Виталий КОРОТИЧ: «Я нiколи не знав, де закiнчуються суперпатрiоти й починаються стукачi...»

После прочтения этой книги у меня возникло чувство ностальгии — по временам, когда в почтовые ящики клали не только рекламу и счета за телефон. Письма, настоящие, написанные от руки, чернилами по бумаге, а главное — с любовью, открытки, где еще не было глупых «универсальных» четверостиший, напечатанных курсивом с вензелями... Это то, от чего мы отвыкли окончательно и бесповоротно, оставив далеко в прошлом и шагнув в эпоху «Одноклассников» и Facebook. Начать разговор можно приветственным смайликом, послав собеседнику человечка, машущего ручкой, сделать комплимент — оценив фотографию на пятерку с плюсом, поддержать чью-то мысль — нажав на кнопку «Мне нравится»... Просто, удобно, быстро. Однако чего-то все-таки не хватает. Наверное, теплоты и душевности, присущих старым бумажным письмам, особенно если это письма давних друзей.

«У ВСI ЧАСИ ЛЮДИ ВОДНОЧАС ЖЕРТВА I ОПОРА ДЕРЖАВИ»

«Дорогий Дмитре Дмитровичу, сто рокiв не читав вас - тiльки чув (дякую!), сумував без ваших листiв, але сьогоднi маю насолоду - читаю». «Дорогий Дмитре Дмитровичу, надiйшов ваш лист. Авiапоштою, але ще вiд 12 лютого; очевидно, авiапошту носять голуби, хворi на курячий грип». «Дорогий Дмитре Дмитровичу, завжди радiю, почувши ваш голос, - мiсточком iз року в рiк стала наша недовга розмова. Тепер лист мiй - писаний мiсточок»....

Таких «мiсточкiв» от Москвы до Николаева, где живет известный украинский поэт Дмитрий Креминь, в книге 121, их «строительство» началось еще в 1987-м, в бытность Коротича главным редактором «Огонька». И тогда, и 20 лет спустя Виталий Алексеевич писал свои письма не для печати - для друга: идея опубликовать их возникла спонтанно.

- Александр Красовицкий - руководитель издательства «Фолио», где вышли мои книги «От первого лица» и «Жили-были-ели-пили», предложил: «Почему бы вам не написать историю украинской литературы? Скажем, от 60-х до 80-х - это же ваш период, людям будет интересно узнать, как все было на самом деле», - рассказал Виталий Коротич «Бульвару Гордона». - Я заметил, что, наверное, не рискну, а потом задумался: почему нет? В разговоре упомянул, что некоторые свои соображения, как раз по поводу истории литературы, уже изложил в письменной форме - Дмитрию Креминю, с которым переписываюсь. И издатель переключился на Дмитрия Дмитриевича: «Срочно соберите все письма Коротича, мы их опубликуем!». Не успокоился, пока сын поэта Тарас, кандидат филологических наук, не передал их и не написал предисловия.

Издатель попал в точку: «Цiлком особисто» Виталия Коротича - как раз тот случай, когда читать чужие письма не только можно, но и нужно. Во-первых, хотя бы для того, чтобы вспомнить, как их писать. Во-вторых, потому что в письмах - ответы на многие вопросы, волнующие современных украинцев. Виталию Коротичу выпала возможность взглянуть на наше общество с разных сторон: живя в советской Украине, находясь за рубежом - в Америке и России и время от времени посещая Украину нынешнюю, упорно считающую себя независимой. Поэтому его мнение интересно вдвойне.

«Ми потонули в океанах прекрасних теревенiв, мiтингiв i революцiй, - печально констатировал Виталий Алексеевич в 2008-м. - Польський декласований шляхтич Достоєвський дуже точно писав в «Бесах» про те, як революцiї здатнi лиш замiнити одне зло iнакшим. Большевицька вiра у всеможнiсть миттєвих переворотiв з людей ще не вийшла. Нинi прийшло якесь фаталiстичне чекання, чергова вiра, що справедливiсть от-от прийде, яка Божа благодать. А вона все не йде. Люди вже звикли, що у всi часи вони водночас жертва i опора держави. Багатьом цього вистачає. Дивна наша держава у всiх модифiкацiях: вже кiлька тисяч рокiв утримує колосальнi маси людей в чеканнi чогось надзвичайного, а насправдi - в становищi бидла».

«Iнодi менi здається, що єдинi люди, сущi поза часом, - нашi вождi-полiтикани, якi давно вже на вулицю не виходили, уявляють народ як вiчну, сакральну й незайману категорiю, обстоюють «вiчнi цiнностi», не маючи, як слiд, справжнього, освiтнього уявлення про все це. Вони живуть серед нас, наче емiгранти, вигадуючи щось таке, без чого, на їхнiй розсуд, ми не виживемо...».

«Цiлком особисто» Виталия Коротича — как раз тот случай, когда читать чужие письма не только можно, но и нужно

Некоторые мысли - о том, что нельзя говорить о вертикали власти, если в стране отсутствует горизонталь - элита, которую последовательно уничтожали, что невозможно создать Украину, не создав украинцев, и что любовь к государству возможна тогда, когда эта любовь взаимна, - Виталий Алексеевич уже высказал на страницах нашего издания - в авторских колонках и интервью Дмитрию Гордону. Читая «Цiлком особисто», можно проследить, каким путем он пришел к тому или иному выводу и как, собственно, создавались колонки, заняться которыми его убедил Евгений Евтушенко.

«НАМ СВОЄ РОБИТЬ»

В письмах Коротича больше размышлений, чем бытописания, что выдает в нем человека, привыкшего думать не только о себе. И в то же время есть моменты сугубо личные, исповедальные. О том, как тяжело ему дались продолжительная болезнь и смерть мамы, уход из жизни одного из немногих друзей-писателей - Павла Загребельного, пребывание вне Украины и Киева, куда, по словам Виталия Алексеевича, «неможливо повернутись частково» и где ждут его благодарные читатели, но не коллеги.

Об украинском Союзе писателей тоже много сказано. Вернее, достаточно, чтобы тот, кто возьмет книгу в руки, больше не задавался вопросом: почему Коротич, один из самых ярких поэтов-шестидесятников, в свое время уехал в Москву и почему его стихотворений нет ни в школьных учебниках, ни в антологиях украинской литературы? «1971 року, зразу по тому, як син загинув i менi жити не хотiлося, «ЛУ» («Литературная Украина», печатный орган Союза писателей. - Авт.) дала на полосу статтю «Що оспiвує поет», i я зрозумiв, що за сюжетом менi належить повзти на пузi, можливо, з зупинкою в ЦК, бо тут менi й кiнець буде. Оскiльки повзти я не схотiв, - пiшов до московських видань i набрав вiдряджень на край свiту...».

Смириться с поведением коллег, которым проще добить, чем протянуть руку помощи, Коротичу помог найденный в одной из поездок стенографический отчет Первого съезда писателей СССР, состоявшегося в 1934 году: «Читаючи цей страшний звiт - товстезну книжищу в товстiй палiтурцi, я раптом вiдчув, як вiд народження Спiлка була клубком братовбивцiв i, - дивна рiч - заспокоївся. Моя доля вписалася у контекст ще тисяч доль, i я зрозумiв, що немає чого комизитись, треба напрацьовувати собi цiну i попри всi незалежностi й мрiї про них берегти власну незалежнiсть над усе».

Нынешние отношения Виталия Алексеевича и «вiтчизняних майстрiв слова», пытающихся зацепить его чем-то вроде критической статьи, написанной абсолютно в духе 1934 года, напоминают притчу о льве и шакале. Шакал пришел ко льву и сказал: «Давай подеремся!». Лев не услышал. Тогда шакал решил схитрить: «Если откажешься, пойду и расскажу всем зверям, что ты меня боишься...». - «Пусть лучше меня осудят за трусость, чем за драку с шакалом», - ответил лев.

В Союз писателей Коротич не стремится, потому что «вiршi пишуться просто так - поза всiма спiлками», а посвящать крикунов в оппоненты не собирается, потому что, как сказал Тарас Шевченко, «нам своє робить».

«Моя жена Зина долгое время собирала вырезки из газет и журналов, я кое-что помню о том, как создавалась литература в 60-е и 70-е. Может, объединю все это и сделаю-таки свою историю. Вернее, попытку истории - в надежде, что это кому-нибудь нужно», - обнадеживает Виталий Алексеевич. Как всегда, соблюдая законы скромности, потому что «кое-что» для его воспоминаний о встречах с Александром Корнийчуком, Андреем Малышко, Миколой Бажаном, Олесем Гончаром, Павлом Загребельным, Иваном Дзюбой, Иваном Драчом и другими известными писателями и общественными деятелями - это слишком мало.

«ЗА ОКЕАНОМ УКРАИНЦЫ РИСУЮТ УКРАЇНОНЬКУ - ВЫМЫШЛЕННУЮ, СКАЗОЧНУЮ, КОТОРОЙ НИКОГДА НЕ БЫЛО. ВЗГЛЯНУТЬ НА НАСТОЯЩУЮ ОНИ ПРОСТО БОЯТСЯ»

«Зараз у пунктирному - неорганiзованому - листуваннi з Дзюбою я перепросив його за мою поведiнку при однiй з ним зустрiчi. Це довга iсторiя, вiн писав свого «Iнтернацiоналiзма...» неподалiк вiд мене - тодi нашi квартири були поблизу, ми бачились i, ясна рiч, багато про що перемовлялись. Коли Iван вирiшив просвiтити ЦК у нацiональному питаннi й надiслав до них своє творiння, його невдовзi загребли.

Згадую, як я умовляв Драча поїхати до Дзюбиної дружини Марти негайно, як умовив його, як ми поїхали, як письменникiв по одному тягали до ЦК, як я вiдмовився писати щось проти Iвана, як до мене ходив сусiда - Микола Лукаш - i як Лукаш написав листа до влади за пропозицiєю посадовити його замiсть Дзюби, бо в Iвана є родина, а вiн - одинак i Дзюбинi погляди подiляє...

Раптом у тiй самiй «ЛУ» виходить покаянне Дзюбине зречення, до мене зразу ж прийшов Лукаш, випив горiлки й мовчки втупився у кухонну стiну. Його переклади пiсля цього довго не видавали, а годувався вiн i одягався де доведеться. При цьому почуття власної гiдностi в нього було незмiнним, тому були цiлi ритуали - моя Зiна казала йому щось на кшталт: «Тут в мене якiсь пирiжки є i борщ, сама не знаю, чи вдалося, - ти скуштуй», чи «Тут в мене якiсь штани знайшлися, сама не знаю, звiдки вони, може, коханець якийсь забув, - ти намiряй...». Кiлька рокiв тому у Києвi видали Лукашевi «Шпигачки», де Микола пише: «Не по средствам жеру на грошi з ЦРУ...».

Таких моментов, многое проясняющих и объясняющих, нет ни в одном учебнике, и история украинской литературы от очевидца действительно нужна. Чтобы шестидесятники не стали для нас чем-то таким же далеким и полумифическим, как «Велесова книга»...

«Лiтература, що не авторитетна у власного народу, має сумну долю». «Духовна екологiя стоїть близько до природної, запаскудженi рiки майже завжди течуть там, де спаскуджено мiзки». «Термiн «корифей» в мене десь посерединi мiж поняттями «нацiональний скарб» i «старий маразматик». «Я завжди казав, що полюси дотикаються i «Бей жидов, спасай Россию!» та «Москаляку на гiлляку!» римуються». «В мене, на жаль, немає жодної великої iдеї, для здiйснення якої я хотiв би гуртуватися з блядями». «Я нiколи не знав, де закiнчуються суперпатрiоти й починаються стукачi...».

В новой книге Коротича много точных и остроумных фраз, у которых есть шанс стать крылатыми. Не хватает, пожалуй, лишь упомянутых в письмах открыток, на которых писал Виталий Алексеевич. «Это не Босх и не Леонардо, - улыбается Коротич. - Будучи в Канаде и США, я набрал картинок, выпущенных нашими эмигрантами: с калиной, задумчивыми дiвчатами у колодца... За океаном украинцы рисуют Україноньку - вымышленную, сказочную, которой никогда не было. Взглянуть на настоящую они просто боятся...».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter