Олег СКРИПКА: «Нас сейчас разделили на ватников и укропов, но это пройдет, и социум вновь обретет свои замысловатые формы»

Группа «Воплі Відоплясова» и ее лидер Олег Скрипка готовятся отправиться в «Большой весенний тур» по городам Украины. Весь последний год музыкант часто болел, но продолжал заниматься волонтерской деятельностью, организовывать концерты, встречаться с солдатами.

Сейчас Скрипка излучает оптимизм. Говорит, на него благотворно влияет весна. Да и прохлаждаться особенно некогда: под опекой у «ВВ» 25-я отдельная воздушно-десантная бригада из Днепропетровска. Солдаты попросили записать песню Украинской повстанческой армии. Презентация состоялась 18 апреля во время поездки в Днепропетровск. Олег переживает, ведь прежде ему не приходилось записывать песни, под которые смогут маршировать бойцы. А тут еще одно событие: 16 апреля вышел в украинский прокат фильм «Моя Русалка, моя Лореляй», в котором артист сыграл роль милиционера.

О музыке, весне и украинской культуре мы говорили в ресторане «Канапа», владельцем которого является Скрипка. У него только закончилась съемка телеинтервью и уже через полчаса планировалась следующая встреча. «Если все правильно распланировать, можно очень много успеть», — отметил музыкант.

«РАНЬШЕ ВСЕ ПЛОЩАДКИ БЫЛИ ОККУПИРОВАНЫ РОССИЙСКИМИ АРТИСТАМИ И ЭСТРАДОЙ. А СЕЙЧАС НАМНОГО ЛЕГЧЕ ИГРАТЬ И ОРГАНИЗОВЫВАТЬ ВЫСТУПЛЕНИЯ»

— Что вдохновило вас на «Большой весенний тур»?

— Абсолютно честно скажу: весна. Еще перед Майданом, когда вышел альбом «Чудовий свiт», мы проехали с большим туром по городам Украины. И планировали продолжение. Но потом закрутилось: Майдан, война, было много всего волонтерского, общение с солдатами, помощь раненым, концерты для бойцов. И чувствую, что играть для людей и нужно, и хочется. Я артист, я создан для этого.

У нас в программе выступление в Полтаве, Николаеве, Кривом Роге, Хмельницком, Тернополе, Виннице. Есть в списке и два места, где мы вообще никогда не выступали, — Белая Церковь и Умань. Изменения, которые происходят в обществе, позволяют наконец-то приехать с концертом и в такие города. Раньше все площадки были оккупированы российскими артистами и эстрадой. Не знаю, как система работала, но украинскую рок-музыку часто блокировали. Сейчас намного легче стало играть и организовывать выступления. Тур очень легко сформировался. Уже люди ждут. Многие обижаются, что мы не заедем к ним. Думаем, может, к лету будет продолжение.

— То есть рок-н-ролл еще жив и совсем не устарел?

— Думаю, он будет жить долго, а может, и всегда. Он уже перешел в разряд классики и живет наравне с джазом, оперой и классической музыкой. На клубных концертах мы играем достаточно хардово, а на концертах я вижу много молодежи. Они слушают, знают и хорошо воспринимают. Конечно, для них это древняя музыка, но барьера нет. Поэтому я оптимистично настроен и уверен, что украинский рок-н-ролл будет жить. Интересно, что наша казацкая Хмельнитчина хорошо ложится на рок-н-ролльные рифы по музыкальным канонам и хорошо поется на украинском языке.

— Сейчас часто говорят, что в стра­не война, столько смертей и песни-пляски не к месту...

— Когда человек находится в тяжелом психологическом состоянии или, например, долго занимается физическими уп­ражнениями, наступает этап, когда больше не можешь двигаться, больно, все мыш­цы сжимаются. Но именно в это время надо уметь продолжать движение и дышать. Так и с культурой.

Я общался с бойцами, которые несут службу на передовой, они говорят: мы делаем тяжелую работу, и это наш осознанный выбор — мы защищаем свою страну. Нам не нужны постоянные панихиды и траур. Мы хотим на ротацию приехать или после войны домой вернуться в здоровое оптимистичное общество, хотим видеть радостных детей и слушать жизнеутверждающие песни. Они и на концертах просят играть именно такие.

Мы своими мыслями, своим настроением программируем будущее. Если будем постоянно в трауре, он никогда не закончится. Я вижу, что украинцы любят страдать, наслаждаться горем. Это чудовищное лицемерие. Герои не заслуживают соплей, их надо достойно проводить в последний путь и помнить подвиг. Мы обязаны формировать уверенное, сильное будущее для своей страны. И культурная жизнь в нем обязательно должна быть, и надо, чтобы песня звучала. Культура — это душа и кровь страны. Посмотрите, сейчас ведь страдают те части Украины, которые всегда были обделены культурной жизнью, где редко ступала нога украинского артиста. Это как в теле: в той части, куда кровь не поступает, обязательно возникает гангрена.

— Глубже на восток, в небольшие освобожденные города, не собираетесь съездить?

— Очень хочу в Мариуполь. Но пока не получилось по техническим причинам. Тур — сложная вещь, где многое зависит от принимающей стороны. Но в Мариуполь я поеду обязательно с сольным выступлением. Сейчас этот город — самая горячая точка. С начала года я уже дважды выступил в Харькове. Такой сильный город.

Одессу тоже раскачивают, но они не сдадутся. Там серьезное внутреннее проукраинское движение. Одесская самооборона суперорганизованная, решает все проблемы быстро и четко. Власть ничего не делает, но только возникает заварушка — самооборона сразу приезжает, все решает. Хорошо знаю Днепропетровск. Потрясающе, насколько твердо местные жители отстояли свой город. Я уверен, ни Харьков, ни Одесса, ни Днепропетровск не позволят собой манипулировать.

«Я СДЕЛАЛ ВЫВОД, ЧТО СВОИМИ МЫСЛЯМИ И НАМЕРЕНИЯМИ СОЗДАЮ СТРАНУ, В КОТОРОЙ ХОТЕЛ БЫ ЖИТЬ»

— События последнего года оказали на вас и ваше восприятие влияние?

— Такие тяжелые испытания, которые мы переживаем сегодня, оказалось, нужны украинцам, чтобы измениться. Свой личный выбор я сделал много лет назад. Переслушал недавно песню, выпущенную в начале 2000-х годов, — «Свiт». Там описано все, что сейчас происходит и что я тогда переживал, мой внутренний кризис и трансформации.

Я сделал вывод, что своими мыслями и намерениями создаю страну, в которой хотел бы жить. Жалобами, критикой, войной с коллегами ничего не добьешься. У меня позиция такая: Украина должна быть дружественной со всеми народами и с людьми, которые живут в стране. Мы должны быть культурными и образованными, знать свои традиции, уважать в первую очередь себя, свою культуру и свой язык. А у нас пока все наоборот: ценим чужое и пренебрегаем своим. Пока мы не научимся себя любить и уважать, ничего толкового не построим.

— Вы когда-то говорили, что украинцам следует учиться договариваться, доверять друг другу. Как считаете, уже научились?

— Это происходит постепенно. Сейчас реализуется множество проектов. Вот весенний тур, я делал Большие французские вечерницы (франко-украинское благотворительное мероприятие), Вышиванку-пати, и готовится сейчас «Країна Мрій» 20-21 июня. Оказалось, что в таких тяжелых ус­ло­виях все делать проще. Раньше завидовали, либо сидели и злились, либо палки в колеса вставляли, либо свой конкурирующий проект делали. А сейчас нет негатива, люди объединяются, доверяют друг другу, включаются с открытым сердцем. Правда, у нас продолжается исторически сложившееся недоверие к власти и тотальная кри­тика.

— Так ведь считают, что политики не заслужили пока...

— Понятно, что еще не заслужили. Но надо хотя бы шанс дать. У нас только кто-то новый пришел, сразу начинаем критиковать, ругать, осмеивать, оплевывать. Он уже и не хочет ничего менять после такого.

Я на себе это испытал. Виталий Кличко назначил меня советником по культурным проектам на Андреевском спуске. Я не то что сделать, сказать ничего не успел. Меня сразу оплевали с ног до головы, сказали: «Скрипка пришел красть на Андреевском спуске», — и проект умер. Потом началась стройка, не разобравшись, кто и что строит, все остановили. Теперь на Андреевском разрытая яма и строительный мусор. Никто ничего не делает.

Аналогичная ситуация на Контрактовой площади. Не знаю, что собирались делать с Гостиным двором. Строительство остановили, собственность вернули городу, в бюджете денег нет, поэтому здание стоит и гниет. Еще год постоит и разрушится. Разве так можно? Это наш подход: всех назвать ворами и бросить руины?

Что-то позитивное делать готовы не более 15 процентов населения. Остальным надо просто покритиковать и покричать. На Андреевском у меня очень интересные наблюдения были. Мы провели общие собрания, хотели улицу облагородить. Самые недовольные люди, когда мы объявили субботник, так и не появились. У них резко на это время возникли более важные дела. Местные с пропиской только кляузы пишут, не понимая, что именно галеристы, театры и рестораторы делают образ Андреевского спуска. А барыги, которые торгуют матрешками, только клеенками обвешались, и им на все вокруг плевать. Плюс бюрократия, которая шагу ступить не позволяет.

Мы уткнулись в эти два явления: неэффективность власти и агрессивное недоверие людей. Чтобы дать ход каким-то инициативам, надо довериться. Если не веришь, подключайся сам, контролируй, но не блокируй процесс вообще. Иначе мы никогда не вырвемся.

«В ВЕРХАХ НЕТ ПОНИМАНИЯ ВАЖНОСТИ КУЛЬТУРЫ. ПОКА ОНО НЕ ПОЯВИТСЯ, В СТРАНЕ НИЧЕГО НЕ ПОМЕНЯЕТСЯ»

— Как вы воспринимаете предложение Минкульта установить требование о выделении 75 процентов эфира под украинскую музыку?

— Вредная инициатива. У нас есть закон о 50 процентах. По факту на радио отдают пять процентов эфира под украинскую музыку. Если увеличить границу до 75 процентов, в лучшем случае возникнет семь с половиной процентов эфира. Но, скорее всего, ничего не поменяется вообще либо станет еще хуже и не будет даже этих пяти процентов.

Вместо того чтобы писать новые законы, надо продумать механизм их выполнения. И лучше обеспечить соблюдение тех норм, которые уже есть, чем выдумывать новые. Это все «провокашки». Именно из-за такой лубочной борьбы за язык и культуру выросло поколение, ненавидящее все украинское.

Чтобы украинской музыки стало больше на радио, надо искренне хотеть этого. Я считаю, если ты президент или министр, то мог бы просто поговорить с людьми и выяснить, почему на радио мало украинской музыки. На самом деле, это политикам неинтересно.

По мышиной возне, которую мы наблюдаем в политике, по объемам финансирования искусства очевидно, что внимание уделяется только экономике, газу-нефти, немного — соцзащите. Культура находится в третьем эшелоне. Запад еще почему не так активен с нами? Потому что они не видят смысла в нас вкладывать. Они выделя­ют средства, но, поскольку нет культуры вза­имоотношений, деньги разворовываются, не контролируются и не дают эффекта.

— Подобная ситуация в нашей культуре существует давно, были надежды, что Майдан это как-то изменит...

— У меня уже год как есть идея. Сейчас военная ситуация в стране, и для поддержки духа нужна военная украинская песня. Я ткнулся, не идет никак. Написал письмо премьер-министру Арсению Яценюку, проследил, чтобы ему отнесли. Он прочитал и сказал: сейчас не время. Это означает, что в верхах нет понимания важности культуры. Пока оно не появится, в стране ничего не поменяется.

Я недавно был в Стокгольме, вник, как функционирует государство и шведский шоу-бизнес, и испытал шок. Шведов девять миллионов на планете. По активности в мировом шоу-бизнесе они на третьем после США и Англии месте. У них действует государственная программа, каждый швед, известный в мире, прославляется на Родине. Я был в музее АВВА — это гордость шведов. Все сделано с умом, такой любовью и в хорошем смысле бизнес-подходом.

Особенность такова: при строительстве любого объекта — например, медицинского центра — обязательно закладывается один процент на культуру, чтобы потом было где вешать картины, ставить скульптуры, обустроить концертный зал... То есть любой объект обязательно наполняется культурной жизнью.

Огромные школы искусств, музыкального бизнеса, менеджеров по культуре. Диплом получить очень сложно. Но если у тебя диплом, открываются все двери. Ты пишешь проект, подаешь на конкурс, выделяется грант. Спонсоры только следят, чтобы ты реализовал заявленные идеи. Швеция — общество тотальных возможнос­тей, огромной востребованности писателей, художников, музыкантов, артистов. Если ты еще и пропагандируешь шведскую культуру — совсем замечательно!

Мы же живем в обществе, где множество идей и инициатив, но реализовать их крайне сложно. Из моих идей воплощается в лучшем случае пять процентов. Мы привыкли жить в обществе, где ничего сделать не возможно, где ничего нет: ни понимания, ни денег, ни мотивации, ни места. У нас, если ты занимаешься украинской культурой, ты в маргинесе и все на тебя смотрят с жалостью, как на сумасшедшего.

— Раз уж вы вспомнили об украинской военной песне, расскажите о проекте, который вы готовите для бойцов из 25-й бригады.

— Ребята попросили меня спеть песню бойцов УПА. Это гимн 30-х годов. Задача непростая. Оказывается, мало хорошо оформленных строевых украинских песен, чтобы можно было маршировать и петь. Я таким никогда не занимался. У меня был сборник «Украинская героическая песня». Но рок-обработка не подходит для того, чтобы маршировать. А тут поступило предложение. Сейчас записываю. Посмотрю, как песня пойдет в массы.

Вообще, если существует такой социальный заказ, к нему надо серьезно отнес­тись. Организовать студию, пригласить аранжировщиков, пробы делать, смотреть, нравится или нет солдатам музыка. Не стоит недооценивать важность культуры. Мы знаем, насколько была эффективна военная песня в советский период, в годы Гражданской войны и Второй мировой.

Кстати, откуда корни, знаете? Оказывает­ся, мудрый полководец Богдан Хмельницкий в свое время выделил большой бюд­­жет на написание казацких песен, которые поднимали боевой дух. Многие песни дошли до наших дней и по-прежнему популярны. Что-то даже перевели на русский язык и как народные песни пели в Красной Армии. Неизвестно, существовала ли бы Украина без этих песен.

Я помню, когда жил в Мурманской области, было много украинцев в округе. Все русскоязычные, но, когда собирались за столом, ели борщ, вспоминали, кто они, и пели украинские песни. Может, мы не имели сильной государственности, но за счет культуры (в том числе кулинарной и песенной) сохранили свою идентичность.

— В прокат вышел фильм «Моя Русалка, моя Лореляй», где вам досталась роль милиционера. Как чувствовали себя в форме?

— Конечно, смущали эпоха СССР (я не любитель этого периода) и русский язык. Обещали украинский дубляж, но в итоге на него не хватило денег — это из негатива. Из позитива — фильм оказался хорошим, добрым, с легким чувством юмора и совсем не пропагандистским, а о любви и об Одессе.

К милиции симпатий никогда не испытывал, но, может, мне надо было понять другую точку зрения, сыграв эту роль. Мой герой связан с мафией, влюблен в девушку легкого поведения, пытается на нее давить своим служебным положением. Но в конце концов оказывается, что он вполне человечный, добрый и даже определенное благородство имеет.

Люди разные не только в кино и книгах, но и в жизни. Я когда-то зачитывался Достоевским, а у него нет линейного разделения персонажей на плохих и хороших. У него все многогранные, многоликие, динамичные. Нас сейчас разделили на ватников и укропов, но это пройдет, и социум вновь обретет свои замысловатые формы.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter