Как на духу!
Председатель Союза писателей Украины, народный депутат Украины Владимир ЯВОРИВСКИЙ: "Когда жена связала оранжевый шарф, я пошутил: "Придется им Кучму связывать"
Михаил НАЗАРЕНКО. «Бульвар Гордона» 20 Сентября, 2005 00:00
Имя Владимира Яворивского прочно связано со становлением независимости.
"КОГДА МОИХ ДЕТЕЙ СПРАШИВАЛИ: "ГДЕ ВЫ ТАК ЗАГОРЕЛИ?", ОНИ ВСЕГДА ГОВОРИЛИ: "НА МИТИНГАХ"
- Владимир Александрович, дети разделяют ваши политические взгляды?
- Когда их в детстве спрашивали: "Где вы так загорели?", они всегда говорили: "На митингах". (Смеется). Мне повезло, каких-то серьезных дискуссий у меня с ними не было. Почему? Я объясню. Славик окончил университет во Львове. Этот город внес последние штрихи в формирование его как человека. У него хорошая журналистская хватка, он горазд на придумки всяких технологий и много мне помогал в избирательных кампаниях. Последнюю на Львовщине прошел со мной всю-всю. Сейчас исполняет обязанности моего помощника, поскольку тот, кто был им прежде, ушел во власть. Мне с сыном легко, мы единомышленники, так что даже иногда скучновато становится.
Что касается Леси, то ее взгляды на жизнь сложились, скажем так, во времена относительной украинской демократии. Она поступила в Киево-Могилянскую академию, потом окончила Национальный университет имени Шевченко, институт журналистики. Пошла на телевидение.
- Вы ее не пристраивали?
- Она сама себе прокладывает путь. Год ее держали в черном теле: работала практиканткой, была на побегушках, носила камеру и прочее. Потом кто-то заболел, Лесю посадили на иностранную информацию, так как она блистательно знает английский. Делала международные обозрения. Сейчас занимается и внутренней политикой, готовит репортажи. Ее можно увидеть и услышать в выпусках новостей "Репортер". Родила сына Тарасика. Но как только отлучила его от груди (не прошло и года), сразу же вернулась на телевидение. Сегодня моему внуку год и три месяца.
- А жена делает вам замечания?
- Она, естественно, самый заинтересованный человек, и от нее я выслушиваю все. После публичного выступления иду домой и уже в лифте думаю, как его оценят жена и Леся (она сейчас живет с нами). Никто не скажет мне столько острых, честных, заинтересованных вещей, как Галя и дочь.
- Во время последних выборов Президента возникали критические ситуации для сторонников Виктора Ющенко. Как это воспринимала ваша семья? Было страшно?
- Может, это прозвучит патетично, но страха не было. Мы ведь уже прошли ГКЧП в августе 1991 года. Вот тогда, честно скажу, было жутковато. Известие о путче застало меня на даче в селе Перемога Барышевского района, что за 60 километров от Киева. Со мной было два друга, делали мне какой-то стеллаж. Закончили работу, выпили по рюмке и очень поздно легли спать. Поднимаюсь, ребята уже во дворе. Говорят мне: "По радио все время звучит какой-то железный голос и нет никакой музыки".
А я тогда был депутатом и советским, и украинским. Мы сели в машину, помчались в Киев. По дороге мой друг Володя Волосенко, член Союза художников, ныне покойный, мне предлагает: "Давай я тебя спрячу у себя в мастерской". Она у него была где-то в подвале за Крещатиком. Я говорю: "Володя, ну не смеши. Где можно от них спрятаться?". А второй мой друг Василь Горинчук жил в селе, он сказал: "Вот у меня точно можно укрыться". Мне разговор запомнился, но все это было несерьезно. Приехали в Киев, я высадил семью, друзей и отправился в Верховную Раду, где уже кипели страсти.
Все эти тревожные дни и ночи во дворе моего дома, где мы часто проводили заседания Народного Руха (Галина всегда ждала меня на балконе), стояли какие-то машины с неизвестными номерами, возле них покуривали люди. Они словно ждали приказа. Как-то ко мне подошел человек и показал списки, в которых значилась и моя фамилия. Как я понял, это были те, кто подлежал аресту в первую очередь.
А на Майдане какой мог быть страх? Столько людей! Такое единство! Правда, был один эпизод... Помните, Юлия Тимошенко объявила, что будем штурмовать Администрацию Президента? Ее защищали омоновцы. И как-то так получилось, что нас возле трибуны было четверо: Александр Зинченко, Оксана Билозир, Олег Тягнибок и я. Мы подошли к оцеплению. Они были все с этими щитками и как-то чуточку раздвинулись. Но не ряд раздвинулся, а только головы. Сначала мы пересадили через головы спецназовцев Юлю, затем - Оксану, Александра. Олег помог перебраться мне, я подал руку ему. Никто нам, депутатам, не мешал.
И вот мы уже во дворе. Об этом, кстати, еще никто нигде, по-моему, не рассказывал. Так вот, к нам подошел генерал. Умный такой мужик, с циничным, я бы сказал, умом. Юля ему говорит: "Пропустите людей!". Он твердо ответил: "Я этого не сделаю, у меня приказ". Тогда Зинченко сказал: "У нас есть команда альпинистов, которая за две минуты будет на втором этаже". На что генерал произнес: "Вы должны знать, что весь второй этаж забит вот этими ребятами" - и показал.
И тогда мы увидели, что у входа в Администрацию Президента полукольцом расположились угрожающего вида бойцы в черных костюмах в обтяжку, с гофрированными наколенниками и нарукавниками. Они были с автоматами, а каждый третий лежал на коврике с пулеметом. Генерал предупредил: "У моих ребят оружия нет, только дубинки. А эти отморозки получили приказ стрелять на поражение. Их не остановит ничто".
Мы не поверили. Оксана Билозир двинулась к ним. И мы услышали четкое и звонкое: "Стой, стрелять буду!". Вот тогда небольшой страшок прошелся по спине. Мы Оксану завернули обратно и поняли, что ничего пока предпринимать нельзя. Упаси Бог! Потом говорили, что это был не наш спецназ, а российский, но я этого утверждать не могу.
"10 МИНУТ ОТВЕЧАЮ ЗА ВАШУ БЕЗОПАСНОСТЬ, - ГОВОРЮ СТОЯНУ. - А ПОТОМ СНИМАЮ С СЕБЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ"
- Вас хоть иногда посещали сомнения в победе Виктора Ющенко?
- Если бы я не верил, этим бы не занимался. Кроме уверенности, была внутренняя злость, хотя внешне я ни на кого не злился. В Кировограде отмахал три тура, видел все, что там происходило. Второй тур был тяжелейший. Мне не выдали даже документа наблюдателя, хотя у меня были все права. Я услышал циничное: "Кто вы такой?".
Мне показали пленку, где был зафиксирован арест человека, проходивший несколько лет назад. Заснято, как его уложили лицом на асфальт, милиционер поставил ногу на его голову, а он кричал: "Эй, свидетели, я вас всех уберу! Вы ничего не видели!". Этот бандит к тому времени "вырос" до заместителя председателя горисполкома и руководил избирательной кампанией в Кировограде.
И ему заносили в кабинет мешки с бюллетенями, чтобы профильтровать их. Меня к нему не пускали. Какие-то типы преграждали дорогу, угрожали. Но страха я не ощущал, и на сомнения тоже не было времени. Очевидно, у меня характер такой. К тому же была колоссальная поддержка людей. Народ к нам валом валил.
- Какую позицию занимал возглавляемый вами Союз писателей?
- Еще в августе прошлого года на пленуме мы приняли решение, что Союз писателей Украины будет поддерживать Виктора Ющенко. Только один человек воздержался. В здании Союза расположился малый штаб революции. Во дворе стояла солдатская походная кухня. Люди, которые дежурили на Банковой, здесь отогревались, питались, спали. Их самоотверженность просто поражала.
Вот что запомнилось. Надо было сменить группу мужиков, которые простояли всю ночь. Шел мокрый снег. Было зябко, холодно, они продрогли до костей. Говорю им: "Через двi хвилини пiдiйдуть тi, хто вас помiняє". А один, совсем посиневший, показывает на Администрацию Кучмы: "Нас мiняти не треба, ви отих помiняйте"...
В те дни в Союзе одна киевская поэтесса вышла замуж за студента из Львова. Во всяком случае, у нас они обручились. И писатели, которые приходили, оставляли им свои пожелания и деньги на свадьбу.
- Вы, если не ошибаюсь, предложили разместить людей и в Доме профсоюзов?
- Да. Они мерзли, им надо было где-то согреться, перекусить, отдохнуть... Заходим я и еще несколько депутатов к Александру Стояну, председателю профсоюзов. Он был в "Нашей Украине" вторым номером, прошел в парламент по нашим спискам, на наших плечах, а потом переметнулся к оппонентам. Говорю ему: "Есть решение Комитета национального спасения, чтобы вы освободили кабинет". Он: "Почему?".
Показываю ему документ, в котором он обращается к власти с призывом проявить решительность и применить силу. "Вот вы, - говорю, - председатель профсоюзов, призываете против своих же людей применить силу. 10 минут отвечаю за вашу безопасность, а потом снимаю с себя всю ответственность. Народ стоит уже на пороге".
Он сразу скис. Поерзал немного. Открыл сейф, что-то там взял. Ему подали пальто. У него на столе лежала фотография, которую он перевернул. Я взял ее. На ней были запечатлены он и Виктор Янукович. Сунул ее Стояну: "Возьмите, это для вас самое дорогое". И он ушел.
Прежде чем запустить народ, мы обошли все кабинеты. Я заходил и говорил: "Дiвчата, йдiть додому, Стояна вже нема, вiн пiшов. Центральний будинок профспiлок припиняє свою дiяльнiсть. Зрозумiйте ситуацiю, народ на вулицях. Треба, щоб тут люди грiлися". Но мне отвечали: "Нi, ми не пiдемо, ми будемо для цих людей, хай до нас заходять. Ось чай є, кава, є бутерброди, ми готовi вам допомогти. Стояна нема, але ми з людьми...". Меня тогда это просто потрясло!
- После того как в Киев стали прибывать эшелоны с людьми из Донецка, ситуация могла накалиться до предела. Столкновения, стычки, мордобой казались неминуемыми... Как удалось этого избежать?
- Со своей стороны мы старались не проявлять никакой агрессии. Напротив, когда шахтеры шли по Грушевской, наши девчата встречали их с цветами. Это была идея Юрия Луценко. Кто-то брал букеты, а кто-то задирался (очевидно, это были комиссары), отодвигал их. Но девчата не обижались, они улыбались: "Вiзьмiть все одно, ну заради Бога"...
- Когда вы окончательно уверились в том, что победа неизбежна?
- Многие события происходили в Верховной Раде, на политическом уровне. Я помню, возникла ситуация, когда депутаты не готовы были проголосовать за третий тур и за дополнения к Закону "О выборах". Мы вынуждены были пойти на крутые меры - решили впустить людей в здание парламента.
Юлия Тимошенко должна была въехать на своей машине с улицы через шлагбаум и остановить машину посредине, чтобы в образовавшийся проход могли хлынуть демонстранты к входным дверям. Но у нее это по каким-то причинам не получилось. Видим: все срывается. Тогда депутаты стали просто подавать людям руки, помогая им перелезать через железную ограду и подходить к дверям. И это возымело свое действие на колеблющихся депутатов. Итог вы знаете: большинство проголосовало и за третий тур, и за изменения к Закону "О выборах".
"НА МАЙДАНЕ Я ВИДЕЛ НЕ ОБОЗЛЕННЫХ И НЕ ОБИЖЕННЫХ ЖИЗНЬЮ ЛЮДЕЙ. ОНИ СТОЯЛИ И СЛУШАЛИ, КАК ДЕТИ"
- Чем запомнилась новогодняя ночь на Майдане? Наверное, было сумасшедшее чувство счастья?
- В половине одиннадцатого вечера мы выпили дома шампанского и - на Майдан, на Майдан! Идем к трибуне, впереди Виктор Ющенко, Президент Грузии Михаил Саакашвили, я с другими депутатами - где-то во втором ряду. А за парапетом - люди. Кто-то меня подозвал. Я подошел, чья-то рука быстро воткнула мне под мышку что-то теплое. Смотрю: живой петух - красивый, красный, со связанными веревочкой лапами. Я понял, что кто-то преподнес мне его в честь наступающего года Петуха.
С птицей под мышкой иду на сцену. Пока выступал Саакашвили, говорю Ющенко: "Бери пiвня, вiн живий". Подбежали его дети, стали петуха гладить. Это есть на пленке, даже транслировалось по телевидению. Но Ющенко надо идти выступать. Он возвращает мне подарок, и тут чувствую: кто-то тянет птицу к себе. Оглядываюсь: Сан Саныч Омельченко. Просит: "Вiддай менi пiвня!". А я ему: "Хто ж вам задарма вiддасть такого красеня?". - "Що ти за нього хочеш?". - "Двi квартири для письменникiв". - "Я беру".
И свое обещание Омельченко выполнил: в мае Союз писателей получил две квартиры. Когда было вручение ордеров, он рассказал, что отвез петуха к себе на дачу, купил для него 10 курочек. И добавил: "Вот когда они вырастут, мы с Яворивским встретимся и выпьем по 50 граммов за... А петух отличный!".
- Как вы праздновали приход к власти Виктора Ющенко?
- Я даже не могу вспомнить, чтобы мы закатили какой-то бал. В Союзе писателей я собрал весь коллектив, который работал день и ночь. У нас ведь все было открыто. Тысячи людей... Сами понимаете, в актовом зале спали, в конференц-зале, в кабинетах. Просто покотом, на сцене, на лестнице. Надо было убирать, кормить, помогать. Поблагодарил своих сотрудников за все. Купили ящик водки. Было много тушенки, ее нам бизнесмены целыми машинами завозили, чтобы мы кормили людей. Так что закусывали тушенкой. Особого торжества не было, просто знали, что есть победа. Но, конечно, общим праздником стал день инаугурации. Голуби, Ющенко, его выступление...
- Вы в тот период что-то писали?
- На это не хватало времени, я ведь все время был в гуще событий. А сейчас пытаюсь реставрировать какие-то эпизоды, которые сами по себе всплывают.
Знаете, я вел большинство митингов в начале 90-х годов. Тогда меня слушали представители обедневшей интеллигенции - технической, творческой, - среднего достатка киевляне. А сейчас на Майдане я видел прекрасно одетых людей - в шикарных дубленках, шубах, с мобильными телефонами. Не обозленных на жизнь, не обиженных. Они стояли и слушали, как дети. Для меня это было просто потрясающе.
Каждый вечер я их видел. И потом уже чисто психологически искал глазами в толпе. Там были три женщины в одинаковых оранжевых костюмах. Купить тогда такой было непросто. Вначале и шарфиков оранжевых не было. Мне жена Галя связала длинный, мягкий, нежный. Я шутил: "Придется Кучму им связывать". (Смеется).
"ПОДХОДИТ МУЖИК: "ТЫ ВЕДЬ НЕ КОММУНИСТ?". - "НЕТ, Я В ПАРТИИ". ОН ПЛЮНУЛ МНЕ В ЛИЦО"
- Как вы, будучи уже известным писателем, стали политиком, попали во власть?
- Все вышло абсолютно случайно. У меня такое впечатление, что не я выбирал политику, а она меня поймала. 86-87-й годы. Горбачевская оттепель. Мы все ее очень ждали, были на каком-то подъеме. Читали "Огонек" Виталия Коротича. Все было для нас ново.
И для меня публицистика стала той отдушиной, где можно было мгновенно высказаться, зафиксировать свою позицию. Я тогда очень много печатался в "Литературной газете", в "Правде", в "Сельской жизни", в наших украинских изданиях. Писал о Чернобыле, обо всем. Я убежден, что именно публицистика привела меня в политику.
Сидел на своей даче в селе и работал над романом "Друге пришестя" - о последней любви Тараса Шевченко. Работал с упоением, очень интересный материал. Вдруг прибегают из сельсовета (телефон у меня не работал): "В три часа вам обязательно надо быть в Киеве по адресу: улица Тургеневская, Градостроительный институт". А уже 12. Я в недоумении: что такое? Как был, в джинсах - сажусь в свою "Волгу" и еду. Меня уже ждали. Сообщают: "Мы вас выдвигаем кандидатом в депутаты СССР. Только вы не очень-то надейтесь, у нас еще и директор выдвигается". - "Ну, раз директор, - смеюсь, - он же и пройдет".
Начинается собрание. Народу собралось тьма-тьмущая. Поднимаюсь на трибуну. Говорю по тем временам довольно острые вещи о том, что общество нуждается в обновлении и так далее. Сказал. Все. Голосование. За меня - 92 процента! За директора - восемь...
Понемножку втянулся в избирательную кампанию. Стали придумывать то, что сейчас называется технологиями. У нас был "жигуль". Сверху мы поставили деревянный куб, оклеили его оригинальными плакатами. Подъезжали, например, к гастроному, где стояла длинная очередь за водкой. Я брал в руки маленький микрофон и начинал вещать, что я, мол, такой-то, такой-то, собираюсь сделать то-то и то-то.
Или агитировал вечером у входа в метро. У меня был мой округ - 450 тысяч избирателей. Громадина! Оболонь, Троещина, Минский массив. Я - в джинсах. Ведь это была весна, май. Становился на пустой ящик из-под помидоров, говорил о своей предвыборной программе, отвечал на вопросы. Для народа это все было неожиданно: можно просто подойти, прикоснуться, обо всем поговорить. Был один эпизод. Стемнело, люди стали расходиться. Я слез с ящика. Подходит какой-то мужик, говорит: "Ты мне нравишься, я буду за тебя голосовать. Но ты ведь не коммунист, правда?". - "Нет, - говорю, - я в партии. Меня приняли пять-шесть лет назад". Он не расслышал: "Так ты не в партии?". - "Да нет, я в партии". Он плюнул мне в лицо. Я только утерся. Это было.
Через три месяца я одним из первых в Союзе писателей написал заявление о том, что в этой партии быть не могу, не хочу. Не скажу, что плевок решил все. Просто он стал для меня каким-то психологическим восклицательным знаком.
- Многим сегодня пребывание в компартии ставят в вину, колют этим глаза...
- Обвинять легче всего. Того же Ивана Драча, Дмитра Павлычко... Но я честно могу сказать, что мы не верили во все это. Как я вступил в партию?
Меня назначили завотделом прозы журнала "Вiтчизна". Работать в литературном издании, где печатались Олесь Гончар, Павло Загребельный, было очень престижно. Недели через две меня вызывает главный редактор Любомир Дмитерко: "Почему не становитесь на учет?". - "Я беспартийный", - объясняю. На что он мне сказал: "Володя, никому об этом не говорите, потому что будет скандал. Мы вас быстренько здесь примем в кандидаты. Я вам даю рекомендацию. Вторую возьмете еще у кого-нибудь". И еще Олесь Гончар, мой учитель, перед которым мы все преклонялись, меня убеждал: "Там должны быть наши люди, поэтому вступай. Если надо, я сам напишу тебе рекомендацию".
"НЕУГОДНЫМ Я СТАЛ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ПОЯВИЛИСЬ МОИ ОТКРЫТЫЕ ПИСЬМА КУЧМЕ С ТРЕБОВАНИЕМ ПОДАТЬ В ОТСТАВКУ"
- А что за драматические события происходили вокруг Союза писателей?
- То, что я стал его председателем, было для меня полной неожиданностью. Ведь я сперва даже не попал в число делегатов, кто-то мою фамилию вычеркнул. "Как же так? - думал. - Много печатаюсь, лауреат Шевченковской премии". Но накануне был пленум, меня и еще несколько человек доизбрали.
И вот сижу на съезде в президиуме. Знаю, что будет выдвигаться Иван Драч. Для меня это вполне приемлемо, я его прекрасно знаю. И тут мне говорят, что вчера поздно вечером Юрий Мушкетик, еще действующий председатель, и Иван Драч ходили к Леониду Кучме за благословением. Честно скажу: меня это взорвало. Как же так? И раньше ходили в ЦК все согласовывали, и сегодня опять кланяемся власти?
Я, конечно, выступил. "Не можу зрозумiти, - говорю, - як це вдвох навприсядки через дорогу ходити на благословення? Хто ж нас буде шанувати, хто буде нас поважати? Кому ми в цiй державi будемо потрiбнi? Ми маємо некультурну владу i ходимо до неї постiйно на уклiн. Згадаймо, що Народний Рух розпочали письменники, що в нашiй спiлцi народились Товариство української мови i Демократична партiя... Влада повинна поважати нас". В зале все зашевелились. Когда начали выдвигать кандидатуры на председателя, выдвинули и мою.
Те, кто хотел видеть Драча председателем, допустили большую ошибку. В тот день у него был день рождения - 65-летие. И его уже на съезде начали поздравлять, вручать огромные букеты цветов, дорогие подарки, картины. А в зале сидели писатели, по нынешним временам бедные как церковные мыши. Все это вызвало у них такой протест и сыграло против него.
Через час в Доме кино состоялся творческий вечер, посвященный юбилею Ивана Драча. Я пришел поздравить его уже как председатель Союза писателей. Мы с ним обнялись, я подарил ему рушник. У меня с ним абсолютно нормальные отношения.
- Чем вы не угодили Президенту Леониду Кучме и его команде?
- Неугодным я стал после того, как появились мои открытые письма к Кучме с требованием подать в отставку, поскольку он так и не стал лидером нации. "Это единственное, что вы можете сделать для украинского народа", - писал я. Эти обращения выходили массовыми листовками во время избирательной кампании.
И тогда началась война против Союза писателей. Власть пошла на авантюру. Была дана команда собрать по областям писателей, которые провели бы внеочередной съезд и выбрали другого председателя. Удалось уговорить 60-70 человек, чьи имена читателю вряд ли известны. В Киеве на вокзале их ждали "мерседесы" с номерами Администрации Президента. Этот так называемый съезд состоялся в Пуще-Озерной, в президентском санатории, председателем была избрана 66-летняя Наталья Околитенко. Уже вечером она давала интервью по всем каналам телевидения. Это, конечно, взорвало писателей.
А ночью переодетые милиционеры стали штурмовать здание Союза писателей. Телефоны отключили. Спасло то, что на какой-то момент связь восстановили, чтобы отрапортовать Леониду Кучме об успешном завершении операции и о том, что кабинет для вселения Натальи Околитенко готов. Мои люди тут же мне позвонили: "Приезжайте!".
Я вскочил в машину, по пути успел связаться с депутатами Давидом Жвания, Владимиром Стретовичем, Владимиром Филенко, Виталием Цехмистренко. Через полчаса все мы были возле Союза писателей. Нам удалось выдворить оттуда захватчиков. Но если бы не депутаты, никто бы ничего не смог сделать.
Не буду говорить о судах, которые по звонкам свыше утверждали законность якобы съезда, а по сути собрания кучки случайных людей, которых никто не делегировал и не регистрировал. Это долгая история. Нам ничего другого не оставалось, как провести свой съезд, пригласив на него всех писателей Украины.
- Сколько всего писателей состоит на учете?
- У нас на учете сегодня 1600 писателей, которые живут в Украине. Еще есть такие, которые живут за границей. Но они не имеют права голоса. С ректором Политехнического института мы договорились о помещении для проведения съезда, он подписал резолюцию. Большой актовый зал должен был вместить всех, там съезд Руха проходил. Я уплатил 10 тысяч гривен, квитанция была у меня на руках.
Но за день до начала съезда договоренность с нами вдруг расторгают. Пытаюсь дозвониться до ректора, он спрятался. Наконец какой-то проректор говорит: "Здесь будет проходить другое мероприятие, а деньги свои заберите".
И тогда мы принимаем решение: будем проводить съезд на улице, прямо перед Союзом писателей. Продумываем все до мелочей. Регистрируем каждого делегата, записываем номер его писательского билета. Он ставит подпись, что приехал. Вручаем ему мандат. Чтобы никто нас не упрекнул в каком-то нарушении.
Приходят Павло Загребельный, Анатолий Димаров, Юрий Мушкетик, Дмитро Павлычко, Иван Драч, Иван Дзюба, Валерий Шевчук, Павло Мовчан. Собралась вся литературная элита, даже ныне уже покойный Микола Винграновский был... Вы можете себе представить, что приехало из 1600 человек 998! Это было начало Майдана, если хотите. Такого единства среди писателей я еще не встречал. Я знаю нашего брата, мы же все эгоисты, каждый верит, что он гений. Но тут всех достало, и люди объединились.
Все произошло прямо на Банковой, за 100 метров от кучмовского гнезда. Это было потрясающе. Просто фантастика! Холодно, за два часа стояния на улице все замерзли. Но на фотографиях запечатлены эти лица...
- Провокации были?
- Нет. Не посмели. Съезд проголосовал за доверие существующему руководству и председателю. Составили протокол, записали аудио- и киностенограммы. Документы послали в Министерство юстиции.
Был выходной день, по Крещатику не ездил транспорт. И мы прошли по нему пешком к памятнику Шевченко. Там еще несколько человек выступили, и только после этого все разъехались. Это была колоссальнейшая победа! Мы переломили ситуацию.
- То, за что вы столько лет боролись, наконец-то свершилось? Вы удовлетворены действиями новой власти?
- Я хочу сказать, что мы, те, кто шел вместе с Виктором Ющенко в избирательной кампании, члены его фракции, сегодня не умиляемся новой власти и не аплодируем ей. Она делает ошибки, особенно в кадровой политике. Я каждую неделю получаю 400-500 писем и могу судить об этом.
Мне позвонили и рассказали о моем бывшем помощнике, прекрасном парне, молодом учителе, который в результате "помаранчевої революцiї" стал первым заместителем председателя районной госадминистрации. Первое, что он сделал, - пригнал экскаваторы и роет пруд возле своего дома. Мы не можем об этом молчать. Или еще сигнал - председатели творческих союзов, Герои Украины четвертый месяц не могут попасть к Ющенко на прием. Это ненормально.
Мы все из "Нашей Украины" несем моральную ответственность за то, что делает новая власть. Ведь Виктора Ющенко не просто избрали Президентом - его Майдан, о котором мы столько сегодня говорили, внес на руках и посадил на украинский престол. Ответственность его в 100 раз больше!
У нас сегодня нет нормальной цивилизованной оппозиции. Есть круг людей, которым надо защищаться от правоохранительных органов, спасать своих друзей или подельников. Был такой премьер-министр Великобритании Дизраэли, он избирался четыре раза и шутил по этому поводу: "Я опять взобрался на намыленный столб". Ему принадлежит мудрейшая фраза: "Беда той власти, у которой нет мощной оппозиции".
К большому сожалению, внутри нашей фракции, среди наших единомышленников, кто-то должен выполнять эту роль. Я говорю об этом впервые. Мы должны играть роль демократической оппозиции. Потому что другой сегодня нет.
Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter