своя тактика. Я непременно предупреждаю клиентов, что не хочу, мне не надо знать больше того, что необходимо для защиты.

- По-моему, это нереально. Особенно когда речь идет об организованной преступности. Разве не было верхом неосторожности ваше участие в процессе "Топ-Сервиса"? Его, кстати, называли самым громким за годы независимости, но даже обыватели почему-то говорили о нем шепотом.

- Поверьте мне - не так страшен "Топ-Сервис", как его малюют. По этому делу обвинялись 16 человек, но только двое-трое из них явной криминальной направленности. Все остальные - обычные современные деловые ребята, ранее не судимые.

Основное лицо - Игорь Шагин, который якобы организовал банду по защите своих экономических интересов, произвел на меня впечатление интеллигентного, цивилизованного человека. Даже представители масс-медиа прозвали его "Аль Капоне с интеллигентной улыбкой". Я принимала участие в деле с момента его возбуждения, и мне трудно согласиться с тем, что именно Шагин организовал банду, что банда была на самом деле и все происходило так, как указано в обвинительном заключении и приговоре.

Мой подзащитный не входил в банду. По версии обвинения, он якобы обратился к ее руководителям с заказом на убийство некоего бизнесмена по фамилии Хвацкий. Работу с ним я не могу назвать легкой - однозначно. Это очень умный молодой человек с высшим военным образованием, который по всем направлениям и аспектам защиты имел свою точку зрения и очень убедительно, настойчиво отстаивал ее. Иногда я с ним соглашалась. Если же нет, приходилось тратить много сил и времени, чтобы переубедить его. Но мне нравилось с ним работать, потому что мы понимали друг друга с полуслова.

- Пресса намекала, что дело "Топ-Сервиса" было заказным.

- Не исключено. Не знаю всех подробностей, так как общалась только со своим клиентом. Но я присутствовала на процессе, читала материалы и полагаю, что, по большому счету, дело расследовано плохо, доказательств собрано мало, а мера наказания, которую получили пятеро ребят, - пожизненное заключение - сурова. Один из них, выступая в суде, даже сказал: "Меня приравняли к Оноприенко или Чикатило. Но на них же десятки трупов! Зверские убийства".

- А эти - робингуды?

- Их признали виновными в двух убийствах и трех покушениях на убийства. Причем гибель Тамары Колиушко, заместителя главы Налоговой администрации Жовтневого района Киева, - так называемый эксцесс исполнения. Ее хотели только напугать, но исполнитель, человек психически неустойчивый, нанес 22 раны кухонным ножом. Это случилось рано утром, когда в подъезде ни души, и женщина умерла у двери своей квартиры от потери крови.

Обвинение против моего подзащитного строилось на показаниях одного из членов банды. По его словам, он заказал потерпевшего, а потом оплатил услуги киллера. Но этот человек отказался от своих показаний в ходе следствия, а мой подзащитный своей вины никогда не признавал.
"Я ЗАБЫЛА, ЧТО ДОЛЖНА ПИСАТЬ ПРОТОКОЛ: СИДЕЛА И ПЛАКАЛА"

- Помнится, народный депутат Фиалковский, в прошлом деловой партнер Шагина, утверждал, что признания "топ-сервисцев" получены под пытками, что один из арестованных наркоман и готов за дозу на все (в том числе кого-то оговорить)... А вы как считаете?

- Все четыре года я была на стороне клиента. Может, я сама себя убедила в его невиновности, но...

Мой подзащитный был специалистом по котировкам ценных бумаг на международном рынке и консультировал потерпевшего. Что они не поделили? В приговоре говорится, что между ними возникли неприязненные отношения... Прокуратура написала: "по неустановленной причине", а суд: "на почве незаконной банковской деятельности", хотя никакой банковской деятельности на тот момент мой подзащитный не вел.

- Какой срок получил ваш клиент?

- 12 лет. Но, готовя кассационную жалобу в Верховный суд, я вникла в такие детали, на которые прежде, когда дело слушалось, не обращала внимания, поскольку считала их не относящимися к делу. Так, по словам водителя Хвацкого, незадолго до покушения его хозяин отправился в Дом художника на деловую встречу, которую считал для себя небезопасной. По дороге он попросил шофера каждые пять минут звонить на его мобильный и предупредил: "Если я скажу слово "нет", вызывай милицию".

Однако сигнал тревоги так и не прозвучал. Когда вечером водитель приехал за Хвацким, тот сказал: "Все нормально, встреча прошла на хорошем уровне, я очень доволен результатом". На мой взгляд, эта ситуация не может служить доказательством вины моего подзащитного, а суд решил иначе. Дескать, его фирма находится в районе Дома художника, значит, именно с ним виделся потерпевший, его опасался.

После вынесения приговора я опять знакомлюсь с делом и в одном из томов нахожу распечатку телефонных разговоров с мобильного телефона Хвацкого. Действительно, 27 октября 1998 года с 16 до 19 часов на его мобильный телефон каждые пять минут поступали звонки с другого мобильного, который принадлежал водителю. Самое интересное, что в это же время с телефона потерпевшего сделаны пять звонков на телефон моего клиента.

- Вот это да! Если они встречались, зачем было звонить?

- Именно. Мы долго ждали, когда сможем изложить свои доводы Верховному суду: приговор был вынесен 15 марта прошлого года, а слушание в высшей инстанции назначили только на 14 декабря. Столько работы проделано! Это же больше 100 томов дела. Но заседание Верховного суда оказалось таким скоротечным, все закончилось за несколько часов. А ведь надо было выслушать 15 обвиняемых, полдюжины адвокатов, каждому задать вопросы! Мой подзащитный написал подробнейшую жалобу, разбил все доказательства. Но судьи послушали (внимательно или невнимательно, не знаю) и, не задав ни одного вопроса, удалились в совещательную комнату. Через полчаса огласили свой вердикт: оставить приговор без изменения.

Вообще, у меня работа интересная, я очень люблю ее и, исходя из того, что не одно серьезное дело выиграла, считаю, что не зря стала адвокатом. Когда я, проведя очень большое, кропотливое исследование, нахожу аргументы, доказательства своей правоты, у меня такое вдохновение! А если потом ты приходишь в суд и видишь, что тебя попросту не слушают, естественно, настроение пропадает. Ты понимаешь, что все впустую.

- В последнее время на слуху имена таких российских адвокатов, как Падва, Резник... А вот назвать их украинских коллег той же весовой категории широкая публика вряд ли сможет. Неужели у нас настолько хуже школа?

- В 70-х годах, когда я начинала секретарем в суде, в Киеве было всего 300 адвокатов, а сейчас, наверное, десятки тысяч. Раньше в адвокатуру брали лучших специалистов, и попасть туда было очень непросто. У нас тогда гремели такие корифеи, как Мешенгиссер, Ландау, Любитов, Васютинская. Это были блестящие адвокаты, и говорить они умели не хуже, чем знаменитый Кони: красиво, убедительно.

Не знаю, сравнятся ли с ними Резник и Падва, так как их выступлений не слышала, но в Украине сейчас таких адвокатов очень мало. Я, например, пришла к выводу, что мне проконсультироваться почти не с кем. Если нужно решить трудный вопрос, советуюсь сама с собой, с кодексами, со специальной литературой, логически мыслю. А тогда...

Помню, как впервые слушала выступление Любитова. Это было очень интересное дело, где я была секретарем в процессе. Судили некоего Дозорцева, которого в 27 лет приняли в Союз композиторов...

- Боже, как он умудрился?

- Да, тогда это было что-то немыслимое! И вот молодой композитор идет окрыленный с заседания и на Крещатике встречает приятельницу. Как тут удержаться от широкого жеста? Он предлагает немедленно отметить радостное событие в ресторане "Метро". Входят в зал, а там уже гуляет компания. Оказалось, девушка с ними знакома. Те зовут: "Присоединяйтесь к нам!". Вместе они сидят, выпивают, закусывают, веселятся... Вместе уходят из ресторана.

На выходе их остановил официант и потребовал вернуть ресторанное имущество. Что такое? Да как вы можете!.. После пререканий выясняется, что одна гостья "по рассеянности" прихватила со стола и сунула в сумку вазу. Инцидент для всех очень неприятный, но больше всего кипятился респектабельный мужчина лет 40-ка, если не ошибаюсь, работник КГБ, который и устраивал застолье. Он налетел на виновницу, начал оскорблять ее нецензурными словами, по-моему, даже пощечину влепил: "Как ты посмела меня опозорить!".

Композитор не выдержал такого непочтительного обращения с женщиной, подошел к ее обидчику и нанес профессиональный - он занимался на досуге боксом - удар в челюсть. Тот падает на спину и основанием черепа ударяется о бордюр. Нокаут.

...Увидев, что у мужчины из носа хлынула кровь, все тут же разбежались. Остались только Дозорцев и его девушка. Они попытались привести бедолагу в сознание - не получилось. Бросились в ближайший подъезд, стали стучать в дверь, вызвали "скорую", даже поехали с травмированным в больницу. Увы, человек умер на операционном столе. Диагноз: кровоизлияние в ствол мозга.

- Какой ужас!

- Когда защищавший композитора Любитов начал говорить, мне показалось, что я попала в хороший театр. Я забыла, что обязана писать протокол: сидела и плакала. И народные заседатели, без которых в то время ни один процесс не обходился, тоже плакали...

- А какой приговор вынесли?

- Два с половиной года на стройках народного хозяйства, в просторечии - химии, но Любитов просил композитора оправдать. Теперь и для меня очевидна его правота. Парень не был виноват: ведь мужчина умер не от его "аперкота", а от удара головой об асфальт. Этот процесс я буду помнить всю жизнь.

У таких корифеев я училась, на них хотела быть похожей. Хотя, поступая на юрфак, не собиралась быть адвокатом. Только следователем. Вы что! Романтика! Мы же смотрели фильмы. Это сейчас я знаю, что оружие следователя не пистолет, а ручка и бумага.
"СКАЖИТЕ, МОЖНО УБИТЬ ПЕРОЧИННЫМ НОЖОМ С ЛЕЗВИЕМ В СЕМЬ САНТИМЕТРОВ?"

- Сразу после окончания университета вас избрали судьей. Почему вы ушли в адвокатуру?

- В какой-то момент поняла, что судить других людей и принимать с ходу решения, которые могут перевернуть с ног на голову чужую жизнь, - большая ответственность. Не каждый способен на себя взвалить такой груз. Подумайте, один человек лишает другого свободы на большой срок! С точки зрения морали, я думаю, это большой грех.

Допустим, через какое-то время ты начинаешь понимать, что ошибся, но ведь исправить-то уже ничего нельзя. Наверное, так чувствует себя врач, когда случилось непоправимое... Каким я была судьей в 26 лет? Никакого жизненного опыта, а максимализма хоть отбавляй. Вспоминаю дела, по которым принимала решения, и думаю, что сейчас вынесла бы другие приговоры.

- Я правильно поняла, что адвокатом работать легче?

- Легче в том плане, что от моего решения не зависит, изменится ли чья-то жизнь. А тяжелее... Когда я была судьей, могла прервать затянувшийся монолог посетителя, пришедшего на прием: "Я не обязана все выслушивать. Отвечайте только на вопросы!". Работая адвокатом, я заключаю договор с клиентом. Он может говорить то, что не нужно для дела, выплескивать на меня свои эмоции (зачастую не только на приеме, но и по телефону в любое время суток)... Коль скоро человек платит мне деньги, я обязана его выслушать и при этом, как духовник, соблюсти тайну исповеди.

- Вы часто испытываете разочарование от приговора, решения суда?

- Естественно, не обо всех делах я могу говорить. Вот лишь одно, которое оставило у меня горький осадок. Судили 24-летнего парня - летом прошлого года ночью он убил охранника на рынке "Троещина".

В тот день Богдан с одноклассниками отмечал первую зарплату, потом решил добавить пива... Возле рынка, по соседству с которым парень жил, к нему подошла девочка 10-12 лет. По версии обвинения, он начал к ней приставать, грубить, чуть ли не бить. Охранник рынка сделал ему замечание, ссора переросла в драку...

-...и поножовщину.

- Не спешите с выводами. Мой подзащитный со всех сторон характеризовался положительно: не привлекался, жил с мамой, учился в университете, работал поваром в ресторане. Я с ним поговорила, прочитала материалы дела, и вырисовалась другая картина.

На самом деле были две девочки. Там, на Троещине, есть приют для беспризорников. Сами знаете, что такое неблагополучные дети, - они пьют, употребляют наркотики, торгуют собой. Вот и эти малявки бегали с кульком, клей нюхали. Богдан остановил одну из них (ее, кстати, никто не нашел и не искал) и давай воспитывать: "Ну зачем ты это делаешь? Жизнь угробишь и здоровье. Брось эту гадость!". Та в крик. В это время с рынка подошли два совершенно пьяных охранника: "Отстань от ребенка, такой-сякой".

То, что все они пьяные, однозначно. В крови у убитого было обнаружено 3,9 промилле спиртного - это очень большая концентрация. И вот мат-перемат, пошли оскорбления, Богдан ответил, не смолчал. Девочка тут же развернулась и деру, а охранник махнул кому-то рукой: "Идите сюда!". Подбегают шесть человек... Понимая, что не сможет от них защититься, парень вытащил из кармана нож. Перочинный! Длина лезвия всего семь сантиметров. Как вы думаете, можно таким оружием убить человека?

- Нет, конечно.

- Он кричит: "Не подходите!", но его не слушают. Охранник наносит ему удар, второй охранник - еще удар. Богдан, чтобы их остановить, начинает размахивать ножом и задевает нападающему живот. Нечаянно разрезает стенку брюшной артерии - и все! Что такое брюшная артерия? Через 15 минут человек умирает от потери крови.

Я считаю, что это убийство при превышении пределов необходимой обороны, а Киевский апелляционный суд вынес приговор: умышленное убийство. Верховный суд, куда мы подали жалобу, слушал дело минут 15. Я говорила, что каждый человек имеет право на необходимую оборону. Если нападающих несколько, закон разрешает применить предметы, специально предназначенные для нанесения телесных повреждений. Мой подзащитный нанес один удар перочинным ножом, и рана такая, что любому ясно: он не имел умысла убить. Более того, когда охранник упал, Богдан бегал вокруг и кричал: "Давайте вызывать "скорую помощь"!".

- Сколько лет ему дали?

- 10. А парень-то неплохой. Когда я приходила к нему, он никогда не обсуждал вопрос, как защищаться. Его терзало другое. "Татьяна Андреевна, - говорил, - неужели я настолько виноват? Я понимаю, что погиб человек, остались дети. Но скажите... Хотя бы для успокоения моей совести...". Естественно, я за него очень переживаю. Когда он получил срок, пришла к нему в тюрьму и говорю: "Прости, Богдан. Хотела помочь, но не смогла". И знаете, уже прошло время и еще пройдет, но я все равно буду чувствовать перед ним какую-то вину.
"ПРИГОВОР ОТМЕНИЛИ. НО К ТОМУ ВРЕМЕНИ МУЖИК ПЯТЬ ЛЕТ УЖЕ ОТСИДЕЛ"

- Некомпетентность, коррупция в судах давно стала общим местом. Но, согласитесь, и адвокаты не без греха. Я вспоминаю скандал, который разразился в России, когда адвокат Ходорковского вынесла из тюрьмы его статью. Как вы думаете, у нас такое возможно?

- Естественно, и у нас нарушают инструкции, хотя и не так вызывающе. Адвокат не имеет права передать своему подзащитному абсолютно ничего. Но я прихожу к человеку, который за решеткой сидит, как к ребенку своему. Он не видит свободы, его кормят тюремной баландой. Что ему могут передать в тюрьму, кроме палки колбасы, сала или лука, чеснока? Все остальное там разрезается, разламывается, рассыпается. И я чувствую себя виноватой, если не угощу его хоть мандаринкой, шоколадкой. Это святое, хотя и запрещено. Я никогда не носила, скажем, наркотиков, спиртного - Боже упаси! Но могу протянуть яблоко, апельсин: "Будешь?". Пачка сигарет вообще на вес золота.

И конечно, всеми правдами и неправдами проносишь записку от мамы, от любимой. Правда, был случай, когда моя коллега передала своему подзащитному письмо от его девушки. Конверт был запечатан, она не заглянула внутрь, а там оказался наркотик. Ее счастье, что из коллегии не исключили, не возбудили уголовное дело. Могли и посадить.

Я никогда не беру запечатанных писем. Первым делом должна удостовериться, что там ничего лишнего. Только "Здравствуй! Как живешь? Что ты покушал? Не болит ли у тебя?... У меня все хорошо, за квартиру заплатила". Если там хоть слово по делу, я такого письма никогда не передам, потому что своей работой дорожу.

- На Западе молодые юристы начинают адвокатской практикой, а затем становятся судьями, для них это вершина, апофеоз карьеры. А у нас наоборот: в судах масса молодежи, зато адвокаты - зубры. Мы и тут идем своим путем?

- Не всегда. Я знаю немало коллег, которые были судьями, потом ушли в адвокаты, теперь опять работают судьями. Я и сама чуть не ушла в суд.

Ведь с годами накапливается какая-то усталость, неудовлетворенность. Бывают дела, когда я, скажем так, кривлю душой, потому что по закону должна стоять на позиции моего клиента либо отказаться от дела. Но в основном, отстаивая в суде свою позицию, я уверена, что права. И если результата не получаю, естественно, чувствую себя обиженной, униженной, оскорбленной. У меня же есть какое-то профессиональное достоинство. Поэтому бывают моменты, когда хочется бросить все и уйти.

В один из них мне предложили вернуться в Ленинский райсуд Киева, где я когда-то начинала, в перспективе обещали место председателя суда. Я уже дала согласие, там на собрании объявили: "Шевченко возвращается!". Но потом я встретилась с Галиной Семеновной Крученюк, которая была судьей, когда я начинала в суде секретарем. Она преподала мне азы профессионального мастерства, потом работала в Министерстве юстиции, в Администрации Президента, сейчас уже на пенсии. "Танечка! - говорит. - Ты что, с ума сошла? Ты вспомни, как мы с тобой до 12 ночи сидели. Ну зачем тебе это надо?! Ты же сама себе хозяйка. Я тебе запрещаю!". И я послушалась.

- Видимо, и в материальном плане работать адвокатом выгоднее? Не собираюсь считать деньги в чужом кармане, но на Западе услуги ваших коллег очень недешевы... Да и у нас.

- Хотелось бы, конечно, безвозмездно помогать людям, но адвокату зарплату никто не платит. Мы живем только на гонорары, еще и государству платим налоги. И все-таки я тепло вспоминаю свои дела, с денежной точки зрения совершенно невыгодные.

В конце 80-х годов, я только-только перешла в адвокатуру, ко мне на прием приехали колоритные буковинцы. Мнутся, не знают, как начать: "Мы тут привезли жалобу в Верховный суд. Почитайте, пожалуйста, чтобы все правильно было". Я в процессе участия не принимала, но бумагу беру. Смотрю, там от имени их родственника написано: "Вину свою не признаю, но прошу уменьшить меру наказания". "Это юридически неграмотно, - говорю. - Если человек вину не признает, надо просить об оправдании. А если он хочет уменьшить меру наказания, нужно каяться и просить о снисхождении". Посетители сразу ухватились: "Так напишите как надо!". Но я же не знаю материалов дела! А люди в один голос: "Приезжайте к нам, посмотрите!".

По инструкции адвокату тогда платили, по-моему, 16 рублей в день. И вот из-за 32 рублей я оставляю своего маленького ребенка и еду в Черновицкую область, не помню уже в какой район. Поработав в архиве, вечером прихожу домой к своим клиентам, чтобы переночевать, а там меня ждет незнакомка: "Маша сказала, что приедет адвокат из Киева" (женщины познакомились в колонии, где их мужья вместе сидели). И смотрит умоляюще: "Моєму чоловiку дали 12 лет за убийство, а он не убивал. Помогите, разберитесь!".

- Вы хватаетесь за голову: "Боже мой, это же опять придется ехать в Черновицкую область!"...

- Так и было. Но я не смогла отказать этой простой крестьянке, которая оставила дом, огород, хозяйство и приехала за 40 километров, полдня ждала... Через неделю я приезжаю уже к ней, беру из архива дело, и мне становится нехорошо. Хиленькая папочка - страниц 150 с обвинительным заключением и приговором. Я прочитала - все шито белыми нитками. Но проблема в том, что осужденный признался в убийстве.

Потом уже, разговаривая с ним, я спросила: "Ну как же так?". А он: "Пришли, взяли меня, побили и сказали: "Ты должен признаться! Какая разница? Тебе за этого подонка больше двух лет не дадут. А если не признаешься, все равно два года получишь, потому что ты пьяница, тебя лечить надо". И он, человек юридически темный, согласился взять вину на себя. Когда его на суд везли, опять предупредили: "Ты же смотри, от слов своих не отказывайся". Только получив 12 лет, мужик спохватился: "За что? Я же не виноват!".

- Сложно было доказывать, что "убийца" себя оговорил?

- Не то слово! Ситуация - как в анекдоте. "Господин адвокат, ваш подзащитный уже признался в совершении преступления". - "Господин судья, неужели вы ему верите больше, чем мне?".

И все-таки, основываясь только на противоречиях в материалах дела, я написала жалобу в Черновицкий областной суд. Мне отказали. Обратилась в Верховный суд. Оттуда, как водится, жалобу направили в Черновицкий областной. Там опять отказали. Я не успокоилась, снова написала в Верховный. И приговор наконец отменили, отправив дело на дополнительное расследование. Я еще поехала туда, присутствовала на одном из допросов (все за те же 32 рубля). А через два дня моего подзащитного выпустили. Правда, к этому времени он отсидел уже пять лет!

Выйдя из зоны, "убийца" как был, в телогрейке и тапочках, дошел до ближайшей почты и отбил телеграмму: "Татьяна, я на свободе. Николай". Я долго не могла сообразить, что это за Николай. А потом они с женой приехали ко мне, привезли мне мешок орехов и чернослива. Я была так счастлива! Этими орехами с черносливом угощала весь свой дом, всех соседей.

После этого меня засыпали письмами из Черновцов. Я там была адвокатом-легендой, величиной номер один, но больше туда не ездила. Случалось, вела дела на выезде - в Виннице, Хмельницком, даже в Москве и Белоруссии. Честно говоря, с моей гонорарной политикой такие вылазки невыгодны. Я же трачу минимум два дня, в это время не принимаю людей, теряю каких-то клиентов. Но посмотреть, что и как у соседей, полезно и интересно.
"ГРАЖДАНСКИЕ ДЕЛА КУДА ГРЯЗНЕЕ, ЧЕМ УГОЛОВНЫЕ"

- Татьяна Андреевна, так исторически сложилось, что все известные адвокаты - мужчины. Вам не мешает то, что вы женщина?

- Нет. Но я все-таки считаю, что профессия у меня мужская. Адвокат должен быть сильным человеком, характер иметь твердый. Я не могу подавить в себе совершенно ненужную в нашем деле мягкость, некоторые женские начала. Это отрицательно сказывается. Не на моих клиентах - на мне. Обилие информации настолько утомляет, что когда приходишь домой, тебя уже ничего не интересует. Голова идет кругом, ты ни о чем своем думать не можешь, потому что завтра опять чья-то судьба решается.

- И тем не менее ваша дочка ныне оканчивает факультет международного права. Она хочет быть адвокатом?

- Да, но я сожалею о том, что, сама того не желая, втравила ее. Наша работа накладывает свой отпечаток. Я стала нетерпима, избегаю бесед с людьми, которые не понимают меня с полуслова, не люблю компании, не хожу в гости, потому что там неизбежно возникают какие-то вопросы ко мне, а мне хочется отвлечься от всего этого. Для меня лучший отдых - это когда я одна и меня никто не трогает. Я категорически не хочу, чтобы моя дочь стала такой, чтобы она ходила по тюрьмам, всю жизнь решала чужие проблемы и забывала свои.

- Но можно вести гражданские дела.

- Они намного грязнее, чем уголовные. Что такое гражданский иск? Это когда люди обращаются в суд для защиты своих интересов зачастую в ущерб чужим. То есть человек думает только о себе, больше ни о ком. Я не имею в виду, скажем, иски по дорожно-транспортным происшествиям. Или когда сосед сверху залил вашу квартиру и не хочет платить за ремонт...

А взять раздел имущества по разводам, когда делят ложки, вилки, подушки, занавески, трехлитровые банки, бывшие в употреблении! Чтобы причинить другому боль, люди готовы ухватиться за что угодно. А когда умирают родители и дети начинают драться за наследство! Видеть это тошно. Настолько неприглядные стороны человеческой натуры выпирают наружу, что ты теряешь уважение к людям.
"ИНОГДА ОСУЖДЕННЫЙ ПО ТЯЖЕЛОЙ СТАТЬЕ МОРАЛЬНО НАМНОГО ЧИЩЕ, ЧЕМ ТОТ, КТО НИКОГДА НЕ ПРЕСТУПАЛ ЗАКОН"

- Наверное, адвокаты, как и судьи, должны быть беспристрастны?

- Не получается! И у судей не получается. Хотя настоящий судья не должен никому из участников процесса симпатизировать (не зря же Фемиду изображают с повязкой на глазах), но он такой же живой человек, как и мы все. Я, например, своим подзащитным очень симпатизирую. Когда беру очередное дело, прихожу домой и дочери говорю: "Боже, какой мальчик хороший!", она смеется: "Ой, мама! У тебя все твои подзащитные хорошие!".

Но все следует оценивать в комплексе. Одно дело, если нарушил закон негодяй, который не работал всю жизнь, бил своих жен, издевался над родителями, не платил алиментов, и другое - если оступился нормальный человек.

Ко мне обратилась мама Олега Н., который совершил страшное преступление - задушил полотенцем собственную жену. У нее одни эмоции: "Сын не виноват! Как бы доказать, что он был в состоянии аффекта?".

Отправляясь к подзащитному в тюрьму, я представляла его монстром, а в комнату для допросов вошел человек, невероятно обаятельный внешне и, как потом оказалось, невероятно обаятельный внутренне. Такой добрый, покладистый.

Я проговорила с ним два с половиной часа и не заметила, как пролетело время. Олег понимал, что виноват, только не мог объяснить, как все у него получилось. И я ему верю, потому что до этого он ничего предосудительного в жизни не сделал. Из колонии, где парень сейчас отбывает меру наказания, его буквально через несколько месяцев отпустили на поселение. У него кличка Тренер. Он занимается спортом (имеет разряд то ли по борьбе, то ли по боксу), не курит, не пьет, тренирует людей, которые вокруг него.

- Но почему он поднял руку на слабую женщину?

- Там ситуация была такая. Когда их ребенку исполнилось два с половиной года, жена - назовем ее Ириной - решила заниматься наукой, писать диссертацию и, чтобы муж и ребенок не мешали, ушла от них жить к родителям. Олег не возражал. Даже компьютер в подарок супруге купил, понимая, что это ее будущее, может, где-то будущее его и их ребенка. Он безропотно взвалил на себя все обязанности по уходу: водил дочку в садик и на музыку, варил, стирал, убирал. Этого на суде никто не отрицал, даже мама убитой, его бывшая теща.

Перед защитой Ирина вдруг явилась домой. Олег говорит, что она была нетрезвой, и действительно, в крови убитой нашли значительное количество алкоголя. Без пяти минут кандидат наук заявила мужу: "Я не собираюсь с тобой дальше жить, после защиты диссертации выхожу замуж и уезжаю с дочкой в Америку".

- Могу представить, как на него это подействовало.

- Время было уже позднее, ребенок спал. Олег по просьбе жены еще сходил за сигаретами, потом решил сварить пару яиц на завтрак дочери и стоял у плиты с полотенцем - хотел вовремя снять кастрюльку с огня. Слово за слово - разгорелась ссора. Ирина укоряла его в недостаточно высоком образовании, говорила, что с ним, темным, нельзя появиться в ее интеллигентном кругу. Он все просил: "Тише, тише!". И тут жена подошла к нему и влепила пощечину. Олег говорит: "Когда Ирина развернулась, чтобы уйти, я рявкнул: "Замолчи, сколько можно!" - и хотел накинуть ей на рот полотенце, но оно сползло на шею". В это время жена падает, он за ней и инстинктивно тянет концы тряпицы на себя. А парень-то здоровый. И вот сломанный хрящ, асфиксия...

Я пыталась доказать, что это было убийство по неосторожности, но ни районный суд, ни апелляционный со мной не согласились. Дали ему девять лет.

- А почему так скромно?

- Суд отнесся к Олегу снисходительно, исходя из его личности. Прокурор тоже много не просил. Я пришла в тюрьму, спрашиваю: "Ну что, будем жалобу подавать?". А он: "Конечно, нет. Я рассчитывал, что мне лет 12-13 дадут. Я очень виноват перед женой своей, перед своим ребенком. Всю жизнь буду просить Господа Бога о прощении. И, когда выйду на свободу, первое, что сделаю, - пойду на могилу".

Там проблема еще в том, что после трагедии малышку забрала бывшая теща. Она запретила матери Олега видеться с внучкой, которую та нянчила с полутора месяцев и души в ней не чаяла. Бабушка обращалась в опекунский совет, просила разрешить ей встречи, много усилий для этого приложила. Но потом, когда поняла, что ребенку эти свидания ничего, кроме травм, не приносят, зажала свое сердце в кулак и перестала настаивать.

- Вы до сих пор поддерживаете с ней отношения?

- А как же? Мужа эта женщина похоронила, сын в тюрьме. Теперь у нее одна цель - удержаться на этой земле до его освобождения. Потому что иначе ему некуда будет возвращаться: их с женой квартиру у метро "Политехнический" мать покойной получила в порядке компенсации за моральный ущерб и сразу продала. Олег остался гол как сокол.

Первое время сын все просил ее: "Поговори с дочкой, пойди к ней. Расскажи, что когда вернусь, все ей объясню". Для Олега этот ребенок был центром Вселенной. Но недавно он написал из зоны: "Мама, если, когда я выйду, дочь не захочет со мной встречаться, мне будет больно, но я это приму. Ну а если захочет, ты же знаешь, вся моя жизнь будет посвящена только ей".

А мне говорят: "Как ты можешь защищать преступника?". Я защищаю не преступника, а человека в определенной жизненной ситуации. Может, кто-то и возмутится, но я так скажу: иной раз осужденный по тяжелой статье морально намного чище, чем тот, кто никогда не преступал закон. Ведь не зря говорят: "От сумы и от тюрьмы не зарекайся".



Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
1000 символов осталось