Художественный руководитель Киевского театра русской драмы Михаил РЕЗНИКОВИЧ: «Мы пытаемся следовать фразе Вольтера: «Нация собирается в партере». Вот и стараемся собирать — и в партере, и на ярусах...»

Наталия ВИТЧЕНКО

«ТЕАТР — ЭТО КАФЕДРА...»

— Михаил Юрьевич, события последнего года в Украине привели к тому, что люди находятся в состоянии постоянного стресса. Способен ли театр помочь восстановить гармонию в обществе?

— Только в том случае, если будет следовать заповеди Николая Васильевича Гоголя: «Театр — это кафедра, с которой можно сказать миру очень много добра». Спектакль, вне зависимости от жанра, должен пробуждать «чувства добрые», смягчать сердца, внушать меру реального, живого человеческого оптимизма.

После похода в театр у зрителя должно возникнуть желание работать и жить. Этому способствует немало факторов.

Во-первых, нужно подбирать соответствующую драматургию. А во-вторых, артисты должны иметь склонность к человековедению, иными словами — уметь выражать разные свойства человеческой души: от чистых и бескорыстных до самых низменных и ужасных. В одном из наших репетиционных залов висит лозунг: «Чужую жизнь играю как свою». Но зазубрить цитату легко, а вот реализовать этот принцип очень непросто. Здесь важны и душевные качества актера, и техника, которая зачастую хромает: голос, ритм, умение вести диалог, темперамент и так далее.

— Повлияла ли война на вашего зрителя? Какие спектакли более популярны сегодня?

— Наш театр практически весь сезон — с октября по апрель — работает на аншлагах. В основном ходят на классику («Нахлебник» Ивана Тургенева, «В плену страстей (Каменный властелин)» Леси Украинки, «Джульетта и Ромео» Уильяма Шекспира) и, конечно, на комедии. Мы стараемся чаще ставить «легкие» спектакли. Как-то Владимир Иванович Немирович-Данченко здорово подметил: «Знаете, что осталось в искусстве от Великой французской революции? Оперетта!». Очень важно, чтобы тональность спектаклей контрастировала с драмой окружающей жизни.

С большим успехом идет спектакль «Везде один» о жизни Тараса Григорьевича Шевченко, основанный на записях его дневника и письмах. В нем заняты один из лучших артистов Театра имени Ивана Франко Петр Панчук и наши актеры — Дмитрий Савченко, Виктор Алдошин. Министр культуры Вячеслав Кириленко, посетив этот спектакль, сказал: «У вас Шевченко — живой». Это, может быть, главное, чего должно добиваться искусство, хоть это очень непросто.

— В репертуаре вашего театра немало современных пьес. Не планируете ли в ближайшем будущем поставить спектакль о событиях, происходящих в Украине сегодня?

— Давайте вспомним историю. Первая Отечественная война в России началась в 1812 году, а «Войну и мир» Лев Николаевич Толстой написал через 50 лет... Пьесы-однодневки — удел публицистики, но не высокого духовного искусства, к которому я причисляю театр.

«ЛЮБОЕ СЕГОДНЯШНЕЕ СОБЫТИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ОСМЫСЛЕНО, ПРОПУЩЕНО ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ТЕАТРА»

— Если все же представить, что у вас в театре идет спектакль под названием «Война», каким бы был его финал?

— Очень абстрактный вопрос... Война — это ужас, и в искусстве нужно найти такую форму его выражения, чтобы зритель не выходил из театра угнетенным. Вот почему очень важно не ошибиться с драматургией. Продолжим наш разговор о пьесах на злобу дня: писатель Константин Симонов прошел войну, в 1945 году ему было 30 лет. А глубокую пьесу о войне он написал лишь спустя 15 лет.

Что-то должно отстояться, вызреть. Ведь одно дело — публицистика, и совсем иное — театр, духовное искусство. В 50-е годы прошлого века греческий драматург Димитрис Псафас написал пьесу «Требуется лжец!», в которой депутат дает обещания и не выполняет их. Недавно мы поставили эту пьесу, и она идет с большим успехом. Время прошло, и сегодня это звучит более осознанно и не менее злободневно. Так и любое сегодняшнее событие должно быть осмыслено, пропущено через призму театра.

— Ваш учитель Георгий Товстоногов говорил, что «новое в понимании правды — это в первую очередь новый зритель». Вы более 20 лет руководите театром — как за это время изменился зритель?

— Прежде всего он помолодел. Я вижу в зале все больше юных зрителей, и это радует. Мы пытаемся следовать фразе Вольтера: «Нация собирается в партере». Вот и стараемся собирать — и в партере, и на ярусах.... «Везде один», «Нахлебник» (пьеса очень современная, ведь мера унижения бедных богатыми, о которой Тургенев написал в 1848 году, по-прежнему ужасающая), «Джульетта и Ромео» имеют огромный успех.

— В этом сезоне театр представил восемь премьер. Учитывая, что украинская культура переживает не лучшие времена, как вам удается держаться на таком высоком уровне?

— Во-первых, мы работаем с утра до ночи и играем спектакли одновременно на трех сценах — это с одной стороны. А с другой — у нас действует, наверное, единственная в Украине Профессиональная студия молодых артистов. Состоящие в ней выпускники театральных вузов изучают актерское мастерство на более профессиональном уровне, участвуют в постановках театра и в конце каждого сезона показывают самостоятельные работы. Лучшие из них пополняют репертуар театра. Так родилась наша недавняя премьера — спектакль «Варшавская мелодия», пользующийся огромным успехом у зрителя.

Мы пытаемся давать шанс всем молодым артистам, другой вопрос — готов ли человек (духовно и технически) им воспользоваться. Знаете, наблюдая за молодым и средним поколением артистов, я заметил следующую тенденцию: жизнь такова, что момент жесткости, конфликтности, даже жестокости и проявлений темперамента в этой жестокости артисту достичь куда легче, чем бес­корыстия, сочувствия, открытости души. Мне кажется, сегодня в профессии побеждают как раз те, кто умеет соединить и то, и другое. Либо те, кто понимают, что бескорыстные чувства нужно в себе развивать.

— Может ли украинский театр конкурировать с европейским?

— По отдельным спектаклям может. Наши артисты часто эмоциональнее, открытее, талантливее, заразительнее западных коллег, но зачастую проигрывают им в актерской технике. У нас есть связи с Мюнхенской театральной школой, совместно с которой мы ставили спектакли. У них актерское мастерство преподается ежедневно по шесть часов. А у нас — 10 часов в неделю, здесь комментарии излишни. В этом главное отличие. Артист должен тренировать свое тело, голос и внутреннюю жизнь каждый день. Если этого не происходит, он начинает проигрывать.

«ТЕАТРАЛЬНАЯ КРИТИКА — ПРОФЕССИЯ НЫНЧЕ РЕДКАЯ»

В наших театральных вузах много лишних предметов. Это обсуждалось на недавнем совещании по вопросам театрального образования при участии министра культуры и ведущих мастеров. Но при всем обилии проблем наш театр пригласили в Лондон с русской и украинской классикой. Мы рассчитывали на недельные гастроли, но руководство Театра Сент-Джеймс, посмотрев наши спектакли, продлило гастроли еще на неделю.

— Постоянные кадровые перестановки в Министерстве культуры не позволили за 24 года независимости осуществить театральную реформу. С вашей точки зрения, насколько она возможна сейчас и нужна ли?

— За эти 24 года сменилось 20 министров культуры — о каких реформах можно говорить? Это ненормальная ситуация. Очевидно, что театральная реформа должна начинаться с реформы театрального образования. Сейчас в Верховной Раде рассматриваются два законопроекта: один представлен Кабмином, другой — депутатами. Если депутатский проект будет одобрен, театральную жизнь в стране ждет катастрофа на десятилетия вперед. Эти проекты предлагают люди, не углубляющиеся в суть проблемы, специфику театральной сферы. Проект Кабмина обсуждался театральными деятелями более шести месяцев. Он несовершенен, тем не менее дает возможность хотя бы надеяться на некоторое развитие... Любое дело легче разрушить, чем создать. А театр можно уничтожить всего двумя приказами: убрать одного лидера, поставить другого — и на этом все закончится.

— Как вы относитесь к театральной критике?

— Театральная критика — профессия нынче редкая. Но есть люди, пишущие о театре, и немало. Я отношусь к ним хорошо, уважаю, но лишь в том случае, если они знают суть дела, понимают (по Чапеку), «как это сделано»: как «сделан» спектакль, как «сделана» роль. Если ощущают природу действенности, мучительный поиск которой происходит на репетициях, если они хотя бы в какой-то мере ощущают творческие процессы в театре, его путь из вчера в завтра. К таким людям я даже пытаюсь иногда прислушиваться.

Но среди людей, пишущих о театре, есть и другие... Их точка зрения — по выражению Виссариона Белинского — «соткана из соображений». Они могут позволить себе непрофессиональные, невежественные, наглые, да просто лживые заявления по отношению к театру, к людям театра, иногда переходя на прямые оскорбления. В наше время это, к сожалению, не редкость.

И лучше всех о таких людях сказал Чехов. И даже не то, что «критики похожи на слепней, которые мешают лошади пахать землю. Лошадь работает, все мускулы натянуты, как струны на контрабасе, а тут на крупе садится слепень и щекочет и жужжит. Нужно встряхивать кожей и махать хвостом. О чем он жужжит? Едва ли ему понятно это». И даже не фрагмент письма Антона Павловича к Ольге Книппер-Чеховой: «Милая моя, не читай газет, не читай вовсе, а то ты у меня совсем зачахнешь», — или к брату Александру: «Это не газета, а зверинец, это стая голодных, кусающих друг друга за хвосты шакалов, это черт знает что».

У Чехова есть и другое замечательное сравнение: «Критики — это «мученики», взявшие на себя добровольно подвиг ходить по улицам и кричать: «Сапожник Иванов шьет сапоги дурно!» и «Столяр Семенов делает столы хорошо!». Кому это нужно? Сапоги и столы от этого не станут лучше». Зачем писать о театре, если пользы от этого никакой?

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter