Художник Никас САФРОНОВ: «Король Брунея расплатился со мной машиной «феррари» за полмиллиона долларов»

Модный российский художник-авангардист Никас Сафронов до сих пор прозябал бы в безвестности и нищете, если бы ровно 20 лет назад не нашел свою золотую жилу. Отложив в сторону холсты с цветочками и эротикой, которыми до этого промышлял, он подался в портретисты, и оказалось, что рисовать президентов, политиков и олигархов даже приятнее, чем четырехглазых и четырехгрудых голых женщин. Во-первых, потрафить сановному вкусу гораздо легче, чем запросам каких-нибудь высоколобых искусствоведов, а во-вторых, VIP-персоны очень даже кредитоспособны. Собственно, писать портреты сильных мира сего во все века было делом выгодным. В СССР, например, членов Союза художников кормила оплачиваемая по особо щедрым расценкам лениниана, однако едва ли не первым среди живописцев Никас сообразил, что благодаря перестройке число вождей на несколько порядков возросло, а тела их стали доступнее. Вместо посмертной маски Ленина, которую держали в мастерских маститые коллеги, продвинутый Сафронов поставил на самом видном месте череп собственной бабушки — симпатичный такой, с четырьмя сохранившимися зубами. Интересующимся клиентам объяснял, что забрал его прямиком с литовского кладбища, которое заливало водой, — жаль только, родные кости пришлось там оставить... Впрочем, изголодавшийся в коммунистические времена народ жаждал не так костей, как мяса, и Никас охотно пошел ему навстречу. Художник очень гордится тем, что, будучи арт-директором журнала «Пентхауз», уломал Илью Глазунова сфотографироваться на его обложку с полуобнаженными моделями, а сам, отбросив предрассудки и ложный стыд, позировал с актрисой Еленой Кореневой для газеты «СПИД-инфо» голышом. Еще и приговаривал: «Зачем качаться, если не показывать себя во всей красе?». 50-летний Сафронов не комплексует, когда его называют гением заказухи, королем кича, доморощенным Дали или плейбоем, — зато в тусовке он нарасхват. Кому-то полотна Никаса напоминают его же любимое блюдо — манную кашу с коньяком? Происки конкурентов! Они просто завидуют удачливому коллеге, который не только обслуживает VIРов, но и удовлетворяет культурные запросы рядовых граждан, размещая картины на московских биллбордах и в интернете. Платите 10 тысяч баксов — и шедевры украсят вашу унылую жизнь. Глядя на этого светского льва, кто поверит, что до девяти лет он жил в бараке и, будучи пятым ребенком в семье, донашивал обноски братьев? Сегодня Сафронов владеет шикарными апартаментами в Москве и маленьким замком в Шотландии, носит звание академика (при том, что даже высшего образования не получил) и титул князя, присвоенный ему за особые заслуги перед Отечеством. Художник не скрывает, что головокружительным взлетом обязан не столько своему таланту, сколько блистательному пиару — не случайно его книга «Академия скандала и успеха» начинается фразой: «Я никому не отказывал в интервью»... Хмурые люди с тусклым воображением бурчат: «Он говорит, что ему позировали Мадонна и Хулио Иглесиас, что король Хуан Карлос уговаривал его перебраться в Испанию, а Эрмитаж купил у него три картины и теперь на очереди Лувр»... Сафронов лукаво улыбается: «Говорите и вы!»...

«НИКТО ИЗ ВЕЛИКИХ ХУДОЖНИКОВ С ХЛЕБА НА ВОДУ НЕ ПЕРЕБИВАЛСЯ»

— Никас, мы столько лет знакомы, а вот так сесть и поговорить по душам как-то не удавалось...

— Ну так тебе же все время некогда!

— Говорят, чтобы вдохновенно творить, настоящий художник должен быть — по определению! — беден. Вы с этим согласны?

