Секретарь ЦК Компартии Украины в 1971-1987 годах Яков ПОГРЕБНЯК: «Я лично голосовал за вынос Сталина из Мавзолея»

В отличие от многих коммунистов Якова Погребняка не назовешь бойцом партии, он ее маршал. Почти три десятка лет Яков Петрович находился на высших командных должностях: не только в цэковском кабинете, но и на передовой, возглавляя Полтавский, Ивано-Франковский, Николаевский и Львовский обкомы партии. Он вел битвы за металл и урожай, за повышение народного благосостояния и против повального алкоголизма... Его направляли на самые трудные участки: в Новороссийск, где затонул теплоход «Адмирал Нахимов», в мятежный украинский Пьемонт, где подняли головы и сине-желтые флаги противники советской власти... Кстати, идеологические противники по сей день вспоминают Погребняка с огромным уважением. Яков Петрович и сегодня убеждений своих не изменил. Впрочем, это не помешало ему породниться через детей с писателем и академиком Иваном Дзюбой. Видный партократ, как его называли оппоненты, и известнейший диссидент вместе балуют свою внучку Ольгу, которая равно любит и ценит обоих своих дедов. И такой консенсус лично мне позволяет с оптимизмом смотреть в будущее.

«СЛУШАЙ, — СКАЗАЛ СОСЕД, —У МЕНЯ УЖЕ БРЮКИ МОКРЫЕ И ДАЖЕ В ТУФЛЯХ ВОДКА»

— Яков Петрович, вы стали секретарем ЦК Компартии Украины, членом Политбюро, по советским меркам, довольно молодым — в 43 года. А помните свой первый день в здании на улице Орджоникидзе (нынешней Банковой)?

1973 год, Киев. О них Брежнев сказал: «Этим людям я доверяю». В первом ряду (слева направо): Титаренко, Ляшко, Щербицкий, Брежнев, Грушецкий, Громыко, Лутак. За спиной у Леонида Ильича Яков Погребняк — плечом к плечу с Ватченко и главой украинского КГБ Федорчуком

— Еще бы, я ведь тогда отличился (смеется)... По моему глубокому убеждению, партработник обязан быть доступным, простым в общении, доброжелательным к людям. Поэтому, например, работая в обкоме партии, я по утрам обязательно здоровался за руку с милиционером, который стоял при входе. Видели бы вы, как он сразу расцветал, какая гордость светилась в его глазах: дескать, смотрите, сам первый секретарь меня уважил...

По своей наивности, впервые войдя в ЦК через центральный вход, я не изменил этой привычке и пожал руку постовому, который нес там караул. Так продолжалось несколько дней, пока в Политбюро не намекнули, что подобной демократии здесь еще не было и незачем выделяться.

— А правда, что вам достался бывший кабинет Щербицкого?

— Да, Владимир Васильевич там работал, будучи секретарем ЦК, еще до перехода в Совет министров и днепропетровской опалы. Но не стены, согласитесь, важны, а атмосфера, царящая в них...

Когда на беседу ко мне приходил уважаемый человек: министр, ученый, хозяйственник, рабочий, — я садился напротив него за приставной столик, наливал ему шиповник (некоторые думали, что коньяк, и отнекивались: мол, по утрам не пьют) и вел с ним беседу. Получался разговор на равных, глаза в глаза. В Политбюро такую форму общения применяли только Щербицкий и Ляшко.

Если в приемной ждали люди, которых я вызвал, но не мог вовремя принять из-за срочных вопросов, обязательно либо лично выходил и извинялся перед ними, либо через секретаря просил у них прощения. Кажется, мелочь, но она благотворно действует на человека, поднимает его настроение: он чувствует, что его уважают, ценят...

— Кстати, о шиповнике... Мне один из помощников Щербицкого рассказывал, что цэковские работники, вообще-то, предпочитали напитки покрепче — как лекарство от стрессов и нервных перегрузок, разумеется.

1970 год, Николаев. Первый секретарь ЦК КПУ Петр Шелест (справа) считал, что может положиться на первого секретаря Николаевского обкома партии Погребняка (второй справа)

— Думаю, это бравада. Украинские руководители знали меру. Первый секретарь ЦК КПУ Петр Ефимович Шелест мог после работы выпить пару бокалов вина «Оксамит України», сменивший его на посту Владимир Васильевич Щербицкий пил водку, но не больше двух-трех рюмок, председатель Совета министров Александр Павлович Ляшко позволял себе от силы две-три рюмки коньяка. Естественно, и подчиненные действовали в том же духе.

