Адвокат Сергей ЖОРИН: «Александр Пороховщиков ушел из жизни, так и не узнав о смерти Ирины, но, возможно, каким-то образом почувствовав, что ее больше нет»

Людмила ГРАБЕНКО. «Бульвар Гордона» 10 Мая, 2013 00:00

— Сергей, после гибели супругов Пороховщиковых высказывались предположения, что к трагедии привело преступление — кто-то специально травил семью. Следствие подтвердило или опровергло эту версию?

— В ходе проверки было установлено отсутствие противоправных действий или признаков состава преступления. Доподлинно известно, что Ирине звонили (это подтвердила распечатка с ее телефона), а в больницу к Александру Шалвовичу прорывались журналисты. Правоохранители выяснили, кто именно, но злого умысла в их действиях не обнаружили.

— То есть это была просто чья-то... дурь?

— Скорее, жажда сенсаций. Вы не хуже меня знаете законы современной журналистики: чтобы получился резонансный материал, нужна провокация. Она заставляет людей совершать неблаговидные действия, а те, в свою очередь, становятся поводом для обсуждения в телевизионной программе или статье.

После того как Александр Шалвович попал в тяжелом состоянии в больницу (помимо осложнений от диабета, он перенес инсульт), Ирина постоянно находилась во взвинченном состоянии — на нее нужно было только немного надавить, вот они и давили. Но никто и предположить не мог, что отчаявшаяся женщина пойдет и повесится.

— По одной из версий, Пороховщиковых сживали со свету из-за наследства. Кому оно в результате досталось?

— Все, чем владели Пороховщиковы — а это две квартиры в Москве, дача в Подмосковье и фамильный особняк в Староконюшенном переулке на Старом Арбате, — перешло клану Барабадзе. По документам Шалва Барабадзе — брат Александра Шалвовича по отцу, хотя фактически это не так. Родственники утверждают, что настоящим отцом Пороховщикова был известный виолончелист Шота Шанидзе — якобы мать Александра Шалвовича, умирая, призналась сыну в этом. К тому же Барабадзе ни разу в жизни не виделся со своим братом, не принимал участия в его похоронах, что не помешало ему подать документы на оформление принадлежащей актеру недвижимости.

Клан Шанидзе, узнав, что для установления родства надо эксгумировать труп Александра Шалвовича, поначалу от претензий на наследство Пороховщикова отказался, но потом передумал. Борьба за московскую недвижимость между Шанидзе и Барабадзе продолжается до сих пор — идут судебные заседания, при этом Барабадзе умудрились переругаться друг с другом: одну сторону представляет Шалва Барабадзе, другую — двоюродный брат Александра Шалвовича Виталий Барабадзе. Он, кстати, похож на Пороховщикова как две капли воды: увидев Виталия на похоронах, многие вздрогнули — казалось, сам Александр Шалвович стоит у своего гроба.

— А как же Дмитриевы, которые самоотверженно помогали Пороховщикову, особенно в последнее время, когда он серьезно болел?

«Александр Шалвович и Ирина все равно не смогли бы жить друг без друга»

— Алла Алексеевна Дмитриева — двоюродная сестра Александра Шалвовича, поэтому в отличие от Барабадзе не является наследницей первой очереди. А включаться в гонку за наследством она и ее родные не желают, считают это делом недостойным, хотя я и предлагал им свои услуги.

— Как вы стали адвокатом Пороховщиковых?

— Несколько лет назад мне позвонил Анатолий Михайлович Кашпировский и рассказал, что у него есть друзья, которым нужна юридическая помощь. Так мы встретились, познакомились, а потом и подружились с Пороховщиковыми. Поэтому все, что происходило с этой семьей в последнее время, я принимал очень близко к сердцу.

Александр Шалвович был спокойным, открытым, добрым и очень мудрым человеком. Единственное, чего ему не хватало в жизни, — это детей, наверное, поэтому он испытывал ко мне отцовские чувства: опекал, интересовался моими делами, давал советы. Более того, в меру своих сил даже старался защищать. Когда в прессе появились сообщения о том, что я якобы избил свою бывшую жену — журналистку, теле- и радиоведущую Екатерину Гордон — на телеканале «Россия» готовили передачу об этом. И Александр Шалвович, который к тому времени уже очень плохо себя чувствовал и потому никому не давал интервью, настоял, чтобы съемочная группа приехала к нему на дачу. Он смог выйти в эфир на расстоянии и сказать несколько слов в мою защиту. Сейчас мне его очень не хватает...

— Мои коллеги-журналисты писали, что смерть Пороховщикова ускорило самоубийство жены...

— Александр Шалвович ушел из жизни, так и не узнав о смерти Ирины, но, возможно, каким-то образом почувствовав, что ее больше нет. Он скончался, не выходя из комы, в которой находился в последнее время. Мы позаботились о том, чтобы ог­ра­дить его от подобной информации, даже если бы он пришел в сознание. В реанимационной палате, где лежал Александр Шалвович, не было ни телевизора, ни радио, ни газет, ни телефонов. Доступ туда имел ограниченный круг лиц: несколько человек из персонала клиники, его двоюродная сестра и я. На двери стоял кодовый замок, поэтому попасть туда постороннему человеку было просто нереально.

— Вы пытались для себя как-то осмыслить случившееся с Ириной и Александром Шалвовичем?

— Думаю, это можно назвать только одним словом — судьба. Стечение обстоятельств, которые могли быть посланы только сверху — никаким, даже очень влиятельным, людям «организовать» их было бы не под силу.

Все произошло настолько быстро, что кажется нереальным: одно событие цеплялось за другое, а вместе они сплелись в неразрывный узел... Александр Шалвович и Ирина все равно не смогли бы жить друг без друга.

— Какова судьба их любимой собаки — немецкой овчарки Одена?

— В предсмертной записке Ирина очень просила свою подругу Татьяну Кочемасову и ее дочь Ольгу позаботиться о собаке, и те ее волю выполнили — Оден сейчас живет у них.

— Почему супругов не похоронили вместе? Мне кажется, они бы этого хотели.

— Так решили родственники. Ирина лежит на Ваганьковском кладбище, где находятся могилы всех ее родных. А Александр Шалвович нашел свой последний приют на погосте подмосковного села Рождествено рядом с матерью и отчимом.