— Нисколько: художник, на мой взгляд, должен быть непременно богат. Недавно по телевизору увидел сюжет о живописце, который решил три дня не есть (смеется). К концу второго дня он одумался, а когда, наконец, наелся, сказал: «Все-таки у мольберта лучше стоять сытым». Впрочем, это примитивный пример... На самом же деле, есть мастер должен немного, но при этом быть обеспеченным, чтобы никто ему свои правила не навязывал. Нельзя творить под давлением!

У меня, например, в армии все буквально валилось из рук: я, человек с фотографической памятью, ничего не запоминал, располнел... До призыва весил 65 килограммов и подтягивался раз 50, а после болтался на турнике, как сосиска, — ни разу не мог подтянуться плюс 20 лишних кило набрал.

— Где это вы так хорошо устроились?

— В ракетных войсках, среди интеллигенции — был телефонистом...

Возвращаясь к художникам... Возьмем группу «АВВА», Майкла Джексона, Мадонну — эти люди очень много репетируют, работают в поте лица, и им совершенно не мешает то, что у них есть свои острова, замки, дворцы.

Большинство знаменитых живописцев были богатыми, вот только их бесталанным коллегам неудобно это признать, поэтому они начинают придумывать всякие истории... Писатель говорит: «Я пишу в стол» — типа для себя, для друзей, и иллюстратор ему вторит: «Рисую, дескать, кое-какие картинки, но показывать их не хочу». Глупости! Такой человек либо лукавит, либо он сумасшедший, которому в палате № 6 место.

Михаил Горбачев, Никас, покойные Георгий Жженов и Евгений Матвеев

— Итак, гений не может быть бедным!

— Ну как — исторические примеры, конечно, имеются... Все почему-то ссылаются на Ван Гога, хотя он получал достаточно, чтобы быть, как сейчас говорят, упакованным. Брат Теодор давал ему столько, что хватило бы на безбедную жизнь, просто художник моментально спускал все с друзьями: на абсент тратил или на девушек легкого поведения, поэтому приходилось ограничивать его в средствах...

На самом деле, разве что Модильяни жил впроголодь, а так никто из великих с хлеба на воду не перебивался — ни Веласкес, ни Гойя, ни Рафаэль... Да, бедным, несчастным умер Рембрандт, но случилось так лишь потому, что последние деньги вложил в тюльпаны (одна луковица стоила тогда целое состояние) и к тому же глаз в конце жизни был уже, конечно, не тот — ослеп. Тем не менее до того, как художник разорился и его выгнали из собственного дома, он был одним из самых зажиточных людей в Амстердаме.

Все, от Рубенса до Микеланджело, были очень богатыми, а отговорку, что художник должен быть нищим, придумали несчастные люди, не умеющие рисовать. Это у них такая зацепка...

— ...чтобы оправдать свою бесталанность?

— Бездарность! Заметь, я не говорю сейчас о театре: актер может выходить на сцену голодным, даже больным и при этом играть бесподобно, однако художник все-таки должен быть обеспеченным...

— Вы пишете портреты самых выдающихся людей современности, лидеров наций, нефтяных и газовых королей... Сколько могут такие полотна стоить? Какую сумму сильные мира сего в состоянии за работу вашей кисти выложить и какой самый большой гонорар вы получали?

— Ну, скажем, король Брунея (один из самых богатых людей планеты. — Д. Г.) заплатил мне машиной «феррари», которая оценивалась приблизительно в полмиллиона долларов, а вообще, я лишь беру у вечности чуточку своих денег. Если бы даже потребовал за каждую работу полмиллиона, это все равно копейки по сравнению с тем, сколько они будут стоить в будущем. Может быть, я обольщаюсь, но Леонардо да Винчи свою «Джоконду» некогда просто подарил французскому королю Франциску I, а сегодня эта картина застрахована на полтора миллиарда «зеленых».

Сколько я беру за работу? По-разному, но ты свидетель, что на людях, мне симпатичных, разжиться отнюдь не пытаюсь. Однажды ко мне пришел человек и купил какой-то пейзаж за 10 тысяч у. е. «Давайте, — сказал из вежливости, — провожу вас до машины». Он смутился: «Вы знаете, я на метро». Вообще-то, на метро мои клиенты не ездят, но он объяснил: «Восемь лет я копил деньги — отказывал себе в отдыхе, в путешествиях, даже порою в еде, чтобы купить вашу картину»... Разумеется, я вернул ему половину и отправил домой со своим водителем.

...Все зависит от ситуации. Сегодня, например, я способен на экстравагантный поступок. Предположим, мне предлагают за холст 50 тысяч, а я хочу 70, и в цене мы не сходимся, — завтра могу подарить эту картину тому, кто мне просто понравится.

«ТО ГОРБАЧЕВ ПРИДЕТ КО МНЕ В ГОСТИ, ТО Я ЧТО-ТО ЕМУ ПРИНЕСУ»

— А вы заметили закономерность: чем больше подарите, тем больше придет?

— Да (улыбается), существует, я знаю, теория, согласно которой, если где-то в Австралии сломали куст, в Лондоне обязательно упадет шкаф. Все в мире взаимосвязано, и действительно, чем больше даришь, тем больше потом получаешь.

Всю жизнь я молюсь православному Богу, а еще — своему ангелу-хранителю, который у каждого есть. Человек может быть и воришкой, и хулиганом, но ангел-хранитель не оставляет его ни на секунду: оберегает, поддерживает, подсказывает, что надо в сложной ситуации предпринять...

Мой ангел советует мне делиться с бедными, сиротами, с беспризорными кошками и собаками. Для меня не важно, кто нуждается в помощи: снежный барс или человек — во всех мероприятиях, связанных с благотворительностью, я участвую. У меня так заведено: когда начинаю работу и после того, как заканчиваю, неизменно читаю молитву и часть денег обязательно отдаю. Если по какой-либо причине это не происходит, что-то вдруг нарушается, прекращает идти как надо...

С Наиной и Борисом Ельциными

— Ни об одном из современных художников столько, сколько о Никасе Сафронове, не написано — ваше имя в буквальном смысле слова овеяно легендами, и подчас даже трудно определить, где реальность, а где миф... Это, кстати, правда, что ваш взлет начался со знакомства и дружбы с Михаилом Горбачевым?

— Нет, с Михаилом Сергеевичем я познакомился, когда он уже покинул пост президента СССР, и у меня с ним сугубо личные отношения: то он придет ко мне в гости, то я что-то ему принесу. Нет, никто мне не помогал.

...Когда-то я приезжал в Киев на концерт девочки Ассоль, в которую ее папа вкладывал огромные деньги. Витя Мережко тогда сценарий писал, чтобы она в фильме снималась, я начал ее портрет рисовать, но сколько ни бросай в эту топку, ничего не произойдет, если у тебя нет таланта. Никакие не помогут знакомства, и деньги, и связи — ты сам должен чувствовать, что и в какой момент надо сделать, тебя просто несет.

Помнишь, когда человек-амфибия с прилавка берет рыбу и раздает бедным: мол, в море ее на всех хватит, — лоточник громко зовет полицию. Ихтиандр удивленно спрашивает: «Что тебе надо? Деньги?» — и протягивает пачку купюр: «Этого хватит?». Торговец хватает их и убегает, злобно бросив ему: «Сумасшедший миллионер!». Я это к чему? Художник обывательской системы ценностей может и не понимать. Дали однажды пришел в магазин и протянул продавцу 100 долларов: «Вон ту булочку за эти деньги можно купить или надо добавить?». Он, правда, знал, что каждый мазок у него — золотой. У меня то же самое: я не всегда в курсе, что сколько стоит...

— ...тем не менее булочки за 100 долларов, надеюсь, не покупаете?

— Дим, когда голоден, можно и тысячу выложить.

— Как, интересно, происходит работа над портретами разных вождей — они вам позируют или вы наблюдаете за ними исключительно на официальных мероприятиях? Что они при этом говорят, как себя ведут, могут ли взбрыкнуть, если чем-нибудь недовольны?

— Обычно чем люди выше по статусу, тем проще в общении... Себя я сравнил бы с врачом, которому необходимо полное доверие пациента, — иначе историю болезни узнать невозможно. Когда рисую модель, не просто с ней разговариваю, а пытаюсь ухватить нюансы, тонкости поведения — мне важно, чтобы человек двигался, говорил, работал... Нередко, когда делаю наброски, клиент меня даже не замечает, а потом, когда их показываю, испытывает потрясение: как это так вышло — ведь я не позировал?..

Многие почему-то художника путают с фотографом, который нацелил на них камеру, и нужно ждать, когда он нажмет, наконец, затвор. Творческие натуры, те же актеры, порой не хотят, не могут позировать, но это как раз мне ни к чему. Желательны три сеанса — это в среднем...

— А сколько длится сеанс?

— Час-полтора-два — в зависимости от должности человека, а вообще, чем меньше у меня времени, тем сильнее я концентрирую внимание. Месяц, скажем, пишу, затем показываю работу, и если у заказчика нет замечаний, заканчиваю: лессирую, покрываю лаком, подписываю. В случае, если пожелания возникают, могу изменить фон, подсветлить или затенить костюм... С лицом, правда, редко бывает, чтобы не угадал...

«БИН ЛАДЕНА ВЫСТАВИЛ БЫ ЗА ДВЕРЬ И СКАЗАЛ БЫ ЕМУ: «НЕГОДЯЙ, ЗАБЕРИ СВОИ НЕСЧАСТНЫЕ МИЛЛИОНЫ!»

— Возможна ли ситуация, что, начиная рисовать, априори вы о клиенте хорошего мнения, а потом как бы отрезвление наступает?

— Обычно нет — заранее я своего героя люблю, испытываю к нему симпатию, к тому же этот человек платит мне деньги, ценит мой труд... Иногда меня спрашивают: «Вы можете отказаться писать портрет, если заказчик такой-сякой?». Конечно, если Усама бин Ладен придет, выставлю его за дверь: «Негодяй, забери свои несчастные миллионы!», но на самом деле это лукавство. Я профессионал, поэтому взял бы заказ и у него — изобразил бы, наверное, психологически...

Веласкес очень любил деньги, но как художник неправду писать не мог. Взять хотя бы его портрет Папы Римского — о-о-о! Иннокентий Х заплатил за это полотно огромные деньги, но при жизни никогда его не показывал и после своей смерти просил еще 100 лет не выставлять. Понимаешь, он хотел быть отмеченным именно кистью Веласкеса, хотя и знал, что тот напишет его язвительным, жестоким, коварным. Только великий художник дал ему шанс остаться в истории, пусть и с таким лицом...

— Когда вы рисовали Путина, Кучму, Алиева и других президентов, мандража не было, рука не дрожала?

— Нисколько — они так доверительно со мной общались... Кучма, например, позировал по просьбе Виктора Степановича Черномырдина, тогда только вступившего в должность посла. К вашему президенту я приехал на госдачу, недалеко от Фороса. Леонид Данилович встретил меня в шортах, весь загорелый... «Можно приступать?» — спрашиваю. Он кивнул: «Давай, только недолго. И чтобы никаких камер»... Кажется, кто-то уже пытался...

Что интересно, в Крым я летел в самолете с прекрасным артистом (украинцем, замечу) Алексеем Петренко. Ко дню рождения ему презентовали несколько ящиков подарочной водки с его лицом на этикетке, и одну он вручил мне: «Передай Президенту». Я так и сделал. «Леонид Данилович, — спрашиваю, — можно я вас с этой бутылкой сниму?». Он аж в лице изменился: «Ни в коем случае — меня все и так уже задолбали».

Мы пили чай, разговаривали, потом, сидя в кабинете, он ковырялся в бумагах и с кем-то беседовал по телефону, а я делал наброски. Тут не важно, загорел-недозагорел: все равно писать его следовало в костюме, — но я изучил предмет, знал, что он восстановил церковь, и создал соответствующий образ. Кучма остался доволен.

— Какова последующая судьба этого портрета?

И Путин такой молодой... И Сафронов тоже ничего...

— Скорее всего, он у Леонида Даниловича дома — где-нибудь в гостиной или кабинете. Отблагодарил он меня, прислав какой-то подарок, — в общем (смеется), замял тему...

— А что за конфликт вышел у вас с всесильным Пал Палычем Бородиным — бывшим управляющим делами президента России?

— Какой конфликт — с ним у меня даже трений малейших не было... Бородин заказал мне портрет — я написал, потом попросил нарисовать президента — тогда еще Ельцина. Правда, позировал Борис Николаевич от силы минут 10-15 — куда-то спешил. Я сделал легкий набросок, и на этом дело застопорилось...

— А мне рассказывали, якобы вы поругались, потому что Бородин за готовую работу не рассчитался...

— Ну нет, с Пал Палыча я никогда денег не брал, даже и в мыслях такого не было... Финансовые недоразумения, скорее, с Черномырдиным возникали — из-за портрета Кучмы. Виктор Степанович действительно не рассчитался: он просто хотел, чтобы мне заплатили больше. Сказал, чтобы я написал письмо председателю правления «Газпрома» Миллеру, но я отправил одно, второе — никакой реакции. Мне тогда церковь святой Анны нужно было достроить, которую заложил в память о маме, а он все тянул... В конце концов по поручению Кучмы со мной расплатился Сергей Борисович Тулуб — тогда президент «Энергоатома», а нынче министр угольной промышленности. Видишь, все так или иначе рассчитываются...

— Очень богатые люди часто оказываются на редкость скупыми. Бывает, что они заказывают вам портреты, а заплатить потом «забывают»?

— Ну конечно! Среди моих постоянных клиентов есть человек, состояние которого составляет примерно 13,5 миллиарда долларов. Он вообще-то странный немножко: ездит на «вольво», за которую даже в России больше двух-трех тысяч никто не даст, но бриллиант у него за миллион 200 тысяч, кольцо и часы за полмиллиона. При этом я оцениваю приглянувшуюся ему работу, допустим, в 50 тысяч долларов. Он говорит: «20». Я уступаю: «Нет, 40». Он в ответ: «28»... и наконец решается: «Ну ладно, давай за 28300».

На днях послал ему свой роскошный альбом, который недавно выпустил (я тебе такой в Москве подарил)... 150 долларов заплатил за курьерскую почту, а еще 20 надо было уже на месте внести, и представь себе, он наотрез отказался. Мне позвонили, спрашивают: «Что делать? Везти ваш презент назад?». Ну и вопрос: это обошлось бы уже в 300 долларов, то есть потерял бы еще больше. «Не беспокойтесь, — сказал, — я за него заплачу».

Н-да, удивительные бывают люди, причем не всегда поймешь, что за тараканы у них в голове. В общей сложности этот человек купил у меня картин больше чем на миллион, но ни разу не предоставил номер в своей гостинице бесплатно. Ужином за свой счет еще мог накормить...

— ...скромным...

— ...да, но за проживание я платил всегда сам. При этом он лично советовал мне, какие апартаменты выбрать: люкс или королевские, стоимостью в две-три тысячи долларов за сутки. Когда наступал час оплаты, я намекал персоналу: «Может быть, он профинансирует?». — «Нет, — отвечали они, — ни в коем случае»: мол, заработали на нем — теперь раскошеливайтесь...

Как-то, помню, летел из Киева с одним российским министром... Сидели мы рядом, в первом классе. Когда приземлились, у трапа его встретила машина с мигалками, а я скромно пошел в автобус, но он следом за мной туда заглянул, пожал на прощание руку. Года через три приходят ко мне люди и с порога: «Вы знаете, мы только что от вашего близкого друга». — «От кого?» — переспрашиваю, и они называют фамилию этого министра. «Да нет, — отпираюсь, — я не очень-то хорошо его знаю». — «А он рассказывал, что каждую неделю вы у него обедаете, ужинаете». Я только плечами пожал: «Ну и слава Богу, что министр так говорит, — иногда, выходит, и ко мне присусендиваются»...

«СТОЮ, БЕСЕДУЮ С ПУТИНЫМ, А МИМО ИДЕТ БУШ. УВИДЕЛ МЕНЯ — ОБРАДОВАЛСЯ...»

— Ничего удивительного: министр сегодня есть, а завтра сняли и навсегда забыли, а Сафронов остается Сафроновым...

— Наверное, да: времена меняются, а искусство все-таки вечно. Правда, замечу: именно живопись. Даже замечательные голоса, к сожалению, с годами теряют звучание. Еще вчера, слушая своего кумира, поклонники сходили с ума, готовы были отдать все, а сегодня его место занял уже следующий. Из истории мы знаем, конечно, что когда-то виртуозно играли Паганини и Моцарт, но от них только ноты остались...

Никас Сафронов американскому президенту: «Джордж, третьим буш?»

— ...и легенды...

— ...а вот живопись — самое долговечное из искусств, хотя пробиться с ней очень сложно, практически невозможно... К счастью, я уже состоялся, на этом рынке давно, а тем, кто только начинает этот путь, не позавидуешь. Помню, когда я еще был студентом, мой однокурсник так замечательно рисовал детали... Изобразит, скажем, здание и где-нибудь паутинку «повесит». Я думал: «Вот бы и мне так научиться!», считал его намного талантливее. Прошло лет 15: однажды меня окликнул человек, подметавший двор, и я с ужасом узнал в нем своего однокашника. Он спился, не выдержал...

Даже если в какую-то обойму и попадаешь, это еще далеко не все. Да, тебя начинают показывать, у тебя берут интервью, но в год художник может написать картин 10-15, не больше: их покажут, а дальше что? Реклама — вещь жестокая. Человека начинают узнавать на улице, если его раз шесть за месяц увидели в журнале или по телевизору, но даже Майкла Джексона забывают, если полгода он нигде не появляется.

— Я видел фото, где вы увековечены между двух президентов: слева Буш, справа Путин. Какова, любопытно, история этого снимка?

— С Бушем я познакомился еще раньше, в США, на благотворительном аукционе против наркотиков, который устраивал Чак Норрис (один мой приятель-американец русского происхождения предложил в нем поучаствовать). Буш тогда только-только стал президентом — мы посидели (переводчиком был наш консул), я сделал карандашные наброски с него и его жены Лоры, которые потом им подарил. В общем, спустя года три-четыре он приехал в Россию.

В Мариинский театр в Санкт-Петербурге, где в тот вечер давали шемякинский «Щелкунчик», меня взял с собой Виктор Степанович Черномырдин. Стою, беседую с Путиным...

— ...так вы и с ним были знакомы?

— Да, я уже рисовал Владимира Владимировича года за два до этого, и портрет был готов... Короче говоря, общаемся мы, а мимо идет Буш. Увидел меня, обрадовался. «Лора, Лора! — обернулся к жене. — Это же Никас». Путин меня спрашивает: «А вы что, знакомы?». — «Давно, еще по Америке», — отвечаю. Слово за слово... «Владимир Владимирович, — вырвалось вдруг, — у меня в машине картина, и я хотел бы вам ее подарить». Он улыбнулся: «Давай ее Бушу подарим». (Так мы и сделали, причем гость остался очень доволен — потом даже письмо благодарственное прислал).

Я же тем временем прикидываю, как бы с ними сфотографироваться. Путина спрашиваю: «Можно с вами обоими сняться?». Он: «А почему нет? Джордж, ты согласен?». Тот засмеялся: «Конечно, конечно». Тут я совсем осмелел: «Не возражаете, если я мыльницей своей щелкну?». Путину, однако, эта затея не очень понравилась: «Зачем? Снимки тебе Громов даст».

— Громов — это его лейб-фотограф?

— Нет, человек в свите, который отвечает за прессу. Я продолжаю наглеть дальше: «Судя по отзывам Громов никогда никому ничего не дает». — «Никас, ты что, президенту не веришь?». — «Верю, Владимир Владимирович, но можно я все-таки подстрахуюсь?». Он кивнул: «Ну давай» — и вместе с Бушем меня обнял. Пока я соображал, кому бы отдать фотоаппарат, американский президент подозвал какого-то негра: «На, сними нас». Тот сделал несколько кадров...

«И все-таки я подстраховался, — хвастаюсь Виктору Степановичу, — нас сфотографировал моей мыльницей то ли охранник Буша, то ли его помощник». Черномырдин расхохотался: «Ты что — это же госсекретарь США Колин Пауэлл!». Немая сцена...

Разумеется, от пресс-службы Путина я фотографию так и не получил — у них там свои нюансы. Вообще, удивительная вещь! Если ты — Никас, известный человек! — кому-нибудь из российских высокопоставленных чиновников подарок делаешь, ни ответа не получаешь, ни привета, ни даже звонка — ничего! Как будто так и положено. Отправляешь что-то английской королеве, которая или тебя не знает, или слышала, видела, кто-то знакомил нас, но она, как ты думаешь, об этом не помнит — моментально письмо с гербовой печатью, неформальный ответ: мол, прочитала перед сном вашу книгу, посмотрела альбом, получила незабываемое удовольствие, спасибо...

Тот же Буш все время присылает благодарственные письма. Он же Джордж — то есть Георгий, вот я и отправил ему икону Георгия Победоносца (с тех пор, как изучал в Загорске иконопись, пишу их иногда для подарков)... Он написал: «Мы с Лорой повесили ваше произведение в спальне и им теперь наслаждаемся». Ты понимаешь? Америка — огромная страна, президент там — одна из самых знаковых, великих фигур, а вот ведь — нормальные люди...

Буш, говорят, такой из себя ковбой, крестьянин, тем не менее не забывает ответить художнику из другой страны, и письма его такие душевные. Наши не утрудят себя никогда...

— Все принимают как должное...

— Хотя при встрече раскланиваются: «Спасибо, получил два года назад картину». Но где же ты эти два года был? Не обязательно мне звонить — хотя бы открытку отправь!

«ИЗ КРЕМЛЯ МЕНЯ УСПОКОИЛИ: «МЫ СВОИХ НЕ БРОСАЕМ»

— Не сомневаюсь, что с российской властью отношения у вас самые что ни на есть отличные — и она от вас без ума, и вы, очевидно, отвечаете ей тем же. Я, например, испытал очень сложные чувства, когда увидел вашу подпись под коллективным письмом, где говорится, что Ходорковский не является узником совести и пострадал лишь из-за злоупотреблений в бизнесе... С чистой совестью это письмо подмахнули или вам не хотелось оставлять под ним свой автограф?

— (Пауза). Сейчас скажу... Тема эта достаточно щекотливая, и я предпочел бы ее обойти, но... Понимаешь, звонит мне губернатор Ульяновской области...

— Ага, вы же из Ульяновска родом...

— Ну да! «Никас, — предупреждает, — к тебе должны прийти из Кремля». «Здорово, — думаю, — наконец-то, народного хотят дать: мол, заслужил»... Опять же 50-летие на носу...

Человек, который ко мне пожаловал, начал издалека: «Вы знаете, мы тут подписи под обращением собираем». — «А в чем дело?» — спрашиваю. «Ну, вы вообще как думаете: нужно налоги платить или нет?». — «Конечно, — говорю, — это святой долг каждого гражданина». — «Так вы можете подписать?». — «Я-то могу, — отвечаю, но неужели вы приехали аж из Кремля ради моего автографа под такой цидулкой?». (Я же понимаю — тут какой-то подвох).

Тот тык-мык: «В общем-то, все с Ходорковским связано — он налоги ведь не платил». Я плечами пожал: «Это его проблемы, но раньше я в таких акциях не участвовал — клянусь вам! — и впредь не хочу». Гонец погрустнел: «Что — так и доложить?». Я чуть опешил: «Надо подумать»...

— Потом вам, очевидно, сказали: «Смотрите, и этот уже подписал, и этот — а вы что, хуже?»...

— (Пауза). Я просто убедил себя, что, если действительно «за царя и Отечество», то должен свою подпись поставить. Я выбирал Путина, хотя и понимал, что проблемы будут. В общем, взял ручку, написал: «Налоги должен платить каждый гражданин» — и расписался под этим. Конечно, в итоге все это убрали, и пошла моя строка в общей песне.

— Хорошо еще, что не было в этой песне старых слов о главном: «Расстрелять, как бешеную собаку!»...

— Ты знаешь, у меня ведь потом неприятности были — сорвалось несколько серьезных проектов. Постепенно, правда, все улеглось...

— Кто же вам эти проблемы создал?

— Люди, которые поддерживали Ходорковского. Я даже в Кремль пожаловался: «Ребята, что происходит? Я тут власть, можно сказать, поддержал, а теперь такая канитель началась. Меня успокоили: «Мы своих не бросаем». В общем, бросили — не бросили... Никаких дивидендов или какой-либо компенсации я так и не получил, но ни о чем не жалею. Все улеглось и на моем имени не отразилось — я же не веники, в конце концов, вяжу...

У каждого из нас есть какой-то момент выбора, когда нужно определиться, за кого ты. Я выбрал линию президента, за которого дважды голосовал. А что делать?

— В российской прессе трех самых успешных художников страны: Глазунова, Шилова и вас — называют «тремя богатырями». Какие у вас отношения, не исходят ли они желчью по поводу ваших успехов и вашего присутствия буквально везде и всюду и что вообще при встречах вам говорят?

— С Шиловым мы живем на одной улице и встречаемся всегда замечательно. Сразу распахиваются объятия: «О Никас! Приветствую тебя...

— ...ты гений», да?

— Ну, что-то в этом роде, хотя, когда я еще не был известен, общение было теплее. Глазунов в 88-м году написал обо мне хвалебный текст: мол, одаренный, талантливый, тыры-пыры — он об этом всегда помнит и мне при случае напоминает...

В глаза, одним словом, божья роса, а за глаза, и это не секрет, — подводные течения и особые мнения. Шу-шу-шу — шепчутся: «А вы знаете?..». Иногда художники, которые кого-либо из коллег не любят, разносные статьи заказывают, даже за деньги, но поскольку все мы — люди известные и каждый имеет возможность дать интервью и завалить другого по полной программе, друг о друге плохо не говорим. Я вообще злобы к окружающим не испытываю и никогда никого не ругаю. Не потому, что не вижу чужой бездарности или плохих черт — просто опускаться до обывательского уровня не желаю.

Много лет назад у меня что-то с машиной стряслось, и я вызвал такси. Таксист оказался разговорчивым малым: «Вот Валентин Гафт, — говорит, — хороший актер, но алкоголик». Я удивился: «Позвольте, с чего вы взяли?». — «Да видел, как он пьяный из ресторана вышел». Дима, я очень тесно дружил с Валей Гафтом и знаю, что он не пьет — разве что пиво может себе позволить, не больше... Я еще подумал тогда, как мало нужно, чтобы завалить человека, подумать о нем плохо.

Повторяю: обычно я своих коллег не браню — у каждого, считаю, своя стезя. Она и так сложная и неблагодарная, и я могу только им посочувствовать.

Если вы нашли ошибку в тексте, выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter