Отар КУШАНАШВИЛИ: «Нет более убедительного довода, почему, если начинаешь употреблять наркотики, тебе конец, чем разможженная голова Насырова на асфальте, а ведь накануне мы четыре раза за ночь дилера вызывали. Утром я выходил из комнаты и шел по коридору, держась за стенку, — Мурат казался мне каким-то дьяволом или хоббитом, я начинал медленно сходить с ума...»

Мегахаризматичный Отар Кушанашвили не всегда был скандальным и эпатажным — в 14 лет отчаянно мечтавший поступить на журфак Тбилисского университета кутаисский паренек из простой и к тому же большой (девять детей!) семьи слал письма Льву Анненскому, Юрию Щекочихину и Станиславу Рассадину — самым известным авторам «Литературной газеты»: а вдруг ответят? Ответили. Более того — заметили и заинтересовались. По словам Отара, Щекочихин, в него поверивший, все время подталкивал к переезду в Москву и настраивал юное дарование на серьезную, умную публицистику: «Прошу тебя, только не дешеви!», но, разрываясь между желанием выжить в огромном чужом городе, где никто его, конечно, не ждал, и стремлением оправдать надежды своего крестного отца в журналистике, Кушанашвили сделал выбор, который считал единственно возможным...Увидев Отара в программе «Акулы пера», Щекочихин вовсе не обрадовался - наоборот, разразился упреками: «Своей отвратительной манерой поведения ты заражаешь многих молодых людей - ты за этим приехал в Москву?». От шокирующего, провоцирующего, но совершенно нового, непривычного явления в российской журналистике открестился и Станислав Рассадин, признавшись в одной из статей: «В этом омерзительном парубке, атакующем приличных людей неприличными вопросами, я с трудом узнал чудного юношу из Кутаиси, который писал мне наивные, полуграмотные, но полные огня письма. Настала эпоха перевертышей, и я сожалею, что имел с ним контакт».

«Я пережил нервный срыв, меня долго откачивали», - вспоминает Отар, и иногда кажется: ему действительно жаль, что популярность и благосостояние пришлось зарабатывать с помощью маски Мальчиша-Плохиша, которая приросла к лицу на долгие годы и без которой Кушанашвили уже не представляют (а главное - не хотят представлять!) ни зрители, ни читатели, ни телепродюсеры. Не избавившись от маски вовремя, человек становится ее пленником, заложником, привыкает ей соответствовать, и постепенно они меняются местами: уже не маска работает на хозяина, а он на нее - без надежды изменить ситуацию.

Увы, добрый, умный, интеллигентный и начитанный, знаток поэзии, дока в области музыки и кино, говорящий только правду и ничего, кроме правды, сам по себе никому Кушанашвили не интересен - вот и приходится Отару играть по правилам, которые 15 лет назад принял: дерзить, хамить, выдавать на-гора шутки на грани фола, не снившиеся даже резидентам «Камеди Клаба», ругаться матом и раздавать звездам шоу-бизнеса и политики далеко не лестные характеристики, попутно констатируя: «Гореть мне за это в аду!». Что ж, изменись он сейчас, ему все равно не поверят и в рай - в обывательском понимании смысла этого слова - уже не примут...

Фото Александра ЛАЗАРЕНКО

От народной приметы «Где Отар, там скандал» он уже не отделается - так и останется тем самым парнем, который не раз был избит, в 96-м году судился с Пугачевой (а потом в знак примирения целовал ей руку), в 2004-м выскочил во время футбольного матча чемпионата Европы в Португалии на поле, чтобы разобраться с несправедливым судьей, а в 2008-м согласился участвовать в рискованном шоу «Король ринга» и внезапно ушел оттуда, осознав, что за возможность лишний раз о себе напомнить заплатит здоровьем. Напоминать, кстати, пришлось, опять же из-за скандала: употребив в прямом эфире Первого канала матерное выражение, Кушанашвили остался на несколько лет за бортом российского телевидения, где мата, естественно, не знают вообще. Ну, или не знали - до той роковой ночи...

Воды с тех пор утекло много, но в России Кушанашвили так до конца и не прощен - видимо, поэтому он более востребован в Украине. Здесь оценили не только его дерзость, самоуверенность, умение импровизировать и рассуждать на любые темы, но и прямолинейность, способность отвечать за свои поступки, ведь среди людей известных, пожалуй, лишь только Отар может признаться, что употреблял алкоголь, наркотики и все проблемы создал себе сам - не понимая, где находится, кому и что рассказывает.

Видимо, не зря говорят, что в основном люди учатся не на чужих, а на своих ошибках, во всяком случае, приключения и злоключения, выпавшие на долю Кушанашвили, закалили его и научили главному - уважать себя и любить жизнь. «Может, я выбрал неправильный путь к славе, - рассуждает популярный телеведущий, писатель и счастливый отец четверых сыновей и трех дочерей, - но за все, что пережил, судьбе благодарен...».

«КЛЕОПАТРА, МИНЕТЧИЦА, ЧМОШНИЦА, ПЕТУШОК - КАКИЕ-ТО ТАКИЕ БЫЛИ АРТИСТЫ...»

- Признаюсь тебе, Отар: очень часто настраиваю почему-то телевизор на канал «Ностальгия» - как сказал мне выдающийся советский кинорежиссер, «некоторые дебилы смотрят на «Ностальгии» даже прогноз погоды, который 30 лет назад был актуален»...

- ...до такой степени, видимо, ностальгируют...

- ...да, и вот в последнее время там начали показывать «Акулы пера» - 15-летней, наверное, давности. Каким же, однако, мерзавцем ты тогда был!

- (Кивает).Мерзейшим, соглашусь с тобой, персонажем!

«Я и так демографическую ситуацию выправил — не могу же всю Россию спасти! Надежда теперь на китайцев, но это уже унижение... «Виагры» наглотаемся, но китайцам наших дам не уступим!»

- Как уважаемых людей задевал - на ровном же месте!

- Ну, те, кто спрашивают меня об этом более деликатно (в отличие от вас, Дмитрий, - с вашей-то интонацией), боясь, что я остался мерзейшим по сей день и среагировать могу неадекватно (и они в своих опасениях правы!), недоумевают: «Как можно было теребить одного из величайших наших певцов на предмет причастности к получившему сейчас необыкновенную популярность гей-движению - тогда, в те годы?». А ведь он был еще и любимцем моей покойной мамы, но когда я спросил, спит ли он, как следует из народной молвы, с догом соседа, думал, это смешной вопрос. Я же не знал, что в российской журналистике это считается или пощечиной, или вообще ничем, потому что интересоваться подобным не принято.

- Что он ответил?

- Судя по его реакции, в этом вопросе много правды было, потому что гневной отповеди не последовало - какой-то задумчивый он произнес монолог, относившийся то ли ко мне, то ли к тому, о чем я посмел любопытствовать, и я подумал, что какой-то «дог» в жизни народного любимца все-таки был (ну, может, Дог - прозвище парня, не знаю). Отреагировал певец так, что я понял: он выбирал вариант ответа, потому что, если начать говорить, должна быть исповедь (как у них с догом случилась большая любовь), а если не начинать, надо пересечь территорию студии и ударить меня по лицу.

- Не жаль было обижать прекрасного артиста и человека, которого к тому же так любила твоя мама?

- На самом деле, я отношусь к нему с величайшим почтением, но дело в том, что артисты не умеют реагировать ни на что, и это проблема не того негодяя, меня, который поставил звезду в тупик, - она связана с тем, с какой степенью (ой, прости, Господи, - сейчас только Гордон и Кушанашвили слово «интеллект» употребляют) интеллектуальности и изящества, основанного на знании раннего Довлатова и позднего Жванецкого, ты на вопрос отвечаешь, поэтому, когда человек начинает покрываться пятнами, отстегивает микрофон и уходит,  это его вина - не моя.

«Программы со своим участием никогда не смотрел, ибо каждый просмотр чреват состоянием ужаса, которое не проходит потом долго. Понимаю, что нравлюсь женщинам чуть младше 70 лет, но когда гляжу на себя, думаю: почему они меня любят?»

Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».

«Я был спецназом «ТВ-6 Москва», когда атаковал артистов вопросами в программе «Акулы пера», и меня в те золотые годы любили и политики, и куртизанки, и бандиты.

Когда меня видели на улицах, голоса людей проделывали глиссандо до самой верхней октавы, истерическое напряжение царило везде, где я появлялся, совершеннейшим гангстером задираясь ко всем.

Когда мне сделал предложение об участии тогдашний мой босс и начальник «ТВ-6» Иван свет Демидов, не колебался я ни секунды, ибо знал, что он относится ко мне в высшей степени хорошо, и потом, подошло время, когда надо было развиваться - из низкопробного светского хроникера хоть в кого-то.

На листке бумаги экспозиция выглядела так: Илья Легостаев - добрый, я - злой, он - славный, я - мерзкий и т. д.

По-моему, эту схему мы воплотили с блеском .

Покажите мне человека, в те годы нетерпеливо не ждавшего очередного выпуска «Акул», - и я покажу вам нечестного или недалекого человека.

Что-то агностическое было в культовости «Акул» и в том, что мой разбитной и жовиальный образ так полюбился всем.

Там, в этой программе, я узнал тщету попыток общаться со звездами (подавляющим большинством), как с людьми. В массе своей это ужасно ограниченные, с неконтролируемой, порожденной комплексами агрессией, граждане - ансамбль замшелых ипохондриков, натужно самодовольных и косноязычных.

Я был в шикарном возрасте в смысле душевного состояния: уверен, что все по зубам.

Сияющий такой заморыш, тщательно скрывающий свою интровертивность, возомнивший о себе, что он - истребитель скверны, с явной нелюбовью к штампам, которую каждый раз без сожаления швырял на алтарь просчитанной расхлябанности.

Сейчас смотреть это невозможно. По крайней мере, мне, ибо кажусь себе самодовольным мудилой, нахватавшимся верхов, но славой и позором в равной пропорции я себя покрыл. Навсегда.

Иногда мы были намеренно пошлыми, всегда ненамеренно забавными, редко непростительно самовлюбленными.

Мне кажется, я убедительно опроверг унылый канон скучного щелкопера.

Отар Кушанашвили — Дмитрию Гордону: «Моя реабилитация началась с момента, когда я приехал в Киев: эфир твоей программы смотрели все, кому положено, ты меня позвал, чтобы оказать поддержку, а я таких вещей не забываю» Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Отличать хороших артистов от плохих - странный узкоспециальный талант, как талант выбирать половину, а у меня просто моторика такая - с сигарой в руках донимать людей, которые ходят с нимбами над головами, назначенными (я про нимбы) для того, чтобы не пропускать такую чепуху, как вопросы журналистов.

Годы, проведенные в «Акулах» и на «ТВ-6» вообще, полагаю для себя лучшими - они помогли в борьбе с болезнями, которые поселили в моей светлой голове демонов».

- Были люди, которые не просто покрывались пятнами, а бросались к тебе, не медля, хватали за грудки, били по лицу и так далее?

- Да, но это представители категории неэлитной.

- Кто, например?

- Те, от кого плохо пахло, представители тогда только зарождавшегося радио «Шансон» с прозвищами, как сказал радиоведущий Михаил Козырев, все шутки укравший у меня, восточноевропейских овчарок. Клеопатра, Минетчица, Чмошница, Чмошник, Петушок - какие-то такие были артисты, а чтобы кто-то более-менее значимый, может быть, даже в душе желая меня ударить, это сделал... Не-е-ет, все мы о будущем думаем.

«КОНЕЧНО ЖЕ, Я МЕЧТАЛ О СЛАВЕ, ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ДЕВЧОНКИ НА МЕНЯ МАСТУРБИРОВАЛИ»

- Ты сегодня канал «Ностальгия» включаешь, себя образца той поры вспоминаешь?

- Программы со своим участием я никогда не смотрел, ибо каждый просмотр чреват состоянием ужаса, которое не проходит потом долго. Видеть себя на экране я не могу - мешает то высокохудожественное слово «мерзость», которым мы начали разговор: я недоволен собой всем, начиная вот этим (трогает себя за лицо) и заканчивая тем... Понимаю, что нравлюсь женщинам чуть младше 70 лет и в этом прокрустовом ложе четко расточаемого обаяния я еще кое-что - Том Джонс на кривых ногах из Кутаиси, но когда гляжу на себя, задумываюсь: почему они меня любят? Потому что плохо осматривают, и понимаю, что не надо было идти на программу в таком виде, браню себя, почему не поставил запятую там-то, зачем процитировал Бродского где не надо...

- Отчего же ты так известнейших артистов третировал? Банально хотел выделиться, стать популярным, или попросту их презирал?

- В первую голову я, конечно, хотел прославиться, и нет на Земле ни одного создания, которому поверил бы в тождественной ситуации, если бы оно самому Гордону (к счастью, не Александру!) ответило: «Я их презирал». Конечно же, я мечтал о славе, хотел, чтобы девчонки...

- ...любили?

- Я собирался другое слово употребить, потому что мы с мерзкого начали, - чтобы мастурбировали на меня. Хотел ездить на лимузинах...

- ...Клеопатра, типа, какая-то может, а я - нет?

- Да, и из-за этого казался себе ущербным (смеется). Никого я не презирал, хотя, кроме тех, кого все же люблю (а я никого из них не люблю), люди это недалекие. Их презирать невозможно - это чмыри, а как презирать чмо? Прославиться между тем мне нужно было позарез: у меня были дети, я должен был думать о них, а слава - самый короткий путь к деньгам (причем деньги мне грезились небольшие). Парень из Кутаиси, которого взашей изгнали с журфака Тбилисского университета, о толстом кошельке не мечтал - просто, чтобы какие-то купюры водились, а обсирание и купюры, судя по некоторым твоим сотрудникам, ходят...

- ...парой...

- ...где-то совсем рядом. У тебя же раньше в «Бульваре» чем хамоватее журналисты были, тем больше они заказывали на «Славянском базаре» яств, а нищие из культурных газет ни х...я не ели - вот такая история.

Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».

«В журналистику я пошел из-за Юрия Петровича Щекочихина - веселого праведника, человеколюбивого публициста и жлобоненавистника-депутата.

Я написал ему письмо из Кутаиси - судя по всему, из жалости он мне ответил. Завязалась переписка. Ни говорить, ни писать по-русски я тогда не умел и пребывал в юношеской нирване - как есть пошлый грузинский шестиклассник.

Желание стать журналистом я тогда не афишировал, потому что был убежден, что засмеют. «Во глубине кутаисских руд храните гордое терпенье». В школе я был мышкой, в письмах к Юрию Петровичу - возвышенным фанфароном.

Он был... родным - вот это слово, мне кажется, точное.

Скольких людей он исцелил от душевного ненастья, скольким осветил тропы!

Мэтр - и какой-то полуграмотный сопляк из Кутаиси, один из миллиона, кто отнимал жемчужное время.

По мне, он был одним из самых значительных публицистов. У него было много подражателей, изображавших многозначительность при очевидной муторности.

Человек из другого измерения, с большими глазами, бестрепетный - вот для кого идиома «нравственная норма» была не пустым звуком.

Он писал мне, что журналистика - самая вкусная, но и самая тяжеленная работа.

В рамках советской парадигмы он часто упирался в тупик, но не отступал.

Статьи, сценарии, пьесы...

Если я что-то и умею, учился этому у Юрия Петровича Щекочихина.

Аминь!

...В тот далекий день, когда мне исполнялся 21 год, я готовился к отъезду из Кутаиси в Москву, и по этому поводу было продано все, что можно, - пишущая машинка, боксерские перчатки и даже магнитофон, на который с трудом скопили родители. Естественно, я пребывал в чрезвычайно угнетенном состоянии духа и ни о каком дне рождения не помышлял, но в Грузии так не бывает, и когда приперся домой, увидел стол с напеченными мамой любимыми хачапури и кока-колой. Кроме того, там было множество знакомых... моих друзей и родственников, которых, в свою очередь, тоже было множество - так меня даже в армию не провожали.

Сначала Отарика заставляли пить чачу, потом на спор я съел дюжину хачапурок, причем никто не пытался мне ничего подарить, считая, видимо, что грузину, отъезжающему в Первопрестольную, и так должно быть хорошо. Дальше не помню - по-моему, меня пытались подстричь (в то время я носил длинные волосы), а больше всего измывались родственники - тогда еще я не знал, что вскоре, словно весенние грачи, они потянутся вслед за мною в столицу.

Это был мой последний день рождения на Родине: наутро очнулся в поезде - в карманах хачапури, в сумке несколько бутылок из-под фанты с великоградусной жидкостью... Слава Богу, не забыли положить деньги! Пробомжевав некоторое время на Павелецком вокзале, откупаясь от ментов чачей, я начал штурм того, что здесь называется шоу-бизнесом, и теперь я великовозрастный инвалид, господин вдохновенных строчек, раб дэдлайнов, слуга возбужденных детей, алиментщик несчастный!».

«ЮРА ШАТУНОВ - ОДИН ИЗ САМЫХ БЛИЗКИХ МНЕ ЛЮДЕЙ, - СКАЗАЛ ЦОЙ, - НО АЙЗЕНШПИС СЧИТАЕТ, ЧТО ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ - МОВЕТОН»

- Ты один из немногих, кто с покойным Юрием Шмильевичем Айзеншписом дружил - человеком, который прошел тюрьму, понимал кое-что и в жизни, и в шоу-бизнесе, но умирал в одиночестве, забытый даже теми, кому помог. Ты ведь с ним был до конца?

- (Кивает).

- В чем уроки Айзеншписа для тебя заключались?

