Татьяна ДОГИЛЕВА: «Легли мы с Леней Филатовым в постель, и вдруг он спрашивает: «Ты своему Мишке расскажешь?».— «Конечно, а как же!». — «А я Нинке не буду...»

Народную артистку России Татьяну Догилеву все знают как непоколебимую оптимистку, а ее признание, что с возрастом оптимизм уходит в песок, воспринимают как обычное женское кокетство. Действительно, со стороны всенародная любимица выглядит такой же жизнерадостной, энергичной и яркой, и разве скажешь, что она переступила черту, за которой примы уже не празднуют дни рождения, а горечь, вызываемую неумолимым календарем, глушат утроенной дозой — и не обязательно работы? Танина жизнь — воплощение мечты, но не голливудского, а советского разлива. Девочка рано поняла, что рассчитывать в этой жизни может лишь на свои силы: папа с мамой, убивавшиеся, чтобы свести концы с концами, на двух работах, не похлопочут, словечко нигде не замолвят... Как тот самый Мюнхгаузен, в фильме о котором Догилевой не позволили сыграть мосфильмовские чиновники, она сама вытащила себя за волосы из трясины обыденности... В 14 лет Танечку зачислили в студию юного актера при Центральном телевидении, в 15, даже не сказав об этом родителям, она перевелась в школу при Академии педнаук, а спустя год буквально в последний момент передумала поступать в Институт стран Азии и Африки и сдала документы сразу во все театральные вузы Москвы. В четырех ее срезали на первом же туре, а вот в ГИТИС — с пятой попытки! — приняли, и, как выяснилось, не ошиблись. Догилевский энтузиазм и задор пришлись кстати не только на ЦТ, где она когда-то вела программы «Пионерия на марше» и «Отзовитесь, горнисты!», но и на сцене — после окончания института ее пригласили сразу три столичных театра... Теперь на ее счету множество спектаклей, полсотни кинофильмов и пара десятков сериалов — недаром она с иронией говорит, что была оголтелой актрисой, а окружающие называли ее трудолюбивой стахановкой... Успех, как это часто бывает, хорошенькую головку кружил, и девушку, считавшую себя докой в профессии, слегка заносило на поворотах. Только Догилева могла позвонить Эльдару Рязанову, который в мучениях выбирал героиню из пяти претенденток, и с очаровательной наглостью заявить: «Решайте что-то скорее, а то у других режиссеров я нарасхват», а когда Петер Штайн пригласил ее на роль Электры в трагедии Эсхила «Орестея», она с порога ему брякнула: «Зачем вы на эту дрянь время тратите — давайте лучше поставим Чехова!»... Увы, ничто не вечно под луной: рухнул Союз, опустели павильоны «Мосфильма», утонул в пучинах рынка кинопрокат, и как раз в это время Татьяна ушла из влачившего уже жалкое существование театра... «У актера участь невесты: не мы выбираем, а нас выбирают», — с грустью вдруг поняла Догилева. Позднюю незапланированную беременность (Таня родила в 38) актриса восприняла как шанс разрубить узел проблем, но, похоже, он лишь затянулся туже... Ее коллеги в такой ситуации с головой погружались в семейные заботы, однако этот рецепт — не для Догилевой, которая всегда игнорировала быт и даже обнаружила как-то, что «большую квартиру убирать легче, чем маленькую». Также она утверждала, что словосочетание «писатель и актриса» для ее уха гораздо благозвучнее, чем «муж и жена»... Поговаривали, что Татьяна много пьет, а когда она появилась на «Кинотавре» с огромным фонарем под глазом и в больших черных очках, в актерских кругах прошел слух, что муж — писатель-сатирик Михаил Мишин ее поколачивает. После чего он стал приезжать на фестивали уже один... «Я экстраверт, — признается Догилева, — мне нужно выговориться, омыть ситуацию слезами и обсмеять ее, иначе проблема меня сожрет». Есть только одна тема, которой она избегает, — развод, тем не менее по тому, как жадно Таня хватается за любую работу: снимается в сериалах, гастролирует с антрепризой, участвует в реалити-шоу и конкурсах, ведет телепрограмму «Две правды», — многое ясно... Все увереннее Догилева чувствует себя и в режиссуре: поставила уже четыре спектакля, недавно даже сняла фильм, и хотя едва ли не со съемочной площадки угодила с эрозией желудка в больницу, останавливаться на этом не собирается. Нынче ее низкий с хрипотцой голос звучит не менее сексуально, чем раньше, а вот внешность благодаря хирургам существенно изменилась. «Пластика — это машина времени, которая возвращает тебя в молодость», — смеется актриса. Как говорится, проверено на себе. Кстати, недавно на вручении одной из кинопремий она появилась в сопровождении очень похожего на Михаила Мишина мужчины, которого то ли в шутку, то ли всерьез представила как своего нового мужа. Таня — ягодка опять?

«МЫ С ЮРОЙ СТОЯНОВЫМ БЫЛИ ДВА АБСОЛЮТНЫХ ЩЕНКА. ВОЛЕВЫМ РЕШЕНИЕМ ОТНОШЕНИЯ С НИМ Я ПОРВАЛА»

— Вы, Таня, не только любимая зрителями актриса, но и очень красивая женщина — часто слышите дифирамбы своей красоте?

— Вот с этим как раз у меня большие проблемы: когда была молодой, считалась крайне некрасивой...

— Что значит: была молодой — а сейчас вы какая?

«В детстве особого желания стать артисткой у меня не было, но хотелось чего-то необычного и чтобы много-много ездить»

— Теперь я уже опытная: в молодые не рвусь — каждому свое. Было мнение, что у меня очень тяжелая внешность, — я со скрипом получала свои роли в кино, и лишь когда стала, как говорят, женщиной about forty, вдруг ко мне начали прилагать эпитет «красивая». Тут, у вас в Киеве, я снималась в картине «Восток — Запад» у замечательного режиссера Режиса Варнье, и когда в своей книге он написал «красавица Догилева», я была так потрясена... «Наконец-то, — подумала, — дожила».

Мой партнер по картине «Блондинка за углом» Андрей Миронов человек был очень веселый, жутко меня смешил и рассказал, что у них в Театре сатиры в «Горе от ума» 17-летнюю Софью играла актриса...

— ...под 60?

— Ну, не совсем. Она — с вашего позволения, я не буду фамилию называть — получила эту роль где-то в 25 плюс спектакль шел лет 10... Ну, в общем, никак нельзя было сказать: «В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно». Андрей хохотал: «Мы переделали Грибоедова, и я произносил: «В свои года вы расцвели прелестно». Мне эта формулировка вполне подходит: в свои года я расцвела прелестно...

— Мама у вас токарь, папа — слесарь: явно среда не богемная...

— (Смеется). Совсем не богемная.

— И что, так тянуло в артистки?

— Я, если честно, долго раздумывала, откуда такая блажь вдруг взялась. В детстве желания стать артисткой у меня не было — в голове роилось множество планов, куда входили и геологи, и циркачи, и...

«Покровские ворота», 1982 год

— ...да вы, оказывается, активная девушка...

— Хотелось чего-то необычного, необыденного, и чтобы много-много ездить... В результате эта мечта сбылась: я постоянно на колесах...

— Особых денег в семье, наверное, не было?

— Это сейчас все измеряется деньгами, а тогда большинство так жило... Все родители в нашем огромном дворе получали примерно поровну, все мы ходили в одинаковой одежде из «Детского мира» и ели молочное мороженое за 9 копеек — никаких проблем!

— За 9 было плохое мороженое...

— Прекрасное!

— Я обожал пломбир: за 19 — в стаканчиках и за 28 — в шоколаде на палочке...

— Мне оно почему-то не нравится: любишь, видимо, то, к чему привык...

— В ГИТИСе вы учились на одном курсе с Виктором Сухоруковым и Юрием Стояновым — говорят даже, что с будущим «городошником» у вас случился страстный роман...

— О да! Это была наша первая студенческая влюбленность. Мы — два таких абсолютных щенка, еще очень плохо понимали театр, актерскую жизнь, но радость от того, что нас допустили...

— ...в святая святых...

— ...переполняла. На первом курсе студенты делают этюды: «Я в предлагаемых обстоятельствах» — вот как бы они себя в той или иной ситуации повели. Мы с Юркой придумывали самые дикообразные...

— ...лишь бы поцеловаться?

«Когда я была молодой, считалась крайне некрасивой и получала свои роли со скрипом»

— Что вы — все помыслы были у нас сосредоточены на искусстве. Ну, например, я туристка за границей. Это сейчас наши люди запросто по всему миру катаются, а тогда поездка за рубеж была приключением невероятным. Вот я хожу, все разглядываю, фотографирую и вдруг в чистильщике обуви узнаю своего бывшего возлюбленного. «Юра!» — кричу потрясенно, а слышу в ответ шепот: «Уходи, уходи!». Он, оказывается, наш, советский шпион. Конечно, мы доигрались с этими этюдами до того, что друг в друга влюбились.

(Пауза). Невероятно... Это теперь он такой комедийный и очень смешной, а был-то красавец-герой — высокий, кудрявый, голубоглазый, мастер спорта по фехтованию. Наш роман получился таким же дикообразным, как все, что мы тогда делали.

— Стоянов жил в общежитии?

— Конечно — он же сам из Одессы... Веселый, талантливый и вдобавок достаточно обеспеченный по тем временам молодой человек... Думаю, не надо вам объяснять, что такое роман на первом курсе... Все какое-то истерично-возвышенное, глупое, и можете себе представить: мне показалось, что эти шуры-муры, вообще, личная жизнь мешают учебе, искусству. В результате волевым решением отношения с Юрой я порвала. «Все! — сказала. — Мы прекращаем встречаться».

— Как он отреагировал?

— Страдал. (Смеется). Недели две... Вернее, половину второго семестра. Ходил бледный, потерянный, и все говорили мне: «Стоянов страдает!». Я, естественно, тоже терзалась — из-за того, что он, бедняжка, так мучается... В общем, мы пережили бурю эмоций, и к концу второго семестра первого курса Юра женился на чудесной девушке с театроведческого факультета...

«ИЗ «ЛЕНКОМА» Я УШЛА ИЗ-ЗА ДОЧЕРИ МАРКА ЗАХАРОВА»

— Пришла, очевидно, уже ваша очередь лить слезы в подушку?

— Как бы не так: мы все воспринимали позитивно — даже страдания. Считали, что артистка должна пережить несчастную любовь (чтобы было потом что играть), накапливали багаж. Мы были очень идейными — я даже стихотворение помню, которое Юра сочинил (он прекрасно поет, играет на гитаре и вдобавок писал стихи):

Спектакль по пьесе Шатрова «Синие кони на красной траве» в постановке Марка Захарова. В роли Ленина — Олег Янковский, в роли бюрократки Сапожниковой — Татьяна Догилева, 1978 год

Может, этою зимою
Нам в Подрезково вернуться,
В снег горячий окунуться
И не ссориться с тобою?..

— Вы с ним сейчас иногда видетесь?

— Бывает, жизнь сталкивает. Специально так не подгадываем, но когда видим друг друга, рады безумно. Я счастлива, что в актерской профессии он добился успеха. С самого начала ведь было ясно, что Стоянов — невероятно одаренный, умный, организованный, но путь к признанию был у него непростой, и то, что он так долго сидел без ролей в БДТ и не мог найти свое дело, меня расстраивало. Я, впрочем, знала, что Юра...

— ...непременно прорвется...

— ...да, поэтому его успех, популярность и деньги абсолютно заслужены.

— После ГИТИСа вас пригласили не куда-нибудь, а в «Ленком» и не кто-нибудь, а сам Марк Захаров. Почему, как вы думаете? Зацепили его своим талантом или театру нужны были героини?

— Это везение — чистой воды. В тот год Алексей Николаевич Арбузов написал как раз о молодежи «Жестокие игры».

— Прекрасная пьеса...

— ...да и спектакль получился хороший — в Москве он имел огромный успех, мы им гордились.

— Вашим партнером Абдулов ведь был? Признайтесь, влюбились в него?

— (Пауза). Дайте вспомню...

— Кто такой Абдулов или насколько им увлеклись?

— Нет, я в него не влюбилась, потому что работа шла тяжело, Захаров был недоволен всеми, и мной в том числе, но если Саша уже великолепно играл в постановках «В списках не значился» и «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», то я в театр только пришла. Для меня, в принципе, это был настоящий экзамен: состоюсь или нет, — все на невероятных нервах, и тут уж не до любви. Нам всем от Захарова попадало — и Абдулову точно так же. Марк Анатольевич — выдающийся режиссер, но может быть очень жестоким, потому что невероятно умен и точен, и, если уж начнет тебя уничтожать — держись!

— Жестокие были игры?

В фильме «Яма» по роману Куприна Догилева сыграла киевскую проститутку

— Не то слово!

— Мне приходилось слышать, что покинули вы «Ленком» из-за дочери Марка Анатольевича Александры...

— Не буду лукавить — ушла я действительно из-за нее. Чистая правда...

— Чисто конкретная...

— Когда появилась дочка, я поняла, что никто из женщин играть ничего не будет. Там и до этого актрисы по семь лет ждали роли, а уж когда инфанта пришла, стало понятно, что...

— Инфанта талантлива хоть?

— Кажется, вы меня провоцируете... (Пауза). Я не являюсь поклонницей Александры Захаровой...

— ...какой достойный ответ...

— ...но не мне об этом судить. Вот Марк Анатольевич является, и не доверять ему у меня нет причин.

«НИЧЕГО, КРОМЕ СМЕХА, СЪЕМКА ПОСТЕЛЬНОЙ СЦЕНЫ НЕ ВЫЗЫВАЕТ»

— По слухам, в молодости вы были на редкость скандальной особой...

— Да? А вот я считала себя всегда очень покладистой и лояльной. Первый раз услышала, что я чудовище...

— ...ага, даже чудовище!..

— ...когда перешла в Театр Ермоловой к Фокину. Моя подружка как раз отдыхала с тамошними актерами и спросила их: «Как там у вас Догилева?». — «Чудовище! — ей ответили. — Страшнее никого нет». Когда она передала мне эти слова, я была потрясена...

«Если режиссер говорил, что нужно обнажиться, у меня ни малейшего вопроса не возникало. Тело молодое, стесняться нечего...». «Вакансия», 1982 год

— Я вспоминаю картину «Частная жизнь», которую снял мэтр советского кинематографа Юлий Райзман (народный-перенародный, лауреат-перелауреат): в ней вы играли с Михаилом Александровичем Ульяновым. Каково это — вчерашней студентке попасть в одну группу с корифеями, от одного присутствия которых захватывало наверняка дух?

— Было ощущение, что смотрю на все как бы со стороны. Так, наверное, чувствует себя девочка, попав в какую-то запретную страну, о которой и не мечтала.

— Маститым легендам и самим, наверное, было в кайф, что юная восхищенная особа смотрит на них снизу вверх...

— Они хорошо ко мне относились, и хотя немножко подтрунивали, я все воспринимала с восторгом: «Ах, надо мной подсмеиваются! Боже, какие люди!». Обалденно было, а вообще большие артисты и ведут себя, как большие...

— Кинорежиссеры уровня Райзмана — это действительно были столпы или в первую очередь — мафия?

— Ну, это сейчас такие слова в ходу: «мафия», еще что-то, а для нас это небожители были, к тому же к искусству тогда с невероятным уважением относились. Юлий Яковлевич — это тоже для меня было чем-то из литературы, абсолютно! — называл меня «душенька»... Вы представляете, он, выдающийся режиссер, не поленился пойти с группой, с оператором на спектакль молодой актрисы, которую брал на небольшую роль.

— Надо же ему было понять, что вы из себя представляете...

— Но роль-то невелика... Сейчас кастинг проводят впопыхах, на бегу: «Скажите в камеру, как вас зовут. Все! Годится».

— Тогда, как я понимаю, никто никуда не спешил — все делали основательно, на века... Вы после этого фильма ощутили себя знаменитой, увидели, что на улицах узнают?

— После «Частной жизни» — ни в коем случае, хотя портреты мои висели на всех столбах... Там не во мне дело — говорю же: роль очень маленькая, но Юлий Яковлевич снял меня полуобнаженной, и поэтому на всех афишах были изображены Михаил Александрович и я, выглядывающая из-за двери с голой грудью.

— Кстати, вам и впоследствии неоднократно приходилось сниматься нагой. Раздеваться перед кинокамерой сложно или, вообще-то, нормально?

Татьяна Догилева и Андрей Миронов, «Блондинка за углом», 1983 год

— Знаете, меня никогда это не волновало...

— ...поскольку есть что показывать?

— Ну да, тело молодое, стесняться нечего. Я даже не думала о том, стыдно это или нет, — понимаете? Надо! Если режиссер говорил, что для роли нужно обнажиться, меня это не то что внутренне не коробило — ни малейшего вопроса не возникало...

— Интересно, а партнеры, которые находились в этот момент рядом с вами, какие-то сугубо мужские ощущения испытывали?

— Абсолютно нет, потому что ничего, кроме смеха, это не вызывает. Ну, например, в картине «Забытая мелодия для флейты» у нас была постельная сцена с Филатовым (смеется). Снимали в павильоне, где стоял адский холод, и сначала надо было добиться, чтобы пар изо рта не шел. Потом, конечно, мы с Леней немножечко заволновались, потому что, грубо говоря, в институте этому не учат. Это сейчас все кинулись «клубничку» снимать, но у нас, в принципе, в традиции этого нет — не очень-то мы такие вещи умеем играть.

Рязанов окинул окружающих взглядом: «Вам это надо?» — намекнул, чтобы они ушли, и все: «Начинаем!». Легли мы с Филатовым в постель, а над нами третий, оператор Вадим Алисов, который все время командует: «Поверни голову, опусти подбородок, туда не смотри» — понимаете? Нет, ни о каком чувстве и речи не может быть. Старались, конечно, что-то изобразить, но это актерская техника — и только.

— Одна актриса рассказывала мне, как снималась в постельной сцене. «Я приготовилась, — говорит, — благоухаю, а он (фамилию не уточняю) лег, изо рта чесноком несет, ноги пахнут, подмышки тоже...». Вам это знакомо?

— Ну нет, у меня были такие прекрасные партнеры...

— ...что ни изо рта, ни от ног...

— Все они — чудесные ребята, большие таланты и профессионалы, просто с тем же Филатовым мы оба в смешном положении оказались... Сняли, наконец, эту сцену, и вдруг Леня (он все время курил!) спрашивает: «Ты своему Мишке расскажешь?». — «Конечно, а как же!». — «А я Нинке не буду». Я изумилась: «Леня, она же все равно увидит». — «Вот тогда и начну объясняться».

«В ТОЛПУ ВОЗДЫХАТЕЛЬНИЦ АНДРЕЯ МИРОНОВА, В ЭТУ ИКЕБАНУ, НЕ ЛЕЗУ»

— Михаил Козаков рассказывал мне, что фильм «Покровские ворота» не выпускали на экран, пока пришедший к власти Андропов не постановил: «Народу нужна комедия». Лишь благодаря этому уже было положенная на полку картина благополучно вышла. Вам нравилось в ней сниматься?

— Не то слово — это было абсолютное счастье! Светлана — одна из первых моих ролей в кино, а Михаил Михайлович Козаков был тогда в замечательном творческом состоянии — на волне, на пути вверх. Он излучал невероятную позитивную энергию, всех нас обожал. Мы все время торчали у него дома, и Регина, его тогдашняя жена, нас кормила. Благодаря Козакову мы очень сплотились — это был настоящий коллектив единомышленников.

«Когда я вернулась со съемок, подруги сразу спросили: «Тань, а как там Миронов?». — «Девочки, — ответила я, — нам таких мужчин не досталось...»

— По фильму видно, что атмосфера внутри...

— ...была потрясающей, да. С Леночкой Кореневой мы потом долго дружили, а с Меньшиковым до сих пор, как родные... Такую радость от работы редко испытываешь, но это же молодость, Дима, это, как сказала Лидия Чуковская, обещание успеха, обещание будущего... Кажется, море тебе по колено, а еще все тебя обожают и, когда играешь, показывают (шепотом): «Ты такая, такая...».

— Вы вспомнили «Блондинку за углом» — и впрямь фильм прекрасный, тем не менее треть его безжалостно вырезали. Почему?

— Потому что снимали мы в Ленинграде, а тамошние идеологические начальники были большими роялистами, чем сам король: придирались к словам, сценам и при малейшем сомнении резали по живому. Буквально каждый эпизод мы по три-четыре раза переснимали.

— Это вряд ли пошло фильму на пользу...

— Ну конечно! Потом заставили песни вставлять — объяснять, что к чему, а ведь когда на «Ленфильме» первую сборку показали, успех был ошеломительный — студия просто вздрогнула.

— Дамы, знавшие Андрея Миронова близко, признавались мне, что не влюбиться в него было практически невозможно...

— Правильно. Это был человек-праздник — он настолько умел жить, настолько ценил все, в том числе и молоденьких актрис.

«Когда Рязанов наконец меня утвердил, я поняла, что вытащила счастливый билет». С Леонидом Филатовым, «Забытая мелодия для флейты», 1987 год

— У вас был роман?

— Нет — в толпу его воздыхательниц, в эту икебану (смеется) не лезу. Андрей Александрович (я называла его по имени-отчеству, а он меня Танечкой) ко мне хорошо относился. Он был дружен с Захаровым, смотрел «Жестокие игры» и поэтому уважал меня как актрису — это у него чисто профессиональное. Понимая, что я молодая и неопытная, он взялся меня опекать. Образовалась замечательная троица: Миронов, его сводный брат балетмейстер из Питера Кирилл Ласкари и я, — мы разгуливали белыми ночами по улицам... Боже, сирень, «Астория», шампанское — в общем, весело было...

— Ничего не понимаю. Сирень, «Астория», шампанское — и никакого романа... Что ж вы за люди такие?

— Знаете, Дима, партнер для меня больше, чем любовник. Я уже давно поняла: роман завести куда легче, чем сберечь эти прекрасные, нежные, тонкие отношения, а мы с Андреем Александровичем их сохранили.

В Питере он всегда жил в «Астории», а я в гостинице «Советская» остановилась, и его это жутко смешило: «Ха-ха-ха! Танечкин «Хилтон»... Он был изумительный, неподражаемый... Когда я вернулась со съемок, подруги сразу спросили: «Тань, а как там Миронов?». — «Девочки, — ответила я, — нам таких мужчин не досталось».

— Нынешним девочкам тоже, боюсь, не досталось...

— Да (вздыхает), он был великолепен.

— Спустя годы вы наверняка прочитали книжку Татьяны Егоровой «Андрей Миронов и я», которая считает себя главной любовью Миронова, — она вам понравилась?

— Как вам сказать... Поскольку я очень хорошо знаю почти всех, о ком она пишет, и слышала другие интерпретации рассказанных ею историй, читать это было и любопытно, и где-то смешно... Я же вижу, где она недоговаривает, где излагает сугубо личную точку зрения, но существуют ведь и другие.

— Написано хорошо, тем не менее правда?

— Безусловно. Я ей сказала, что перо у нее очень легкое и образ Андрея есть, а вообще, я так счастлива, что время не властно над его именем, что оно известно и новому поколению. Вот и моя дочь знает Андрея Миронова и считает его выдающимся актером — это прекрасно!

«МНЕ НУЖНА ГЕРЦОГИНЯ, — КРИЧАЛ РЯЗАНОВ, — А ТЫ ИГРАЕШЬ ВАЛЬКУ-ДЕШЕВКУ!»

— Слышал, что роль интердевочки, которую сыграла Елена Яковлева, изначально предназначалась вам...

— Да, это правда. Кунин все время мне говорил: «Пишу для тебя сценарий — снимешься только ты, иначе фильма не будет», и мне первой дал его почитать. Тогда еще под названием «Фрекен Танька» он мне понравился, но я была против того, чтобы отдавать его Тодоровскому. «Ты что, — предостерегла Кунина, — это должен быть молодой, жесткий режиссер»...

«Гражданин Катанян и его жена Катанянша». «Забытая мелодия для флейты»

То, что я читала, не имело ни малейшего отношения к тому, что получилось в итоге.

— Фильм Тодоровского вам не понравился?

— Ну, поскольку уже прикидывала, как буду это играть... Получилось совершенно иначе, но какая уже разница: нравится он мне или нет... Картина пришлась по душе зрителям, кроме того, я считаю Елену Яковлеву выдающейся актрисой, одной из моих любимых... Да, я бы играла по-другому, но сослагательного наклонения нет, и мы остановились с Тодоровским на том, что я отказалась.

— Думаю, вы актриса счастливая (позади столько фильмов!), и все же, на мой взгляд, «Забытая мелодия для флейты» стоит в их перечне особняком. Вы тоже цените эту работу выше остальных?

— Вообще-то, я ничего не ставлю выше или ниже — это все моя жизнь, но, конечно же, сняться у Рязанова в главной роли — редкая для актрисы удача, и я сразу поняла, когда он меня утвердил (а колебался Эльдар Александрович очень долго), что вытащила счастливый билет.

Сначала два месяца он на меня покрикивал, поскольку окончательно в правильности своего выбора не был уверен. Рязанов всегда знает, кого снимать, но только не в главной роли — тут у него вечные поиски и метания.

Он хочет, чтобы актриса была невероятно красива, да еще и талантлива, а это, прямо скажем, редкое сочетание, и в первые съемочные дни я внутренне ждала, что меня выгонят... Ну а потом, когда Эльдар Александрович перестал во мне сомневаться, началась замечательная работа. Это было изумительно, великолепно, и хотя тяжеловато, в молодости трудностей не ощущаешь.

— В «Забытой мелодии» вы выезжали на актерской технике или?..

— Меня учили каждую роль примерять на себя: дескать, ищи в персонаже то, что тебе близко.

Смешные были случаи... Помню, Рязанов кричал на меня: «Что ты делаешь?! Мне нужна герцогиня, а ты играешь Вальку-дешевку из «Иркутской истории». Я откровенно не понимала, чего же он хочет (смеется), и от обиды заплакала. Его лицо посветлело: «Вот, вот!». — «Вы бы сразу, — воскликнула я, — сказали, что надо заплакать»... Рязанов растрогался: «Паразитка!».

Да, как-то нашли мы с ним общий язык и остались друг другом довольны. Конечно, он для меня мэтр, гений, гора, небожитель...

— Возвращаясь к постельным сценам... В картине по Куприну «Яма» (кстати, весьма достойной) о киевских проститутках...

— (Перебивает).А разве у меня там была постельная сцена?

В картине «Забытая мелодия для флейты» Догилева-медсестра, спасая своего возлюбленного, которого играл Леонид Филатов, кричала: «Ленечка, ты только не умирай!». В фильме она его таки спасла. В жизни все оказалось иначе...

— Нет, но грудь обнажали...

— И что?

— Да ничего — здорово!..

— Мне очень нравится этот фильм, очень! К сожалению, он не оценен, поскольку вышел на экран, когда все рухнуло: и прокат, и кинематограф. Актеры там так играют — ну просто прекрасно, не говоря уж о том, что именно в этой картине — одна из последних ролей Евстигнеева.

— Тогда не только кинематограф рухнул — страна, тем не менее появился фильм «Пчелка» — совершенно, по-моему, замечательный...

— Правда?

— Чистейшая. Интересно, каково вам было сниматься (в том числе в весьма откровенных сценах) с пацаном, который был намного моложе...

— Женя Стычкин (теперь он известный актер) учился на первом курсе ВГИКа, а эта картина была дипломной работой выпускника того же института Сорокина. Я согласилась на роль лишь потому, что помогать талантам считаю своим долгом. Когда режиссер прислал мне сценарий, ничего из того, что там было написано, не поняла и предложила: «Давайте встретимся! Объясните мне, это полный бред или какая-то недоступная моему уму гениальность». Стал он мне что-то растолковывать, а для меня это — китайская грамота. «Саша, — сказала в конце концов Сорокину, — ясности у меня в голове не прибавилось, но отказать я вам не могу»...

Я не верила, что это будет показано, как написано, но стали играть и, в общем... Ну, думаю, раз это эксперимент, его результаты вряд ли увидят зрители, но режиссер оказался очень пробивным и каким-то образом дипломную работу выпустил на широкий экран. Хочу сказать, что теперь-то я уже с юмором к этому отношусь, а тогда фильма немножко стеснялась.

— Дочка его видела?

— Нет. Слава Богу...

— Картины «Импотент» вы тоже стыдились?

— Нисколько, потому что она равна самой себе. Я знала, на что шла, и очень хорошо отношусь к Эйрамджану: когда все вокруг приказало, что называется, долго жить, этот режиссер не сложил руки и заслуживает поэтому уважения.

— Кроме него, по-моему, практически никто ничего не снимал...

— ...а он работал. Конечно, если бы у меня был выбор, я бы еще подумала, сниматься ли в «Импотенте», но фильм никого не обманывает. Это такое развлечение, понимаете? Денег не было, везде царило уныние, и он помогал выжить...

— ...а скольким импотентам вернул веру!

— Правда? Ну, вам виднее (смеется).

P.S. За содействие в подготовке материала, тепло и внимание благодарим киевский ресторан «Централь».

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter