Руководитель волонтерского движения по вывозу украинских военных, погибших в зоне АТО, Ярослав ЖИЛКИН: «За семь месяцев работы в АТО мы вывезли больше 450 мешков с телами и фрагментами тел украинских военных»

44-летний киевский бизнес­мен уроженец Кривого Рога Ярослав Жилкин возглавляет Всеукраинскую общественную организацию «Союз «Народная память». До сентября 2014 года волонтеры организации занимались поиском останков солдат, погибших в годы Первой и Второй мировых войн. Семь месяцев назад Министерство обороны Украины обратилось в «Союз» с просьбой помочь с вывозом тел украинских военных, оставшихся на территории, контролируемой боевиками «ДНР» и «ЛНР». Так внутри волонтерской организации появилось движение «Черный тюльпан», регулярно выезжающее в зону антитеррористической операции (АТО).

Общее число волонтеров проекта около 100-120 человек. Основная работа — сбор информации о погибших и без вести пропавших, переговоры с представителями боевиков по обеспечению зеленого коридора и поиск тел на месте недавних боев. В интервью интернет-изданию «ГОРДОН» Жилкин и волонтеры организации рассказали об экспедициях в зону АТО, о том, как сантиметр за сантиметром приходится добираться до тел, лежащих на заминированных полях, о переговорах с представителями боевиков. Кстати, в разговоре мои собеседники старательно избегают слов «боевики», «террористы», «сепаратисты», называют их «та сторона» или «они». Осторожность вполне понятна: работа миссии держится только на словесной договоренности между волонтерами и представителями «ДНР» и «ЛНР».

«ХОДЯТ СЛУХИ, ЧТО ЗА УКРАИНСКИМИ ВОЙСКАМИ ИДУТ ИНОСТРАННЫЕ БРИГАДЫ ТРАНСПЛАНТОЛОГОВ, КОТОРЫЕ ИЗВЛЕКАЮТ ИЗ УБИТЫХ ОРГАНЫ»

— Ярослав, сколько тел или фрагментов тел вы забрали из зоны АТО?

— Вы правильно сказали: «Фрагментов тел». Последний раз мы были в селе Логвиново Донецкой области. Это под Дебальцево. Вывезли оттуда восемь мешков, но это не значит, что восемь убитых. Каждый фрагмент тела, который находим, упаковываем в специальный отдельный пакет, составляем протокол и присваиваем уникальный номер.

Всего за семь месяцев работы миссии в зоне АТО мы вывезли больше 450 мешков с телами или фрагментами тел украинских военных. Вывозим в тыл — например, в Днепропетровск, — там передаем их органам внутренних дел, которые открывают уголовное дело по факту гибели каждого военнослужащего, устанавливают личность погибшего, ищут родственников и так далее.

— Простите за прямолинейность, но как конкретно ищете? Надеваете перчатки, маску и исследуете уничтоженную технику в поисках хотя бы фрагментов тел?

— Легче всего работать по свежим событиям, когда закончился бой, прошел один-два дня, все успокоилось и можно подойти к технике. Как правило, тела и фрагменты тел лежат либо на поверхности, либо в стороне чуть прикопаны. Гораздо сложнее работать спустя месяцы после боя, потому что технику уже кто-то порезал и растащил на металлолом. Следы недавних захоронений труднее найти, особенно если выпал снег.

К нам обращаются либо родственники погибших, либо военные, вышедшие из боя, говорят: «Там-то и там-то не успели вывезти 200-го». Мы составляем базу, разрабатываем маршрут, договариваемся с той стороной и едем по «зеленому коридору» на место. Наша задача — безопасно добраться и осмотреть территорию. На машине не всегда можно проехать, дороги и поля часто заминированы. Недавний случай под Горловкой, когда маршрутка решила объехать блокпост по полю и подорвалась, это подтверждает. В зоне АТО осталось много заминированных территорий. Добрались до места, надели перчатки, начали работу. Если видим свежее захоронение недалеко от места боя, понимаем, что, скорее всего, это украинский военный, потому что та сторона чаще всего тела своих забирает.

— Вы разрываете могилу и забираете останки?

— Конечно, почему украинский военный должен лежать в поле или при дороге? Группа эксгуматоров вскрывает могилу, извлекает тело. Мы осматриваем, фотографируем, составляем протокол, в общем, фиксируем все детали, которые помогут в дальнейшей идентификации. Нумеруем, грузим тело в машину и едем в следующее место.

— Глава Службы безопасности Ук­ра­ины Валентин Наливайченко недавно заявил, что по приказу Генерального штаба Вооруженных сил РФ на подконтрольных

Олег Портнов: «На человеческом уровне стало гораздо легче работать»

боевикам территориях Донбасса ездят специальные мобильные крематории...

— Глупости! На той стороне полно таких же мифов: мол, Украина закупила кучу мобильных крематориев, сжигает тела на месте, чтобы скрыть реальное количество погибших. Я столько с обеих сторон наслушался бреда, включая якобы тела без органов.

— Что значит «без органов»?

— На той стороне ходит слух, что за украинскими войсками идут иностранные бригады «черных» медиков-транспланто­ло­гов, которые из только что убитых извлекают органы и продают их за хорошие деньги. Полно сплетен, будто «укропы» бульдозерами закапывают тела сотен жертв, под­жигают их или взрывают, чтобы не оставить следов. В общем, бред и пропаганда. Мы на всякий случай проверяем такую «информацию», но еще ни разу она не подтвердилась. Единственная братская могила, которую нашли, была на 12 человек. Мы всех забрали.

— Знаю, вы неохотно комментируете, с кем и как договариваетесь в «ДНР» и «ЛНР» о вывозе тел, чтобы не было проблем в работе вашей миссии. Но объясните, какой смысл боевикам пускать на свою территорию украинских волонтеров?

— Простите за избитую фразу, но с мертвыми не воюют. На той стороне тоже понимают, что у погибшего хлопца есть мама, жена, близкие, родные, которые ни при чем. Там есть организация, подобная нашей, называется Центр освобождения военнопленных и розыска без вести пропавших. Этот центр при так называемом министерстве обороны «ДНР». К ним многие обращаются, в том числе родственники или главы сельсоветов, которые хотят вернуть своего погибшего или пленного.

Мы сверяем свои данные с их Центром освобождения и розыска, сотрудничаем в обе стороны, то есть если у них есть запрос по возвращению тела погибшего «дээнэровца» на территории, контролируемой Украиной, я готов выполнить эту задачу, потому что они нам тоже помогают.

— С кем-то из руководителей «ДНР» и «ЛНР» встречались?

— Нет, но знаю, что с ними ведутся переговоры на высоком уровне по вопросу освобождения военнопленных и розыску тел.

— Приходилось платить за допуск на территорию сепаратистов и вывоз тел?

— Ни разу.

Олег ПОРТНОВ, волонтер организации «Союз «Народная память»:

— Я пришел как журналист, а когда началась заварушка — остался в организации как волонтер. В зоне АТО с той стороной по-панибратски не пообщаешься. Это люди с оружием, выполняют надзорную функцию, следят, чтобы мы не пошли туда, куда не стоит, чтобы не сфотографировали лишнего. К нам приставляют сопровождающих, которые нас контролируют. На той стороне люди разные: есть идейные, есть маргиналы, есть помешанные на войне, им полевая жизнь и бои в кайф.

Был случай, мы никак не могли найти одно место, заехали в небольшое село. С нами был сопровождающий с той стороны, он пошел в комендатуру уточнять дорогу у местных. Какой-то пацан, лет 18 на вид, боец, с оружием, вызвался нас проводить. Пока ехали к точке, где должны были быть тела наших военных, зашел разговор. Этот пацан вдруг нам крикнул: «Я вас всех сейчас положил бы!». Оказалось, его брату оторвало ноги, он умер в госпитале. Мать тоже погибла, отец калекой остался. Это был артиллерийский удар с украинской стороны, мирных задело... «И что мне оставалось делать? — спрашивал меня этот пацан. — Я взял автомат и пошел мстить, а ты как бы поступил?». Честно говоря, я себе до сих пор на этот вопрос не ответил...

— Олег, вы непосредственно общаетесь с теми, кто пред­ставляет вою­ющих боевиков. Чего здесь, в тылу, мы о них не понимаем?

— С той стороны отношение к погибшим украинским военным резко изменилось. По сравнению с сентябрем прошлого года просто небо и земля!

— Что значит «изменилось»?

— Улучшилось. Даже не понимаю, почему. Может, им война тоже надоела. Не знаю, как точнее сформулировать, но на человеческом уровне стало гораздо легче работать. Раньше как было? Они пренебрежительно отмахивались, тяжело шли на контакт: мол, да черт с ними, дохлыми украми! То ли наши поездки повлияли, то ли люди там поумнели и успокоились, но уважения стало больше: они сами стали нам показывать, где лежат тела, присутствуют при эксгумации, даже снимки передают.

— Какие снимки?

— Сами фотографируют убитых украинских военных, чтобы легче было их опознать. Ведь чем больше времени проходит, тем сложнее опознать по лицу. Один парень с той стороны специально дождался нашего приезда, скинул мне фотографии тела, за которым мы приехали.

Мне кажется, началась какая-то гуманизация. На той стороне нас все чаще спрашивают: «Когда закончится война?». Чувствуется усталость с обеих сторон. Всех деталей разговоров не передам, но у меня усилилось впечатление, что война нужна кому-то наверху, внизу все давно измотаны и ждут мирной жизни. А наверху как с нашей, так и с другой стороны нынешняя ситуация на Донбассе многим выгодна. Во-первых, на войну многое списать можно, во-вторых, заработать себе политический или бизнес-капитал.

«ТЕЛА НЕГДЕ ХРАНИТЬ. МОРГИ СТРОИЛИСЬ ДЛЯ МИРНОГО ВРЕМЕНИ, НО ИЗ-ЗА ВОЙНЫ НАГРУЗКА ВЫРОСЛА В РАЗЫ»

— Согласно последним официальным данным, в зоне АТО погибло 1549, а пропало без вести — 1494 военных...

— Это примерные данные, единой базы данных нет. Я не защитник Президента, но когда цепляются: мол, почему Порошенко заявил о стольких-то погибших в Дебальцево, если их гораздо больше? — это неправильно. Какая информация поступила снизу в президентскую пресс-службу, ту и озвучивают. Окончательные потери можно будет подсчитать только спустя долгое время после окончания боевых действий.

По нашим, уже проверенным, данным в зоне АТО около 200 без вести пропавших военнослужащих. Есть какие-то сведения о могилах при дороге или в поле, но надо выезжать на место и искать. Это трудно, нужны люди, средства, время. В конце концов, это опасно, потому что в зоне конфликта все заминировано, не говоря уже об «отношениях» двух вою­ющих сторон, о том, сколько и как идут переговоры. Это титаническая ежедневная работа.

— Неужели за год войны всего 200 без вести пропавших? Мне кажется, цифра очень занижена...

— 200 без вести пропавших — это только за июль-сентябрь 2014-го! Мы до сих пор их ищем, просто сейчас пришлось переключиться на более актуальные события. Наша экспедиция недавно вернулась из Дебальцево, Чернухино, Углегорска. Объем работ сумасшедший. И не только потому, что много останков, просто очень тяжело их искать.

Во-первых, огромная площадь поиска. Во-вторых, там полно горячих голов с оружием. Люди не отошли после боев, не всегда адекватно реагируют на волонтеров из Киева. Плюс минные поля, растяжки... Например, мы приехали на место, видим зеленую полосу вокруг, понимаем, что там могут быть тела, но так просто к ним не подойдешь, потому что сейчас в зоне АТО растяжки ставят профессионалы, поля напичканы противопехотными минами. Мы работаем крайне аккуратно: прежде чем добраться до тела, прощупываем каждый свой шаг чуть ли не палками, сантиметр за сантиметром.

— Вам не кажется странным, что в стране, где год продолжается война, вывозом тел занимается волонтерская организация, а не государственная структура при Минобороны, Генштабе и так далее?

— Так ведь формально в Украине не война, а антитеррористическая операция, за которую по действующему закону должна отвечать СБУ. Но по факту не отвечает. Здесь много чего намешано: политика, экономика, международное финансирование. В общем, по ряду причин войну нельзя называть войной. В итоге в зоне АТО Служба безопасности — сама по себе, МВД — само по себе, военные — сами по себе. Отсюда и бардак: отсутствие координации на фронте, отсутствие точных данных по погибшим и пропавшим без вести.

Сергей БЕЛОКОНЬ, волонтер организации «Союз «Народная память»:

— Я отвечаю за работу непосредственно на выездах, заведую сектором полевого поиска. До всех событий занимался поисками останков погибших во Второй мировой войне, сейчас езжу в зону АТО. У нас две группы: одна работает в Донецкой, другая — в Луганской области. Но последнее время обе группы работали в районе Дебальцево с разных направлений.

Ни российских, ни чеченских наемников не видел, но воюющие на той стороне носят российскую военную одежду, РФ им помогает сухпайками и так далее. Может, потому и происходят нестыковки: кажется, что там полно наемников, а на самом деле это местные, переодетые в российскую армейскую форму без опознавательных знаков. Бывает, та сторона отдает нам тела, среди которых попадаются те, кто одет в гражданскую одежду. Мы сначала думали, что они скинули нам кого-то из местных, чтобы самим не возиться. Оказалось, часто украинские военные на передовой сами надевают гражданскую одежду. Либо формы им не хватает, либо в гражданской теплее и удобнее.

— Сергей, в СМИ постоянно появляются фотографии с похорон неизвестных солдат, погибших в зоне АТО. Причем хоронят военных на контролируемых Украиной территориях. Почему бы не дождаться идентификации тела?

— Потому что по существующим законам, если тело не востребовано в течение 10 дней, оно подлежит захоронению.

— Но ведь вы сами говорили о бардаке в зоне АТО, об отсутствии единой базы данных. Получается, родственники попросту могут не успеть найти своего погибшего и тогда его похоронят как неизвестного?

— В том-то и проблема, что, несмотря на войну, Украина живет по законам мирного времени! Например, есть серьезная проблема — тела негде хранить до опознания. Буквально! Морги строились для мирного времени, но из-за войны нагрузка, особенно в прифронтовых моргах, выросла в разы.

В Украине до сих пор не налажена процедура хранения тел, поступающих из зоны боевых действий. Это неправильно для страны, на территории которой год идет война. Надо строить новые помещения. Ну нельзя хоронить неопознанных! Ведь при эксгумации, когда тело истлевает, провести идентификацию практически невозможно.

— Ваша волонтерская организация пыталась официально встроиться в государственную систему, чтобы получить стабильный бюджет?

— Нет времени на бюрократические препоны, у нас полно неотложных задач, которые постоянно меняются. По факту мы и так при Министерстве обороны, они сами к нам обратились в сентябре 2014-го. Сказали: «Ребята, есть договоренность с той стороной, надо ехать вам, потому что пропустят только гражданских». Мы сразу взялись за дело, тема близкая, давно занимаемся поисками останков погибших в Первой и Второй мировых войнах.

Мы работаем с Минобороны по факту, но юридически никак не связаны. С одной стороны, это помогает, потому что на ту сторону пускают только гражданских. С другой — мешает, потому что, как общественная организация, мы по закону не имеем права заниматься тем, чем занимаемся.

— Почему не имеете права?

— Потому что это процессуально-следственные действия, при желании против нас можно уголовное дело возбудить за незаконный вывоз тел. Говорю же, абсурд в том, что Украина по-прежнему живет по законам мирного времени.

Сергей Белоконь: «Если мы все-таки воюем за людей, а не за территорию, надо действовать невоенными методами»

— Сколько нужно денег для полноценной работы вашей организации?

— Мы недавно прикидывали бюджет, получилось порядка 20 тысяч долларов в месяц. Точнее просчитать сложно, интенсивность работ все время меняется: одна ситуация в зоне АТО была в сентябре 2014-го и совершенно другая — в начале 2015-го. Когда в конце января началось окружение Дебальцево, нагрузка выросла в разы. Пришлось невероятными усилиями привлекать дополнительные средства. В своем Facebook я просто кричал: «Караул, помогите хоть чем-нибудь!», просил денег на ремонт машин, удалось собрать около 40 тысяч гривен. Но из-за экономической ситуации в стране мы, конечно, задыхаемся, хотя люди по-прежнему откликаются, помогают. Большое спасибо им за это.

Поймите, мы не просто собираем информацию, ведем базу данных по погибшим и пропавшим, но и проверяем ее, выезжаем на место гибели военных, опрашиваем местных жителей, ищем очевидцев, чтобы детально узнать, где конкретно и скольких людей искать. Это серьезный труд, но на волонтерских началах. Ребята отпрашиваются с основного места работы, чтобы нам помочь, чуть ли не за свой счет выезжают в зону АТО.

— За семь месяцев миссии никто из ваших не был ранен или убит?

— Слава Богу, нет. Безопасность превыше всего. И сами ребята, и их жены спрашивают меня как главу организации: «А если со мной что-нибудь там случится?». Это понятный и абсолютно правильный вопрос. На мне ответственность за своих волонтеров. Я нашел единст­венную страховую компанию, которая согласилась застраховать ребят, но просила не афишировать название фирмы.

— Почему, ведь отличная реклама?

— Боятся, что все волонтеры к ним ринутся. Компания пошла нам навстречу, застраховала ребят на 200 тысяч гривен. Какие-никакие, но все же деньги. Знаете, какая у меня мечта? Платить своим волонтерам зарплату, потому что они выполняют опасный, очень тяжелый морально и физически труд. Хочу, чтобы ребята перестали думать, как прокормить семью.

«ВЫ, КИЕВСКИЕ, ПРИШЛИ И УКАЗЫВАЕТЕ, КАК МНЕ ЖИТЬ. ДА Я ПОГИБНУ, НО НА КОЛЕНИ НЕ ВСТАНУ!»

— Полгода назад одной из главных проблем вы называли отсутствие у военных в зоне АТО специальных металлических опознавательных жетонов. Сейчас ситуация изменилась?

— Мы не раз писали об этом и Президенту, и министру обороны. Не хочу хвастаться, но к нам прислушались — солдатам и офицерам начали выдавать жетоны.

— Как думаете, без Путина война на Донбассе прекратится?

— Дело не в фамилии президента России, не будет этого Путина — придет другой. Сейчас в Украине всеобщий всплеск патриотизма и единения, но надо четко понимать: не все, даже в Киеве, это поддерживают. Таких много, и не только на Донбассе. Думаю, война закончится, когда мы все услышим друг друга.

— Если вы сейчас произнесете избитую фразу: «Услышьте Донбасс!», я вам отвечу, что за 24 года независимости официальный Киев не только Донецк не слышал, но и Львов, Одессу, Чернигов и далее по списку.

— Согласен. На самом деле Донбасс терпеть не может ни Виктора Януковича, ни Рината Ахметова, ни других политиков и олигархов. Регион отрекся от всех авторитетов. Знаете, что мне говорят в Донецкой и Луганской областях? «Вы, киевские, пришли и указываете, как мне жить. Да я погибну, но на колени не встану!». И что мне отвечать? Вести спор бессмысленно, ситуация к политическим дебатам не располагает: у него оружие, у меня — нет.

— И как вы предлагаете «услышать друг друга»?

— Надо понять, чего мы хотим, какой конкретно цели добиваемся. Можете ответить: Украина хочет вернуть территорию или людей, оставшихся на Донбассе?

— Разве нужно выбирать? Нельзя и то и другое выполнить одновременно?

— Я не политик, а практик, потому настаиваю: и то, и другое на деле не получается. Если хотим вернуть территорию, придется продолжить боевые действия. Но чем больше техники подтягиваем мы, тем больше появляется техники на той стороне.

Если мы все-таки воюем за людей, а не за территорию, надо действовать невоенными методами. Почему официальный Киев прекратил выплачивать зарплаты и пенсии тем, кто остался на Донбассе? Мы хотим лояльности оставшихся там или нет? Когда твердят: мол, пенсии отбирают боевики... Так не все отбирают! Людям же на что-то жить надо. Перекрывая выплаты, мы теряем тех немногих, кто был настроен проукраински. Поверьте, экономическая и социальная блокада лояльности к официальному Киеву точно не прибавила.

— И что вы предлагаете?

— Вспомнить наших бабушек и дедушек, которые на всех застольях произносили один тост: «Лишь бы не было войны!». В детстве я в эти слова не вслушивался, но настал момент, когда мы так или иначе сами поймем: мир гораздо ценнее, чем победа. Любая победа, потому что в войне побед без больших жертв не бывает.

P. S. Горячая линия гуманитарной миссии по поиску тел погибших в зоне АТО: 0-800-210-135.

Банковские реквизиты для финансовой помощи:

ПАТ КБ «Приватбанк»

р/р 26003056209093

МФО 380269

ЕДРПОУ 37820137

ВГО «Союз «Народна пам’ять»

Назначение платежа: Фонд пошуку загиблих на сході України.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter