Вячеславу Добрынину снятся песни

- Меня часто спрашивают, нет ли ностальгии по временам, когда женщины плакали от моих песен. Знаете, нет. Во-первых, лучше, когда женщина плачет от счастья. Или если не плачет вообще. Во-вторых, у меня и сейчас замечательное время - я наконец могу выбирать, где выступать, когда и перед кем. А раньше выбирали меня - как штучный товар.

Пока мы с вами знакомимся, по телевизору идет мой юбилейный концерт, кто-то его смотрит. Мне 65 лет, и публике я до сих пор интересен - чего еще желать? Что же касается популярности, пиара - это есть у тех, кто этим занимается. Мне пиар не нужен, я же не Киркоров и не Басков.

Они - короли, они - шуты, они яркие, ослепительные, лучезарные, какие хочешь. А я - обычный взрослый человек, который все это видел и знает. И вообще, я пенсионер уже! Может нормальный российский пенсионер позволить себе не сверкать на первых страницах журналов? Думаю, да.

Я и певцом-то себя не считаю. Вот Хосе Каррерас - певец. Пласидо Доминго, Демис Руссос. Фрэнк Синатра был певцом, Лучано Паваротти. Те же Басков с Киркоровым - певцы, это их ремесло, они его хорошо знают. Я же просто извлекаю звук, похожий на сочиненную мной мелодию, поэтому, когда говорят: «Вы певец...», сразу поправляю: «Автор-исполнитель».

Хотя, если хорошенько подумать и вспомнить былое, то и автором-исполнителем мог не быть: окончил МГУ, аспирантуру, защитил диссертацию и получил степень кандидата искусствоведения, написал несколько монографий о скульптуре - еще под фамилией Антонов, которую носил до того, как стать Добрыниным.

Готовился стать серьезным научным работником, но вовремя узнал, что серьезные научные работники получают 180 рублей в месяц. Мне же за одно выступление платили 300. Так что, можно сказать, не я сделал выбор в пользу эстрады, это произошло само по себе, было логически обоснованно и материально оправдано.

Что делаю? Пишу до сих пор. Где-то прочел, что написал тысячу песен. В РАО мне дали список - там 686. Вспоминал-вспоминал - штук 50 так и не припомнил... Кстати, многие песни мне приснились. Когда был помоложе, не ленился, вставал, шел в другую комнату, включал плеер на запись и среди ночи садился за рояль. Наиграю - и досыпать. Потом эта песня уже не снилась: это же не сериал... Но, прослушав запись, я уже знал, что можно досочинить.

Когда разговор заходит о песне «Не сыпь мне моль на рану» (ее, кстати, в зонах особенно любили - в 90-е годы я там часто выступал, и обязательно просили спеть: «Это ж наша самая любимая блатная песня!». Видимо, из-за нее рэкет обходил меня стороной), все почему-то ждут, что я расскажу, как однажды порезался, случайно насыпал себе на рану соль, а потом заплакал. Ничего подобного. На самом деле все было жутко неинтересно.

Есть такой поэт - Симон Осиашвили. Он принес мне бумажку со словами и говорит: «Сыграй». Я посмотрел в слова - ужаснулся! Я, например, как образованный человек не могу позволить себе написать что-то вроде «масло масляное» или «бритвой по лезвию». А там: «Не говори навзрыд». Как это? Почему просто не сказать: «Не плачь»?

«Не буду, - говорю, - писать мелодию. А потом взял и спел всю песню - от начала до конца. Показал Николаю Расторгуеву, тогда еще начинающему артисту. Думал: «Он такой здоровый, брутальный, как захрипит, как споет...». Коле вроде понравилось. Но так получилось, что он не смог приехать на запись, мне пришлось самому встать и спеть, как бойцу, который прикрывает товарища.

А что потом было... Песня прозвучала в нескольких передачах, в том числе в «Утренней почте», и начался какой-то странный бум - кто-то ее сразу полюбил, кто-то - ваши братья по перу - стал нещадно критиковать. Я говорил Симону: «Вот увидишь, припев будут склонять как угодно!». Так и вышло - появились «Не лей мне водку в пиво», «Не сыпь мне соль на сахар», «Не лей мне чай на спину, у меня радикулит»...

Я переживал: все, провал! Но потом понял: не тут-то было. На одном из концертов заметил: в зале все женщины плачут! Думал, что пошутил, написал какую-то странную песню, а оказалось, под нее можно поплакать... Меня стали обзывать женским композитором, не зная, что это - самый большой комплимент. У композитора, поэта, художника должна быть муза. А у нормального мужчины эта муза женского пола.

В личной жизни у меня постоянство. Я женат и счастлив в браке: мы с Ириной вместе уже 27 лет. Это моя вторая супруга, ее зовут так же, как и первую, так что мне никогда не приходилось путать. А то, знаете, как бывает? В порыве страсти скажешь: «Маша!», а она - бух тебе по голове: «Какая, на фиг, Маша? Татьяна я!».

Меня Бог миловал. От любви к жене я даже песню написал - «Никто тебя не любит так, как я». Распирало меня изнутри какое-то светлое чувство, влюбленность эта, а на рояле лежали подходящие стихи: «Ко мне пришла любовь. Быть может, слишком поздно...». Первой песню услышала, конечно же, Ира - мой первый критик. Ей понравилось. Вот, пою в концертах теперь. Хотя на нее многие профессиональные певцы претендовали.

Филипп Киркоров просил: «Можно я буду исполнять?». Он тогда Пугачевой в любви признавался и подумал, что моя песня для этого подойдет. Но отдать кому-то другому то, что написал для собственной жены, я не мог, это было бы нечестно.

А вот Алла мои песни пела - очень давно, в самом начале. С двумя из них даже поехала на «Золотой Орфей». Моя первая жена хорошо ее знала, мы дружили домами, и мой приятель Виталий... В общем, любовь у них с Пугачевой была, два года они жили, как сейчас говорят, в гражданском браке. Все вместе мы провожали Аллу на конкурс, платочками на перроне махали, желали удачи и очень за нее болели. А вернулась она настоящей звездой.

Нельзя сказать, что бросила нас: внутренне Алла не изменилась, мы продолжали общаться. Только со временем вокруг нее стало формироваться то, что принято называть свитой...

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter