В мире животных

Лада ЛУЗИНА 13 Апреля, 2005 00:00

Сколько раз киевский зритель способен смотреть "Гамлета", да еще и в гениальной постановке, да еще и на иностранном языке? И сколько опрокинули организаторы, именующие себя "Театральные сезоны Stoletov", чтобы решить: Шекспир - лучшая реклама для водки? Правда, свое обещание обеспечить украинцам высокоинтеллектуальную театральную закуску они пока выполняют, за что уже стоит выпить...

Едва за плечами остался "Гамлет" Някрошюса, в гости приехал следующий "датчанин" Роберта Стуруа. И заядлых шекспиролюбов в столице набралось больше, чем мест в Театре Франко. В толпе были замечены лицо канала "1+1" Юрий Макаров рядом с рыжеволосой спутницей, обратившаяся в брюнетку певица Наталья Могилевская, поэт Юрий Рыбчинский и актер Остап Ступка (сын знаменитого Богдана и по совместительству ведущий программы "Первый миллион").

К несчастью, на спектакле Някрошюса я совершила непростительную ошибку - взяла наушники с переводом. В итоге вместо филигранных актерских интонаций слушала голос, бубнящий кастрированный текст. Но "Гамлету-2" решила внимать в оригинале (в смысле, на грузинском, в постановке Государственного театра имени Шота Руставели). И не прогадала. Более того, вывела неожиданную формулу: оказывается, язык на сцене вторичен.

Если режиссура талантлива, все, что классик закладывал в пьесу, можно понять без разговоров, и даже лучше. Ведь именно "слова, слова, слова", как говаривал все тот же принц, зачастую и вводят нас в заблуждение. Слова лгут и отвлекают внимание. Слова витиеваты, а движения примитивны. Cтоит отобрать у людей речь, как выяснится, что все мы на удивление похожи на... животных. А наш язык жестов столь же прост и ясен, как и у наших меньших братьев.

Гамлет появляется из тьмы. Идет не торопясь, прислушиваясь к чему-то. Неуверенно нюхает у себя под мышкой. Делает еще шаг, останавливается. Задумчиво поднимает ногу, дотрагивается до каблука и подносит палец к носу... "Прогнило что-то в датском королевстве". Или, если хотите, "какая-то в державе датской гниль". Какая - понятно без слов!

Хотя сам Гамлет - образ наименее затягивающий. Быть может, оттого, что издали артист казался слишком уж похожим на Валерия Меладзе - такой себе нехуденький, корпулентный грузинский мужчинка. Или дело все же в актерском мастерстве. Решивший притвориться ненормальным, принц прикидывался чересчур искусственно. Изображая усредненного сумасшедшего: сутулого, дерганного, визжащего, то кусающего мать, то кидающегося стульями.

Сидевшая рядом Могилевская несколько раз возмущенно прошептала мне на ухо, мол, Стуруа, как грузин, плохо относится к женщинам, - это видно из его режиссуры невооруженным взглядом. И в чем-то, безусловно, была права. Наверное, в славянской трактовке Полоний и мог бы выносить Офелию, держа под пузо, как безвольную куклу. Но уж брезгливо толкать благородную девицу ногой под зад украинский король никогда бы не стал! Однако не исключено, именно по причине мужского шовинизма, женщины в спектакле Стуруа были наиболее похожи на зверюшек. И потому наиболее хороши. Животная естественность королевы, смахивающей на бездумно-счастливую домашнюю псинку, радующуюся, что у нее снова есть друг и хозяин, сама по себе объясняла раздор сына с матерью.

Но вот парадокс - ее искренность подкупала. И королева "в браке с братом мужа", и молодой волк Клавдий, только-только вкусивший первой крови отца Гамлета, почти материально излучали свежесть новой жизни. И были так органичны в своем неподдельном счастье, что рядом с ними принц казался мертвечиной. Монахом, умертвившим в себе все живое ради упрямой правды.

Дальнейшие события спектакля - последовательное разрушение беспринципного счастья хищников, которым непримиримый духовник решил доказать: нехорошо убивать зайцев. Конфликт плоти и разума, радости и принципов, мести и любви. Неразрешимый, поскольку единственным способом доказать зверям, что они не могут трахаться и убивать, - убить их самих.

И они погибают. Все. Включая "небесного идола души" - его Офелию, у которой как раз были какие-то принципы. Пусть мелкие, девичьи - "Я повинуюсь" и "Красоте лучшая спутница - порядочность". Оба тезиса не нуждаются в провозглашении - идеально прорисованы в самом образе.

Невинная, послушная, непонимающая, с хрупким детским достоинством. Где ей до суровых гамлетовских истин! Она просто любила Гамлета и любила своего отца. И факт, что один ее любимый убил другого, был для нее равносилен... потере девственности. "Вернулась девушка в свой дом не девушкой потом", а он, предатель, отказался жениться - вот расшифровка знаменитых песенок. Режиссер дает ее в сцене безумия Офелии, где "не девушка" появляется в красных чулках и туфлях (стекающая по ногам кровь), сидя верхом на шпаге (метла, фаллический символ) и издает оргазменный всхлип, когда Клавдий пытается ее вытащить.

В финале спектакля постановщик остался свято верен Шекспиру. Это Някрошюс заставил тень отца Гамлета, спровоцировавшего убийственные разборки, кричать в конце от ужаса: "Что я натворил?!". А Стуруа оставил все как есть. Прогресс беспринципен. И, уничтожив всех, кто не соответствовал его высокому эталону, Гамлет искоренил зло и порок (что похвально), но вместе с ними уничтожил свой род (что печально). А в целом есть о чем задуматься. Поскольку единственный, кто извлек из правдолюбия Гамлета ощутимую пользу, - это Фортинбрас.

На протяжении всего спектакля в дальнем углу сцены сидел манекен, читающий газету. Но едва другие персонажи стали горой трупов, он вдруг ожил, превратившись в потенциального наследника трона. Завершающий монолог принадлежит ему. Но то, что "последнее слово" осталось за человеком, преспокойно сидевшим в стороне, почитывая об этой кровавой истории и ожидая, когда освободится корона, и так понятно. Без слов...