Патриарх русского шансона Михаил ГУЛЬКО: «Когда я в полиции пистолет регистрировал, меня проинструктировали: «За порогом убивать не имеешь права — втяни в дом! Хочешь — ножом себя режь, нападение сымитируй, и тогда все законно, а иначе головная боль у тебя начнется, лечить которую будешь всю жизнь. И еще: всю обойму в башку! — не оставляй нам раненых, а себе проблем»

(Продолжение. Начало в № 21)

«ИЗ СОЮЗА ВЫВЕЗТИ МОЖНО БЫЛО ТОЛЬКО ТРИ КОПЕЙКИ ДА ЛОЖЕЧКУ БАБУШКИНУ, СЕРЕБРЯНУЮ...»

- Возвращаясь к Америке. Вилли Токарев рассказывал мне, что когда он туда приехал, перепробовал чуть ли не десятки профессий, работал буквально всем - упаковщиком посылок, медбра­том...

- ...и даже таксистом...

- В общем, где платили хотя бы доллар, туда и шел, а вы на первых порах кем в Штатах были?

- Только музыкантом - с первого дня! Меня ведь и москвичи сразу узнали, и моряки с Камчатки приветы передавали: туда какой-то учебный приходил пароход... Репертуар был готов и вполне для Америки годился - все запрещенное я уже пел в Москве и там большие проблемы имел. Меня же и столичной прописки лишали, и увольняли из ресторанов, и расформировывали мои ансамбли... Это отдельный кусок биографии - долго рассказывать, но я все эти университеты прошел.

Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Многие эмигранты здесь, в Америке, познали нищету, когда буквально лишнего цента не было, - вы тоже?

- Нет, пособия мне хватало, а из Союза вывезти можно было только три копейки да ложечку бабушкину, серебряную...

- ...и пару книжек...

- (Кивает). Мне, повторяю, повезло: меня узнали, ну и я себя показал - в любом ресторане, куда заходил, сразу же начинал петь, играть, после чего меня брали на работу и платили чаевые, которые были в 10 раз выше зарплаты.

Из книги Михаила Гулько «Судьба эмигранта».

«Нью-Йорк! - если сформулировать мое первое впечатление от «столицы мира» одним словом, то это будет: «Ка-ра-ул!».

Мы прибыли 16 июля 1980 года, жара страшная, 35-37 градусов.

Привезли нас в какой-то крошечный отель в верхнем Манхэттене: 90-е улицы - пять минут пешком - и Гарлем, откуда и сегодня не всякий белый человек возвращается живым и здоровым, а тогда и подавно. Сразу предупредили: «На такие-то улицы не выходите даже днем - ограбят».

С народным артистом СССР знаменитым чеченским танцовщиком и хореографом Махмудом Эсамбаевым, конец 90-х

В номере стоял огромный черный, весь в паутине вентилятор и еле-еле разгонял знойный воздух. Сложили вещи, я принял душ и вышел прогуляться по ближайшим кварталам. Заглянул в магазин, увидел, наверное, 100 сортов пива, купил запотевшую банку «Будвайзера», орешки и двинул по стриту вниз. Прошел метров 500, смотрю - в витрине музыкальные инструменты. Зашел, конечно, взял аккордеон в руки, поиграл...

На улицах виртуозно лабали одетые едва ли не в лохмотья чернокожие музыканты - я удивился, а потом мне объяснили, что вечерами они же играют в джаз-клубах в шикарных нарядах.

С Николаем Караченцовым, конец 80-х

Так в суете миновала первая неделя, а 25 июля ближе к вечеру раздался звонок: «Дядя Миша, это Марина Львовская - приезжайте сегодня на Брайтон в ресторан «Садко».

Марину я еще по Харькову знал... За мной приехало такси, и я впервые отправился из Манхэттена в Бруклин. На Брайтон-Бич тогда было всего три русских ресторана: «Садко», «Баба-яга» и какой-то еще, в «Садко» выступали Люба Успенская и Марина Львовская, Алик Мирлас играл на фортепиано и тоже пел, харьковчанин Вадик Косинов сидел за ударными, а киевлянин Леня Полищуков играл на гитаре (кстати, вместе с Сашей Фельдманом он аккомпанировал Грише Бальберу и Аркадию Северному во время записи их концерта в Киеве в 1977 году).

Гульба в кабаке шла просто невероятная: все балдеют, дым коромыслом, гудеж... В тот год была особенно популярна песня Пугачевой «Без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом...» - ее пела Люба, а еще вместе с Мариной они здорово исполняли репертуар «итальянцев». Тем вечером я узнал, что не стало Владимира Семеновича Высоцкого, и испытал настоящий шок».

На праздновании 40-летия художника Михаила Шемякина, Нью-Йорк, 4 мая 1983 года

- Что представляли собой тогда нью-йоркские русские рестораны? - «Садко», «Одесса»...

- Первым был Fiddler on the Roof («Скрипач на крыше»), где хозяин был русский, но работали на него эмигранты, и вскоре у него исчезла икра, пропали все продукты, и он ресторан закрыл. Ну, наши ребята подсуетились... Потом был «Гамбринус», прославившийся тем, что там все время стреляли (не друг в друга - в потолок, куда угодно: он из камней был сделан). Я сидел в углу и был так одет, что думали, я в бронежилете, но обычную жилетку носил, а на голове - что-то типа каски. Это как бы для прикола было, но и чтобы рикошетом не задело...

- Мне Шуфутинский рассказывал, что хозяевами «Гамбринуса» были гру­зины - выиграли этот подвал в карты и сидели там, пили, стреляли: «За мой папа я поднимаю этот бокал!» - и бах в потолок! Ковбойский фильм, одним сло­вом...

- Я то твое интервью в Нью-Йорке тогда прочитал и сказал Мише: «Напрасно ты имя человека назвал, поскольку он в порядке, живет в Москве. Не надо было его упоминать, да и национальность его тоже» - я даже о мертвых не говорю, потому что нельзя.

Первый альбом МихаилаШуфутинского и Михаила Гулько, выпущенный в Америке под названием «Синее небо России». «Пели мы все, что было запрещено в Союзе»

- Но когда в потолок стреляли, страшновато было?

- Ну, он один такой был, тот кавказец, который приходил и спрашивал: «Гулко, кто здэс бил?». Я отвечал: «Не знаю, не видел». - «Нэ, ти гавары, кто?» - и бах в потолок! Я ему: «Что ты делаешь? Наверху бабушка живет!». - «Он уже уехал!». (Смеется). Съехала то есть, не выдержала, а так в ресторан не только грузины заходили - русские, армяне, азербайджанцы, евреи...

«ПУСТЬ ЛУЧШЕ 12 СУДЯТ, ЧЕМ ДВОЕ НЕСУТ»

- Вы сами ходили по Нью-Йорку во­оруженным...

- То было время, когда можно было ворованные пистолеты приобретать - новенькие, которые еще на баллистическом учете не были (из них, может, еще не успели кого-то убить, потому что они были в масле).

- Настоящие?

С Анжеликой Варум и Леонидом Агутиным. «У нас в ресторане «Арбат» 100 фотографий висело, где я с Гафтом, Пугачевой, Распутиной, Люсей Гурченко... Всех не перечислю, и все они пели»

- Конечно! - 25-й калибр, армейский, правда, мой бракованным оказался: постоянно гильза застревала.

- Ага, то есть вы и стрелять пробовали?

- Обязательно! Выходишь на океан - и пали: кто же тебе мешает?

- Оружие применять не приходилось?

- Нет, но я всегда был готов. В каком плане? Ночью, когда домой возвращаешься и «плетка» у тебя на кармане, чувствуешь себя как-то увереннее, как мужик (улыбается), и никто уже у тебя не спросит: «Который час?» или «Закурить есть?», потому что смело идешь и к тебе подойти боятся. Ну, и был один случай, когда шли мы с ребятами из ресторана, я аккордеон нес (на работе чего-то его не оставлял), и полицейская машина подъехала - как потом выяснилось, что-то спросить. Был между тем снег, и с перепугу я вынул этот пистолет, бросил, и он...

- ...утонул в сугробе?

С прославленным российским хоккеистом по прозвищу Русская Ракета Павлом Буре, начало 2000-х

- Да! - наши парни даже восхищались потом: «Как ловко ты, Миша, «плетку» скинул!», а полицейские спросили, не видели ли мы, как кто-то проезжал, - и все, своей дорогой поехали.

Это один эпизод, а второй произошел, когда у меня дома аппаратура была, и я ее кому-то то ли дал напрокат, то ли продал, а какой-то испанец зашел в мой дом ночью: думал, есть у меня чем разжиться...

Ой, нет, по-другому было! С ворованными пистолетами вопрос был закрыт - больше я их не покупал, потому что, может, не дай Бог, кого-то из них убили, хотя и понимал: «Пусть лучше 12 судят, чем двое несут...».

За оружием в специализированный магазин поехал, где надо было стрелять, показывать, что умеешь им пользоваться, и там купил за 600 долларов Government Colt - серьезный пистолет 38-го калибра, оформленный по всем правилам, с документами. Он все время дома лежал, что, конечно, очень опасно, неправильно (хотя малых детей у меня нет), и я главного правила не соблюдал: все должно находиться отдельно, патроны - в обойме, и так далее. У меня заряженный ствол просто под подушкой лежал...

С выдающимся актером и режиссером Роланом Быковым и крупнейшим криминальным авторитетом Япончиком (Вячеславом Иваньковым). «Все в Нью-Йорк по своим делам приезжали, в том числе очень серьезные люди — многих узнавал, со многими фотографировался...»

- ...ну, вы же из России приехали...

- ...да, и потрогать его было приятно: холодный металл, красивая форма, и вот однажды ночью услышал шум. Глазок в двери, который бандиты обычно жвачкой заклеивают, отверточкой или чем-то еще повредили, а двери у нас в Нью-Йорке деревянные были, обитые с обеих сторон металлом (дом 40-х годов, там все такие). Потом взяли чуть-чуть на отрыв, на консоль, дырочку побольше проделали, в нее пролезла ручонка, которая все замки открыла...

- ...потрясающе!..

- ...и я уже слышу, что дверь отворилась и в мою квартиру человек входит...

- Черный?

- Нет, белый - испанец. Видимо, из Пуэрто-Рико - это так называемый 51-й американский штат, наши люди (улыбается).Я вылетел с «плеткой», конечно, хотя еще никого не убивал, - увидел его, извини за выражение, на полшишки, потому что парень сразу бежать бросился. Закрыл, в общем, эту несчастную дверь, там такая дыра громадная, но назавтра пришли мастера и залатали ее металлом.

Легенды шансона: Михаил Гулько и Иван Кучин

Кстати, когда я в полиции пистолет регистрировал, меня отозвали в сторонку и проинструктировали: «За порогом убивать не имеешь права - втяни в дом! Хочешь - ножом себя режь, нападение сымитируй, и тогда все законно, а иначе головная боль у тебя начнется, лечить которую будешь всю жизнь. И еще убедительная просьба: всю обойму в башку! - не оставляй нам раненых, а себе проблем», и после такого пожелания руку пожали...

Кстати, у всех бабушек есть в Америке пневматические шотганы, и стоят они дешево - всего 60 долларов. Миша Шуфутинский купил себе такой обрез в том же магазине (там и «калаш» можно было при­об­рести, и даже «шапошник» - что хочешь, но я сейчас не о том). Короче, у каждой бабушки это кино есть: двор, калитка и забор, на котором написано или «злая собака», или «злая хозяйка» и, естественно: «Не пересекать, не входить»...

- ...частная собственность...

- ...заборонено, да! «Пенсионеркам, - говорил полицейский, - мы такую даем инструкцию: «Когда ты, бабушка, видишь, что кто-то черту пересек, первый выстрел делаешь вверх, потому что таков закон, а второй - в человека. Не думай о том, что он языка не понимает или что-то еще: вали его - он идет тебя убивать». Так вот, открыл он мне секрет, всегда раздается два выстрела, только в обратном порядке: первый - в человека, а второй - в воздух(смеется).

C друзьями. Слева — Ефим, справа — известный боксер, четырехкратный чемпион СССР Олег Коротаев, Мюнхен, 1989 год. 12 января 1994 года Коротаев был убит выстрелом в затылок на авеню Брайтон-Бич в Нью-Йорке, похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве

- Интересная история!

- Ну, ты же умеешь, Дима, спросить, ты же профессионал! Не случайно я все твои книги прочел и «Бульвар Гордона в Америке» покупаю.

«В КАБАКАХ, ГДЕ ВРЕМЯ НЕ ОГРАНИЧИВАЛОСЬ, ПЕЛ ПОЧТИ ДО УТРА. ПОЧЕМУ? НЬЮ-ЙОРК 24 ЧАСА РАБОТАЕТ...»

- Дядя Миша, а в русских ресторанах в Нью-Йорке что чаще всего заказывали?

- Пели мы все, что было запрещено в Советском Союзе.

- Дорвались!

- Да, и в первую очередь, одесский репертуар. Юз Алешковский дал мне «Окурочек», потом все белогвардейские исполнял вещи, эмигрантщину, «Есть только миг», «Если я заболею», «Почему ты замужем»... Это мой первый заокеанский репертуар, и востребованным он был очень долго: и отцы эти песни слушали, и дети, которые подавали им на 12, на 14 и на 16 ключи, тоже - вместе они о далекой грустили Родине. В одной из песен, которые я исполняю, есть такие слова: «Вся Россия истоптана, слезы льются рекой. Это Родина детства, мне не нужно другой!». Патриотизм ценился, белое движение воспевалось...

- Были ведь еще белые эмигранты живы...

С Аллой Пугачевой. «Мы давно хотели познакомиться, я ей свои диски дарил, и вот тем, кто ее привозил, она сказала: «Вечером гастроли заканчиваю — можно ли Мишу на ужин пригласить?»

- Да, и они тоже думали: «А может, вернемся?». Многие просто в ситуацию попали, которая называется «в чужом пиру похмелье» - кто-то фотографию прислал и поманил. Как Косинов Вадик сказал: «На фото посмотрели - и подумали, что здесь рай».

- А на снимке - чужие машины...

- Овощные магазины в основном, где помидоры, и тачки - какой-нибудь «кадиллак» старый с подписью: «Ну, вот я себе взял, честно...

- ...здесь такие у всех!»...

- Много я беды за столами, конечно, узнал: столько откровений, слез... - трудно людям в первые годы пришлось.

Помнишь, был в «Литературной газете» обозреватель Илья Суслов, который юмористическую рубрику с нашим харьковским парнем, Виктором Веселовским, вел? - так вот, он мне сказал: «Миша, вы последний романтик гражданской войны». Я ведь гусарские песни нашел, белогвардейские, ну, плюс если бывшие одесситы гуляли, исполнял «Ах, Одесса!» и так далее. Кстати, одесских песен я знаю больше, чем все уроженцы этого города, вместе взятые, и это совершенно точно, потому что работа у меня такая.

Что интересно, в одном зале ресторана могли быть поминки, рядом - день рождения, а я один...

С Филиппом Киркоровым и Владиславом Медяником, Нью-Йорк, начало 90-х. «Со Славой мы познакомились в то время и тепло общаемся до сих пор — теперь у него ресторан в Москве»

- ...человек-оркестр...

- А как же! Рояль «Ямаха» у меня, слева - пиво, справа - бокал с деньгами (туда кидали все, что попало). Где-то 100 граммов выпью, где-то чаю хлебну - и песни-песни-песни: это заводило меня, сами посетители вдохновляли.

- Как же долго петь приходилось? Каков ваш личный рекорд?

- Выступать я должен был с восьми вечера до полуночи, но это очень условное такое понятие, а когда на Манхэттене в одном ресторане работал, над которым сверху жили люди, всегда большой был скандал. По нормам надо было якобы до 10-ти шуметь, что-то после 11-ти разрешалось, а в это время только начиналась гульба, люди с Брайтона, которые торговали чем попало, подтягивались. Они в Америке быстренько поднялись: умели что-то достать, купить, запаковать, продать - опыт большой, тем более что в Союзе это под запретом, а здесь есть где развернуться. Вот они по вечерам и отдыхали на всю катушку, но у хозяина ресторана большие проблемы начались, и заведение в итоге закрыли, потому что, как только начиналась гулянка, соседи вызывали полицию и приезжало все, вплоть до «скорой».

- Часов пять-шесть подряд вы, тем не менее, пели?

- Поболе!

С мэром Москвы Юрием Лужковым и его супругой Еленой Батуриной, Москва, 1993 год

- Неужели?

- Ну да, в кабаках, где время не ограничивалось, пел почти до утра. Почему? Нью-Йорк 24 часа работает...

- ...одни уходили, другие являлись...

- Так точно. Завтракать в сеть «Эль Греко» мы шли под утро, часа в четыре: с трех до четырех там водка не продавалась. Отпускать ее начинали в четыре, выносили на большой деревянной доске мясо краба, залитое яйцами, с укропом и чесноком - там мы отвязывались до рассвета: уже ведь светало.

«ЧЕРНЫХ ВЫГОНЯЛИ С БРАЙТОНА С ОРУЖИЕМ, С ЦЕПЯМИ, С НОЖАМИ - СТОЛЬКО У РЕБЯТ БЫЛО ДУХУ! БИЛИ ДО СМЕРТИ, ПРОСТО КРОМСАЛИ - ТАКОГО НИКТО НЕ ВИДЕЛ!»

- Чаевые давали большие?

- Знаешь, у меня были хозяева (моих кабаков), и, помню, когда Лужков в Москву меня пригласил, он к одному из них подошел: «Вы не возражаете? Миша сказал, что вы хозяин...», а тот ответил: «Это он мой хозяин - если уедет, я ресторан закрою, потому что ходят на него!». Он же видел, что нам носят деньги, мы сдачи кому-то даем - специальный человек у меня на лавэ сидел...

С Вилли Токаревым. «Отношения у нас нормальные, и даже не творческие, а просто человеческие, поскольку делить нам нечего»

- А хозяин - американец?

- Русский! Везде же на Брайтоне были надписи: «Пирожки», «Пельмени», «Мы говорим по-русску» - шо хочешь было!

- Даже черных прогнали с Брайтона, да?

- Прогнали, потому что они очень плохо себя вели: у старушек сумки с карточками и чеками вырывали, а если бабка не отпускала, ее волокли по асфальту - поэтому выгоняли их с оружием, с цепями, с ножами. Все пришли: и молдаване, и киевляне, столько у ребят было духу! Черных они за своих родителей били - те ведь их сюда привезли, благодаря им пацаны выучили английский, пошли работать, кто на баян сел, а кто на траву... Как сказал один одессит: «Если ты приехал в Нью-Йорк, первое, что надо сделать, - это устроить жену. Я свою посадил на ногти» - то есть она маникюр стала делать.

Короче говоря, смелые наши ребята - били до смерти. Просто кромсали, головы разбивали цепями - такого никто не видел! Все вооружены были, и если кто-то подходил и спрашивал что-то не так, могли стрелять. Эта война в 80-е годы началась - против испанцев и черных: те сразу соскочили, и стало тихо, а до этого беспредел был жуткий, наркотой шла торговля - вовсю и любой: от медицинских таблеток до всего, от чего торчат. Такая вот обстановка была, понимаешь?

- И снова о чаевых: сколько больше всего платили?

С поэтом Михаилом Таничем. «Таничу вон три мелодии написал — как говорится, музыка народная, стихи НКВД... На стихи Михал Исаича писать очень легко»

- Когда хозяин у меня спрашивал: «Миша, сколько сегодня заработали?», я говорил: «Нормально». - «Ну, сколько?». - «Хватает». - «А примерно?». - «Достаточно» - много синонимов к слову «достаточно» знаю. Ну, что сказать... По сотке всегда было - с учетом того, что со мной два-три человечка работало, а когда я был один - больше.

- 200 за вечер собрать удавалось?

- Да, а зарплата была 100.

- Ну и тогда доллар был долларом...

- ...и с зарплатой да чаевыми прожить удавалось.

Из книги Михаила Гулько «Судьба эмигранта».

«Параллельно с записью новых песен я продолжал выступать на ресторанной сцене: «Кавказ» к тому моменту сменился на «Приморский», а позже - на «Одессу» и «Арбат».

Что заставляло места работы менять? Все очень просто: садишься в кабак, и через считанные недели на тебя, именно на тебя, а не на нового повара или интерьеры, начинает идти публика. Хозяин - в шоколаде, но зарплату прибавлять не спешит, и тогда я в очередной раз произносил фразу, известную сегодня всем обитателям Брайтона. «Дорогой мой, - обращался к работодателю, - мне уже все подняли: и домовладелец, и телефонная компания, и «Дженерал электрик» - только ты поднимать не спешишь...». - «Миша, войди в мое положение, неважно идут дела, я дом только что купил - никак не могу прибавить!». - «Ноу проблем, - отвечал я, - тогда воспользуюсь своим правом уйти».

Менялся ресторан, а через месяц за мной уходила вся клиентура».

«И РАЗБОРКИ БЫЛИ, И КОЕ-КОГО ПРЯМО ВОЗЛЕ КАБАКА УБИВАЛИ - Я ЛИЧНО ВИДЕЛ. КТО-ТО К КОМУ-ТО ИЗ СОЮЗА ПРИЕЗЖАЛ, ПОТОМУ ЧТО ТОТ НЕПРАВИЛЬНО СЕБЯ ПОВЕЛ - КОНТОРА ВЕДЬ ПРЕДУПРЕЖДАЛА: «У НАС РУКИ ДЛИННЫЕ»

- Публика в ресторанах наверняка была разная: и простые люди, и торгаши, и бандиты... Все приезжали?

- Всех видел, абсолютно - и разборки были, и кое-кого прямо возле кабака по­убивали. Кто-то к кому-то из Союза приезжал, потому что тот неправильно себя повел...

Дмитрий Гордон знакомит Михаила Гулько с бывшим генерал-майором КГБ, экс-начальником внешней контрразведки ПГУ КГБ СССР, получившим статус политического беженца и гражданство в США, Олегом Калугиным. Нью-Йорк, 2012 год Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

- Из Союза даже?!

- Конечно! Контора ведь предупреждала: «У нас руки длинные».

- То есть доставали и оттуда?

- Если косяк запорол, конечно.

- И вы эти разборки видели?

- Видел лично, как убивали.

- Из огнестрельного оружия или ножом?

- В затылок из огнестрела.

- У вас на глазах?

- Ну, не совсем на глазах... Человек выходил из ресторана, не возвращался, и в зале просили никого не разбираться. Все обычно с телочек начиналось: они в туалет бегали - то ли писать, то ли номер телефона кому-то дать, и если бегали слишком часто, очень волновался мужичок, который с ними пришел. Я смотрю: он уже вот сюда, в рукав, вилочку положил или ножик, и говорю хозяину: «Аккуратнее. Там четверочка сидит, а там двоечка, и девочка часто бегает: или у нее цистит, или успевает давать телефоны». - «А как быть?». - «Очень просто. Походит официант к столу и на весь зал говорит: «Извините, пожалуйста, мне кассу сдавать - можно рассчитаться?».

- Смотрите!

- Ну если я 30 календарных лет, если не 40, отпел в кабаках, школа жизни, наверное, есть... Были ведь инженеры, кандидаты наук, купившие ресторан, чтобы что-нибудь зарабатывать...

- ...а вы были уже доктором...

- ...и рассказывал, какая программа должна быть, картину писал маслом. В основном, если начинался хипеш, просили: «Ребята, выйдите, пожалуйста, на воздух». Если что-то произойдет внутри, хозяина ресторана liquor лишат - права продавать спиртное, то есть он может смело закрываться. Алкоголь, правда, посетители заносят, но это уже как-то непонятно: то ли хозяин втихаря продал, то ли принесли пузырь... Это первое. Второе - если что-то посерьезнее случилось, например, кого-то пером пощупали, кабак вообще закрывается. Я говорил: «Ребята, тогда мы без работы останемся, а вы - без места, где проводите время, и если себя так здесь ведете, значит, хотите лишить куска хлеба моих детей: выйдите - и там, пожалуйста, разбирайтесь. Рядом, в двух шагах буквально, Атлантический океан - выходи строиться, мама не горюй!».

«Я ТАК ПОНИМАЮ: ЕСЛИ ТЫ НЕ ВОР В ЗАКОНЕ, НО ТЕМУ РАЗРУЛИВАЕШЬ -  ЗНАЧИТ, АВТОРИТЕТ. ЕСЛИ, КОНЕЧНО, ТЕБЯ ЕЩЕ НЕ УБИЛИ»

- Больших бандитов вы в ресторанах видели?

- Конечно!

- Легендарных?

- О которых книги пишут. Все в Нью-Йорк по своим делам приезжали, в том числе очень серьезные люди - многих узнавал, со многими фотографировался...

- Фамилий, как я понимаю, назвать мы не можем?

- Не имеем права! - о них, как о мертвых, говорить ничего нельзя: на чем и стоим!

- Знаю, к вам легенды советской эстрады, театра, кино приходили...

- Эти - все до одного! У нас в ресторане «Арбат» 100 фотографий висело, где я с Гафтом, Пугачевой, Распутиной, Люсей Гурченко... На снимках там Мулерман, Хиль, Кобзон - всех даже не перечислю, и все они пели. Розенбаум, помню, с Иосифом Давыдовичем приехал - сели за стол, рядом Ресин...

- ...первый зам Лужкова...

- ...да, Владимир Иосифович, с женой, Юрий Михайлович с супругой: для них я пел и объявлял, потом с Розенбаумом вместе пели, затем Кобзон с этой же эстрады песни для мэрии исполнял, а в зале очень серьезные люди сидели. Говорят, авторитеты - мне нравится это слово, хоть не совсем значение его улавливаю. Я так понимаю: если ты не вор в законе, но тему разруливаешь - значит, авторитет. Если, конечно, тебя еще не убили... (Смеется).

Из книги Михаила Гулько «Судьба эмигранта».

«На Брайтон в то время было настоящее паломничество из России, и вспоминаю, как в ресторан пришел сам Муслим Магомаев - один. Как всегда, с иголочки одетый, в дорогих часах, в широком золотом браслете, обхватывающем запястье, он скромно сел за столик, заказал легкую закуску, графинчик коньяка и просто слушал.

Когда артист такого уровня слушает тебя и говорит комплименты, ты понимаешь: значит, делал все правильно - верно нашел интонацию и подобрал репертуар: признание такого человека дорогого стоит.

Он был в хорошем расположении духа, смеялся, шутил... «Миша, а нельзя, чтобы там, - указал на сцену, - ты пел, а здесь со мной выпивал?». - «Сейчас сделаем, Муслим Магометович», - не растерялся я. Поднялся на сцену, включил в синтезаторе функцию автоматической игры, выбрал музыкальный рисунок ударных «афро-куба» и подсел к Магомаеву, а когда отзвучала мелодия, я вернулся.

Казалось, Муслим не устает. Я пел уже много часов, а он по-прежнему сидел за столиком и всем видом показывал, что готов слушать дальше. «Миша, - спросил, - почему, когда вы поете «Поручика», мне хочется плакать?». - «Наверное, потому, что ее поет эмигрант, - здесь она звучит по-другому».

Внезапно ко мне подошел официант: «Миша, вас к телефону!». Звонила взволнованная жена Магомаева - Тамара Синявская: «Миша, Муслим у тебя? Я волнуюсь, уже поздно, вы проводите его, а то он, как всегда, франт - весь в золоте...». - «Конечно, Тамара, не волнуйся - в лучшем виде доставим!».

Близкими друзьями мы не были, но простой человеческий контакт установился мгновенно, и когда я оказывался в Москве, всегда звонил ему, поздравлял с праздниками. По знаку зодиака он был Львом, как и я...

Однажды он пригласил меня на день рождения - я с удовольствием приглашение принял. Гостей было немного, очень тепло посидели, попели под рояль...

Мне не верится, что Муслима больше нет...».

«ПУГАЧЕВА ВСЕ ВРЕМЯ МЕНЯ К ЛЮСЕ, СВОЕЙ ДОМРАБОТНИЦЕ, СВАТАЛА: «СМОТРИ, ОНА НЕЗАМУЖНЯЯ, ТЫ ХОЛОСТОЙ...»

- С Примадонной у вас тоже обще­ние получилось...

- Алла очень поздно закончила концерт и банкет решила устроить в ресторане «Северный», а мы давно хотели познакомиться, я ей свои диски дарил, и вот тем, кто ее привозил, она сказала: «Вечером гастроли заканчиваю, утром улетаю - можно ли Мишу на ужин пригласить?». Я ответил: «Нет проблем» - взял гармошку и пошел. Все же на одной улице - Брайтон-Бич. Из «Арбата» я пришел туда в 12 часов ночи, сразу к столу, выпили по рюмашке, я еще суп съел как надо, потом Алла попросила спеть «Темную ночь», надела на меня аккордеон, микрофон держала...

- Даже микрофон держала?

- Да, ей очень нравилась эта песня, и она все время к Люсе, своей дом­ра­бот­ни­це, меня сватала, говорила: «Смотри, она незамужняя, ты холостой...». Знаешь Люсю? Ну, которая ей много лет помогала - сейчас она у Фили работает, а потом мы с Аллой и пели уже вместе, и танцевали - есть фотографии. Пугачева даже стихотворение мне сочинила, подписала: «Мишеньке. На удачу».

Называется оно «Подаренное танго «Фантик» - лежало у меня года три, а потом я начал записывать для одного авторитета пластинку, и меня попросили: «Миша, можно вставить в этот диск вещь, которая ни разу еще не исполнялась?». Я сел, музыку сочинил - разве трудно, когда стихи хорошие? Таничу вон три мелодии написал - как говорится, музыка народная, слова НКВД (улыбается). На стихи Михал Исаича писать очень легко, тем более что ручонками я владею - положил их на аккордеончик, и все. Важно, чтобы ты сначала поверил в текст, а потом другие поверят тебе.

Из книги Михаила Гулько «Судьба эмигранта».

«Перестройка в Советском Союзе послужила своеобразным стимулом для расцвета Брайтон-Бич - из-за некогда железного занавеса к нам стало приезжать огромное количество гостей, а раз есть спрос - будет и предложение: обитатели «маленькой Одессы» давно усвоили законы капитализма. С начала 90-х по всему Бруклину (не только в «русском районе») стали открываться шикарные рестораны, ведь поток клиентов возрос и на всех уже не хватало. Появились заведения с громкими и не очень названиями: «Распутин», «Версаль», «Романофф», «Татьяна», «У Казимира», «Париж», «Санкт-Петербург» (чьим совладельцем был одно время Александр Розенбаум) и «Северный», открытый молодым музыкантом Славой Медяником.

Со Славой мы познакомились в то время и тепло общаемся до сих пор - теперь у него ресторан в Москве, и, когда я бываю в столице, всегда с удовольствием выступаю там. Тогда же Медяник выкупил убыточный ресторан «Голубая лагуна», перестроил его и назвал «Северный» в честь своего кумира и учителя - «короля блатной песни» Аркадия Северного. Заведение быстро стало популярным из-за отличной кухни и самого хозяина, который здорово пел любой репертуар.

Однажды, в тот памятный 1993 год, я заканчивал работу в «Арбате», когда в дверях появился гонец от Славы: «Миша, в «Северном» ужинает Алла Борисовна Пугачева и приглашает тебя присоединиться к своей компании».

Не успел отзвучать последний аккорд, а я уже направлялся к дорогой гостье.

Зал был забит под самую завязку: привлеченные громким именем, в «Северный» сбежались, наверное, все жители Брайтона. Алла Борисовна заканчивала гастроли по Штатам и пожелала отметить отъезд про­щальным банкетом. Вместе с ней были продюсер Юрий Айзеншпис, певец Александр Кальянов и ее верная многолетняя помощница Люся. Было видно, что Примадонна устала и излишнего внимания не хочет, - звездную компанию усадили в уголке, подальше от пристальных, любопытных глаз.

После трапезы Алла Борисовна слегка оттаяла и повеселела - в этот момент и появился я. Лично знакомы мы не были, но ранее через общих друзей я передавал для нее в подарок свои кассеты. Подошел, поздоровался и решил для Аллы спеть - взял аккордеон и по просьбе Примадонны запел «Темную ночь». Стоило отзвучать мелодии, Алла поднялась и сказала: «Я хочу выпить за Мишу Гулько! Его песни помогали мне в самый лихой момент - когда было тяжело, они лечили мою душу. Здесь он у вас «на каждый день», вы к нему попривыкли, а я хочу выпить за него стоя!».

Такие слова из уст великой певицы были для меня неожиданны и очень приятны - вместе мы поднялись на сцену, я заиграл, а Алла запела попурри из своих шлягеров «Лето», «Айсберг», «Все могут короли»...

Потом снова пел я, а Пугачева сама держала передо мной микрофон: в общем, погуляли мы от души.

Весь вечер я краем глаза замечал, что Алла что-то на салфетке пишет, а когда пришла пора расходиться, она протянула мне листок со стихами. Это были строчки песни, которую я назвал «Подаренное танго» - впоследствии она вошла в мой альбом «New York - Москва». В углу Алла Борисовна надписала: «Мишеньке. На удачу».

Я далеко не фантик,
Я без конфеток рос.
Что ж я тащусь на бантик
В джунглях твоих волос?
Рогом уперся в землю,
Сосуды свои расширяя,
По рюмке вливаю зелье,
По капле любовь теряю.
Губы пощады просят.
Черные ночи и дни.
Где ж тебя черти носят?
Если, конечно, они.
Лодку мою без весел
Гонит вниз по теченью.
Скоро пригонит в осень -
Стало быть, в ожесточенье...
Из лоскутков злой доли
Знамя себе скрою,
Выйду с ним в чисто поле,
Сгину в родном краю!

Утром Примадонна улетала домой - я взял инструмент и вместе с Кальяновым, который оставался по своим делам в Штатах, поехал в аэропорт имени Кеннеди ее провожать. До самой таможни, где проход разрешен уже только пассажирам, я шел за Аллой и от всей души играл на аккордеоне «Миллион, миллион, миллион алых роз...».

Неделей или двумя позже я вновь оказался в «Северном» как гость - за столом мы сидели втроем: я, Слава Медяник и Александр Кальянов, и всю дорогу к Саше очень назойливо лез знакомиться какой-то посетитель. Было видно, что он неадекватен и находится под воздействием наркотиков, а охраны почему-то не было.

Медяник попытался уладить ситуацию мирно, но «клиент» ничего не соображал - мозг, видно, был полностью одурманен, а когда вышел с этим отморозком в холл, оттуда вдруг зазвучали выстрелы.

Видя, как развиваются события и что с минуты на минуту прибудет полиция, я вывел Кальянова через кухню на улицу, а позже узнал, что «нарком» в тот момент, когда Слава повернулся к нему спиной, вынул пистолет и стал целиться ему в спину. К счастью, это заметил швейцар и успел сбить руку, но пять пуль попали Медянику в ногу.

Потом мы навещали его в госпитале... Неприятная, конечно, вышла история, но 90-е были не только в России - отголоски лихих нравов докатывались и до берегов Атлантики».

«ДА, Я МОГ БЫ ИМЕТЬ В МОСКВЕ И КВАРТИРУ, И ВСЕ, ЧТО УГОДНО, НО УЕЗЖАЮ ТОЛЬКО ДВА РАЗА - ПЕРВЫЙ И ПОСЛЕДНИЙ: И ОТ ЖЕН, И С РАБОТЫ, И ИЗ СТРАНЫ...»

- В жанре городского романса вы стали одним из лучших, вас называют патриархом русского шансона...

- ...крестным отцом даже обозвали, причем со сцены - ужас!

- Первый ваш диск назывался «Синее небо России», и он уже классика...

- На «Горбушке», знаешь, сколько стоит? 500.

- Долларов?

- Конечно! У меня ящик был - 25 этих дисков, и кто-то их по 100 за штуку забрал, а потом я узнал, что их больше нет.

- Начиная с 89-го года в Советский Союз один за другим потянулись ваши коллеги, которые здесь, в Нью-Йорке, в русских ресторанах тоже пользовались популярностью. Первой ласточкой был Вилли Токарев, за ним Михаил Шуфутинский приехал, потом Люба Успенская, а какие с ними у вас отношения?

- Вот как с тобой - нормальные, и даже не творческие, а просто человеческие, поскольку делить нам нечего, я радуюсь их успехам и знаю, как им в этой дорогущей Москве нелегко.

- Встречаетесь с ними всегда с радостью?

- Как правило, происходит все очень быстро - пересекаемся в основном на одной площадке. Вот, например, работал я корпоратив в центре Москвы, мне уже выходить, смотрю - Люба! Подходит, обнимает: «Мишанечка, можно я перед тобой спою? - у меня еще два заказа...». Вот тебе и встреча. Только Люба выступила, Бабкина подходит: «Миша, мне тоже ехать...». - «Да пойте, ради Бога! Я могу открывать концерт, закрывать, могу и на разогреве петь - мне все равно».

С Мишей Шуфутинским в больших залах видимся - в Кремле, в «Олимпийском», а недавно в шикарном концерте, посвященном 50-летию Круга, выступали - в новом зале «Россия» в «Лужниках». Миша к себе приглашал, но не хватает меня: не могу я и отдыхать, и гулять, и общаться, и петь - невозможно это, не успеваю, поэтому встречи наши очень-очень короткие.

- С 93-го вы тоже в Россию, другие страны СНГ ездите...

- О, это очень серьезный был для меня год - меня в качестве почетного гостя Москвы пригласили, на уровне мэрии. Тогда только-только Юрий Михалыч Лужков к власти пришел, и я пел везде - как будто вернулся домой человек, который 13 лет был в командировке.

- На территории бывшего Советского Союза у вас немало друзей - и простых, и высокопоставленных...

- ...и на YouTube, говорят, множес­т­во комментариев от поклонников. Сам-то я в интернет не заглядываю...

- Несмотря на то что у вас сто­ль­ко доброжелателей, в Россию вы не возвращаетесь - почему?

- Здесь, Дима, мой дом, Америка дала мне гражданство - российского у меня нет. Да, я мог бы иметь в Москве и квартиру, и все, что угодно, но уезжаю только два раза - первый и последний: и от жен, и с работы, и из страны, а бывать в России могу и так - в качестве гастролирующего артис­та.

Киев - Нью-Йорк - Киев

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter