Непризнанное Приднестровье: украинский Донбасс 20 лет спустя?

Интернет-издание «ГОРДОН»

Сейчас у ПМР, на первый взгляд, есть все при­знаки независимого государства: правительство, собственная валюта, паспорта, милиция, таможня и даже магазин duty free. Живет регион за счет России и российского же газа, за который должна платить Молдова.

«НАША СИЛА — В ЕДИНСТВЕ!»

«Ну, кто у нас иностранцы, справа пункт пропуска, вам туда», — оборачивается водитель маршрутки «Кишинев — Тирасполь». — «Автобус за таможней будет ждать».

Впереди, прямо на трассе, появляется пограничный пункт со всеми атрибутами въезда в другое государство: металлической конструкцией с надписью «Международный пункт пропуска через Государственную границу Приднестровской Молдавской Республики» и флагами ПМР — красным полотнищем с зеленой полосой, серпом, молотом и пятиконечной звездой. Приднестровские пограничники сканируют паспорта, записывают адрес, время запланированного пребывания в республике, а вместо штампа в паспорте выдают распечатанный талончик — миграционную карту. Сам процесс занимает несколько минут.

Добро пожаловать в Приднестровье — непризнанную страну с полумиллионным населением, до сих пор ностальгирующим по СССР.

От погранпоста до начала Бендер — три-пять минут езды. Это — единственный город под контролем ПМР на правом берегу Днестра. Именно сюда украинские патриоты словесно посылают грамотеев: мол, в Украине бендеровцев нет, вам в Молдову, местные жители называют себя иначе — бендерчанами. Здесь в июне 1992 года произошла трехдневная битва, ставшая кульминацией вооруженного конфликта меж­ду Кишиневом и Тирасполем. Но за 23 года следов войны почти не осталось.

Сегодня Бендеры внешне ничем не отличаются от любого провинциального городка Молдовы или Украины: те же далеко не идеальные дороги, типичные советские хрущевки и новостройки, киоски, супермаркеты, биллборды, рекламирующие мебель и магазины. Разве что названия улиц продублированы на молдавском и русском языках, причем обе надписи кириллицей. Машин, по украинским меркам, маловато, зато троллейбусы и маршрутки ходят регулярно.

В городе работают кафе, в том числе и молдавская франчайзинговая сеть Andy’s Pizzа — прямое свидетельство, что бизнес приспособился к работе даже в неопределенных условиях. У Дворца культуры выступают школьники, рядом работники разворачивают огромное полотно в виде георгиевской ленты, скоро оно появится на этом же здании. В общем, обычный выходной небольшого провинциального города.

В центре через дорогу протянут красный транспарант с лозунгом: «Наша сила — в единстве!». С кем объединяться, объяснять не надо: здесь даже на троллейбусах красуется надпись: «В будущее вместе с Россией!» с фотографиями то улыбающихся пенсионеров, то счастливой семьи.

Но вот центральные улицы в Бендерах — не ровня украинским, здесь они качественно заасфальтированы.

«Потому что пару лет назад сюда приезжал патриарх Кирилл, вот к его визиту власти и сделали, буквально за неделю», — скептически говорит Вячеслав, мой бендерский знакомый.

Вячеслав, можно сказать, типичный представитель молодого поколения приднестровцев. Отец — в Херсоне, мать — в Москве. Славе 24 года, после школы он отслужил в армии, позже работал в милиции, а потом окончил курсы крупье и пошел работать в казино. Пару месяцев назад казино закрыли, теперь Славик мечтает получить молдавский биометрический паспорт и уехать в Германию.

Пока что у парня приднестровский паспорт, с которым можно передвигаться разве что по Молдове и где все еще существует советская графа «национальность», где указано — украинец. А вот выехать с таким документом за границу, даже в соседнюю Украину, нельзя. Поэтому жителям непризнанной республики приходится обзаводиться либо молдавским, либо российским, либо украинским паспортом. В почете, конечно же, российский, но сейчас правила ужесточили: Россия требует отказаться от молдавского гражданства.

«Почему не едешь в Россию, как большинство твоих сограждан?» — спрашиваю. «Мне не нравится Россия. Не хочу туда. Да и Приднестровье — это проститутка, многие говорят, что как только Россия от нас откажется, мы сразу же повернемся к Молдове», — отвечает Славик.

Впрочем, позицию парня разделяют немногие. «Очень много молодых людей выступает за Россию», — добавляет его младшая сестра Оксана. У местной молодежи выбор и правда небольшой. В ПМР — 11-летняя школа, тогда как в Молдове учатся 12 лет. Русскоязычных групп в молдавских вузах мало, и хотя в Приднестровье три официальных языка (украинский, русский и молдавский), преподают на русском, остальные два даются на выбор.

«Молдавский на кириллице у нас, по сути, вещь бесполезная, годится только, чтобы говорить. Написать никто ничего не может с ходу, так что основная часть поступает в РФ или в местные вузы. Раньше был огромный поток абитуриентов в Одессу, но сейчас поутих в связи с событиями в вашей стране, — делится 23-летний Антон из Тирасполя, учитель английского языка (свою фамилию просит не называть из-за сильных антиукраинских настроений в его школе). — Мой диплом не признается ни в одной стране мира, только после платной нострификации я могу куда-то с ним пойти. Приднестровский университет дает еще бумажку «Признается аналогом диплома РФ», но на деле, когда в России показываешь диплом с этим вкладышем работодателю, он смотрит и говорит: «Что это? Принеси мне нормальный диплом, я это не понимаю».

Тираспольский автобус с надписью: «В будущее вместе с Россией!»

«ВСЕ ХВАЛЯТ ПУТИНА ПО ПОВОДУ И БЕЗ, У ВСЕХ ПЕРВЫЙ КАНАЛ ПО ВЕЧЕРАМ ВКЛЮЧЕН»

Между Бендерами и Тирасполем, столицей непризнанной ПМР, курсирует 19-й троллейбус. Прямо перед въездом на мост, который соединяет два берега Днестра, за рядом противотанковых ежей стоят российские бэтээры, развернув дула на запад, в сторону Молдовы. Сбоку нарисован российский триколор и две буквы, нанесенные белой краской: МС (миротворческие силы). На посту — солдаты в камуфляже с автоматами. Фото и видеосъемка запрещены — об этом предупреждает знак на подъезде.

Делаю несколько кадров из окна троллейбуса, а затем разглядываю салон: пассажиры не обращают на военное соседство ни малейшего внимания — с одной стороны, привыкли, с другой — российских военных здесь воспринимают как защитников. «Если они уйдут, Молдова на нас сразу же нападет», — уверяет меня Славик. В этом мнении он не одинок — на вопрос: «Нужны ли вам танки?» — в ответ от разных возрастных категорий неоднократно слышала: «Они нас защищают». От кого? Конечно же, от Молдовы.

«У нас есть небольшая группа — процентов семь от избирателей — ярых румынских националистов, тех, у кого единственный категорический политический взгляд — это объединение с Румынией. Они воспринимают Приднестровье как образ врага, России. Унионисты — самые крикливые в этой стране, они истеричные. И орут они с 1989 года, когда начался этот конфликт, как правило, это одни и те же фигуры. Даже меня, живущего в Кишиневе (я коренной молдаванин), возмущают эти действия, но для людей, проживающих в Приднестровье, это вообще «А зачем нам это надо?», «Мы это уже проходили», «А вдруг в один день...». И вот этот крик практически единственный для людей из Приднестровья», — объясняет Валерий Осталеп, молдавский эксперт по вопросам национальной безопасности.

«А вот здесь базируются российские миротворцы», — показывает Славик на железные полуоткрытые ворота, уже в самой «столице». Сквозь проем видна часть территории: целый ряд стендов с фотографиями Путина.

Однако в городе поражает другое: количество советских символов (может, потому что их так и не поменяли, оставив национальной символикой непризнанного государства), памятники Ленину (а их на центральной улице сразу два — напротив Тираспольского городского совета и Верховного Совета ПМР). В центре, возле памятника Александру Суворову, находится стела с капсулой с посланием «трудящихся» от 1967 года, которое вскрыть предписано уже через два года — в день столетия Октябрьской революции.

Впрочем, Тирасполь понемногу развивается: кое-где строятся со­временные дома, огромный спорткомплекс «Шериф» — местный бренд-монополист, владеющий чуть ли не половиной Приднестровья, вдоль дороги работают заправки и склады. Вот только самолеты в Тирасполь не летают: аэропорт давно не принимает международных рейсов, все пользуются кишиневским.

Маршрутки и некоторые авто ук­ра­шены надписями «На Берлин!». 9 мая наравне с георгиевскими лентами и флагами ПМР здесь было много российских триколоров.

«Все хвалят Путина по поводу и без, у всех Первый канал по вечерам включен. Очень небольшая часть моих знакомых настроена проевропейски, это удручает», — жалуется Антон.

Непризнанная страна с полумиллионным населением до сих пор ностальгирует по СССР. Памятник Ленину у Верховного Совета ПМР в Тирасполе

«МОЕГО ОТЦА ЗАБРАЛИ ПРЯМО ИЗ ДОМУ»

«Вам куда?» — останавливаются старенькие «Жигули». — «В Рыбницу». — «Садитесь, до Дубоссар довезем». От Тирасполя до Дубоссар 65 километров, все Приднестровье можно проехать по этому же шоссе с севера на юг за несколько часов, расстояние между крайними точками — 240 километров.

Юрий и Жора, двое мужчин средних лет, рассказывают о приднестровской жизни, расспрашивают об украинской и параллельно пытаются провести что-то вроде экскурсии: «Вот справа — украинские поля. Это самое узкое место в республике». И правда, сразу за дорогой появляется указатель «Державний кордон України. Прохід заборонено», а за ним зеленеет пшеница. «А слева окопы, там во время войны танки стояли», — кивают на углубления вдоль дороги, заросшие травой.

Война 1992 года унесла не так много жизней по сравнению с военными действиями на Донбассе — по разным данным, от 500 до 1000 человек, но многие до сих пор помнят события тех лет. Кое-кто потерял родных или друзей, кто-то вынужден был переехать.

Юрию 40 лет, он начальник одного из отделов местного водоканала. Родился в Бендерах, вырос в Дубоссарах, жил и работал долгое время в России, несколько лет назад вернулся на родину. Он до сих пор помнит, как отец девушки-молдаванки, с которой Юрий встречался в юности, буквально пинками вытолкал его из дома, потому что парень разговаривал по-русски. Позже эта семья была вынуждена уйти «на другую сторону». Война началась, когда Юрию было 17 лет. Он потерял отца и поседел.

«Мой дом был как раз на той улице, которая служила разграничением. Моего отца забрали прямо из дому. Потом его нашли по течению ниже в 20 километрах от Дубоссар, со связанными колючей проволокой руками за спиной. Я это видел лично своими глазами, — рассказывает мужчина. — Я знаю тех людей, кто забирал моего отца, их уже нет в живых. Время лечит, все сглаживает. Это все политика. Это жизнь. Виноват не человек, а тот, кто им руководил». И хотя Юрий уверяет, что обид ни на кого не держит, Молдовы для него больше не существует.

«Я не слежу за новостями Молдовы, для меня это страна отдельная, за дверью, за стеной. Я за всю свою жизнь в Кишиневе был всего раз 15-20, пол-России объездил, а здесь... Сейчас новому поколению, которое не помнит того, что было, проще налаживать мосты. А я пострадал, прочувствовал это все».

А вот за событиями в Украине Юрий следит, хотя его вердикт тоже неутешительный. «Я видел пушки в центре Бендер, гильзы от снарядов, трупы людей, сгоревшие зенитки. Я ходил, ощущал этот запах. При мне выкинули снайпера с девятого этажа — женщину из Литвы, потому что она убила нескольких человек в центре города, понимаешь? Не дай Бог увидеть это и пережить. Поэтому я говорю, что Донбасс на сегодняшний день, откровенно, никогда с такими потерями не пойдет на примирение с Украиной. Спустя поколение — возможно. И силового решения у вас тоже нет, как и здесь не было».

Есть и те, у кого идея воссоединения с Молдовой не вызывает яростного отторжения. Но вот угроза румынизации (а теперь — евроинтеграции или вступления в НАТО) и сейчас отпугивает людей на левом берегу Днестра.

75-летняя Вера Березан из райцентра Слободзея до сих пор уверена, что против них в 1992 году воевали румыны. Рассказ женщины почти точь-в-точь перекликается с тем, что происходило на Донбассе в прошлом году: ее сын добровольно записался в ополчение, которое поддерживалось местным населением.

«Мы у нас готовили еду, носили вот этим солдатам... Я еще работала, и мы ехали до Тирасполя (там у нас были воинские части), а потом пешком шли аж до Бендер (около 20 километров. — «ГОРДОН»), туда, где граница, где румыны и наши. А некоторые женщины сидели на железных дорогах, чтобы шпионы не ехали», — рассказывает она. «Не держите зла на противоположную сторону?» — спрашиваю. «Ни грамма! У меня невестка из Молдовы, у меня там брат жил, умер в прошлом году. Мы роднимся, у меня племянники хорошие. Вот их собирали там на войну, а они не пошли, мол, как мы пойдем — там у нас тетки, братья? Я, например, если Молдова скажет присоединиться, чтобы Кишинев был столицей, не против. Но только не с румынами». — «А почему не с румынами?». — «Просто даже не знаю, почему мы не хотим. Еще моя мама жила, они почему-то были против румын, а я не знаю, почему. Я даже не знаю, кто такие румыны».

Жительница молдавского села Резина: «У меня один сын в России живет, другой — в Украине. Приехали на поминки к отцу, так даже не разговаривали друг с другом»

«МЕНІ 500 РУБЛЕЙ УРІЗАЛИ. ЧОГО? ПОНЯТТЯ НЕ МАЮ, НЕХВАТКА ДЄНЄГ»

У официального Тирасполя к России особое отношение: не только из-за идеологии и военной поддержки, но и из-за финансовых вливаний. Москва поддерживает республику газом, точнее, тем, что позволяет за него не платить (хотя долг «висит» на Кишиневе). По некоторым подсчетам, 70 процентов бюджета ПМР формируется именно за счет этой «дотации», которая за все годы суммарно достигла пяти млрд долларов.

«Средняя зарплата тут 250-300 долларов. В бюд­жетной сфере, естественно, меньше. За газ мы все же платим, но в месяц выходит максимум 50 центов. Эти деньги идут «на развитие республики», как нам говорят. Вода стоит около семи долларов в месяц без счетчика. Тепло стоит 22 доллара в месяц, счета приходят круглый год», — говорит Антон. Товары, правда, стоят дороже: ассортимент в магазинах в основном украинского и молдавского производства.

Но финансовых ресурсов все равно не хватает. Ситуацию в республике «подкосило» и падение российского рубля: приднестровские предприятия, завязанные на Россию, потеряли рынок сбыта, что привело к сокращению налоговых сборов, да и самим приднестровцам, которые ездили на заработки в РФ, стало невыгодно там оставаться, многие вернулись домой.

До недавнего времени Россия выделяла деньги и на доплаты пенсионерам (которых в республике теперь столько же, сколько и работоспособного населения), однако в этом году в Москве отказались предоставить 100 миллионов долларов на соцвыплаты, объясняя это экономическими трудностями. С февраля региону пришлось всерьез затянуть пояса: правительство ПМР на 30 процентов сократило пенсии и зарплаты «бюджетникам».

«Мені 500 рублей урізали. Чого? Поняття не маю, нехватка дєнєг. У мене пенсія чиста 1500 рублей, а кроме того, нам Россия помогає — 165 рублей. А зараз 65 дають, а 100 рублей зняли. Раньше нам президент Шевчук давав 100 рублей, а тепер і то зняли», — делится пенсионерка Мария Коваленко из Рыбницы.

Многие приднестровцы в падении производства обвиняют... Украину. Мол, это она нарыла окопов, заблокировала границу и не позволяет поставлять товары в Россию. А некоторых мужчин пограничники не пропускали в Украину.

«Они боятся, что Приднестровье нападет на Украину? Да чем нападать — вилами, е-мое? У вас правительство там, типа, придурки собрались», — эмоционально рассуждает бизнесмен Валерий, который занимается сбором металлолома в Молдове и продажей его на металлозавод в Рыбнице (Приднестровье).

Нынешних представителей официального Киева не жалуют ни в Молдове, ни в Приднестровье, даже несмотря на то, что украинский Президент Петр Порошенко с девяти лет и до окончания школы жил в Бендерах. Здесь его (наравне с другими публичными политиками) обвиняют в развязывании войны на Донбассе.

«Руки в крови и в Порошенко, и в Тимошенко, и в Турчинова, и в Яценюка! Они должны были решить этот вопрос без оружия, а потом всунула свой нос Америка, — сыплет Валерий штампами российского телевидения. — Запомните, Россия никогда, никогда не нападет на Украину!».

За событиями в Украине здесь хочешь не хочешь, а приходится следить. Одесский «7-й километр» — чуть ли не главный рынок для жителей ПМР. Товары в Ук­ра­ине и раньше были дешевле приднестровских, а после падения гривны покупать их стало еще выгоднее. Однако то тут, то там всплывают истории о кровожадных фашистах или грабежах на украинских дорогах.

«Я уже слышал, что столько маршруток сожгли, ограбили по дороге, по трассе... Куда они потом деваются? Бред! Люди сами рождают сплетни, которые потом ходят, и все», — возмущается местный водитель микроавтобуса, два раза в неделю совершающий рейсы Тирасполь — Одесса.

«ЗА 20 ЛЕТ МОЛДОВА НЕ СОСТОЯЛАСЬ КАК ГОСУДАРСТВО. МЫ ДАЖЕ НЕ СМОГЛИ ПОНЯТЬ, КТО МЫ И НА КАКОМ ЯЗЫКЕ ГОВОРИМ»

Война в Украине часто становится яблоком раздора между молдаванами, живущими в разных странах. Пропаганда делает свое дело.

«У меня один сын в Украине живет, а другой в России. Приехали на поминки по отцу, так даже не разговаривали друг с другом! Я им сказала: «Хоть на могиле отца не смейте ссориться!» — жалуется жительница молдавского города Резина.

«Вот жили же раньше в одной стране нормально, а сейчас? Брат брата убивает! Вы же славяне, чего воевать?» — самая рас­пространенная реакция на войну в Ук­ра­ине, которую большинство считает гражданской, развязанной США. Аргументам об участии России, как правило, искренне удивляются и вспоминают советские времена, когда «был мир». Ностальгия по СССР сильна не только в Приднестровье, но и в самой Молдове. «Я хочу, чтобы было, как раньше: одна сильная страна» — типичный ответ людей среднего возраста на вопрос о самоопределении.

В воссоединение двух берегов Днестра сегодня, похоже, не верят не только приднестровцы, но и сами молдаване.

«В 2005 году была возможность сделать федерацию, но Россия требовала оставить свои войска еще на 20 лет. На это никто не пошел. И страну не объединили, и армия здесь», — вздыхает Георгий, молдавский таможенник. — Я искренне сомневаюсь, что нынешняя власть заинтересована в объединении. Потому что у нас в Молдове настроенных пророссийски и проевропейски поровну, 50 на 50. А если добавить Приднестровье, то получится так, что на очередных выборах после объединения к власти придут пророссийские политики».

Страсти по Приднестровью за 20 лет поутихли. «Основная масса населения делится на две категории: первых ПМР вообще не интересует, потому что они за рамки своего села или Кишинева не выезжают, какое там Приднестровье? Вторые интересуются политикой, но никак не воспринимают Приднестровье как врага, мало его воспринимают как отдельное государство по той простой причине, что сама Молдова находится в постоянном развитии», — говорит Валерий Осталеп.

У противников реинтеграции есть еще один, вполне материальный аргумент. Пенсии в Приднестровье выше, чем в Молдове, да и зарплаты в долларовом эквиваленте на правом берегу Днестра упали после удешевления леи. А в ПМР доллар уже несколько лет стоит все те же 11 рублей (за 20 лет независимости квазигосударство обзавелось собственной валютой — приднестровским рублем, который местные ласково называют «сувориками»: российский полководец изображен почти на каждом номинале, правда, принимают его лишь в Приднестровье да в приграничных молдавских магазинах).

«За 20 лет Молдова не состоялась как государство, — резюмирует молдавский журналист Александр Куркин. — Мы даже не смогли понять, кто мы и на каком языке говорим. О каком государстве может идти речь, когда институты власти не работают, а, по сути, лишь имитируют свои функции? К сожалению, Молдова — это failed state (Несостоявшееся государство, англ. — «ГОР­ДОН»). Нам нечего предложить Приднестровью. У вас в Украине то же самое: вам надо как можно скорее замораживать конфликт на Донбассе и заниматься развитием страны. Все. Другого пути у вас нет».

В последние дни в Приднестровье меня под­возила супружеская пара, Анатолий и Татьяна. Узнав, что я из Украины, мужчина улы­бается: «У меня младший брат в Киеве уже лет 25 живет». Проезжая небольшой мостик, вижу на берегу выглядывающий из-под маскировочной сетки российский БТР. «Российские войска не мешают?» — спрашиваю. «Не мешают, но и не нужны они здесь, честно вам говорю. Просто вот что натворили на Украине, не украинцы натворили!» — категоричен мужчина. «А здесь говорят, что Молдова на вас нападет...». — «На кого нападет? — искренне улыбается Анатолий. — Идут такие разговоры. Но уже войны здесь не будет. Если и будет война, то только если Россия всунет свой нос везде, где не надо. Он (Путин. — «ГОРДОН») хочет весь мир накормить, а сам свой Урал пусть накормит сперва, пусть у себя порядок наведет. Вы думаете, в Приднестровье люди не хотят объединения? Хотят! Но все это политика. Конечно, приднестровцы держатся за Россию, потому что Россия поставляет все деньги сюда. У нас здесь мнения разные, но мое мнение: Украина права. Если на Донбассе Россия ни при чем, то откуда столько танков, оружия? Конечно, Украина права».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter