Правнучка выдающегося дипломата графа ИГНАТЬЕВА Александра ИГНАТЬЕВА СТОЛПОВСКАЯ: «По поручению прадеда полковник Шамиль купил в стамбульских трущобах рабыню-болгарку и доставил ее английскому лорду»

Часть II

(Продолжение. Начало в № 9 (149))

«В ЛОНДОНСКОМ МУЗЕЕ ВОЕННОГО ИСКУССТВА ПРАДЕД ПОЛОЖИЛ В КАРМАН НОВЕЙШИЙ ПАТРОН»

— Если не ошибаюсь, именно мемуары графа Игнатьева в наше время подсказали Борису Акунину замысел остросюжетного романа «Турецкий гамбит»?

— Да, но Николай Павлович вряд ли чего-то добился бы, если бы полагался только на интриги... Для начала российский посол построил в Стамбуле госпиталь, где бедных славян лечили бесплатно. К нему шли все обиженные, обездоленные... Он закупал хлеб для Черногории, пробивал для христиан различные пособия, высылал церковную утварь, облачения и богослужебные книги церквям и монастырям на Балканах, вызволял из тюрем лидеров национально-освободительного движения. А, например, после восстания на Крите, которое турки жестоко подавили, вывез на пароходах 24 тысячи местных греков, спасая их от расправы...

— А как себя чувствовала в мусульманской стране, где женщины считаются людьми второго сорта, ваша прабабушка?

— Екатерина Леонидовна во всем поддерживала супруга. Она писала под его диктовку большую часть документов: от донесений до черновиков Сан-Стефанского договора, поскольку у Николая Павловича был плохой почерк и больные глаза. Единственная из дам, она была допущена в высший дипломатический корпус. Поэты писали, что «эта женщина может покорить Стамбул одним только словом, одной улыбкой — Азию».

Внук дипломата капитан Красной Армии Николай Игнатьев первые уроки военного искусства получил от молодого Александра Кутепова, будущего лидера белого движения. Скрывал свое происхождение до тех пор, пока не прочитал мемуары «50 лет в строю» и не разыскал в Москве их автора генерал-лейтенанта Алексея Игнатьева

Пикантная история приключилась во время открытия Суэцкого канала, на которое прибыла королева Англии Виктория. По протоколу турецкий султан должен был с дарами приветствовать высокую гостью еще в море, но его женам Коран запрещал покидать гарем. Абдул-Азиз обратился за помощью к супруге своего хорошего друга, русского посла. Та охотно согласилась выручить его, но когда мадам Игнатьева встретилась с королевой, оказалось, — о ужас! — что они в одинаковых туалетах. К счастью, обошлось без дипломатического скандала. Дамы разговорились и выяснили, что заказывают наряды у одного парижского модельера. Видимо, тот думал, что расстояние между Лондоном и Стамбулом убережет его от разоблачения...

А знаете, как описал генеральшу Игнатьеву в письме королеве Виктории британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли? «Это роскошная леди, с которой легко найти общий язык по любому вопросу, за исключением случаев, когда дело касается предложения что-нибудь выпить. Когда ей предлагали на выбор вино, херес или манзаниллу, она неизменно отвечала: «Да, что-нибудь», но никогда не пила... Светские львицы (Лондона), прослышав, что она едва ли не превосходит их красотой и обходительностью, да еще и позволяет себе зазнаваться по этому поводу, решили без боя не сдаваться. Леди Лондондерри сгибалась под тяжестью драгоценностей трех объединившихся семейств».

— Екатерина Леонидовна лично встречались с премьер-министром Великобритании?

— Да, в 1877 году, когда супруги Игнатьевы по поручению канцлера Горчакова совершили поездку по европейским столицам под предлогом лечения глаз Николая Павловича. Но истинная цель у них была другая: прозондировать отношение Европы к идее создания независимого болгарского государства.

Британский посланник в Стамбуле предупреждал свой Форин-офис: «Опасная пара Игнатьевых стоит больше нескольких броненосцев»...

— Похоже, англичане весьма настороженно относились к Игнатьеву...

— Мне кажется, это связано с его первыми шагами на дипломатическом поприще. В 24 года Николай Игнатьев был отправлен в Лондон для изучения новейших достижений артиллерийского и военного дела. Но после того, как в Музее военного дела он «по забывчивости» положил в карман новейший унитарный патрон, разразился громкий скандал... Ему пришлось спешно покинуть Британию, однако, как вы понимаете, его там не забыли.

— Почему же не поручили зондировать почву кому-то другому?

— Именно Николай Павлович впервые выдвинул идею независимости Болгарии и горячо ее продвигал, как утверждали его недоброжелатели, он заболел «болгарской лихорадкой». До него в глазах европейской дипломатии такого народа просто не существовало — считалось, что на юге Европы живут греки...

Мой прадед сострадал всем славянам, порабощенным Османской империей, но в болгарах еще и чувствовал родственную душу. Позднее, уже во время Русско-турецкой войны, проехав по их территории, граф писал жене, что болгарские села похожи на Круподеринцы, что болгары близки украинцам «и одеждою, и походкою, и ухватками, и речью».

«ТУРКИ ПОСУЛИЛИ ЗА ГОЛОВУ ИГНАТЬЕВА ТЫСЯЧУ ЛИВРОВ»

— У западноевропейских монархий были свои виды на Балканы. Как Игнатьев собирался навязать им свои славянофильские взгляды?

Старшая дочь Мария Николаевна (Мика) до конца жизни оставалась в Киеве. Благодаря ей спасены некоторые семейные реликвии

— Упорством и терпением. Первый шаг к цели был сделан в 1876 году на Константинопольской конференции, где представители европейских стран обсудили положение угнетенных народов Османской империи. Очень многое зависело от позиции британского посланника — министра по делам колоний лорда Солсбери, человека очень обаятельного и авторитетного. С ним Игнатьев не стал хитрить, искать обходные пути. Он отбросил дипломатические условности, заговорил открыто, страстно. «Я заставил его оценить совершенную честность нашего поведения, чистоту наших намерений и благородное бескорыстие нашего августейшего повелителя», — писал он в донесении Горчакову.

Лорд Солсбери не устоял перед этими аргументами и пообещал Игнатьеву поддержать его на конференции, если ему представят доказательства того, что болгар действительно тайно продают в рабство. В тот же день полковник Шамиль (сын знаменитого имама Шамиля) отправился в стамбульские трущобы с заданием срочно купить рабыню-болгарку. Уже на следующий день выкупленная болгарская девушка была отправлена английскому лорду...

В результате Солсбери пренебрег инструкциями, полученными в Лондоне, и поддержал русского посла. Представители великих держав приняли решение об автономии Болгарии, очертив ее границы от Черного до Эгейского моря и Родопских гор. Договорились они также об исправлении сербских и черногорских границ, о предоставлении автономии Боснии и Герцеговине. Это было ударом по планам Дизраэли, который заявил: «Солсбери оказался большим русским, чем граф Игнатьев». А представитель Порты Савфет-паша воскликнул: «Европа сошла с ума!».

— Почему турки спускали все это с рук вашему прадеду? Неужели они были так слепы?

— Разумеется, нет. Когда окраины Османской империи стали сотрясать восстания, турецкие власти во всем обвинили Игнатьева. Ему пришлось держать в порту пароход «Тамань», чтобы в случае опасности отправить семью в Одессу. Султан Абдул-Азиз был свергнут с престола и вскоре найден в покоях мертвым, а его преемника через несколько месяцев объявили неадекватным и тоже отстранили... Более того, с началом военных действий турки посулили за голову Игнатьева тысячу ливров.

Хватало недоброжелателей у Игнатьева и в России. Они уверяли, что чрезвычайный и полномочный посол пренебрегает интересами своей страны, втягивая ее в Русско-турецкую войну.

— По мнению многих современных историков, ваш прадед был слишком романтичен, даже наивен, и переоценивал мощь России. Вы с их оценкой согласны?

В отчаянии Екатерина ушла в сестры милосердия, участвовала в четырех войнах, удостоена множества наград за храбрость. Умерла во время Первой мировой, заразившись столбняком

— Наверное, специалистам виднее. Но война в защиту братьев-славян, объявленная 12 апреля 1877 года, была горячо поддержана обществом в России. Ее считали святой, так как она не преследовала иных целей, кроме освобождения мученического христианского народа. Сразу после оглашения царского Манифеста началась массовая кампания сбора средств на военные нужды — всего было собрано 14 миллионов рублей. Повсюду создавались госпитали для раненых — кстати, один из них был открыт в Круподеринцах — во флигеле.

...В январе 1878-го, когда войска подошли к Константинополю, султан Абдул-Хамид запросил о мире. Вести переговоры с турецкими делегатами в местечке Сан-Стефано поручили Игнатьеву. Граф спешил, а добираться до места пришлось по обледенелым горным дорогам, забитым войсками и обозами. В одном месте колесо коляски соскользнуло, и она рухнула вниз, увлекая за собой лошадей. Николай Павлович спасся чудом: ухватившись за какой-то корень, он полчаса висел над пропастью, пока подоспевшие солдаты не вытащили его на ремнях.

Вместе с багажом на дне ущелья оказались и грамоты, подтверждавшие полномочия графа Игнатьева. Начинать переговоры в Сан-Стефано пришлось без них. Турки попытались было возражать, но бывший посол спросил: «Вы что, меня не знаете?». Лишь несколько дней спустя разыскали и доставили ему документы.

Несмотря на все дипломатическое мастерство Николая Павловича, дело продвигалось туго. А Горчаков его торопил, он хотел поднести мирный договор Александру II непременно ко дню коронации и отмены крепостного права. И тогда мой прадед предложил организовать психическую атаку.

— Вот не знала, что такие существовали в ХIХ веке!

— Может, она тогда по-другому называлась, но суть та же. На следующее утро войска с оружием в руках, с приданной им артиллерией были выстроены фронтом к Константинополю. Главнокомандующий их обошел, приказал играть музыку и запеть песню. Нижним чинам была отдана команда «вольно», разрешено бежать врассыпную и смотреть на город, лежавший впереди как на ладони. И вот по сигналу ряды тронулись вперед. Земля вздрогнула... А через 200-300 шагов прозвучала команда «Стой!». Главнокомандующий вышел в центр, всех поблагодарил и распустил.

Эта акция произвела ошеломительный эффект, турецкие уполномоченные немедленно возобновили переговоры, а 3 марта 1878 года (19 февраля по старому стилю) Игнатьев подписал Сан-Стефанский мирный договор, согласно которому Румыния, Черногория, Сербия получали независимость и на карте Европы возникало новое государство — Болгария. Этот документ, по сути самоубийственный для Османской империи, был незамедлительно ратифицирован султаном и российским императором.

«ИМПЕРАТОР НЕ РАЗРЕШИЛ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ ЖЕНИТЬСЯ НА КАТЕ ИГНАТЬЕВОЙ, ТАК КАК ТЕРПЕТЬ НЕ МОГ ЕЕ ОТЦА»

— Игнатьеву тогда было всего 46 лет. Почему он вскоре расстался с дипломатией?

Великий князь Михаил Михайлович — Миш-Миш, как называли внука Николая I, в 1908 году в Лондоне опубликовал роман «Не унывай», где резко осуждал правила, не позволяющие царствующим особам жениться по любви

— Под давлением европейских монархий, которых не устраивало утверждение России на Балканах, Александр II объявил Сан-Стефанский мирный договор «предварительным» и согласился на его пересмотр. Через четыре месяца для этого был созван Берлинский конгресс, но по настоянию западных сил имя Игнатьева из списка участников было вычеркнуто. Еще бы!.. Немецкий кайзер Вильгельм I написал Бисмарку, что ему становится плохо при одной лишь мысли, что там окажется Игнатьев.

В итоге выгодные для России положения Сан-Стефанского договора были вычеркнуты или урезаны, невыгодные добавлены... Карту Балкан перекроили вдоль и поперек, а Болгарию расчленили даже не пополам, а на шесть частей... Прошло еще много лет, прежде чем к Северной Болгарии, которая стала самостоятельным княжеством, вассальным Турции, но с христианским правительством и своей армией, постепенно присоединились остальные части организма... Такого надругательства над главным делом жизни Игнатьев не выдержал: здоровье его сдало, на дипломатической карьере был поставлен крест...

Кстати, уже на смертном одре Горчаков сказал, что самой большой своей ошибкой в жизни считает пересмотр Сан-Стефанского договора. Он каялся, что поверил Бисмарку, а тот его обманул...

— Неприятный вопрос, но я не вправе его обойти. Бытует мнение, что в конце жизни ваш прадед стал реакционером.

— Это не так. Расставшись с дипломатией, Николай Павлович пытался найти применение своей энергии. По совету коварного обер-прокурора Победоносцева Александр III назначил его сначала министром государственных имуществ, а затем — министром внутренних дел. Увы, он не очень преуспел на этом поприще — на первой должности провел четыре месяца, на второй — год. Великий дипломат, он был чужд бюрократического мира и с предубеждением относился к чисто канцелярской рутине. Человеку, который почти 20 лет не жил в России, трудно было разобраться в хитросплетениях ее общественной жизни, а вокруг все кипело и бурлило, так и норовя сорвать крышку: «народовольцы», цареубийство, крестьянские волнения, погромы...

Я не говорю, что он был идеалом, хорошим хозяйственником. Тем не менее граф Игнатьев остро ощущал необходимость сближения самодержавия с народом и готовил проект восстановления земских соборов. Он предлагал собрать представителей всех сословий, национальностей, вероисповеданий, чтобы сообща искать выход из противоречий... По сути, это был аналог съезда народных депутатов, который через 100 лет созвал Горбачев... Увы, Александр III, которому был представлен проект, через пару часов отправил графу Игнатьеву записку: «Взвесив нашу утреннюю беседу, я пришел к убеждению, что вместе мы служить России не можем».

— И все? Ему не пытались мстить, не возбуждали против него уголовных дел?

— Этот конфликт моему прадеду аукнулся. У его дочери Екатерины случился роман с великим князем Михаилом Михайловичем, внуком Николая I, который сделал девушке официальное предложение. Его родители попросили высочайшего разрешения на брак, но царь отказал: мол, игнатьевский род «недостаточно знатен». В петербургском свете судачили, что на брак с Воронцовой или Долгорукой согласие было бы дано, но Игнатьева государь терпеть не мог.

Чтобы залечить душевную рану, Катя стала сестрой милосердия, прошла четыре войны. В Первую мировую в полевых условиях, стоя на коленях, она семь дней кряду ассистировала во время операций. Ободрав кожу на коленях в кровь, бедняжка заразилась столбняком и умерла... Для семьи это был страшный удар...

— Алексей Игнатьев в своей книге «50 лет в строю» пишет: «Когда-то Николай Павлович был гордостью семьи, а закончил жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах... Он в то время был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого был наложен арест». Это правда?

Младшая дочь дипломата Катя Игнатьева покорила сердце великого князя Михаила Михайловича, но царь не дал разрешения на брак

— Отчасти да. Мой прадед входил в высшую аристократию Петербурга, и жене его досталось богатое приданое. В общей сложности Николай Павлович владел 40 обширными имениями в разных концах страны, но все они были малодоходны, их приходилось закладывать, перезакладывать. Всецело поглощенный политикой, он не мог заниматься хозяйственными вопросами, а управляющие, на которых ему приходилось полагаться, далеко не всегда были честны.

Прадед отличался широтой натуры. Будучи в Константинополе, он каждую неделю проводил в здании русского посольства приемы или балы для дипломатического корпуса, где бывало по 150-200 человек. Танцы, изысканные угощения — специально для приемов построили кухню... При этом Николай Павлович считал, что госказна не должна тратиться на развлечения, и, посмеиваясь над прижимистыми англичанами и французами, брал все затраты на себя. Государство далеко не всегда оплачивало даже его путевые расходы... Например, во время Русско-турецкой войны граф Игнатьев прибыл в свиту царя с лакеем, конюхом и извозчиком, с шестью конями, фургоном, коляской... Вы представляете, в какую сумму это обошлось?

Кроме того, он был глубоко верующим человеком, поэтому за свой счет восстановил купол храма Гроба Господня в Иерусалиме, а когда иностранцам разрешили покупать землю, приобрел на имя тещи участок в Мирах Ликийских. Он очень хотел, но не успел восстановить там древнюю базилику, где был некогда похоронен святой Николай. Именно прадеду принадлежала идея возвести храм-памятник у подножия Шипки, несколько лет он возглавлял комитет по его строительству, а ведь общественная работа тоже требует средств.

Да, после смерти Николая Павловича остались долги. Ну и что? Зато он не предавался сожалениям, как его противник Дизраэли, говоривший: «Жил я в бедности, умру богатым, а лучше бы наоборот».

— А правда, что ваша прабабушка Екатерина Леонидовна была единственной женщиной, которая получила высочайшее разрешение участвовать в торжественном открытии храма на Шипке в 1902 году?

— Она сопровождала Николая Павловича. Он не мог не приехать, хотя для его слабого здоровья это был подвиг. И поверьте, никогда и никому Болгария не оказывала такого восторженного приема. Его встречали огромные толпы, осыпали цветами, в Софию он въехал под живой аркой-пирамидой, образованной ополченцами и «юнаками», в его честь организовали фейерверки и даже факельное шествие... Николай Павлович смотрел на все это со слезами на глазах.

«ВСЕ СЫНОВЬЯ ГРАФА ИГНАТЬЕВА ЭМИГРИРОВАЛИ ИЗ РОССИИ, А МОЙ ОТЕЦ ЗАСТРЯЛ»

— Ваш отец помнил своего деда — великого дипломата?

Париж, 1882 год. Дети Николая Павловича и Екатерины Леонидовны Игнатьевых: Катя (стала сестрой милосердия и погибла в 1914 году), «толстый Коля» (будущий флигель-адъютант, командовал лейб-гвардии Преображенским полком), Владимир-Дима (погиб во время Цусимского сражения в 1905 году), Мика (единственная не эмигрировала), Павел (был киевским губернатором в 1905-1906 годах, министром просвещения), Алексей (киевский губернатор в 1915-1917 годах). За кадром остался старший Леонид, который дослужился до звания генерал-майора, командовал Донским полком

— Папа родился в том же 1908 году, когда Николая Павловича не стало. Детство его прошло в Петербурге, родители снимали большую квартиру на Мойке — неподалеку от казарм лейб-гвардии Преображенского полка, первым батальоном которого командовал мой дед Николай Николаевич Игнатьев. По порядку, заведенному в гвардии, он обязан был при ночевках дома являться до утренней побудки, а уходить после отбоя и совместного ужина в Офицерском собрании, и все это — не считая суточных дежурств.

Папа вспоминал, что его родители тщательно рассчитывали расходы. Денег постоянно не хватало, так как из получки нужно было что-то выкраивать на поддержание Офицерского собрания, на празднование именин, дней рождения и получения наград, на подарки офицерам полка и членам царского дома по случаю их рождения и тезоименитств. Также необходимо было давать какую-то сумму на общий солдатский котел и отдельным рядовым — на поддержание семей, крестины и тому подобное. Все это входило в традиции гвардии...

В папиной книге подробно описаны пышные торжества по случаю 300-летия дома Романовых, проходившие сначала в Москве, а потом в Петербурге. В связи с этим событием мой дед был произведен во флигель-адъютанты, а бабушка Магдалина Васильевна пожалована во фрейлины двора молодой императрицы и приглашена на бал в Зимний дворец. Тогда же Николай Николаевич попросил подчиненного молодого офицера научить пятилетнего сына строевым приемам и обращению с винтовкой и шашкой. Этим офицером был Александр Павлович Кутепов, позднее получивший известность как второй человек в белой армии и бескомпромиссный борец с большевизмом.

Летом детей отвозили в Круподеринцы: там собирались не только Николаевичи, но и Алексеевичи, Павловичи. Их неудержимо притягивал кабинет прадеда и особенно специальный «болгарский» шкаф, где он держал розовое масло, болгарские вышивки, ткани... Папа рассказывал про черновики Сан-Стефанского договора, сохраняемые в доме как реликвии, про болгарскую песню «Шумит Марица», которую распевали внуки.

— Все сыновья великого дипломата эмигрировали из России. Как же получилось, что ваш отец застрял в России?

— Слава Богу, что Николай Павлович и Екатерина Леонидовна не видели, как разбросало по свету их семью: прабабушка пережила мужа на девять лет и умерла в мае 1917-го. А выбирались из России Игнатьевы разными путями.

Мой дед Николай Николаевич ушел на фронт в 1914-м. Перед погрузкой в эшелоны полк вывели на Преображенскую площадь и построили перед собором в каре. Все было готово для общей молитвы, но где-то задерживался командир полка — немец. Он счел за лучшее исчезнуть, раствориться без следа...

Вместо него принесли приказ, которым командование Преображенским полком возлагалось на полковника Игнатьева. Во время революции, когда солдаты разбежались, он заехал ненадолго в Круподеринцы... Потом было отступление с боями до Одессы... Как и куда он мог забрать семью? Его жена — моя бабушка Магдалина Васильевна — была не дворянкой, а казачкой, хотя и из состоятельных — дочь полковника...

— Разве в графской семье такой брак не считался мезальянсом?

— Действительно, мой дед пошел против канонов, но его родители не были против, они считали, что главное — любовь. Екатерина Леонидовна строго предупредила своих титулованных невесток, чтобы не обижали казачку, и до последних дней была ей старшим другом, как пишет мой отец. Он, кстати, был в семье младшим ребенком и единственным сыном.

— Революция, гражданская подняли всю муть со дна человеческих душ: крестьяне громили барские усадьбы, убивали их хозяев... Ваша родня от этой стихии не пострадала?

— Все было: и поджоги, и налеты. В имении установили дежурства, а как-то ночью пришлось даже отстреливаться. Отец рассказывал, как в усадьбу пришли вооруженные люди и арестовали четверых взрослых членов семьи. Их отвезли в Киев, разместили в жутком бараке, очень плохо обращались с ними. И вдруг отношение охраны изменилось, пленников стали лучше кормить, а потом и вовсе отпустили.

Дело в том, что председателем Совнаркома Украины в то время был болгарин Христиан Раковский, который чтил память графа Игнатьева и добился освобождения его родственников. Он же спас и бесценный архив Николая Павловича — семь или восемь огромных кованых сундуков. По его распоряжению в Круподеринцы приехала специальная комиссия, которая погрузила все в вагон и отправила в Москву. Честно говоря, родственники думали, что по дороге вагон разграбили, потому что на базаре еще долго торговали картинами из барского дома. Но, побывав в московском архиве, убедились: все, от детских рисунков прадеда до его переписки с родителями, цело. Сейчас там хранится около семи тысяч страниц.

— А как же огромная библиотека, болгарские ковры, дорогая мебель?

— Растащили. Папа любил вспоминать, как однажды в имение нагрянули буденновцы — искали, чем бы поживиться. Ему тогда лет 10 было. Он гостям говорит: «Идемте со мной в подвал, я покажу, где самое ценное спрятано». Те радостно налетели на какие-то ящики, коробки, открыли и увидели... столовый сервиз на 200 персон. Они рты открыли: «А что с этим добром делать?». Папа им быстренько накрыл стол, красиво сервировал — хорошо это умел. Солдаты почесали затылки: «Ну ладно, поделим по-братски: половину тебе, а половину нам».

Этот сервиз императрица Мария Федоровна подарила Игнатьевым к свадьбе одного из сыновей. Она и в гостях в Круподеринцах бывала. Николай Павлович специально железнодорожную ветку построил — станция «Босый Брод» называлась. Когда кто-то приезжал, коляску подавали к поезду, и он ехал в имение.

«ПОСЛЕ МОЕГО ДЕДА ОСТАЛИСЬ ДНЕВНИКИ, ОПИСЫВАЮЩИЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АРМИИ ВРАНГЕЛЯ»

— Советская власть сделала дворян «лишенцами» — им было отказано в праве голосовать, поступать в высшие учебные заведения... Как ваш отец обошел этот запрет?

1915 год. Преображенский полк инспектирует государь-император Николай II со свитой. Справа за его спиной — командир полка Николай Николаевич Игнатьев

— Ни он, ни бабушка не были лишенцами, так как скрывали свое происхождение — благо фамилия Игнатьевых в России была довольно распространенной. В 1922 году Магдалина Васильевна с сыном перебралась в Ростов, к сестре. К тому же у папы в метрике было записано, что он родился в Белгарае Люблинской губернии — в то время это была Польша. Вот если бы значился Санкт-Петербург, может, и придрались бы.

А потом началась Великая Отечественная война. Отец, капитан Красной Армии, отступал вместе с частями. Позднее служил в штабе армии в Тбилиси. Когда вышла книга «50 лет в строю», его по делам службы направили в Москву, и он разыскал там Алексея Алексеевича Игнатьева... По возвращении написал докладную записку о своем графском происхождении.

— За сокрытие классовой принадлежности его могли расстрелять?

— Вполне. Отец рассказывал, что вскоре приехала машина, полная всяких чинов. Они заняли один из кабинетов и стали по очереди всех вызывать. Кто-то из его сотрудников сказал: «Николай, это по твою душу приехали». Но когда папа, уже готовый к самому худшему, вошел в кабинет, услышал: «Вы работали? Вот и продолжайте работать».

Потом он занимал довольно высокие должности: был главным инженером строительства Приднепровской ГРЭС, самой крупной в Европе, главным инженером Всесоюзного института «Энергопроект», трудился в Министерстве энергетики Украины, стал заслуженным энергетиком... Но доверяли ему все же не до конца. Году в 1959-м появилась возможность поехать работать в Болгарию. Папа рвался туда, написал заявление. Он мечтал увидеться со своим отцом, который тогда был еще жив, — но его не пустили.

— Ваш дед писал жене и сыну из-за границы?

Его жена, казачка Магдалина Игнатьева (в девичестве Красовская) была пожалована во фрейлины двора молодой императрицы. Перед балом в Зимнем дворце

— Нет. Но в Киеве оставалась сестра моего деда Мария Николаевна — кстати, при советской власти она единственная получала стипендию Кутузова как родственница фельдмаршала. Мария Николаевна переписывалась с «красным графом» Алексеем Алексеевичем, своим кузеном. Через нее мы знали, кого из родни куда занесло, кто как устроился. Кажется, она получала письма и от своего брата — моего деда Николая Николаевича.

Он долго скитался по Европе, нигде не задерживаясь: через Турцию попал в Париж, жил у старшего брата в Лондоне... Потом его как сына графа Игнатьева пригласили в Софию. Он работал там в Национальной библиотеке, а поскольку был человеком образованным, знал много языков, то оказался на этом посту просто незаменим. После него остались дневники, описывающие отступление армии Врангеля...

— У вашего деда, осевшего в Софии, были дети во втором браке?

— Не было. Хотя все время появляются какие-то самозванцы, набиваются в родственники, рвутся в члены Дворянского собрания — сейчас это престижно.

— Вы сами-то в этом изысканном сообществе состоите?

— Нет. Мы попали в их круг случайно. Болгарская исследовательница Калина Канева, которая в течение 40 лет по крупицам собирала материалы о моем прадеде, познакомилась в Москве с директором издательства Дворянского собрания... Калина показала им рукопись, а они ухватились... В 2006 году в свет вышла книга Каневой «Рыцарь Балкан», где рассказывается о дипломате Игнатьеве и его потомках, воссоздано генеалогическое древо...

— Александра Николаевна, признайтесь, вы чувствуете в своих жилах голубую кровь?

— Нет. Судя по фотографиям, я на бабушку внешне похожа, а она у меня казачка. Хотя супруг говорит, когда позволю себе излишнюю резкость: «Сразу видно, что ведешь родословную от фельдмаршала Кутузова»...

— Как часто бываете сейчас в Круподеринцах?

Николай Николаевич Игнатьев — пятый из детей дипломата. По мнению писателя Набокова, «истинный офицер и при том неглупый, углубленный и серьезный человек»

— С отцом мы ездили туда дважды. Первый раз — в 1968-м. Тогда старики его узнавали: «Барчук! Барчук!». Приглашали в дома, общались... Увы, село сейчас умирает: в школе, которая размещается в уцелевшем крыле прадедовского дома, всего один класс. Правда, директор там молодой, энергичный...

— А что-то из семейных реликвий удалось сберечь?

— Сохранились старинные фотографии и портрет молодой Екатерины Леонидовны — говорят, кисти Репина. Когда Круподеринцы разграбили, его подобрала крестница Владимира Игнатьева, младшего из сыновей Николая Павловича, погибшего в Цусимском сражении. Перед смертью эта женщина попросила родственников передать реликвию мне...

Зато в Круподеринцах стоит прадедова мельница, которая до сих пор работает. Осталась и церковь в византийском стиле, созданная архитектором Померанцевым (тем же, который построил храм Александра Невского в Софии). При советской власти ее пытались взорвать, чтобы пустить кирпичи на хознужды, но вмешался один старик, работавший на строительстве. Он объяснил, что цементный раствор замешивали на яйцах: мол, его теперь не отодрать, скорее кирпичи рассыплются и вы получите груду щебня.

Сейчас эта церковь, где венчались моя сестра Наталья Никитина, живущая в Котовске Одесской области, и племянница Ольга, занесена в реестр памятников архитектуры. Она хорошо сохранилась, вот только самый большой колокол в 30-е годы XX века был снят с колокольни... Очень хотелось бы вернуть его. Мы пытались привлечь к этому делу общественность, обращались за поддержкой к представителю Президента в Конституционном суде и ЦИК Марине Ставнийчук. Она же родом из райцентра Погребище (ее отец был последним секретарем Погребищенского райкома партии). Правда, землячка никакого интереса ни к Игнатьеву, ни к Круподеринцам не проявила. Действительно, ну зачем Украине чужой граф, когда своих гетманов перебор?!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter