«Остановiсь, мгновєньє, ти прєкрасно!»

Анна ШЕСТАК. «Бульвар Гордона» 7 Мая, 2012 00:00

И для Поди, и для Крота это уже вторая «мегавистава»: первой, если кто забыл, была постановка «Павлик Морозов» по одноименной пьесе Подервянского, где сыграли тележурналист Мыкола Вересень, светская львица Светлана Вольнова, актер Владимир Ямненко...

В новом спектакле Ямненко и Вольновой ролей не нашлось (хотя жаль: из Светланы могла бы получиться еще та «мєчта всiх мужичкiв» Василиса Егоровна, роль которой в итоге исполнила менее известная актриса Татьяна Несвидоменко), зато Вересень сыграл аж шесть персонажей - в том числе «добiса гарного мужичка» Адама Жоржевича, который только и делает, что разглядывает себя в зеркало и, довольный увиденным, повторяет: «Мен - п...дєц всьому!», и дьявола, явившегося из преисподней через сортир, дабы искушать литературоведа Ивана Опанасовича (актер Олег Примогенов), который пишет диссертацию о Тарасе Шевченко, а потому должен быть человеком праведным и правильным. На деле оказывается, что совратить современного ученого не так-то просто - мороки с ними гораздо больше, чем со средневековыми, поскольку те хоть к чему-то стремились.

«Ваня, а може, ну її к х...ям, ту дiсєртацiю, давай к б...дям поїдемо на дiскатєку? Щас харошi б...дi там єсть. Я хату зняв на Борщаговцi - можна хоч тиждень не вилазить», - предлагает Сатана, а в ответ слышит: «Е-е, то не можна - начальник буде п...iть». - «А ми йому скла товченого пiдсипемо в бутерброди. У нього жiнка ревнива - подумають на неї». - «Та воно можна, та у тiх б...дєй, я думаю, i трiпер є...». - «Ну, то давай поїдемо, Ваня, в кафе «Ластiвка», при...бемося до армян i п...ди дамо». - «Та воно можна, але ж там мiлiцiя, я думаю». - «А ми i мiлiцiї п...ди дамо, а потiм пох...ярим у Дубки i все там на х...й рознесем». - «Ге! Дубки - то далеко iти надо». - «А ми на таксi». - «Нє, то дурне дiло, я ото краще сала поїм...».

Над такой вариацией на тему Фауста зрители смеялись до слез и, похоже, даже не задумывались, насколько она правдива и жизненна. Уяснив, что Ване все по барабану, даже деньги, знания и вечная молодость, черт смыл себя в унитаз: «Ну i сиди тут зi своїм салом, кабан й...ний». «Зато ти в нас дуже iнтєлiгєнтний, що не слово, то матюки!» - бросил вдогонку ученый.

Цитировать Подервянского сложно и одновременно легко, поскольку правило «що не слово, то матюки» действует во всех его пьесах, и, видимо, потому фразы из произведений Леся Сергеевича давно ушли в народ. А буквально через день после премьеры «Снов...» народной стала песня «Лебедi i обiзяни» - в подземном переходе в центре города молодые люди интеллигентного вида вдохновенно пели: «Она вышивала ему лебедей, девичую верность храня. В театре шампанским поил он б...дей и водку х...ярил срання»...

Другие песни, звучавшие в спектакле (в исполнении Аллы Московки - экс-солистки группы GORCHITZA, а ныне просто певицы и актрисы), такого впечатления не произвели - то ли потому, что бессюжетные и однообразные, то ли оттого, что пела Алла за спиной у зрителей, а не на сцене. Да и вообще, самыми сильными в «Снах Васiлicи Єгоровни» оказались «мужичкi» и костюмы, созданные дочерью Леся Сергеевича Анастасией. Настя отступила от ремарок и описаний действующих лиц в пьесах и добилась хорошего результата - герои получились современные, но не гламурные и не безвкусные.

На вопрос о том, как он вырастил такую творческую дочь, Подервянский лишь плечами пожимает: «Не знаю... Мабуть, не треба тиснути й забороняти. У мене є концепцiя, що дiтей не слiд виховувати, бо коли мама дура, а папа довб...б, їх нiхто не слухатиме. Iнша рiч, коли мама красавiца, а папа герой - тодi дiти самi хочуть бути на них схожими. У мене й онук так виховується. Тимуровi чотири роки, але змiнив уже третiй дитсадок i пiд час спроби втечi з четвертого був пiйманий за штани. Тобто хлопчик нормальний росте...».

С творчеством знаменитого дедушки внук еще не знаком, и вполне понятно, почему - из-за нецензурной лексики, которую так приветствуют взрослые зрители и слушатели. Хотя тут, знаете ли, палка о двух концах. Мат и создаваемый за счет него эпатаж, конечно, привлекают публику на спектакли Подервянского (некоторые зрители специально ехали в Киев из Москвы), но в то же время стабильно играют с автором злую шутку - на переднем плане все-таки форма, а не содержание. Так было с «Павликом Морозовым», так случилось и сейчас.

Зрители в буквальном смысле слова ржут над байками «про животных» в пьесе «Дiана», особенно когда в разговор вступает «лiцо кавказьськой нацiональностi» Энгельс Гасанович («У нас бань єсть. Називаєтся «Фантазiя». Етот бань «Фантазiя» малшик работаєт, Мухтарчик, жопф, как куруш, силадкий, викусний. Я пирихожу, говорю: «Банщик, гидє етот малшик?». Он говирит, малшик занят, єсть дєвушк. Я говорю: «Зачем минє етот животноє? Я хочу малшик...»), и не задаются вопросом, почему в больничную палату вместе с людьми поместили тигра. Бурно аплодируют «Лебедям» и не обращают внимания на замечательную заставку на экране, которая развал Советского Союза и советского мышления описывает иронично и емко: рабочий лупит колхозницу по голове молотом, а она в отместку дает ему серпом по тому месту, куда обычно приходится удар серпом...

Что такое Нирвана, народ с горем пополам знал («Рай, что ли?» - поинтересовалась у своего спутника нарядная девушка, увидев табличку с названием пьесы. «Не, не рай, - ответил он. - В рай попадаешь, только когда умрешь, а «Нирвана» - это группа такая была»), но при чем здесь Заратустра и Буратино с Мальвиной, открывшие дверь за очагом в каморке Папы Карло, его интересовало мало.

«А шо там у тебе таке?» - спросил один герой у другого, указывая на дверь, на которой то и дело менялась надпись: то «fuck», то «Nirvana». - «Того нiхто не знає. Ключа загубили. Однi кажуть, шо там гестапо було, а старий Кiндрат, ну, шо ото вiд самогонки помер, казав, шо тiатр...» - «Це отой, шо медекспертиза написала: «Тєло прожгло дiван?». - «Той самий». - «Та... Шо тiатр, шо гестапо - один х...й»...