- Бытовые - вставать, не ссылаясь на вчерашнее застолье, в пять утра, никогда никуда не опаздывать, и, даже если заговорил исландский вулкан с труднопроизносимым названием и ты под его лавой, должен так обосновать свое отсутствие или опоздание на одну минуту, чтобы поверили тебе безоговорочно.

Каждый день я обязан был находиться за рабочим столом, а Билан - в студии звукозаписи, и пахать, пахать: с утра и до ночи. Этот маленький могучий старикашка, этот Великий Старик, которого я числю своим вторым папой, отчаянно скрывал от окружающих собственную сентиментальность, в том числе из-за того, что провел за колючей проволокой столько лет и считал выражение сентиментов чем-то таким непристойным: ну, есть такая категория людей! Подобные вещи о своем отце говорил Оливер Стоун - о том, почему тот казался ему брутальным и неплаксивым, а Айзеншпис на поверку оказался очень плаксивым сентиментальным парнем, нестарым душой.

Чтобы понять, каким же он был, даже не о Билане говорить нужно, а о том, как Юра однажды меня упрекнул. В фильме «Запах женщины» герой Аль Пачино, приняв решение уйти, потому что впереди - слепота, говорит более молодому: «Ты разве не слышал? Совесть умерла! Это значит - навещай мать только в День матери», и вот однажды я маму с днем рождения не поздравил.

Мы были в квартире Айзеншписа на «Соколе», и он, узнав об этом, всерьез возмутился: «Из-за видимости дешевого успеха ты начинаешь о таком забывать? Ладно бы это была шлюха какая-то или эти, «Блестящие», что, учитывая восьмой состав, одно и то же, ладно бы это был кто-то чужой, но ты маму с днем рождения не успел поздравить - значит, пополнил ряды серых русичей, которые звонят маме только в День матери. Ты стал человеком, воняющим за версту желанием, чтобы о тебе написала газета «Жизнь», и ничего у тебя за душой нет» - до слез меня просто довел!

Юра боялся, что от меня будет тхнуть перегаром, поэтому перед работой не разрешал никакого виски. Записал интервью - делай что хочешь, но если он даже запах пива учует, будешь уничтожен его метким словом, денежными санкциями и презрением. Что из этого более суровое наказание? В исполнении Айзеншписа, конечно, презрение, игнорирование: он мог не разговаривать со мной неделю.

Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».

«Он научил меня, что кручина бесплодна, что тлен не страшен тому, кто всегда учится, что надо бояться долбо...бов, талдычащих слово «духовность».

...Умирал он страшно. В 20-й больнице, состоящей из полутрупов и более-менее внимательного персонала, среди которого тоже встречались полутрупы.

Вроде ел правильно, не пил вообще...

Зная горькую правду про бренность жизни, верил, что в ней есть смысл, помогающий переплавить невзгоды в арт-продукт. Он был лириком с компьютерным мозгом, Наполеоном (антропометрически и мозжечком), если такое допустимо, монстром с большим сердцем.

На экране казавшийся субтильным, в яви он заполнял собой все пространство.

Конечно, его репутацию трудно назвать безупречной, а характер легким - и репутация, и характер были такой выделки, что общаться с ним мог только тождественного мировоззрения человек.

Он мог уничтожить словесно, мог распустить руки.

Скольких коллег я от него оборонял!

Он питал огромную слабость к гардеробу, располагал редким в этом смысле вкусом.

ЮА нужно описывать как искусительную смесь жесткого визави и объекта журналистского интереса.

Ему нужны были 30 минут, максимум часа два, чтобы влюбить в себя кого бы то ни было.

Он не раз и не два говорил мне, что налицо дегенерация артистов, вообще младых да ранних.

Память о нем «тленья убежит».

В июле день рождения моего Юрия Шмильевича Айзеншписа - Великого Старика, научившего меня не вставать на колени ни перед кем.

Когда б он щадил себя, закатили бы пирушку в честь 65-летия, а я был бы тамадой.

В июле про моего ЮА вспоминают (разумеется, все реже).

Одна газета с очень большим тиражом написала, что мой ЮА стоял у истоков «голубого лобби». Написала, презрев все законы-каноны морали.

Я хотел было съездить к этим термитам, к этим смердящим рептилиям в редакцию и карательно заставить их забыть про законы гравитации, взлететь от хука в челюсть и шмякнуться - оказалось, статью наваяла девушка.

Я человек, конечно, сложный, но микробов не люблю, людишек-микробов. 15 лет я был ему братом, сыном, учеником, и он всегда брал странной для богачей щедростью, прихотливым перепадом температур между формой и тем, что внутри: субтильность и вулкан - назовем это так.

До последнего дня он сохранял бунтарское реноме, но при этом с каждым годом становился все более сентиментальным, наверное, понимая, что где-то в заоблачных высях ему отмерено немного и с людьми пора заканчивать быть жестким.

Я учился у него каждый день, я читал и читаю его жизнь как живую хронику внутренних борений не «голубой», а интересной души.

О целительной роли ЮА в жизни бездельников и лентяев могут рассказать экс-бездельники и лентяи - Сташевский, тот же Билан, в конце концов, я. Все трое по гоголю и отъявленные, между прочим, «баболюбы».

«И вот, столь долго состоя при музах», я вынужден развенчивать посредством клятвы и пышной риторикой омерзительный миф голубого колера.

В квартире, в которой практически дневал и ночевал, про «темный зов плоти» я ничего не слышал, а про дружбу слышал, про недопустимость низости тоже - он бился, чтобы мы наркоманами не стали и пьяницами, и - это важно - не был одноклеточным дидактиком. Ему не давал покоя вечный самоанализ, он вставал в шесть ежедень и думал не об обложках (по крайности не о них в первую голову), но о том, что он оставит сыну Мише.

Обзывая меня вредоносным шутом, требовал, чтобы я больше времени посвящал детям: «Это самое важное, грузин!».

Не надо ему голубых было, но если уж вам так неймется, так уж и быть, унижусь и открою, что сам водил к нему, холостяку, девиц, а утром их выпроваживал, цинично приговаривая: «Убирайся, детка, во имя любви!» (шучу).

Я обнаруживаю величайшее замешательство, когда от термитов надо оберегать сложных, но достойных людей.

И он, между прочим, не делил людей на «голубых» и «Отариков» - делил на талантливых и бездарей.

И он научил стоять спиной к спине, когда наших бьют.

...Я стою, Юрий Шмильевич!».

- В 90-м году благодаря в том числе Айзеншпису я познакомился с Виктором Цоем (за несколько месяцев до его трагической гибели) и взял у него интервью, а ты был с Цоем знаком?

- Пять минут, в течение которых только об одной вещи спросил. Ну, ты же такой тип, что знаком со всеми, включая моего ставленника Мубарака, а я плебей, зулус и пигмей, которого подпускают только к Наталье Сенчуковой, жене Виктора Рыбина (теперь ни ту, ни другого никто в Украине не знает - забыли), короче, на общение с Цоем у меня было всего ничего, и пока старикашка Айзеншпис, я так понимаю, шарил по карманам моего оставленного в вестибюле пальто, я спросил: «А это правда, что вы очень дружите с Юрием Шатуновым?». Цой удивился: «Кто вам сказал?».

- Какой оскорбительный вопрос ты ему задал!

- Не-е-ет, наоборот - он засмеялся: «Юра Айзеншпис сообщил?». - «Да, дряхлый старикашка, Стена Плача», и Цой продолжил: «Дружу. Айзеншпис считает, что говорить об этом - моветон, хотя Шатунов - один из самых близких мне людей». Я, конечно же, удивился: «Вы, гений слова, семи нот, и человек, который «Белые розы» поет уже 48 лет, - как это? Он же дебилом считается!». - «Не-не-не, он не виноват, что столько дебилов им восхищаются, к тому же песня его - гениальная».

На этом мое счастье закончилось, потому что вошел Айзеншпис и куда-то меня отвел (он сам меня еще толком не знал), но во второй моей книге, которая выйдет скоро тиражом чуть большим, чем у Гришковца за всю жизнь, я описал эту историю и попросил издателей смонтировать фото так, будто Цой меня обнимает. Дима, ради увеличения популярности я готов буквально на все!

«В СМЕРТИ ТАЛЬКОВА ПОВИННА АЗИЗА, УБИЙЦА - ЕЕ БРАТОК»

- Наверняка секретов в шоу-бизнесе для тебя нет и ты либо знаешь, либо догадываешься, отчего и от чьей руки погиб в свое время Тальков?

- От рук того парня, Малахова, который стрелял, - никто этого не скрывает и не отрицает он сам, но, конечно же, в смерти Талькова повинна Азиза, потому что, зная артистические нравы и уровень истеричности подавляющего большинства шоу-бизнесовых барышень, в том числе украинских, которым ничего не стоит толкнуть мужика на говенный жест, могу предположить: она настроила бандюка, чистой воды братка, на то, чтобы он одернул к тому моменту почти культового поэта, композитора и исполнителя. Думаю, способность артисток ссорить людей и науськивать их друг на друга - мало оцененный феномен в истории киргизской, украинской, грузинской и даже эстонской культуры. Господи, они такие все мра...

- ...мрачные...

- ...да-да-да, приятно иметь с тобой дело! Нехорошее слово заменили быстренько эвфемизмом (кстати, заметь, я - единственный в мире грузин, который слово «эвфемизм» знает!).

Азиза наверняка сказала Малахову: «Он меня оскорбил, иди разберись», а барышни, повторяю, так умеют науськать, что заведенный человек даже не смотрит, кто перед ним. Тогда артисты уже начинали бандитов обслуживать, их частные вечеринки, а Тальков дистанцировался от всех, у него была некая нота высокомерия. Естественно, он считал, что такое говно, как Азиза, переходить дорогу ему не должно. Он - великодержавный певец, а здесь какая-то «Милый мой, твоя улыбка» - шен шегеци, иди отсюда!

- Это по-эстонски?

- Да, а ты и эстонский знаешь? Сейчас вот подумал: как, наверное, рады эстонцы, что на просторах великой Украины мы их язык употребляем... Так что виновата Азиза, убийца - ее браток.

- Странно, а пишут, что Шляфман, директор Талькова, который в Израиль сбежал...

- Исходя из фамилии вышеупомянутого человека, он, думаю, малодушный, он бы не убивал. Он и убийство - вещи несовместимые, как Гольденберг и совесть.

- Почему же тогда Малахова отмазали - ты задавал себе этот вопрос?

- Из всех смертей в шоу-бизнесе меня больше интересуют (если это не святотатски звучит) гибели тех, кто безосновательно ушли - только из-за того, что в их жизни были кокаин и героин. Вот как можно было уйти по-дешевому? Меня, например, всегда волновали Сорин и Насыров, а что касается Талькова... Я же видел, что он заносчивый, вернее, не то чтобы заносчивый - у него было специфическое отношение к жизни: если не чувствовал ровню...

Где, кстати, критерий, по которому ты определяешь, ровня тебе человек или нет? А может, моя мама, которая по-русски не знала даже «Мама мыла раму», культурнее Дмитрия Анатольевича Медведева, президента моей страны, раз в 500 - так она что, считалась бы неровней Талькову? Увы, Игорь каждый раз определял для себя, следует с теми или иными людьми общаться или же нет, и вдруг появляется какой-то мужик, которого науськивает женщина: «Мы должны последними выступать!». Конечно, из духа противоречия Тальков уступить не может: «Кто вы такие? Я про возрождение российской державы пою, а ты шлюха, иди на ... а то щас как дам!». (Замахивается). Началась перепалка из таких, о которых - уж я-то знаю! - потом, задним числом, жалеешь. Со стороны Малахова смысл был в том, чтобы доказать...

- ...а перед ней тем более...

- ...да, поэтому я считаю, что не сбежавший виноват, не Стена Плача, а гораздо более прозаический парень. Он хотел показать якобы красивой и якобы талантливой, на что ради нее готов. Ослеплен он был, понимаешь, - раз, и все! - а человека уже не вернешь...

- С якобы красивой и якобы талантливой сейчас ты встречаешься?

- Ты про кого - про Жанну Фриске?

- Почти - про Азизу...

- На фоне Азизы Жанна Фриске как раз кажется мне симпатичной... Да, встречался, однако не скажу ничего худого: она мерзкая, но все-таки леди. Кстати, ничего плохого в слове «мерзкий», которое сегодня в интервью Гордона звучит, я не вижу, и если уж, говорят, Янукович - первый поклонник твоей программы, значит...

Есть просто категория людей, которые жалуются все время на жизнь, им повсюду мерещатся козни, и я еще готов терпеть эти жалобы в исполнении тех, кому не на что концы с концами сводить, но когда это от артиста исходит, который сам себе все испортил, стенания не работают. Это вот Маша Распутина - из богатых, это, как ни странно, семейство Агурбаш, которому я поклялся мстить до конца жизни...

- Тебе что, их колбаса не понравилась?

- Во-первых, никто меня ею не угощал - может быть, даже поэтому (смеется). Кстати, вот сучьи отродья - действительно ведь колбасой меня не угощали, а зря: это был бы последний шанс примириться...

Если такие люди жалуются, я этого не принимаю. Ну, был момент, когда из-за одной песни, как у Легкоступовой «Ягода-малина», тебя везде ангажировали. Тебе 20 лет, ты популярной стала и вдруг возомнила, что ты - Барбра Стрейзанд, но, во-первых, Барбра Стрейзанд - одна на весь мир, во-вторых, если речь идет об Азизе, такую подлость ты совершила! Это ведь подлость - в той или иной степени, даже если не квалифицируется как деяние, за которым следует наказание. Прозвучала одна лишь фраза: «Ты будешь это терпеть?» - и все! Ее произнесла женщина, в глазах которой мужчина хотел самоутвердиться, а я, например, из-за моей юной любви по водосточной трубе залез на четвертый этаж готового к обрушению кутаисского дома. Тогда еще не знал, что это роковая ошибка - на всю жизнь, а он оказался упрямым: «Я тебе докажу!». Малахову, повторяю, нужно было показать, что в данном конкретном случае его антураж бандитский имеет место.

«УПОТРЕБЛЯЛ ЛИ Я КОКАИН? КОНЕЧНО - Я ЗА ВЕРСТУ ХОРОШИЙ ПРОДУКТ ЧУВСТВОВАЛ»

- В шоу-бизнесе, утверждаешь ты, одни пидарасы. Я подчеркну: не педерасты, а именно так, как произносишь ты...

- Один из таких ребят вел ток-шоу со мной (красноречивый весьма случай!), а я тогда был безработным... Я, кстати, помню, когда ты меня на интервью позвал, чтобы оказать поддержку: я таких вещей не забываю (человек я сентиментальный и в отличие от Юрия Шмильевича считаю сентиментальность не пороком, а достоинством парней, даже брутальных).

В то время в Москве у меня была одна съемка за три года, и тут ведущий начинает: «Вы всеми забыты...». Я ему говорю: «Сука, через несколько лет я вернусь, и ты будешь мечтать прильнуть к моему детородному органу, чмо!». Мужественно, одним словом, ему отвечал, чтобы он сдох, говнюк, но без грубых слов, а он возьми и спроси: «Зачем же вы семерых детей нарожали, если у вас нет работы?». В этот миг я вспомнил великую американскую киноклассику - фильм Сидни Поллака «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Вот, мол, нарожали, а сами-то голытьба - такая точка зрения есть, но когда я «рожал», голытьбой не был - это из-за своей ненормативной лексики лишился всего! Потом были алкоголь, кокаин...

- И кокаин тоже?

- Конечно - я за версту хороший продукт чувствовал. Ну а как? Мне некуда было податься, когда развелся, я очень был одинок, а как только ты допускаешь мысль, что все плохо, тебе конец... Лишь смерть Насырова вернула меня к реальности. (В ночь с 19 на 20 января 2007 года 37-летний певец и автор песен упал с балкона своей находящейся на пятом этаже московской квартиры. Причины происшествия остались неизвестны, вскрытие тела следов наркотиков или алкоголя не выявило. По официальной версии, это было самоубийство, совершенное в состоянии депрессии, а по версии вдовы Мурата - несчастный случай. - Д. Г.).

Дима, моя реабилитация началась с момента, когда я приехал к тебе в Киев: это Украина, эфир твоей программы смотрели все, кому положено, но не Константин Эрнст - он тогда не увидел, что я могу хорошо говорить. В общем, вернулся я в тот же город, которому на меня чихать и где всегда есть друзья, готовые привезти продукт...

К слову, нет более убедительного довода, почему, если начинаешь употреблять наркотики, тебе конец, чем разможженная голова Насырова на асфальте, и когда я отказываюсь вести концерты против наркомании, говорю: «Что в ваших акциях толку? Выведите на экран разбитую башку Мурата!».

- Ты это видел?

- Конечно - я же к его дому подъехал. Накануне мы, помню, сидели с Насыровым в саратовской гостинице и четыре раза за ночь дилера вызывали - четыре раза! Утром я выходил из комнаты и шел по коридору, держась за стенку, - Мурат казался мне каким-то дьяволом или хоббитом, я начинал медленно сходить с ума. Не понимал, какое время суток, мы были белого цвета - это был один из последних наших концертов, и то газеты «Аргументы и факты», не платный. Я понимал, что все, круг сужается, и подумал: «Если не перестану с Муратом общаться, мне конец».

Ну представь: дети звонят, а ты не можешь встретиться с ними, и это шло, тянулось, и закончилось бы летальным исходом - если не физическим, то моральным. Что же касается пидарасов (это все одна тема), они добивают тебя, когда тебе тяжело, они из тех, кто не любит даже своих родителей и звонит маме только в День матери.

Кстати, в России Дня папы нет - есть День мамы, хотя даже не так: есть День матери. Не понимаю, почему не День мамы? «Мать» - это какое-то официальное слово, дома так не говорят, а почему нет Дня папы? Именно папы, не отца, потому что я не мог называть папу «отец». Я задавал вопросы, и мне отвечали: «Как же ты со своими филологическими претензиями надоел!». Приходилось спорить: «Это не филологические претензии, это вы пидарасы! Как можно маму звать «мать»?». Грузины называют ее уменьшительным, ласкательным словом «дэдико» (даже не «дэда»), а у них День матери, когда ты должен приехать к той, которая тебя родила, с плюшевым мишкой, букетом, набором дорожным...

- ...сунуть ей - и назад!

- Слушай, День мамы должен быть каждый день, и не понимать это только пидарасы могут, у которых хобби - принимать сзади почтовые открытки на Рождество. Так, кстати, мама меня говорить научила - она советовала: «На федеральных каналах не выражайся. Неужели не можешь найти в своем лексиконе какие-нибудь эвфемизмы?». - «Какие?». - «Ну, например, намекни - люди же не такие глупые, скажи: «Он любит принимать сзади почтовые открытки на Рождество».

- Почему именно на Рождество?

- Смешное слово, и предложение с ним красивее. Получил открытку, посмотрел: здесь - зимний Киев со снежной попоной на крышах, а там - «открой мне дверь, я пришел дать тебе сзади открытку», и он открывает... Это люди такие, и ничего святого для них нет - как и у того, кто на ток-шоу спросил: «Зачем вы рожали детей?». Е... твою мать! Тебе никогда не понять, зачем - вот тебе, с этими сережками в ушах (показывает), набриолиненному... Кстати, когда он мне нахамил, детей у меня было не семеро, а пятеро, и он даже не нахамил - он потому и пидарас, что не понимает, о чем говорит, смысла не догоняет! В студии еще Юлия Меньшова была, и когда микрофон выключили, он при ней повторил: «Нет, ну зачем рожать, если...». Я бы убил его, но он пидарас, а их же не бьют. Им либо глаза выкалывают, чтобы в глазницы нассать, либо не трогают вовсе.

«В ШОУ-БИЗНЕСЕ НИКАКОЙ ДРУГОЙ, КРОМЕ ГОМОСЕКСУАЛЬНОЙ, МАФИИ, НЕТ, НИ ОДНОГО МУЖИКА ТАМ НЕ ВИЖУ, А ДЕВУШКИ ОБРЕЧЕНЫ НА ИНТИМНОЕ ПРОЗЯБАНИЕ, ПОТОМУ ЧТО У МЕНЯ УЖЕ СКУКОЖЕННЫЙ, Я В ДУШЕ ЕГО ПОД СОБОЙ НЕ НАХОЖУ»

- Гомосексуальная мафия в шоу-бизнесе и, в частности, на телевидении сильна?

- А там другой никакой нет - только она. Я бы соврать тебе мог, сказав, что у нас шансок еще есть, но с каждым годом, приезжая на ток-шоу на федеральных каналах, ни одного мужика там не вижу.

- Одни открытки почтовые...

- ...а девушки обречены на интимное прозябание, потому что у меня уже скукоженный, я в душе его под собой не нахожу, и я же не могу всю Россию спасти! Я и так демографическую ситуацию выправил, но сейчас, стоя под душем, под песни Евы Польной ищу его (смотрит вниз), и...

- Надежда теперь на китайцев...

- Нет, уж лучше тогда возрожу свой! (Привстает в кресле). Это уже унижение, не надо... Рыжий Иванушка еще есть - ему 49 лет, есть я - мне 97 (на самом деле и Григорьев-Аполлонов, и Кушанашвили родились в 1970-м. - Д. Г.)... Знаешь, что? «Виагры» наглотаемся, но китайцам наших дам не уступим!

- Лишь бы не группы «ВИА Гра»...

- Кстати, один грузинский певец, который с девушкой из этой группы живет, неузнаваемым стал, в чем я вижу тлетворное влияние народной артистки Бишкека.

- В каком плане неузнаваемым?

- Какой-то такой он... (Разводит руками и морщится). Я его очень люблю...

- Он замечательный!

- Оба брата Меладзе - блестящие, первостатейные, отменные люди, но не бывает так, чтобы твоя половина ничего не испортила, если не умеешь держать ее в... порядке. Не говорю «в узде», я не домостроевец какой-нибудь замшелый, но парень не отвечает на звонки, врет в трубку, лишь бы она была довольна. Вместо того чтобы сказать: «Цади ше... Сиди там, где сидишь!».

- В Кутаиси простой на эти вещи ответ?

- В Кутаиси знают, что я круглые сутки пашу, а значит, уважение ко мне должно быть, как к работающей творческой единице, которая никогда не жалуется на жизнь, и как только женщина начинает спрашивать: «Зачем дружишь с этим? Почему общаешься с тем?», первая реплика: «Э-э-э, б... приведи в состояние нейтральности ротовую полость!». Когда она указывает, с кем можно дружить, а с кем нельзя, и ты начинаешь врать, что ты не с ним, чтобы ей угодить, - все пропало: думаю, такая история коснулась меня в этой, как они считают, семье. Ишь, как сказал: «В этой, как они считают, семье»! Отомстил, б..! (Смеется).

Из книги Отара Кушанашвили «Я. Книга-месть».

«90-е - время мифологии. Людям тогда не за что было хвататься, им нужно было дать надежду на то, что все невозможное возможно, так что принцип пиара был не тот, что сейчас: весь пиар строился на безбрежном вранье. Все тогдашние селебрити были непривередливы и говорили: «Ты напиши обо мне что хочешь, только напиши», никто интервью не утверждал и не правил - все были рады тому, что их упомянули в газете, и почти все интервью выдумывались от начала до конца.

Кокаина не было (ну или мы о нем ничего не знали), в ходу были таблетки. На Стадионе юных пионеров был клуб «Титаник» - вот там можно было проглотить таблетку и приобщиться к миру высокой антикультуры. Мы не знали, как это все называлось - экстези не экстези, - но точно помню: таблетки никто не прятал, не было опасения, что вдруг люди в униформе ворвутся. Стоили таблетки дорого - дороже, чем сейчас кокаин, правда, поскольку я относился к масс-медиа, меня всегда угощали.

Самым хитровые...анным и безумным в гулянках парнем был Иван Демидов, и я до сих пор уверен, что у него в глазах Антарктида. Помню, на фестивале «ТВ-6 Москва» в Красноярске он восемь дней не вставал с сукна бильярдного стола, а я приводил ему девочек. Я был его сутенером, потому что он, б... гений, он - великий, и он никогда никого не обижал. Сейчас многие рассказывают о том, как они ударили девушку, обидели ее, а в 90-е был кодекс поведения по отношению к женщинам, и если девушка не хотела вступать в контакт, никто ее не принуждал остаться.

Корпоративы тогда уже были, но происходило все не в залах, а, как правило, в саунах. Мне платили две тысячи рублей за корпоратив, и это были огромные деньги - больше всего предлагали Титомиру, но он никогда не ездил. После клипа «Плейбой» все захотели Ветлицкую, однако она была блистательная и у нее никогда не было необходимости самой зарабатывать. Все мужики хотели Ветлицкую, а все девушки - ее бой-френда Павла Ващекина: наивно полагали, что он богатый, а он всю жизнь жил в долг.

Самые блистательные вечеринки происходили у Айзеншписа - на «Соколе». Обычная выглядела так: всем весело, все пьяные, все е...тся. Там были все, кого только можно представить, - Лада Дэнс, композитор Величковский по прозвищу Попрошайка, Рома Рябцев из «Технологии», Мурат Насыров, Алена Апина с мужем, Аллегрова, «Кар-Мэн», Расторгуев. В 90-е все должны были ходить к тому, кто определяет, кого покажут по телевизору, а таким человеком был Айзеншпис. Когда появился Влад Сташевский, я сказал ему: «Юрий Шмильевич, как вы можете после группы «Кино» заводить Сташевского?». Он ответил: «Отарик, людям сейчас нужны элементарные эмоции».

Самым крутым артистом был Титомир - я с ним однажды поехал в Батуми на фестиваль «Солнечная Аджария», и это был единственный на моей памяти случай, когда люди облепили самолет так, что он не мог взлететь. Я видел его недавно - он с издевкой вспоминает то время, считает, что все просрал, начал капризничать. При этом сейчас Титомир собирает полные залы, строит дом за домом, одалживает Кудрину на спасение исландской экономики - ему деньги девать некуда!

Не важно было, как ты одет, - в клубы проходили те, кто умел хамить. Если ты орал, продирался через толпу и бил всех руками и ногами, ты априори вызывал уважение. Кто нахамил - тот прошел: на дресс-код всем было абсолютно наплевать.

Все модели, актрисы и певицы встречались с бандитами - связываться с попсовиками было немодно, и 90 процентов всех нынешних союзов возникло именно на этой почве. Я недавно ездил в круиз и поразился: все известные артистки до сих пор обзаводятся ебарями из числа бандитов, только раньше они красовались накачанными мышцами на груди, были нелепыми и забавными, а сейчас все это происходит под вывесками крупных банков.

Все думали, что Белоусов умер от алкоголя - х...ня! После похорон я разговаривал с его родственниками - у него была какая-то страшная наследственная болезнь головного мозга. Он алкоголиком не был - водкой заглушал страшные боли и при этом давал по четыре концерта в день. Я никогда себе не прощу, что вырывал у него бутылку из рук, кричал: «Ты что, ох...ел, водку из горла пьешь!», а он отвечал: «Отарик, у меня болит, давай я потом тебе объясню».

Выжили самые сентиментальные парни, а те, кто уже тогда думал, как всех нае...ать, сдохли. Рыжий Иванушка в 45 лет поет песню про куклу Машу и собирает полные залы - у Рыжего все хорошо, потому что он всегда любил и жалел людей. Сейчас людей никто не жалеет, а в 90-е было одно условие: ты можешь быть полным гондоном, глотать таблетки, нажираться как свинья, но ты должен любить людей - тогда выживешь.

Матвиенко первый сказал мне, что он богаче всех в стране. «Единственное, о чем я жалею, - признался он, - что не остановил Игоря Сорина, не заставил его остаться, не спас, но он был слишком вне эпохи, он был е...нутый» («е...нутый» в устах Матвиенко - это комплимент). Игорь Сорин - жертва 90-х, с их безоглядной верой в то, что хорошие выживают. Не все. Он думал, что вокруг все такие же, как и он, - романтики, но многие уже тогда умели считать деньги

...Многих 90-е погубили, а по мне, они были целительными.

Дело в отношении. Для одних лампа струит свет, а другим режет глаз.

Меня они - при всем наружном безумии - дисциплинировали. Говорю же, исцелили от зазнайства.

Я как будто специально нарывался, ломал дрова, в чем очень даже успел.

Я маниакально много работал, не зная устали, не ведая депрессий, педантично, шаг за шагом осваивая ремесло.

В часы усталости духа я всегда нежно вспоминаю эти годы, которых лучше не будет, и не надо.

Я написал тогда столько многозначительной мути! Смешно: еще изрядным сочинителем себя полагал.

Да и сейчас, если с умом, можно многое извлечь из давно осевшей пыли. Чтобы поздние, нынешние поступки и писания не обвисали дряблыми старческими мышцами.

Бог Небесный! Кем бы я был, кабы не 90-е? Слабаком без владения приемами полемики, иронии, манифеста, дюжинным квазиостроумцем, фрондером, Хлестаковым.

Я определялся тогда с Верой, и определил, что верю только в себя.

Отрицал эвфемизмы - это теперь только так изъясняюсь.

Был стремительным.

Хотя, по-моему, таковым и остаюсь.

Что, возможно, и предопределило мое относительное долголетие».

(Продолжение в следующем номере)

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter