Время, назад!

Виталий КОРОТИЧ. «Бульвар Гордона» 26 Марта, 2014 00:00

Когда российский премьер-министр отменил переход на зимнее — летнее время, выделив руководимое им государство из системы координат, по которой живет окружающий мир, Россия наконец-то обогнала Европу — некоторые страны даже на три-четыре часа. У постсоветских, знаете ли, тоже собственная гордость...

Это, конечно же, не единственный пример шалостей с часовыми стрелками. Шалят и с календарями, но иначе. Мои сверстники пишут воспоминания, возвращая времена вспять. Читаю и вижу, как мы по-разному запомнили тех же людей и одни события. Когда читаю иногда о себе самом, угадываю, почему столько напутано, ведь можно было позвонить и спросить, а затем вспоминаю прижившийся термин — «эффект Расемона».

Вы не все, возможно, видели или не все запомнили знаменитый фильм японца Куросавы, старый, еще черно-белый, где, согласно сценарию, разбойник напал на супружескую пару, натворил бед, убил мужа, а затем все трое участников этой драмы дают показания о происшедшем, даже дух убитого мужа участвует. Но показания не совпадают — пережитое запомнилось разбойнику и супругам по-разному, зато все очень правдоподобны в своих рассказах. Сюжет «Расемона» стал нарицательным, как точно отображенная особенность нашего мышления, подгоняющего многое под заранее заготовленные ответы.

Не надо требовать, чтобы все вспоминали одинаково, — даже интереснее, когда версии происшедшего расползаются по книгам, речам и люди ссорятся, упираясь в несовпадения. Мне запомнились два старика-ветерана, которые, начитавшись маршальских мемуаров, спорили, кому из них было хуже на войне, — у маршалов все было гладенько и парадно, а у солдат в реальных траншеях — с кровью.

Это частая тема в спорах с людьми постарше — все непременно выясняют, кому было хуже, кто больше намучился и заслуживает больших сочувствий. Никто из стариков не хочет и не может забыть свою прошлую жизнь, полную страданий и бытового идиотизма, тем более что на все пережитое наслаивается память о том, как кто-то кого-то оклеветал, кто-то чем-то прославился, а что-то велено позабыть. Иногда случаются компромиссы — порой по-чиновничьи нелепые, как принятое недавно в России решение именовать Волгоград Сталинградом девять дней в году — по праздникам. Усатому душегубу позволено ненадолго воскресать — к радости тех, кто его любит, а затем он снова обязан заползать в свою нору у кремлевской стены.

«Эффект Расемона» может быть вызван и страхом потерять то, что было единственно дорогим в жизни. Понося нынешнее государство, люди из прошлого не хотели бы жить, как когда-то, но тогда они вершили жизнь и время от времени требуют это прошлое воз­вратить как ушедшую силу. Хотя бы частично.

Я уже не раз думал, что хорошо бы построить советский городок — с очередями за колбасой и селедкой, которую заворачивают в газеты, с «удобствами во дворе» и плакатами о счастливой жизни на каждой стене. Туда можно было бы приводить экскурсии, но боюсь, что мало кто из ревнителей прошлого на самом деле захотел бы там жить. А может, кто-то и захотел бы. В дневниках Корнея Чуковского я наткнулся на запись о том, как для царских политкаторжан решили построить жилой дом, но те велели, чтобы в доме были окна такие, как в царских тюрьмах, где они страдали за мировую революцию, — и им встроили окна с решетками. У одного журналиста, которого любители лозунга: «Время, назад!» затерзали, я прочел отчаянные слова:

«Поселите их хоть во дворце — на следующий день они вобьют два гвоздя и повесят наис­кось бельевую веревку и будут стирать в корыте, загадив дворцовую прачечную. Ведь страдания — их единственный капитал».

До чего же непросто сращивать времена! Ведь на самом деле это сращивание народа из разных, часто несовместимых, частей в одно целое. Но это необходимо.