«Ихтиандр» Владимир КОРЕНЕВ: «Всю правду о женщинах я скажу только священнику, которому буду исповедоваться перед смертью»
«Я ПЕРЕБОЛЕЛ ВСЕМИ ДЕТСКИМИ БОЛЕЗНЯМИ, ДАЖЕ ОТ ОСЛА ЗАРАЗИЛСЯ СТРИГУЩИМ ЛИШАЕМ»
— Владимир Борисович, насколько я знаю, вы наш земляк...
— Да, мой отец учился в Севастополе. Он морской офицер, здесь встретили маму, тут и я родился в 1940 году. Место, где мы жили, называлось Красная Горка. Во время войны в наш дом попала немецкая тонная бомба. Там так и осталась воронка, со временем она заросла травой, деревьями, и вот когда я приезжаю, люблю посидеть, свесив туда ноги, вспомнить детство. Потом мы переехали в Измаил. До этого какое-то время находились в эвакуации в Армении, отец нас потерял, и в Измаил мы попали совершенно измученные.
В эвакуации голод был страшный! Мама, довольно крупная женщина, весила тогда 40 килограммов. Я переболел всеми детскими болезнями, даже от осла заразился стригущим лишаем, боялись, что волосы больше не вырастут.
После Армении Измаил был, как рай! Это такое богатое место, все растет: виноград, фрукты, много рыбы... Пропасть с голоду там практически невозможно. А какой в Измаиле базар! Живописнейшее зрелище! Продавали все.
Примесь бурятской крови придала внешности Владимира Коренева магнетизм |
Мама за два года из худышки превратилась в полную женщину, да и отец поправился, китель на нем уже не висел, как на вешалке. Благодатный край, изобилие даров природы... Болгары продавали свое вино, до сих пор помню запах огромных бочек, стоявших в подвалах. Мы заходили туда с отцом, он давал мне лизнуть немного ароматного напитка. А по Дунаю ходили огромные баржи, груженные арбузами, которые низко сидели в воде. У нас, мальчишек, было свое развлечение.
Мы снимали с петель ворота, использовали их вместо плота и подплывали к барже. Поленом вышибали нижний арбуз, вся арбузная гора катилась в воду, и мы их вылавливали. На обратном пути в нашу ватагу уже заранее летели поленья — так матросы пытались бороться с нашим нахальным изобретением.
Еще одно яркое впечатление осталось из детства, когда к нам во двор заехала старая полуторка, в которой был откинут задний борт и с кузова свисал метровый хвост огромной белуги. Из рыбины достали килограммов 30 черной икры. Промыли ее, положили в марлю и повесили стекать на дерево. Местные коты и собаки тучей сидели под деревом. Мы нарубили зеленого лука, посолили икру и ели с белым хлебом. Мне приходилось бывать в самых дорогих ресторанах мира, многие угощали всяческими разносолами, даже сам Хрущев, но ничего вкуснее той икры в моей жизни не было.
— Как в семье морского офицера, далекой от искусства, у вас родилась мысль о театре?
— Отец был чрезвычайно образованным человеком. Он окончил три академии, в том числе и Академию Генерального штаба, сам преподавал, знал несколько языков, читал лоции на голландском... Его, как военного специалиста, приглашали во многие страны. В Китае, где он помогал создавать флот, выучил язык и свободно говорил на китайском.
Отец имел абсолютный слух, играл на всех струнных, духовых инструментах, рояле, вот так запросто брал любой инструмент, настраивал его и играл. Знал театр, дома была огромная библиотека, отец любил философов, особенно французских: Вольтера, Дидро, Монтескье, Руссо.
Он относился к морской элите, в последнее время служил командующим Северным флотом. Красавец, двухметрового роста, одевался у хороших портных. Даже когда я уже был популярным артистом и меня знал чуть ли не весь Советский Союз, если мы с отцом шли по улице, женщины смотрели только на него.
«ПРЕПОДАВАТЕЛЬ СКАЗАЛ ОБО МНЕ: «КОРЕНЕВ КОНЧИТ ЖИЗНЬ, КАК РАФАЭЛЬ... УМРЕТ ОТ ПОЛОВОГО ИСТОЩЕНИЯ»
— Наверное, отцу хотелось, чтобы вы продолжили его дело, стали моряком?
— Я и сам был не прочь. Море очень люблю, корабли, с детства делал модели кораблей, с отцом бывал на всех его суднах. Морская романтика мне близка, люблю картины Айвазовского. Наверняка связал бы свою жизнь с морем, если бы не обстоятельства.
У нас в школе была драматическая студия, и я, впервые в Таллинне попав в театр, навсегда остался в его гравитационном поле. Наш драмкружок вел артист Таллиннского театра, который был так влюблен в свою профессию, что сумел заразить этой любовью множество учеников. И что знаменательно, 12 человек из того школьного кружка стали профессиональными артистами. Например, Лариса Лужина — сидела со мной за одной партой, Виталий Коняев, Игорь Ясулович...
Мы договорились, что поедем поступать в Москву, так и получилось. Пусть в разное время, но все мы там учились. Я поступил в ГИТИС на курс знаменитых артистов Ольги Андровской и Григория Хомского.
Ольга Николаевна Андровская, замечательная актриса, очень меня любила... Я вообще был любимчиком на курсе и часто этим пользовался, особенно когда надо было сбегать на свидание с будущей женой. Я притворялся, что плохо себя чувствую, и Ольга Николаевна меня отпускала.
Когда же в конце семестра пришел Хомский и спросил, глядя в журнал, почему Коренева так часто не было на занятиях, добрая Ольга Николаевна отвечала, мол, ты же знаешь, какой он болезненный. На что Хомский воскликнул: «Да он кончит жизнь, как Рафаэль Санти!». Андровская удивленно сказала, что не знает, как кончил жизнь Рафаэль. «Умер от полового истощения! Скончался на своей любовнице!» — отрезал Хомский.
— И все-таки как же вас нашли для съемок в «Человеке-амфибии»?
— Дипломный спектакль «Ночь ошибок» смотрела ассистент режиссера этого фильма. Мой персонаж был такой наивный человек — нечто среднее между дураком и недотепой. Когда я поинтересовался, почему она остановила выбор на мне, получил ответ, что в дураке и наивном человеке есть какое-то сходство, что у меня эта наивность очень убедительна и она более всего подходит к роли Ихтиандра.
Конечно, то, что я попал в этот фильм в начале карьеры, дало мне грандиозный старт — с такими людьми пришлось общаться! Сценарий для фильма написал крупнейший киносценарист, удивительная личность Алексей Каплер, музыку — Андрей Петров, впоследствии известнейший композитор, это был его первый фильм... Оператор — Эдуард Козловский, который совершенно гениально снял потом «Белое солнце пустыни». А актер Николай Симонов, сыгравший отца Ихтиандра? Это же легендарная фигура в искусстве!
Какое-то время на съемках в Ленинграде я жил у Симонова, он, кстати, окончил школу живописи, писал картины и каждую свободную минуту отдавал этому занятию. Все стены были в картинах. Огромная квартира, роскошная, которую ему дал еще Киров. В квартире Симонова обитала масса каких-то старичков, дальних родственников... Работал он один, но кормил всю семью.
У Симонова была коллекция скрипок, и я просил иногда, чтобы он сыграл. Тогда артист настраивал своими подагрическими, старческими пальцами скрипку, касался струн и великолепно исполнял Сарасате. Так с нажимом, по-цыгански...
Блистали в нашем фильме, конечно, молодой красавец Михаил Козаков, трепетная Настя Вертинская... В общем, чудная компания тогда подобралась. И картина получилась удачной. После просмотра, на фуршете, тогдашний министр культуры Фурцева, поздравляя нас, сказала, что это подарок к Новому году Министерству финансов. Фильм в прокате собрал очень большие деньги, а в те времена бюджет государства формировался от продаж водки и прибыли от кино.
«ПОКЛОННИЦЕ Я ВЫСЛАЛ ФОТО С АВТОГРАФОМ: «ИЗВИНИТЕ, ЧТО НЕ ГОЛЫЙ...»
— Непросто было справляться со свалившейся популярностью?
Владимир Коренев с женой Алевтиной, дочерью Ириной и внуком Егором. «Дочь окончила ГИТИС, много работает, мы с ней играли в нескольких спектаклях. Трудно поверить, но я ничего не делал, чтобы ей помогать» |
— Не скрою, она была чудовищная! Я получал огромное количество писем, в основном от девчонок. Сплошные объяснения в любви, письма-благодарности, но писали и заключенные. За несколько лет после выхода фильма я получил больше 10 тысяч писем...
— Что вы с ними делали?
— Просто складывал. Мы купили холодильник и оставшуюся от него коробку выставили на лестничную площадку. Вот туда я и складывал письма. Коробка скоро наполнилась, мы отдали ее пионерам, собирающим макулатуру. Пусть на меня не обижаются те, кто писал. Одно письмо, правда, привлекло мое внимание...
Оно было склеено самостоятельно, розового цвета, все в цветочках. «Товарищ Коренев, — было написано там. — Я знаю, что вы письма не читаете и не отвечаете на них, но мои прочтете. Их будет 10. Я сфотографировалась обнаженной, разрезала фотокарточку на 10 частей и в каждом письме буду присылать вам одну часть».
Вся семья с нетерпением ждала, пока составится полный портрет. В последнем письме поклонница попросила прислать мою фотокарточку с автографом. В награду за ее изобретательность я выслал свое фото с припиской: «Извините, что не голый».
— Вы хорошо плавали? Для съемок это было необходимо... Или дублер помогал?
— В Ленинграде мы с Настей Вертинской полгода учились со специальным тренером плавать в бассейне Института физкультуры имени Лесгафта. Мне пошили костюм из эластичной материи, вручную леской пришили чешуйки. Дублер был, но он помогал в наиболее сложных местах, а так большую часть картины я все делал сам.
— В кадре, когда Ихтиандр со скалы прыгает за ожерельем, вы были или дублер?
— Я.
— Не побоялись с такой высоты сигать?
— А вы заметили, что я под водой свободно ходил? На самом деле, это ведь невозможно. Так вот, мне сделали специальные ботинки со свинцовыми накладками, как у водолазов, и пояс свинцовый. Без этого из воды просто выбрасывало или горизонтально разворачивало.
Но и выйти самостоятельно в таком костюме я не мог. Поэтому над кадром, сверху, возле оператора, был страховщик с аквалангом. Как руку вверх подниму, он мне загубник в рот, и я подышу. В кадре все видно, я там без маски. Кроме всяческих творческих задач, подводное плавание было для меня чрезвычайно интересным занятием.
— Это произвело на вас особое впечатление?
— Когда попадаешь под воду, поражает абсолютная тишина. Ты оказываешься, как Кусто говорил, «в мире безмолвия», и только слышишь шум воздуха, вырывающегося из акваланга. Рыбы не боятся! Есть такие любопытные, даже нахальные — например, каменный окунь, лупоглазый такой, подплывет и смотрит на тебя сосредоточенно. Махнешь на него рукой, он отплывет, потом опять уставится. А в солнечный день на тебя идут косяки ставриды! Словно движется серебряный дождь! Расставишь пальцы, и они проскальзывают сквозь них...
— Сейчас вы поддерживаете отношения с актерами, снимавшимися в «Человеке-амфибии»?
— Как говорится, иных уж нет, а те далече. Нет Николая Симонова, Анатолия Смиранина, игравшего отца Гуттиэре. Иногда встречаюсь с Михаилом Козаковым. Настю Вертинскую редко вижу.
— Романтических историй во время съемок с вами не происходило?
— Нет, нет, все отношения касались только кино. Да и потом, Насте тогда было 14 лет — совсем юная!
— После такого феноменального успеха предложения сниматься посыпались?
— Очень много! Но это все были какие-то сплошные сказочные принцы, режиссеры взялись эксплуатировать мою внешность. Но я уже тогда понимал, что самое страшное — растиражировать внешние данные, и поэтому отказывался.
Я благодарен замечательному режиссеру Ивану Пырьеву, открывшему во мне характерного актера. Он говорил: «Вовка, тебе не нужно играть героев-любовников. Кончай, иначе твоя актерская карьера на этом закончится». И дал мне роль мерзавца в своем фильме «Свет далекой звезды».
После этой работы я стал получать письма: «Мы к вам так хорошо относились, а вы вон каким подлецом оказались!».
«С ГАГАРИНЫМ МЫ ДРУЖИЛИ ДО САМОЙ ЕГО СМЕРТИ»
— Кино подарило вам возможность познакомиться со многими знаменитыми людьми... Общение с кем наиболее запомнилось?
«Для мужчины самое главное, когда его Женина умеет себя так вести, чтобы он не чувствовал себя импотентом — ни физическим, ни творческим. У моей жены есть это чутье» |
— Наверное, с Гагариным. Юра сам хотел со мной познакомиться. В этом случае мой Ихтиандр уж точно сыграл решающую роль.
Дружили мы до самой его смерти, вместе отдыхали, встречались... Гагарин, кстати, очень помогал театру. И квартиры для артистов выбивал, и телефоны — ему ведь ни в чем не отказывали.
Помню, был такой случай... Выпускали спектакль по пьесе Зорина «Палуба» — история о любви женатого человека и девушки, которые встретились на корабле... Но спектакль столкнулся с таким сопротивлением различных ханжей, что его впору было снимать с репертуара. Дескать, женатый мужчина и комсомолка, как можно! Это аморально! Гагарин видел спектакль на генеральной репетиции, и когда у него брали интервью для газеты «Правда», на вопрос о своих последних впечатлениях от искусства сказал о «Палубе»: «Замечательная пьеса...». Это напечатали, и «Палубу» удалось спасти.
— У первого советского космонавта хватало времени, чтобы посещать генеральные репетиции спектаклей?
— Юра был чрезвычайно любознательным человеком. Очень любил театр, да и вообще интересовался искусством. Случалось, что космонавты приезжали к нам в театр и выбирали себе маскарадные костюмы под Новый год. Гагарин был не совсем такой, каким мы его знали по официозу. Тихий, чистый, мягкий человек. Был замечательно собранным, ответственным, сколько его помню, он никогда не позволял себе спиртного, тем более если это было связано с работой.
— Ваша дочь пошла по вашим стопам. Вы не думали, что она может заниматься чем-то иным?
— А я и не очень хотел, чтобы она занималась театром, но как ей было уйти от него, если она выросла за кулисами? Мы брали ее на гастроли, в доме у нас бывали выдающиеся люди искусства, вся эта атмосфера и помогла ей сделать однозначный выбор.
Почему-то существует мнение, что актерские династии — это что-то неприличное. Но кому же, как не своим детям, актеры должны передавать уважение к своей профессии, любовь?.. Замечательно, если они продолжают общее дело.
Дочь окончила ГИТИС, после работы в нескольких театрах ее пригласили в Театр Станиславского. Она много играет, востребована. В это трудно поверить, но я ничего не делал, чтобы как-то ей помогать. Она действительно способный человек, очень трудолюбивая, энергичная, деятельная.
Я-то по своей природе совсем другой. В чем-то абсолютный Обломов: лежал бы на диване да читал книжки... Это идеальный образ жизни для меня! Но жизнь заставляет много работать. Мы с дочерью играем вместе в нескольких спектаклях, я доволен ее работой, мне за нее не стыдно.
— Вы много лет преподаете... Нет ощущения, что молодежь нынче не та пошла?
— Институт для меня сейчас очень важен. Я всю жизнь накапливал знания, много читал, познавал и теперь очень рад, что есть кому это все передать и поделиться. Когда-то маленький курс института превратился сейчас в факультет, на котором преподают 42 человека. Построен учебный театр с современно оборудованной сценой, прекрасные классы, гримерные... Мне нравятся мои студенты. Три выпуска нашли себя, успешно работают в московских театрах.
— С годами люди вам не надоедают?
— Я Близнец по гороскопу, поэтому не могу без людей. Мне кажется, самое страшное наказание для человека — это одиночество. И я больше всего боюсь немощной старости в одиночестве и стремлюсь к душевному покою и гармонии.
— Жена вам в этом помогает?
— Для мужчины самое главное, когда его женщина умеет так себя вести, чтобы он не чувствовал себя импотентом: ни в физическом смысле, ни в творческом. У моей жены есть это чутье. При всех других важных свойствах, таких, как схожесть характеров, интересов, я согласен с Фрейдом, что физиологические отношения играют важнейшую роль между мужчиной и женщиной.
— При таком огромном внимании к вам со стороны женского пола неужели удавалось сохранять верность жене?
— Всю правду о женщинах я скажу священнику, которому буду исповедоваться перед смертью.