Я, например, всегда был трезвенником: мог выпить красного вина или граммов 100 «оковитой». Если же тосты продолжались, то содержимое третьей, четвертой, пятой и так далее рюмок выливал под стол. Так наловчился, что однажды сидевший рядом секретарь ЦК прошептал: «Слушай, у меня уже все брюки мокрые и даже в туфлях водка! Ты или пей, или пересядь».

Вот Брежнев мог изрядно принять водочки, особенно когда помоложе был. Но при этом он с удовольствием декламировал стихи, рассуждал о поэзии и осыпал женщин комплиментами. Помню, зимой 73-го, на приеме по случаю приезда в Киев президента Югославии Иосифа Броз Тито, Леонид Ильич сказал: «Мужики, а ведь вы состоялись как руководители благодаря хорошему тылу. Давайте выпьем за ваших жен!». А под конец застолья пошутил: «Знаете, мое время прошло, но когда-то я тоже блондинок любил». Все рассмеялись.

— Яков Петрович, не сочтите за комплимент, но вам ваших 80 лет никак не дашь: подтянутый, энергичный... Не говоря о том, что общество «Украина — Польша» возглавляете. Как вам это удается?

— Может, гены крестьянские сказываются, то, что никогда не курил... Хотя, признаюсь, придя в ЦК, я уже через несколько месяцев почувствовал, что силы мои на исходе. Работа секретаря ЦК была напряженной, требовала больших умственных и физических усилий. В первые годы я уходил домой не раньше 22-23 часов вечера, отпуск — только зимой. Осознав, что мне нужна физическая закалка, я начал ездить в семь утра в бассейн. После этого душ, завтрак — и пешком к 9.00 на работу. Как-то подсчитал, что за 16 лет проплыл расстояние, равное пути до Николаева и обратно.

— Видимо, и должность вас обязывала держать себя в форме: все-таки вы курировали, помимо множества вопросов, еще и спорт... Прежде всего киевское «Динамо».

— Если честно, я до прихода в ЦК не был болельщиком. Предпочитал с книжкой посидеть — получив доступ к закрытой библиотеке, перечитал всего Соловьева, Плеханова, Троцкого, Каменева, Бухарина... А в Политбюро перед каждым матчем только и разговоров: кто будет играть, кто судить, каков состав соперников... Пришлось вникать в футбольный процесс, советоваться с людьми, которые разбирались в этом деле, чтобы не ударить в грязь лицом.

Как известно, Щербицкий был преданным болельщиком и знатоком футбольных тонкостей. Считаю, что во многом благодаря его вниманию Валерий Лобановский состоялся как тренер. Ну и без моего участия, конечно, не обошлось. Не было дня, чтобы я не позвонил в «Динамо», не было кубковой или международной игры, чтобы не съездил накануне в команду, не потолковал с игроками: «Вы же смотрите!..». Обычно после этого Лобановский доставал листочек: «Мы будем стараться, но нужно пять-шесть квартир, пять-шесть машин»... Я просматривал список нуждающихся: «Да мы же Блохину в прошлом году «волгу» давали!». А тренер вздыхал: «Давали, но он ее загнал»...

По традиции все Политбюро обедало вместе, тут же обсуждая дела... И вот только сядем за стол, Владимир Васильевич ко мне поворачивается: «Ну как там с «Баварией?». Будут играть Колотов, Мунтян?». Я объясняю, кто выйдет на поле, а кто нет. И добавляю: «Но есть вопросы, конечно. Просят премию, квартиры, машины». — «Сколько нужно денег?». — «Пять тысяч» (по нынешним временам это мелочи — по 300 рублей на брата). А Ляшко, председатель Совета министров, будто не слышит, молча борщ ест.

Щербицкий мне моргает: мол, поднимай, поднимай вопрос опять. Я так и делаю. «Александр Павлович, — спрашиваю, — вы как смотрите на то, чтобы команду поддержать?». Ляшко со вздохом отвечает: «Сколько уж мы им дали, чтоб только играли. Ну, если выиграют, поддержим». Тут же звоню Лобановскому (у меня был с ним прямой телефон): «Валерий Васильевич, все вопросы решены. Только вы уж не подведите». И в девяти случаях из десяти они были на высоте. Причем играли наши хлопцы: украинцы, русские, венгры... А сейчас смотрю: одни африканцы бегают на поле...

«ЕСЛИ СО МНОЙ ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ, У ЖЕНЫ 400 ГРИВЕН ПЕНСИЯ И КВАРТИРА — БОЛЬШЕ НИЧЕГО»

— В одной из ваших книг я прочитала, что когда Ляшко, в течение 15 лет возглавлявший Совмин, попросил для себя «жигули», ему отказали. Неужели в Украине премьер-министра ценили меньше, чем футболиста, пусть даже обладателя «Золотого мяча»?

1983 год, Киев. Секретари ЦК КПУ (слева направо): Качура, Мозговой и Погребняк вручают Щербицкому скромный подарок к юбилею — фотоальбом

— Это был уже 90-91-й год, когда Александр Павлович ушел на пенсию, и решение зависело от тех, кто возглавил в это время правительство, от наличия или отсутствия у них каких-то моральных устоев... Ляшко позвонил: «Можете выделить «жигули» сыну?». Ему говорят: «Сейчас нет машин». Позвонил во второй раз, в третий, а в приемной отвечают: начальник в командировке, на совещании, в отпуске... На том все и закончилось. Просто раньше был дефицит товаров, а сейчас — совести.

Сколько было крику из-за партийных привилегий, из-за злоупотреблений. Не знаю, как обстояли дела где-нибудь в Казахстане или Грузии, а у нас с этим было строго, даже жестко. В областных центрах существовали какие-то магазины, где обкомовские работники могли купить продукты, но Щербицкий, когда пришел, распорядился их закрыть. У нас в цэковском буфете он запретил торговлю продуктами.

Что бы ни говорили, в Украине не было коррупции, никто не давал взяток деньгами, землей, золотом, машинами, лесными угодьями... У Марии Орлик, заместителя председателя Совета министров, была маленькая дачка — шесть соток. Ей сказали: «Сдать!». А сейчас у нее растут две внучки, и как она, бедная, жалеет о том, что подчинилась. Если со мной что-то случится, у жены 400 гривен пенсия и квартира — больше ничего. Взял 10 соток, а садовый домик не успел построить: пошли купоны, надо было как-то выживать... Вот и стоит будка.

— А как вы воспринимаете призывы судить Компартию?

— Знаете, громче всего кричат те, кто сам вчера в партии состоял. Я многих перекрасившихся знаю, так как три перестроечных года работал первым секретарем Львовского обкома. По-моему, нынешние так называемые демократы просто пытаются отвлечь внимание от своих неприглядных дел. Кого судить? Хрущева? Так он во время коллективизации был в Москве. Косиора и Постышева? Они погибли! Сталина? Так мы его уже осудили на ХХ-ХХII съездах. Я лично голосовал за вынос его тела из Мавзолея.

— Вас, наверное, можно назвать патриархом среди бывшей партийной элиты Украины: вы старше всех соратников и по возрасту, и по занимаемой должности?

— Из той когорты жив Иван Лутак — он был вторым секретарем ЦК Компартии Украины, 15 лет возглавлял Черкасский обком, стал Героем Социалистического Труда. К сожалению, уже два года серьезно болен, но черкасчане молодцы, после выхода на пенсию его не забыли: и продуктами помогали, и книжку о нем недавно издали... Можно назвать также председателя Президиума Верховного Совета Валентину Шевченко, секретаря ЦК по идеологии Юрия Ельченко — правда, он немного моложе...

«ЕСЛИ БЫ ПРИНЯЛИ КОСЫГИНСКУЮ ПРОГРАММУ ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА, ВСЕ МОГЛО СЛОЖИТЬСЯ ИНАЧЕ...»

— Вы пришли на партийную работу во время хрущевской оттепели, работали при Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачеве... Чей стиль работы, деловые и человеческие качества, на ваш взгляд, заслуживают наивысшей оценки?

1985 год, Киев. Ни Михаил Горбачев, ни члены украинского Политбюро еще не догадываются, что через несколько минут войдет Раиса Максимовна и заявит, что ей надоело ждать. Яков Погребняк четвертый слева

— В союзном руководстве я бы на первое место поставил Председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина. Видел Алексея Николаевича десятки раз, был дважды у него на приеме и считал его примером деловитости, государственного подхода, умения работать с людьми. Помимо мудрости, данной ему от природы, у него был огромный опыт, багаж знаний — благо поработал и министром финансов, и в Госплане... Если бы приняли его программу либерализации народного хозяйства в 65-м году, которая давала толчок рыночным преобразованиям в стране, все могло сложиться иначе. Но Брежнев и Суслов сочли это отступлением от идеологических норм и потихоньку все преобразования свернули.

— А что скажете о дорогом Леониде Ильиче?

— Мне нравилось его умение говорить просто, не выпячивая себя, найти подход к любой аудитории. Брежнев мог спросить: «Ну как вы тут живете?». Или: «Мужики, что же киевское «Динамо» все москвичей бьет? Не жалеете вы меня, земляка». Он же за «Спартак» болел...

Помню, когда генеральный приехал вручать Украине орден Дружбы народов, выступал перед активом республики без бумажки. Иногда спросит: «Как я говорю, правильно?». А зал ему отвечает: «Правильно!». Он не критиковал опального Шелеста, не расписывал, какой Щербицкий хороший... Просто сказал: «У вас новое руководство пришло». И повернулся к президиуму (я там во втором ряду сидел, а в первом — Щербицкий, Ляшко, председатель президиума Верховного Совета УССР Грушецкий): «Вот чтоб вы знали, этим людям я в работе доверяю». Конечно, зал взорвался аплодисментами... Умел он расположить людей, особенно когда был при жизненных силах.

Вот глубоких познаний в марксизме-ленинизме и экономике я у Леонида Ильича не замечал... К сожалению, он мало читал литературы. Шелест же на пленуме, где его снимали, спросил генсека: «Критикуешь меня за книгу «Україно наша радянська». А ты ее хоть читал?». Брежнев ответил: «Нет. Но Суслов читал и сказал, что ты там казачество хвалишь. Зачем это было нужно?».

— Вроде и не мстительным человеком был, а как жестоко обошелся с тем же Шелестом, с Хрущевым...

1989 год, Львов. Неожиданно изменив маршрут, генсек ЦК КПСС Горбачев прибыл на день раньше графика. «Ну что, успели?» — спросил он первого секретаря Львовского обкома партии Погребняка

— Это долгий разговор... Да, не всегда карьера партийных лидеров заканчивалась так, как они того заслуживали, на долю многих выпадали тяжелые переживания, но все-таки они оставались на свободе, никто их не лишал жизни, как при Сталине. И это заслуга Хрущева, который на ХХ съезде КПСС сказал о злоупотреблениях властью и репрессиях, разоблачил культ личности.

Когда в 1957 году пленум ЦК осудил так называемую антипартийную группу (Кагановича, Маленкова и Молотова) за попытку сместить первого секретаря ЦК КПСС Хрущева, заговорщики ждали немедленной расправы. Каганович после пленума даже спросил: «Никита, ты же нас не посадишь?». А тот ему в ответ: «Не посажу, Лазарь. Вот если бы ты пришел к власти, наверняка упек бы за решетку». Конечно, этот триумвират унизили, свергли с пьедестала. Молотов отправился послом в Монголию, нравилось это ему или нет, Маленков стал директором электростанции, а Каганович — директором треста. Они немножко пересидели там и вернулись в Москву.

— А кого из украинских лидеров вы бы выделили?

— Я довольно много общался с двумя из них, невольно сравнивая обоих. Петр Ефимович Шелест, который выдвинул меня в ЦК, был ближе к земле, чаще ездил по областям, жил интересами людей. Он болел за Украину, хотел добиться для нее большего своеобразия в плане национальном, но при этом все-таки жалел себя: и на службу приходил попозже, и выходные себе устраивал, и охотой увлекался...

А вот Щербицкий был человеком глубоко сопереживающим, совестливым. Владимир Васильевич настолько близко все к сердцу принимал! И в работоспособности ему равных не было: каждый день, включая субботы, засиживался в кабинете до 10 вечера... Ему полагалось полтора месяца отдыха, а он проводил в отпуске дней 25, да и то обложившись документами, в Киев звонил каждый день...

Щербицкий с Ляшко, на мой взгляд, составили наиболее продуктивный тандем в послевоенной Украине. И мне горько от того, что до сих пор не установлены даже мемориальные доски на Десятинной, где они жили. Ходатайство об этом подписали Патон, Шевченко, Орлик, я, Ельченко, Корниенко...

Недавно Виталий Масол, я и Мария Орлик повторно подали документы Ляшко в Киевсовет на комиссию. Я пошел на заседание. Там сидели человек 20, обсуждали, каким улицам присвоить имя Гонгадзе и Шухевича. Потом председательствующий говорит: «Тут у нас складне питання по Ляшку». А присутствующие: «А зачем нам к этому возвращаться? Мы же только что осудили тоталитарный строй». Я 15 минут доказывал, что Александр Павлович сделал для страны больше, чем все премьеры независимой Украины, вместе взятые, — все напрасно, нам отказали. Обидно!

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter