Актриса и режиссер Маргарита ТЕРЕХОВА: «Отец моей дочери — лучший актер Болгарии, а отец сына — гениальный актер в жизни»

В минувшем году Маргарите Борисовне Тереховой исполнилось 65, но об этом мало кто слышал. Свой юбилей она скрыла от общественности. Похоже, она никогда не забывает, что Лев Гумилев расшифровал тюркский корень ее фамилии как «жизнь» или «белая кость». Даже странно: как это в стране, провозгласившей пролетариат гегемоном, оказался востребованным ее врожденный аристократизм? При встрече с сожалением отмечаешь: необыкновенная красота актрисы, обладавшей магнетической притягательностью, увы, начинает блекнуть. Время и безжалостный к нежной коже театральный грим покрыли ее лицо вуалью морщинок. Может, чтобы не выглядеть постаревшей кокеткой, она не подкрашивает ресницы и губы и во внесценической жизни предстает такой, какая есть. Ее родители, оба провинциальные актеры, расстались, когда Маргарита была еще совсем юной. Во время войны Рита и мама эвакуировались в Ташкент. Удивительные бывают совпадения! Здесь ее впервые встретил будущий создатель культового фильма о похождениях трех мушкетеров Георгий Юнгвальд-Хилькевич. Он вспоминал: «Мы с Ритой росли в одном дворе. У нее были очень красивые, стройные ноги, хорошая фигура и рано появившаяся грудь. Перечисленные прелести нас, мальчишек, сильно тревожили. К сожалению, я не вошел в число парней, с кем у Риты были романы». Приступив к съемкам «Мушкетеров», он поставил Госкино ультиматум: если на роль Миледи не утвердят Терехову, то и «кина не будет». Во время нашего общения Маргарита Борисовна удивила пренебрежением к поставленной сценической речи. Ее скороговорка бывает невнятной, из-за обуревающих эмоциональных воспоминаний она нередко сбивалась с мысли и не уточняла сказанного. Но ее манера держаться, изнутри идущая нервность, безусловно, совпадают с экранным образом.

«МЕЖДУ МОИМ СЫНОМ И ВНУКОМ ШЕСТЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛЕТ РАЗНИЦЫ»

— Маргарита Борисовна, почему вы не отметили свой юбилей как положено — праздничным спектаклем с корзинами цветов и правительственными телеграммами? Не вы первая, не вы последняя...

Дочь Анну Маргарита Борисовна родила от болгарского актера Саввы Хашимова, с которым познакомилась на съемках в Крыму. «Аня — очень хорошая актриса, потому что пошла в отца...»

— Мне совершенно безразлично, как положено. А не отмечала я свой юбилей, потому что меня это вообще не волнует.

— Как это: юбилей — и не волнует?

— Я всегда «забываю» дни рождения. И к Новому году не готовилась заранее, как другие люди, которые все планируют. У меня каждый раз праздники проходят по-разному. В нашей профессии все непредсказуемо. А юбилей — зачем это?

Вот Сашка мой, сын, снимает кино, дай ему Бог здоровья. Аннушка, дочка, съездила в Болгарию. Она родилась от Саввы Хашимова, который до сих пор считается лучшим актером Болгарии. Аня очень хорошая актриса, потому что пошла в отца. Я с ним познакомилась на съемках в Крыму. Савва не отходил от меня ни на шаг, когда мы снимали «Бегущую по волнам».

— Ради вас он даже оставил семью в Болгарии и переехал в Москву, но все почему-то быстро закончилось.

После связи с Тереховой Савву Хашимова больше не снимали

— Савву больше не снимали. То ли наказан был за ребенка от Тереховой, то ли еще что...

Сейчас дочь и отец обожают друг друга. Недавно Аня решила принять болгарское гражданство. Слава Богу, Болгария уже в Евросоюзе. Это же хорошо, правда?

Между моим сыном Сашей и внуком шесть с половиной лет разницы. Саша родился в 81-м, Миша — в 87-м. Все замечательно. А что еще надо?

— О том, что ваш сын носит фамилию Тураев, стало известно из титров к фильму «Чайка». Кто-то из журналистов раскопал, что его отец — владелец трикотажной фабрики в Таджикистане.

— А зачем это? Скажу одно: тот был гениальным актером в жизни, единственным человеком, которому удалось меня совершенно обмануть. Если человек меня по телефону мог обмануть... Вроде большой-большой начальник, а сам — актер! У них в роду были ученые, философы... Но потом я поняла, что правильно родила, хотя Сашка отца своего никогда в жизни не видел.

— Кинокритики отмечали, что вы любите бравировать независимостью. Увы, это обернулось женским одиночеством.

Сын Тереховой Александр Тураев своего отца, владельца трикотажной фабрики в Таджикистане, никогда в жизни не видел

— Почему вы думаете, что я одинока? Я просто как летучий голландец или перелетная птица. На мое счастье, нашлись двое мужчин, которые стали отцами моих детей. Они от меня, говорю вам со всей откровенностью, не отходили ни на шаг.

— Хотя вы из актерской семьи, но по родительским стопам пошли не сразу. Вам не кажется, что, обретя прекрасную актрису, мир потерял большого ученого?

— Школу я окончила с золотой медалью. Представляете? Об актерской профессии не думала. Мне было все равно, куда пойти учиться дальше, вот и поступила на физико-математический факультет университета в Ташкенте. Как-то в школе я решила задачку каким-то необычным способом, и математик назвал меня математическим гением. Теоремы-то я знала, хотя в школу не ходила.

Через год тихо уехала поступать в Москву — поддалась инстинкту, который все расставил по местам. Я умоляю всех, у кого есть дети: не зажимайте их, ладно? Ближе них у нас никого нет, правда же? И хоть вы очень заняты, делайте для них, чего бы они ни попросили, — ну, пожалуйста. Пусть лучше играют в настольный теннис, чем замирают у компьютеров. Чем бы я в детстве ни занималась, все потом пригодилось.

— Почему-то трудно представить, что вы были капитаном юношеской сборной Узбекистана по баскетболу.

— Капитаном — ни больше ни меньше! У нас в Школе-студии Театра Моссовета был такой урок по биомеханике, то есть по владению телом: девочки спускались в фойе по очень большой лестнице, стоя на плечах у мальчиков и ни за что не держась. Сейчас не могу поверить, что такое было возможно! Можете прийти к нам в театр посмотреть, что это за лестница. Скажете на проходной, что к Маргарите Борисовне, вас пропустят.

«ЗА ДРУГИХ РУЧАТЬСЯ НЕ ХОЧУ, НО Я ГОТОВА БЫТЬ РЕЖИССЕРОМ»

— Но до Школы-студии в Театре Моссовета вас постигла неудача на экзаменах во ВГИК. Как такое могло получиться?

Со своим вторым мужем Алексеем Габриловичем, автором знаменитого «Голубого огонька», Маргарита Борисовна прожила всего три года — он рано ушел из жизни

— Мои пути менялись довольно часто. Когда во ВГИК сдавала документы, все обращали на меня внимание. Я слышала, как говорили: «Вот эта девочка с косой поступит», — но меня не приняли. Я вышла из ворот, ничего не видя и не слыша. Грузовик промчался совсем рядом, водитель заметил меня и затормозил, закричал: «Ты что?! Что с тобой?!»... То, что представлялось мне трагедией, на поверку оказалось самым большим счастьем. Потому что в результате я попала к Завадскому. А могла бы уехать, если бы еще не продолжала жить в общежитии ВГИКа и не получила маленькую работу.

— Все рвутся почему-то во ВГИК или театральный институт. Видно, студии считаются ниже в табели о рангах?

— К Завадскому стремилось поступить такое дикое количество народу... Но он — мудрец, сделал набор в студию в конце лета. Знал, что найдет среди ребят, забракованных другими вузами, то, что ему нужно.

Надо понимать, кем в Театре Моссовета были Марецкая, Мордвинов, Орлова, Раневская, Плятт... Там была невероятная концентрация больших мастеров. Абсолютно гениальный ученик Вахтангова, главный режиссер театра Юрий Александрович Завадский всех актеров прикрывал, чтобы не посадили, потому что это же были страшные времена! И все держались друг за друга.

Обучение было потрясающее. Я считаю, что нет лучшей формы овладения актерской профессией, чем школа-студия в театре. К сожалению, мы были последним набором Завадского.

— А за что мэтр называл вас «черным ящиком»?

— В Театре Моссовета Юрий Александрович дал мне возможность сыграть Сонечку Мармеладову, другие замечательные роли, хотя говорил, что никогда не знаешь, чего от меня ожидать в следующую минуту.

— Ваши почитатели с огорчением отмечают, что вы перестали появляться в новых фильмах, не видно вас и в телесериалах...

— В сериалах я никогда не снималась, а сейчас вообще нигде не хочу. Я еще в студенчестве говорила, что не всегда буду актрисой, но мне никто не верил. Теперь все видят: говорила то, что думала.

— Имеете в виду, что сменили актерскую профессию на режиссерскую?

— Не знаю, как у вас в Киеве, а у нас в Москве все перемешалось. Миронов, который Евгений, оказался деловым человеком: у него и центр какой-то, и еще что-то... Вообще, все расцвели, как розы. Считается, что актеры всегда интеллектуально выше режиссеров, — Тарковский и Параджанов были исключением. Каждый что может, то и творит. За других ручаться не хочу, но я готова быть режиссером.

— В вашем послужном списке три десятка известных кинолент. Наверное, непросто было отказаться от актерского амплуа?

— Нет никакой разницы, сниматься или снимать. Если много времени проводишь на съемочной площадке, много чего узнаешь, и практический результат зависит от того, есть ли у тебя призвание, можешь ли снять что-то самостоятельно.

Еще в начале 90-х я поставила спектакль по Гарсиа Лорке «Когда пройдет пять лет». В те годы у нас играл Игорь Тальков. Это был мой режиссерский дебют. Недавно осмелилась поставить «Без вины виноватые» Островского. Мне даже предложили играть в спектакле Кручинину, хоть я и не хочу. 10 лет вынашивала свой первый фильм — «Чайку» по Чехову, а когда в 2003 — 2004 годах сняла его, стало твориться что-то странное.

— Не берут в прокат?

— Госкино превратилось, понимаете ли... (смеется), в фак (ФАКК — Федеральное агентство по культуре и кинематографии. — Авт.), и начались дикие мытарства.

Правда, я догадываюсь, в чем дело. Картину-то мы сняли быстро, хоть и не суетясь — для этого все было. Единственное, чего не нашлось, — по-настоящему деловых людей, способных решить проблемы после съемок. Из-за этого мне кислород перекрывают, но я постараюсь справиться.

— Ваша «Чайка» — кино семейное. Почему вы решили в нем собственных детей задействовать?

— Если бы не Саша, я вообще снимала бы не «Чайку», а что-нибудь другое. Просто он оказался абсолютно точен в роли Треплева. Хороша и Анна — в роли Нины Заречной. Правда, она сама себе навредила: мы снимали в Переславле-Залесском, в чеховском Мелихово (изумительные по красоте места), и она ездила на машине туда и обратно, туда и обратно, проводя по три-четыре часа в дороге. Это сказалось на съемках, но в финале все разыгрались как надо.

«К ДЕТЯМ НЕЛЬЗЯ СЛИШКОМ ПРИБЛИЖАТЬСЯ, ИНАЧЕ ОНИ ПОТОМ ВАС ВОЗНЕНАВИДЯТ»

— Теперь получается, что у вас настоящая актерская династия — три поколения. Вы готовили детей в актеры?

«Вы можете узнать из первых рук, что Теодоро — граф и мой супруг». «Собака на сене», Диана (Маргарита Терехова) и Теодоро (Михаил Боярский), 1977 год

— Нет, но я всегда старалась им не мешать, а помогать, знала, когда можно подойти, а когда не стоит. К детям нельзя слишком приближаться, иначе они потом вас возненавидят. Аня и Саша выбрали нашу профессию совершенно самостоятельно.

— В «Чайке» вы нарушили собственный обет не играть и снялись в роли Аркадиной.

— В Аркадину я влетела случайно. На эту роль утвердили Ирину Купченко. Между прочим, не факт, что это было бы хорошо. Мало этого, она все никак не приезжала на съемку. Речь даже не шла о репетициях — они не нужны, пьесу-то все знают... Надо было просто встретиться, поговорить, и все пошло бы само собой.

— О чем поговорить?

— От Ирины Купченко я ничего не требовала, кроме одного: «Сделай, как я считаю нужным». Но когда после множества отговорок она, наконец, сказала, что приедет, но не раньше чем через три дня, а мы — в Мелихово, где каждый день влетал в копейку, мне ничего не оставалось, как сыграть самой.

Кстати, это школа Андрея Тарковского. Он ничего особенного актерам не говорил, а все само собой как-то передавалось — для этого только надо было встретиться раз, два, три. Все получается, когда имеешь дело с актерами, типически точными для своих ролей.

— В «Зеркале» Андрея Тарковского вы сыграли жену и мать Автора. Почему именно вам он доверил две самые дорогие для себя роли?

— Режиссер берет актера на роль по какой-то причине, и у Андрея она была... Этого не объяснишь. Но если ты попал к Андрею, значит, чего-то стоил. Все, кто с ним работал, становились очень востребованными — Солоницын, Кайдановский, Янковский...

А вообще, перед ним все благоговели и стояли навытяжку. Толя Солоницын, тогда еще никому не известный актер из Свердловска, рассказывал, что Андрею его сосватали знакомые. Когда состоялась первая проба, Толя так волновался, что не мог поставить глаза в фокус — у него зрачки дрожали. Даже сам отец Андрея — великолепный поэт Арсений Александрович Тарковский, который был невероятным человеком (и это говорят все, кто имел счастье быть с ним знакомым), даже он сидел во время работы над фильмом смирно, как ребенок.

А я с самого начала интуитивно повела себя нахально и просто. Не знаю почему, у меня ничего не дрожало, хотя знала, что до меня он отсеял двух актрис.

— Андрей Тарковский признавался: «Хорошо, что я влюбился в Риту в конце съемок. Иначе картины бы не было». Сестра режиссера Марина Тарковская в интервью «Бульвару Гордона» сказала так: «Я думаю, что между ними пробежала искра». Это так?

— На самой первой пробе в «Зеркале» (напомню: фильм вышел в 1974 году) я сказала Андрею: «Ну, подумаешь, пробы... А когда будем «Мастера и Маргариту» снимать?». Честное слово! А он отвечает: «Кто будет Маргаритой, я примерно догадываюсь, а кто будет Мастером?». — «Как кто? — удивилась. — Смоктуновский, конечно». Тогда Андрей, знаете, таким почти детским голосом говорит: «А если это буду я?».

Вы просто не представляете, каким был Андрей! Это совершенно особенное существо. Сниматься у него — подарок судьбы, сплошная радость и наслаждение. Он обожал своих актеров и охранял, как детей.

Его трагическая судьба ни с чем не сравнима. Он, конечно, очень много претерпел: «Зеркало» снималось на старой плохой пленке, а потом фильм вообще не хотели выпускать. Зато в Париже на него каждый день стояли очереди, каждый день. Когда я была в Париже, поехала на его могилу попрощаться.

Андрей был из особенной семьи. Отец — поэт, сестра Марина написала блестящую книгу. Сын Марины тоже удивительный человек: уехал из Москвы в Сибирь, живет там и пишет стихи и прозу. Это что-то невероятное.

— С Арсением Александровичем Тарковским вы были хорошо знакомы?

— Познакомились на съемках «Зеркала». Андрей сложил в фильме все вместе: рассказ о матери и об отце, о себе, о времени и о памяти. Арсений Тарковский читал за кадром свои стихи. Но, как ни странно, посвященные совсем не маме Андрея, а другой женщине, которая ушла из жизни рано и стала его музой на всю жизнь. Но в картине все как-то сошлось воедино.

И вот когда во время озвучания дошло до того момента, где я взлетаю в небо и, помните, мальчик спрашивает маму: «Что ты, что с тобой?», а я (то есть мама) отвечаю: «Ничего, не волнуйся, я люблю тебя, поэтому взлетела». В этом месте Арсению Александровичу надо было читать за кадром свои стихи, посвященные другой женщине, а он молчит. Андрей возмутился: «Ну, что же это такое?!». И тут Арсений вскочил и вышел из зала. Я помчалась за ним.

Здравствуй, сказал я,
А сердце упало.
Верно, и впрямь совершается чудо.
Смотрит, смеется:
«Я прямо с вокзала».
«Что ты? — сказал я.
— Куда да откуда...»

Божественные стихи, правда? Они посвящены Марии Густавовне Фальц. Арсений Александрович познакомился с ней еще в молодости в Елизаветграде — теперь это Кировоград. Он вообще глыбой был: прожил долго и сделал много. А стихи менялись со временем...

«НАРО-О-ОДУ СОБРАЛОСЬ НА ПЕТУХОВОЕ СМЕРТОУБИЙСТВО СМОТРЕТЬ, А Я СИЖУ И ГОВОРЮ: «НЕ БУДУ!»

— В одной энциклопедии кино помещена иллюстрация к картине «Зеркало», где ваше лицо застыло в ужасе. Это в сцене «казни» петуха. Андрея Тарковского обвиняли в жестокости по отношению к животным еще со времен «поджога» коровы в фильме «Андрей Рублев». Корова, как выяснилось, осталась жива, а петух?

«В нашей профессии все непредсказуемо. Я, как летучий голландец или перелетная птица...»

— И петух остался жив, причем не один. На съемочную площадку доставили мешок красивых петухов — Андрей хотел сделать несколько дублей. Сам он стоял довольно далеко за камерой. Представьте обширнейшее пространство, а по его краям выстроен весь штат операторов. Наро-о-оду собралось на это петуховое смертоубийство! А я сижу и говорю: «Не буду!.. Не буду!». И он, наконец, услышал. Бросил на меня взгляд свой драгоценный и спрашивает: «То есть как — не будешь? А что с тобой случится?». А я ничего лучше не придумала и говорю: «Меня стошнит, Андрей Арсеньевич». Он кивнул: «Очень хорошо, снимаем!».

А я стою на подгибающихся ногах буквально, потому что мы благоговели перед ним. Потом выхожу из кадра и со словами: «Я вообще считаю, что если ты снял фильм «Андрей Рублев», больше ничего снимать не надо», — удаляюсь в неизвестном направлении. Ну, это уже было за гранью... Представить такое невозможно было, но Андрей ничего не сказал, а разочарованные люди стали расходиться. Тогда он скомандовал: «Та-а-ак, выключите свет!» — и ко мне: «Выйдем поговорим!».

Мы пошли к декорациям. Их построил потрясающий художник Николай Двигубский. Там были отдельные комнаты, которые так никогда и не использовали, но все вместе они создавали впечатление реального дома. Вот мы туда заходим, и первое, что Андрей сказал: «Да будет тебе известно, что я снимаю свой лучший фильм». Ха-ха-ха, он еще отчитался передо мной!

Потом вбежал Андрон Кончаловский и стал вокруг нас вертеться волчком (Боже, какое наслаждение вспоминать!). Андрон без умолку что-то нес, пытался обратить на себя внимание (и это всесильный Кончаловский, которому всегда беспрепятственно давали деньги, хотя Госкино выделяло их для других!). «Андрей, — говорит, — этот шкаф был у меня в кадре!», потом так же о каком-то другом реквизите. Тарковский на полуслове замолчал и рта не открыл, пока тот не развернулся и не ушел. И Андрей точно с той фразы, на которой остановился, продолжил разговор со мной.

Кончаловский до сих пор работает, и хорошо работает... А Андрей, гений, ушел из жизни. Так же, как и главный оператор «Зеркала» Георгий Рерберг. Надо помнить слова преподобного Серафима Саровского: «Мир во зле лежит» и радоваться жизни. Правильно я говорю?

— Картины Тарковского окружены некой аурой, природу которой не могут постичь даже самые крутые профессионалы...

— Главным оператором «Зеркала» был Рерберг — тоже невероятный гений. В прошлом году ему исполнилось бы 70 лет. Уход Андрея из жизни стал для Георгия очень тяжелым ударом. Помню, как он горько плакал.

— Оператор пережил Тарковского на 10 лет, и, хотя снял еще немало известных картин, такого волшебства, как в «Зеркале», у него больше не случилось.

— Гоша ушел из жизни каким-то странным образом. За неделю до этого я уезжала из Москвы. Надеялась снимать с ним свою «Чайку» и пошла к нему домой поговорить. Увидела здорового, веселого, худого, совершенно неотразимого мужчину. Но он был из тех людей, которые, если им чего-то не хочется, ни за что не станут этого делать.

Рерберг сказал мне что-то не очень обнадеживающее по поводу того, будет или не будет снимать «Чайку». Выхожу от него и вдруг начинаю плакать (хотите верьте, хотите нет). А у меня в руке букет (я пришла к нему вечером после спектакля). Там рядом две церкви: Малого Вознесения и Иоанна Богослова. Вот я и вложила свои цветы в дверную ручку храма. Понимаете? А потом уехала из Москвы. Возвращаюсь через неделю и слышу — говорят: «Гоша умер». Никто не знает, что случилось. Мистика!

— Говорят, на съемках «Трех мушкетеров» у вас на плече сам собой проявился знак лилии и художнику оставалось лишь обвести готовое клеймо Миледи...

— Это режиссер Юнгвальд-Хилькевич раздул. У меня кожа чувствительная, и во время съемок на плече появилось пятнышко, а он увидел и завопил: «Лилия, лилия!». А вообще мистические вещи бывают, но надо вести себя прилично. Я вот ношу с собой книжечку. Это — молитвы ангелам. Их надо читать утром и вечером.

— Сейчас модно снимать продолжение старых известных картин, куда приглашают на вторые роли бывших премьеров. Вам уже сделали предложение поучаствовать в продолжении «Трех мушкетеров»?

— Мне не предлагали. Знали, что об этом и речи быть не может. Я о новом фильме не имею понятия, мне только смешно... Но вдруг у них что-то получится?

— Кажется, лучшей Миледи, чем вы, и быть не может. В ней чувствуется ваш характер...

— Конечно, актер черпает все из себя, но никогда не надо путать человека и персонаж.

— А мемуары писать не думали?

— Боюсь, никогда не буду этим заниматься. Надеюсь что-нибудь сделать еще в профессии — вот сколько Господь жизни даст. На мемуары меня что-то не тянет.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter